Избавь, господь, от такой победы

...ТРОЕ вышли из машины. Настороженно оглядыва­ясь, они заторопились к трехэтажному зданию. Впереди шес­твовал отец Евгений, бывший коммунист, бывший профорг, бывший педагог, назначенный на вакантную должность рек­тора несуществующей пока Кирилло-Марьинской церкви.

За ним, важно надувая щеки, без нагана, но с мандатом в кармане подбирал шаг А. Зайков - председатель депутатс­кой комиссии по науке, образованию и религии Самарского горсовета.

Третьим был О. Будников - сотрудник городской адми­нистрации по работе с общественными организациями. Им было волнительно: казаки запаздывали, милиция отказалась обеспечивать их охрану, а противник мог появиться в любую минуту. Что тогда будет - одному Богу известно.

Тем более какая-то женщина (зав. Октябрьским роно Т. А. Мацкевич), вся в черном (плохой знак), не давала им покоя: «Что вы делаете? Подумайте!».

Думать было и некогда, и непривычно. Поэтому, пере­крестившись вслед за о. Евгением, все вошли в дом. Вошли творить неправедное дело, выселять ребятишек Октябрьского района из Дома детского творчества. Суть дела хорошо извес­тна самарским жителям.

НА УЛИЦЕ Свердлова, 2, находится Центр детского творчества Октябрьского района, где в 35 бесплатных круж­ках занимается 2.000 ребятишек со всего района, становясь умелыми, сильными, умными, ловкими, развивая под руко­водством хороших педагогов заложенные Богом способности.

Раньше там была обычная советская школа. А еще рань­ше - до 1917 года - образцовая двухклассная церковноприходская школа. И вот теперь, в соответствии с известным Указом Б. Н. Ельцина, Самарское епархиальное управление требует вернуть себе злополучное здание. Малый Совет Самар­ского городского Совета поддержал это требование. Но, как и следовало ожидать, тысячи граждан Самары - молодых и ста­рых, верующих и атеистов, встали на защиту детей. И это естественно. Это в традициях, в крови нашего народа: в самой тяжелой, кризисной ситуации думать о своих детях.

Спасем их - спасем будущее! В горькие годы голода, войн берегли ребятишек. Это нормальная реакция нормально­го человека, нормального народа. Поэтому решение самарских депутатов вызвало столь единодушное возмущение горожан, вышедших на пикетирование, на охрану Дома детей.

Тем более, что все понимают, что нельзя бежать впереди поезда, нельзя быть католиком больше, чем папа, - Борис Николаевич Ельцин ни в одном из своих указов, ни в одном из своих выступлений не говорил о том, что какой-либо во­прос можно решать за счет детей. Никто не сомневается в том, что Богу - Богово, а кесарю - кесарево. Церковь нельзя ни в чем ущемлять. Она должна получить все, что по праву принадлежит ей. Но, повторюсь, не за счет детей! И здесь -такая ситуация, когда интересы ребенка первичны по отно­шению ко всему прочему.

Да, у ребенка легко отнять: он мал, он слаб, его можно ударить, можно оттолкнуть. Но как назвать того, кто способен отнять кусок хлеба у голодного ребенка или обидеть его? Я не знаю.

Меня потряс документ, подписанный Олегом Николае­вичем Сысуевым - главой администрации Самары 30 июня 1993 года, когда ребятишек не было, когда люди были в отпусках, на огородах, дачах, и большого сопротивления наро­да не могло быть:

"Во исполнение решения малого Совета городского Сове­та «О передаче культовых зданий Самарскому епархиальному управлению и общинам РПЦ г. Самары» N 50 от 13.02.92,

Пункт 3 (полтора года длилась блокада Детского центра, и полтора года шло сопротивление людей. Как на войне. Только _кого и с кем? - Н. М.) передать в первую очередь к 1.07.93 Самарскому епархиальному управлению РПЦ помещение церкви, расположенной на 2-м этаже здания по ул. Свердлова, 2, находящегося в хозяйственном ведении Октябрьского роно» (и все-таки не хватило духу написать в своем распоряжении о том, что это не безымянное «здание», а Дом детей.- Н. М.).

Уважая О. Н. Сысуева, я верю в то, что он в спешке «подмахнул» этот документ.

...Трое, пришедшие с распоряжением Сысуева, пока «довольствовались» помещением, в котором был единствен­ный в городе планетарий, куда ходили ребятишки-мечтатели, фантазеры, будущие космонавты - со всего города. Телескоп сейчас стоит в коридоре...

Отец Евгений, правда, живет надеждой: «С Божьей по­мощью к Новому году мы разъедемся» (имеется в виду, ко­нечно, выселение детей).

Сегодня в одном помещении находятся церковь и Центр детского творчества. Находятся, конечно, временно, ибо не­возможно такое сосуществование в принципе. И пострадают, я уверен в этом, дети. Отец Евгений в свободное от службы время дает бесплатные ценные указания по воспитанию де­тей: «Когда у нас служба, вы свои мероприятия не проводи­те».

Богослужения - по субботам, воскресеньям. Это самые главные дни для Детского центра, это самые трудные дни для родителей, в эти дни совершается более 70 процентов правонарушений среди детей города.

«Вязание, вышивка пусть остаются, а голые дети пусть уходят» («голые» - это дети, занимающиеся художественной гимнастикой, акробатикой, борьбой, аэробикой). Эти виды спорта не входят в круг интересов о. Евгения, оскорбляют его чувства.

Я страдаю, когда не могу защитить ребенка, где бы он ни был, какого цвета кожа или национальность у него ни были бы. Я знаю, что такие же чувства испытывают миллио­ны моих сограждан считаю низостью попытки решения своих (коммерческих, производственных, духовных) за счет детей когда «все лучшее» у них отнимают средь бела дня, не ветре, чая отпора. А как смотрит, интересно, в глаза своим рабочим руководство завода имени Масленникова, продавшее детские сады под частные школы самарским толстосумам?

И как много сегодня таких «горе-руководителей»! Я не сужу отца Евгения: «Бог ему судья». Он сам не ведает, что творит. Не понимает, что религиозность не насадишь насиль­но, что если сегодняшние дети не придут завтра в Храм умрет его церковь...

Сужу себя. Сужу горожан - промолчавших и молчащих. На наших глазах погибает Дом детского творчества (бывший Дом пионеров) Октябрьского района.

В нем десятилетиями занимались юные археологи и тан­цоры, шахматисты и гитаристы. Там ставилось бессмертное «Горе от ума» и устраивались прекрасные выставки картин. Дом этот давал путевку в институты, на международные кон­курсы и турниры. В нем сложился замечательный педагоги­ческий коллектив из редких специалистов. Самарцы хорошо знают имена Н. В. Чалых, Т. Г. Духониной, И. В. Кузнецова, Г. Н. Гребенкина, Е. П. Илюшкина...

В Доме этом создан музей юнг Северного флота, где собираются пожилые люди с орденскими колодками на груди, матросские вдовы. Неужели всему этому пришел конец?

А кто будет следующим? Как же завтра мы будем отве­чать на вопрос наших подросших детей: что дали мы им?

С недавних пор на трамвайных остановках, на дощатых заборах около винных магазинов и общественных туалетов -везде, где кучкуются люди, появились написанные от руки объявления. В них не было предложений по обмену квартир, по продаже кутят от породистой суки, по совместному прове­дению досуга с пикантной, обаятельной девушкой, которая за дополнительную плату гарантирует качественный эротиче­ский массаж...

Объявления приглашали всех желающих на службы в Кирилло-Марьинскую церковь. Мелким почерком давался телефон для справок и уточнялся адрес церкви: в помещении «бывшего Дома пионеров"

Объявления помогают почему-то плохо. Не идут люди. Думаю, не по причине того, что богомольное наше население не научилось за годы Советской власти грамоте, а потому, что в церкви надо молиться о спасении души, о благе не для себя -для детей.

Молиться же следует с чистой совестью.

"Волжская коммуна", 28 сентября 1993 года.

И СНОВА О ШКОЛЕ...

" Все сошли с ума", - к такому выводу прихожу, ежед­невно бывая в самарских школах, наблюдая тот беспредел, который царит там.

Основания для такого заключения появляются не потому, что в школах стало до безобразия грязно и никому никакого дела до этого нет. Чистые учебные заведения в городе можно пересчитать по пальцам...

И даже не в связи с тем, что складывается впечатление, что школы поделили между собой мафиозные группировки, и представители их бесконтрольно ходят по ним, проводя раз­борки. По этой причине многие родители стали переводить своих детей на индивидуальное обучение на дому....

Сегодня в системе образования "вводят" дифференциро­ванное обучение, которое, якобы, призвано способствовать развитию интересов, способностей детей, а на практике все сводится к вульгарному разделению школьников по уровню успеваемости на классы "умных" (их можно назвать как угод­но: гимназический класс, банковский, экономичекий...) и Классы выравнивания, коррекции, домохозяек и т. д., но сами дети, не мудрствуя, без злобы, принимают простой ва­риант: дураков. Складывается и сеть школ "нового типа", где, по мысли руководителей, детям дают "углубленную под­готовку".

Все это меня настораживает, дает основания считать, что общество слишком беспечно в отношении того, что в школах сегодня сеют ветер. Завтра пожнем бурю.

Классы для «дураков», якобы, удобны для слабых детей, ибо там - щадящие условия, индивидуальный подход, там -нет соревнования с сильными. Все это так. Но кто изучал отдаленные последствия подобной сортировки? Что будет с ребенком из второсортного класса, когда он вырастет? Что было бы с великим Эйнштейном, который чуть ли не до конца учебы числился в отстающих, в современной самарской школе? Трудно сказать. Но то, что унижение не может быть маленьким или большим,- истина. Оно или есть, или его нет. Униженные, оскорбленные дети - пороховой заряд. Мо­жет быть взрыв. Пока - первые сигналы. Ученица из 9-го класса «дураков» на уроке расстелила на столе газету, выло­жила на нее хлеб, колбасу, помидор, яйцо, соль. Стала чис­тить яичко. Все делала аккуратно, сосредоточенно. Учитель­ница подошла: «Убери!» «Сейчас! - ответила школьница. -Чего захотела! Буду я, голодная, слушать всю эту чепуху!»

В другой школе в подобном же классе ученица пересела на колени своему однокласснику, который стал ее тискать под негромкие взвизгивания, полез что-то искать... Учитель­ница, опешив, продолжала «требовать» от учеников: «Сядьте правильно» до тех пор, пока школьница не открыла глаза: «Завидно?»

Подобные примеры могу продолжать, но читатель, безус­ловно, отметил агрессивность детей, обращенную пока против учителей...

Агрессивность - как защитную реакцию организма.

' Агрессивность - как проявление обиды на общест­во, гораздо больше, чем дети, виноватое в их плохой успева­емости.

«Интерес» учителей при таком делении тоже кажущий­ся. Иногда они думают, что «убери только одного и в классе все преобразится». И сейчас стали безбоязненно, бесконтроль­но «убирать» непослушных, непоседливых, слабоуспевающих. На днях ко мне приходил отец «подвижного» шестиклассни­ка из 68-й школы, которого директор выставила за дверь. Но если бы после этого школа стала лучше! Увы!

Вслушайтесь, читатель, в привычнейшие слова: успева­ющий, отстающий... Не кажется ли вам, что мы - как в поезде, на который одни успевают, а другие вечно опаздыва­ют. Это въелось в нас. Мы смотрим на неуспевающего едва ли не с враждой. Он портит показатели, мешает жить! И заметьте: чем слабее учитель, тем больше он винит учеников. Это как у плохого танцора, которому всегда туфли жмут...

Позиции родителей - тоже понятны. Родители учени­ков, которым трудно справиться с программой, обычно боятся спецклассов. И совершенно справедливо. Хотя по закону в спецкласс можно переводить только с согласия родителей, но школа обязана объяснить им их права и предупреждать об опасности, грозящей их детям. Главная опасность - та, что деление детей необратимо. Разделенные классы через два -три года объединить нельзя. Отсеянный на год ребенок отста­ет навсегда. В принципе спецклассы - это прообраз психуш­ки, в которую совсем недавно помещали и здоровых людей. Родители же, чьи дети учатся прилично, обычно стоят ЗА разделение и негодуют: чему можно научиться, если в классе сидят и умные, и средние, и совсем глупые. Наивные люди: им пока трудно понять, что и в классе сплошь из способных детей через короткий промежуток времени начнет­ся дифференциация, появятся свои «глупые»... Дети - это дети. Уровень их успеваемости определяется в первую оче­редь их отношением к учебе, мотивами, которые обусловлива­ют это отношение.

Весной, летом - пожаром по области - идет перетаскива­ние родителями своих чад в престижные школы. Всеми прав­дами-неправдами стремятся «определить» ребятишек в «хоро­шее место», не думая при этом, сколько вреда наносится здоровью, психике детей, сколько маленьких и больших тра­гедий происходит на их глазах, сколько проходимцев от про­свещения кормится на неудовлетворенном тщеславии родите­лей...

Говорят, что родителей нельзя винить: они хотят лучше­го своим детям. Летом, помню, после моей публикации о Самарском колледже, моментально последовала «реплика» одного «бывшего нефтяника», в которой он, бедный, стал учить меня, как лучше организовывать учебный процесс в школе, на что следует обращать внимание. Мне даже нечего было сказать. Не по причине бесперспективности диалога, ибо я ничего не понимаю в установке буровых вышек, в получении из нефти керосина, а потому, что рецидивы соци­алистического сознания оказываются сильнее нас, и вера в умелых кухарок, которые запросто управятся с государством, - жива. Я не буду убеждать «нефтяника», «кухарку» в том, что я - не "тупой доцент", не буду просвещать их, а просто объясню им, что способных детей учить гораздо тяжелее, чем это представляется на первый взгляд.

Для их обучения надо соблюсти следующие условия: отобрать действительно способных детей, подготовить учите­лей, умеющих работать со способными детьми, владеющих организационными формами и методами обучения, иметь учебные планы, программы, способствующие развитию детей, создать в школе необходимую материально-техническую, мето­дическую базу обучения способных детей.

Всего-то! После этого можно с чистой совестью работать. Все, наверное, согласятся, что в один день, в один год эти условия не выполнишь... А кому-то очень хочется! А кто-то привык бежать впереди поезда! А кто-то торопится сделать свой бизнес на помпе вокруг способных детей, на комплексах родителей.

...С этого года открылась еще одна частная школа, где руководитель - преподаватель института раздобыл где-то ан­глийские методики, что он считает более чем достаточным основанием для работы в нашей глуши.

...А директор другой частной школы обещает «уско­ренное развитие детей». Родители - клюют. Директор же, проработав год, уходит на новое место, в новую среду. В старой - могут побить!

...А в Самаре на базе колледжа открылся «муниципаль­ный университет Наяновой». Там теперь - не просто дети -там теперь студенты. Но как их не называй - хоть академи­ками - суть-то не изменится: яблочко должно созреть, чтобы его съели, а девять женщин, даже при очень большом жела­нии, не родят ребеночка за месяц...

При чем тут «университет»? Всего три года просущес­твовал пока колледж. Проблем - воз и маленькая тележка. Только еще стал складываться педагогический коллектив.

Я считаю, что подобные «университеты» мало что могут дать способным детям. Привлечение вузовских преподавате­лей не может быть панацеей, не может почти ничем помочь: профессора, доценты могут давать информацию, но они не владеют методами обучения детей, которых, в лучшем случае, они воспринимают как «маленьких взрослых». Да это и не их дело! Это проблема хороших школьных учителей - знать меха­низмы протекания познавательных процессов у детей! Я счи­таю, что такие не обеспеченные «амуницией» университе­ты, лицеи, колледжи, гимназии разрушают нашу массовую школу.

Даже не по той причине, что они «снимают сливки», забирают лучших ребятишек из рядовых школ, обескровлива­ют их.

Страшно другое: материальное положение учительства в ходе реформ не улучшается, а ухудшается. Учителя социально не защищены. Отток учителей из школ грозит обрести необ­ратимый характер.

Но российская школа всегда держалась на подвижничес­тве учителей. Силы же этому подвигу давало сознание учите­лями своей исключительности, своей незаменимости для де­тей. И это, конечно, замечательно! Это стало тем феноменом, который превратил нашу школу в одну из лучших в мире, а народ - в один из самых грамотных, образованных на земле.

Сейчас я думаю о чувствах, которые испытывают «вто­росортные» учителя, работающие со «второсортными» детьми, которых «не взяли» в «элитные» школы... А что приобрели, что потеряли дети, попавшие в «спецшколы»? Никто ведь этого пока не знает... Я считаю, что способные дети не могут быть отданы на откуп никому! Они - надежда страны, надеж­да всего общества. Как с ними работать - сегодня никто не знает, ибо в генах российского учительства не заложено подо­бного опыта. Пускать же дело на самотек, полагаться на «классовое чутье» педагога нельзя. Потому было бы, вероятно, Целесообразным провести на страницах «ВК» заочную чита­тельскую конференцию, посвященную этой сложнейшей проблеме. Всех: и правых, и левых, и одобряющих, и осуждаю­щих дифференциацию обучения должен объединить великий завет: «Не навреди!»

«Волжская коммуна», 26 ноября 1993 года

ПРОДАЖЕ ПОДЛЕЖИТ НЕ ВСЕ

Мы, маленькие, стеснялись, когда перед праздниками по нашим домам ходили «активисты» из родительского коми­тета, собиравшие на подарок учительнице в честь... годовщи­ны Великой Октябрьской социалистической революции, Ново­го года... Потом активисты покупали какую-то вещь, и мы все знали, что подарили «на этот раз».

После праздничных дней мы боялись больше всего, пото­му что учительнице почему-то главную радость доставлял не сам подарок, а список, вручавшийся теми же родительница­ми, в котором были указаны пожертвованные суммы...

И учительница зачитывала текст, давая соответствую­щий комментарий о «непорядочности» наших родителей, о том, что «нищему на улице больше подают», о том, что «за работу с такими идиотами-детьми нормальные родители долж­ны бы ей ноги мыть и воду ту пить»...

От родителей же мы слышали другое: «Обнаглели эти учителя! Померли бы - отдали бы больше, чтобы раз отплакаться, а потом не мучаться, а то как в кабале...».

Мы боялись праздников. Мы были между жерновами. Стыдно было за родителей. Но так же стыдно было и за учительницу, которую вообще-то мы считали самой лучшей на свете.

Одно время она дополнительно занималась на дому с нашим приятелем Колей. Он скрывал это от нас, прятал, как нехорошую болячку на теле, но нам удалось выследить, как он с тетрадками заходил к учительнице. Она, конечно, зани­малась с ним честно, «без дураков». Мать его так же честно таскала к ней кошелки с продуктами, с картошкой. Но когда время контрольных, самостоятельных работ он получал пятерки, четверки, весь класс понимающе переглядывался: какой Колька отличник, если ему приходится дольше втолковываать материал? Дети бывают жестоки своей прямолинейностью, категоричностью. Кольку затравили эти улыбки, насмешки, недоверие к его труду. Через год он ушел из нашего класса. Потом, говорят, рано стал пить, как-то нелепо погиб...

Я, конечно, понимаю, что к каждому учителю не при­ставишь человека с ружьем, чтобы тот не брал «подарков», не ставил отметок «за презент», не вымогал у родителей просьбы о репетиторстве. Нельзя человека обязать быть совестливым, скромным, деликатным. Но не честнее ли, если нет этих качеств в характере, уйти из просвещения куда угодно: в коммерцию, на стройку, на панель наконец? Именно упроще­ния отношений, разрушения хрупкого микроклимата в шко­ле, поощрения стяжательства боялся я больше всего, борясь против непродуманной «политики» управления образованием области по организации «предпринимательской деятельности» школ. «Предпринимательство» легче всего оказалось осущес­твлять на детях...

В одной из школ в центре Самары мне пришлось быть свидетелем сцены, как во время урока одна из родительниц вызвала из класса учительницу: принесла ей кофточки на выбор. Та, ошалев от радости и долгого, видимо, ожидания, выскочила в ту же секунду, стала мерить кофты, отбегая время от времени к зеркалу в середине коридора, заглядывая в класс: «Закройте рты! Вот послал мне Бог!»

В другой школе возник острый конфликт между учите­лями после того, как родитель-кооператор продал одной из них «за дополнительные занятия с сыном-оболтусом двухка­мерный холодильник по «очень смешной цене» - почти по социалистической - за 12 тысяч рублей. «На складе завалялся со времен Очакова», - объяснил он...

Товарки обиделись на учительницу: почему она не поп­росила его еще пошевырять на складе...

Тяжелее всего пришлось «юному оболтусу»: у него резко *Ухудшилась» успеваемость и по математике, и по физике, и

по химии. Даже по физкультуре. Время идет. Дружный коллектив ждет: когда клиент дозреет?..

В третьей школе - одной из лучших, кстати, в город_е репетиторство довели до совершенства: репетируют, практически все учителя и готовы дополнительно «репетировать» всех учеников, вплоть до выдающихся, за дополнительную разумеется, плату. Если у родителей нет средств на оплату труда учителей, обнаруживается, что ребенку их в силу «сложности программы школы», лучше перейти в другую... Как вам нравится, читатель: «Два доллара за час», «Пять долларов за занятие»? Это внушает какой-то оптимизм: скоро будем жить, как на Западе... Родители же срочно поглупевших ребятишек бегают, чувствуя себя последними идиотами, по городу, скупая СКВ.

Воистину: горе от ума... Наверняка сейчас на меня оби­дятся многие учителя, которые чисты и честны перед Богом и детьми, которые могут сказать, что пока рвачей среди учи­телей - единицы, что нельзя всех стричь под одну гребенку...

Я, разумеется, живу не в вакууме. Я знаю, что учителю сегодня как никогда тяжело: он никем и ничем не защищен. Я вижу, как в областном управлении образованием положили себе «оклады» главных и ведущих специалистов, а учителям достаются лишь крохи с барского стола. Мне памятен, конеч­но, девиз о спасении утопающих и все же... все же... все же... Часто вспоминаю о мудрости Константина Сергеевича Станиславского, который запрещал своим актерам общаться с публикой, сходить к публике. «Они должны смотреть на вас снизу вверх. Они должны воспринимать вас как что-то воз­вышенное, недосягаемое».

Учитель - тот же актер, который каждый день - на сцене, но без юпитеров, без софитов: один на один с детьми. И на них действует магия всего человека...

Недопустимо развращать школьников установкой, что деньги - не пахнут!

Безнравственно учителю делить детей по толщине роди­тельского кошелька. Такого никогда не было в истории российской школы...

Учитель не может позволить себе быть чем-то обязан ученику, его родителям, упрощать отношения до уровня: «достали», «принесли», «подарили». Надо пытаться быть хоть нищим, но гордым.

Кроме доброго имени, у учителя, к сожалению, нет ничего. Но это, если разобраться,- не так уж мало. Во всяком случае, на добром имени - как основе - выросло много поко­лений россиян.

Сегодня и детям трудно как никогда: мы, взрослые, мало что способны дать им. Главное - не можем формировать v них какие-то идеалы, ибо не знаем: какие. Вера в учителя, пожалуй, последнее, что у нас осталось среди факторов воспи­тания. И дети должны знать, что есть вещи, которые не продаются.

Есть люди, которые не продаются.

«Волжская коммуна», 10 декабря 1993 года.

ТВОРИТЬ В СЧАСТЬЕ

Наше время надо пережить. Время формирования новых управленцев, руководителей различного уровня. Иногда ото­ропь берет от неумелости, бестолковости, нечистоплотности некоторых новых «поводырей». Нет навыка в продумывании всего дела целиком, в распределении обязанностей, в осущес­твлении контроля. В результате страдают массы, которым дела нет до того, кто наверху, лишь бы был покой и хлеб.

Недавно мне пришлось участвовать в одной сложной ор­ганизационной работе, в которой было занято много людей. Умиляли, конечно, демократический романтизм, стремление «все переделать» как можно лучше, уверенность этих людей именно в своем праве на преобразования и... поразительная беспомощность, неумелость в работе. Единственная женщина-сотрудник, все понимавшая, все доводившая до конца, оказалась бывшим «партаппаратчиком», оставшейся не у дела в 1991 году...

Мы можем как угодно относиться к бывшему «аппарату», можем винить его в том, что сами не состоялись, _в лучше принять его как данность, использовать его знания навыки, опыт работы. Другого у нас нет и, кажется, не ckoiv! еще будет. Коммунизм, говорят, умер, но мы-то еще живы!

Как идеальную можно рассматривать ситуацию, когд_а не будут смотреть на политические симпатии, на «личную преданность» кандидата на какой-то пост, а будут исхода из его профессиональных, деловых качеств. Мне хочется ве­рить, что так будет, потому что я абсолютно убежден в том что управленческая деятельность - самая сложная из тех, ё которыми сталкивается человек. Легче, образно говоря, самому разгрузить вагон, чем организовать его нормальную раз-грузку.

Хороший управленец - бесценное достояние. Его надо любить, беречь от стрессов, чтобы дольше жил, хотя так не было никогда и не будет: чем руководитель любого ранга лучше, тем он незаметнее для обывателя.

Кажется, только сейчас мы стали доходить до простой вроде бы истины: управленческая деятельность - абсолютно самостоятельная, требующая специальной подготовки, набора специфических качеств деятельность. Три года всего прошло от создания Самарского института управления, где готовят менеджеров, а выпускников его ждут не дождутся сотни предприятий, учреждений, организаций.

Любой хороший руководитель должен быть как марафонец, который умеет терпеть (мы знаем, что бывают еще бегу­ны на короткие дистанции, которые не страдают от того, что не бежали 42 километра).

Любой хороший руководитель - как боксер-профессио­нал, который должен уметь держать удар, подниматься после неудачи, биться до победы. (А есть и боксеры-любители, кото­рые борются три своих раунда и не переживают).

Любой хороший руководитель - духовный пастырь, ибо слишком очевидно его влияние на нравственный климат в коллективе...

Нет ничего труднее, чем руководить людьми! Обо всем думаю каждый раз, когда анализирую кадровую политику в областном просвещении. Директор школы - вообще уникальная фигура» в управленческой структуре. Но его надо растить. Тем более - беречь! У нас же есть районы (например, Ленинский), где больше половины директоров - или первогодки или «второгодники». Чехарда. Новые все лица. Види­мость бурной неустанной работы.

А тут как раз тот случай, когда «старый конь борозды портит». Вспоминаю, как вся область смеялась над «ретроградом», «консерватором» Владимиром Марковичем Раскиным, который целый год после официального «роспуска» пи­онерской организации заставлял детей носить галстуки, про­водить сборы, линейки... Причины смеха ясны: не понимал политического момента (а все понимали). Никто при этом не подумал, что в старом директоре срабатывал инстинкт само­сохранения: за свои 45 лет педагогической деятельности он успел понять, что в воспитании детей главную роль играют не родители, не учителя, а среда. Ему, в принципе, наверное, безразлично было: пионерская будет организация или непио-нерская, но он знал, что обязательно детей нужно конструк­тивно организовывать, иначе их «организуют», ибо природа воспитания не терпит пустоты... Сейчас, когда вверх взлетела детская преступность, выросло число самоубийств, нервных заболеваний среди подростков, характерными стали детская жестокость, бездуховность, многие поняли, что Раскин, на­верное, был прав.

Умный, умелый директор школы - счастье многих се­мей, состоявшиеся судьбы тысяч людей (и детей, и учителей).

У Тамары Николаевны Фроловой - директора 162-й са­марской школы - половина педагогического коллектива состо­ит из своих же выпускников. Если, повзрослев, люди стре­мятся в свое детство, - не было ли оно счастливым?

Скоро общественность Самары будет отмечать 35-летие Работы на одном месте, в одной должности директора 88-й (ныне - гимназии N 2) Ефима Яковлевича Кнохинова.

Удивительна судьба этого человека: вокруг него менялись эпохи, режимы, правительства, а он сумел сберечь свой дом, дать надежду своим воспитанникам. И всегда его школа бы_л одной из лучших в России.

С подобострастием порой мы заглядываем в глаза Западу в расчете, что если не поможет деньгами, то хоть что-нибудь умное скажет. А Людмила Илларионовна Полушкина - директор 11-й школы г. Самары, считает, что российскому учителю нет равных в мире. У нее есть основания для таких выводов. Со своими учениками объездила она полмира, была и в Америке, и в Англии, и во Франции... Выпускники ее школы трудятся в Азии, Африке. Даже в Австралии. Так что материала для сравнения достаточно. Но глупо чваниться смешно гордиться тем, что «Россия - родина слонов», нелеп «квасной патриотизм»... Думаю, когда в школе Полупленной бывают иностранные делегации, они мучительно завидуют, что не довелось им ни самим учиться в ней, ни детей своих учить. В школе - стерильная чистота, в школе - всегда све­жий воздух, в школе - уйма цветов, в школе живут красота и радость... Красота отношений между учителями и детьми, радость от маленьких побед, которые одерживаются каждый день.

Часто ломаю голову над феноменом Полушкиной: как ей удается держать в жестких руках такую, казалось бы, сложную школу? Ни разу не слышал, чтобы она кричала на кого-то, не видел, чтобы ее боялись. А потом - сама всегда улыбается. Можно подумать: не работа, а отдых... Ответ на­шелся, когда Полушкина заболела. Три месяца лежала в кардиоцентре. Классы устроили соцсоревнование за право наве­щать своего директора. Когда она вышла, первой ее встретила заместитель: «Как бы я хотела вас убить!»

-?!

- Когда вы заболели, я спокойно согласилась замещать вас, надеясь, что это не будет утомительным: вы же всегда такая счастливая ходили! Теперь признаюсь - ни одного дня не было, чтобы не плакала: возвращалась домой в 8-9 вечера-В доме - куча нестиранного белья, муж - полуголодный, дети, брошенные, я - злая. А вы улыбались!

Я, уважаемый читатель, сразу все понял. Понял, принадлежит к роду Моцартов, которые творят в я «обречены» на успех.

Я познакомился с биографией Людмилы Илларионовны и удостоверился в этом: окончила с отличием Южно-Сахалинский пединститут, в свободное от занятий время выучила японский язык. Родила и вырастила двух прекрасных сыновей Работала завучем-организатором школы N 2 в Промышнном районе. Школа «гремела» своими педагогическими находками на всю область. Летом, чтобы поднять мальчишек, судилась начальником пионерского лагеря. Он тоже стал лучшим в области. Потом - работа завучем в 6-й школе, ди­ректором 12-й школы и везде - успех, везде - победа.

Она продолжается и сегодня, в одиннадцатой. Ведь не может все это быть случайным!

Вспомнилась старая проповедь: «В труде заключена на­града победы. Она есть и в том, если ты потрудился для себя. Она больше и радостней, если ты потрудился для ближнего. Она огромна - награда победы, если ты трудишься для Роди­ны...»

В труде - основа успехов, удач директора школы Люд­милы Илларионовны Полушкиной. Она часто улыбается, пото­му что счастлива в труде. А слез ее не видно никому.

Сберечь бы и ее, и ей подобных! Как бы не сломать!

«Волжская коммуна», 25 февраля 1994 года.

ХОТЬ БЫ ВЕРУ НЕ ОТНЯЛИ...

Я был недавно в прекрасной 144-й школе Октябрьского района на семинаре учителей. Все время комок стоял в горле: я любовался филигранным мастерством Ольги Ивановны Сидоровой, отдавшей школе больше 40 лет, для которой нет секретов в методике. И все равно учится новому, и все равно волнуется до дрожи пальцев перед каждым новым уроком, и все равно выкладывается на уроке так, будто он – последний ве жизни...

Потом давала урок Нонна Николаевна Чернобай - словесница, которой слова уже даются с трудом: инфаркт сказывается, но каждое сказанное ею на уроке слово - зерно, кот рое обязательно даст всходы. А какая она красивая! Всегда выходном костюме! Всегда на высоких каблуках! Не думаешь о ее возрасте, опыте: думаешь о счастье учеников, общающихся с ней, думаешь о ее счастье, о ней, нашедшей свое подлинное место в жизни...

Были и еще уроки - их молодых коллег. Так они старались! Так хотели понравиться. Не мне, хоть я и гостем был а той же Сидоровой, той же Чернобай, той же блистательной Иде Прокофьевне Салиной...

Российская школа всегда держалась на подвижниках. Сейчас, на мой взгляд, это видно особенно: многие из случай­ных, «временных» учителей уже ушли, потому что иного ре­зона, кроме как работать на идею, сейчас нет. Сколько еще выдержит И. П. Салина, недельная нагрузка которой состав­ляет 45 часов: каждый день - 7-8 уроков (мне даже подумать об этом страшно)? На каждом уроке она должна быть веселой, энергичной, хотя бы неуставшей. Но иного выхода у нее нет: зарплата за 18 часов - 120 тысяч рублей (как у учителя высшей категории). Что ее держит в школе? Что дает ей силы?

Я знаком с организацией работы школы в разных стра­нах мира и пришел к твердому убеждению: российский учи­тель не имеет себе равных в мире... Общество может гордить­ся тем, что взрастило целое поколение учителей, способных на подвиг служения, впитавших лучшие традиции земской школы, понявших мысли и чувства К. Д. Ушинского, Л. Н. Толстого, А. С. Макаренко, которые мечтали о том, чтобы наш народ стал самым грамотным, образованным в мире...

И все же становится жутко: что будет, если уйдут «ста­рики» - хранители опыта, традиций? Кто придет им на сме­ну, если никто не идет работать в школу? И не потому, ч¹⁰ не хочет, а потому, что не может прожить на выдаваемые гроши... Причем это не фигурально, а буквально. Как, к примеру, должен жить выпускник университета, имеющий нагрузку в школе и получающий оклад 67 тысяч рублей? Я понимаю, что ломлюсь в открытую дверь, но все равно пытаюсь заглянуть в недалекое будущее... На сколько лет назад мы отбросим Россию? Потом опять будем начинать с Дюйшина? Тем более непонятно все это в связи с тем, что расширяются развиваются, и жируют на народном образовании управленческие структуры. Особое удивление вызывает областного и городского бюджета на просвещение сейчас выделяется больше, чем в любые прошлые времена.. Где же деньги? Куда они идут? Я вижу два основ-^В ос канала утечки денег, разорения массовой школы.

Первый: непрофессиональная, некомпетентная политика областного управления образования. Откуда могут быть день­ги если Б- Я. Когану не терпится реализовать свои прожек­ты? Благо, если бы он работал когда-то в школе или кончал пединституты, а то... маниловские преобразования: способ­ствовал созданию муниципального университета Наяновой. Такого, конечно, нет нигде в стране. Подобное было только до революции 1917 года. И у нас, в Самаре, была гимназия Хардиной, был пансион Софьи Шкот, был пансион для девиц госпожи Романовской... Но вся разница в том, что и Софья Шкот, и госпожа Хардина, и др. сами содержали свои шко­лы, а тут: именной университет, который содержится на деньги рядовых налогоплательщиков, который занят Бог весть чем, когда в Самаре есть нормальный госуниверситет, есть хорошие вузы, есть, в конце концов, коммерческие вузы, где обучение студентов чему угодно осуществляется за ах счет... А тут -дубль два... И это все при нищем обеспече­нии других школ... И это все при беспрестанных поездках госпожи Наяновой за рубежи нашей родины. Когда работать успевает? Но мне очень хотелось бы знать: во сколько обходится содержание этого «университета» казне? Во сколько обходится содержание областного центра образования во главе ^с госпожой Соболевой? Во сколько обходится содержание об­ластного педагогического лицея (?!) госпожи Тудачковой? Удобные вопросы можно продолжать, но главным будет целесообразность и умелость расходования казенных средств...Второй канал: нескромность и рвачество управленцев о просвещения, которые, видимо, впервые почувствовали сладость вседозволенности