В пределах кладбищенской ограды

О смерти буду писать. Об отпевании. О конечности и бесконечности жизни. Так что кто «кладбищенской лирики» опасается, может пропустить и погрезить о птичках. Тоже смертных, кстати.

…В тот день мне было страшно как никогда от осознания того, что берегов больше нет, границ никто не очертит, носом не ткнёт, не пристыдит, по рукам не даст. Зверь выходит на свободу, потому что похоронил свою совесть на городском кладбище. Дальше жить невозможно, невыносимо и не за чем, посему напоследок мир вздрогнет. Зверь — это я, Валя, 20 лет отроду, сбрендившая от горя. Совесть — это ближайший учитель и друг, который возьми да умри раз и навсегда. Единственный, кто имел на меня влияние в плане «нельзя» и за кого я держалась, как утопающий в «лихих 90-х» за соломинку.

Нельзя игнорировать пьяную мать — она тебя любит. Нельзя писать всё, что хочешь, — можешь многих ранить. Нельзя пить — твоё здоровье совсем не твоё, а твоего будущего ребенка. Нельзя по ночам шляться — родня от переживаний вешается, родню надо жалеть. Нельзя огрызаться на слабого — низко. И на сильного тоже нельзя — глупо. Нельзя драки искать, нельзя жить с кем попало, нельзя, нельзя, нельзя… Вот другие в принципе того же благо-желали, но вызывали одну стабильную реакцию — «да пошёл ты…» А при нём стыдно было бродячим цирком бесноваться. Вот невозможно было и всё. Хотя он не орал, не увещевал, не давил. Пару слов бросит, посмотрит — и достаточно. Дальше уже себя скорее измордуешь, чем против его «нельзя» мяукнешь. Удивительно. Наверное, потому что он сам так жил — чисто, искренне, с любовью. Красивый человек. Был. И это «был» башню снесло. Смерть впервые обозначилась во всей своей неумолимости и власти, и вызвала бунт — «да пошла ты!»

Дело было на Пасху. Нехилый зачин для мрачного анекдота.

Ладно, что было, то было. Бродячий цирк пофонтанировал опасными фейерверками год-другой-третий и успокоился на трёх простых, как колхозные грабли, выводах: «Жить больно. Болеть муторно. Умирать страшно. Всем». Никакие «бери от жизни всё», «расслабься и получай удовольствия» не срабатывали. Тем более, что по ходу пьесы меня добила прочитанная в газете фраза, по-моему, исламского пророка Али про то, что мир — это падаль, и кто пожелал хотя бы части этого мира, тому место среди собак. Всегдашняя гордость неожиданно сыграла положительную роль:))), не позволив уравнять свою участь с участью дворового Тузика. Но смысл смерти раскрыт не был и чего с ней делать-то вообще, было не понятно. А делать нужно. Вкуса ж жизни не поймешь, пока со смертью не определишься.

И вот сегодня я вдруг почувствовала, что такое смерть в евангельском смысле. Ясно, что за спиной и тренировка «памяти смертной», и груды книг на эту тему, и святоотеческая мудрость, и аскетические упражнения, и опыт переживания умирания, и одр гробом был, и отпевать приходилось, и хоронить, и ни дня без мысли о своей конечности не проходит, и всё это жизненно, но… не слишком живо. Не хватает чего-то, чтоб при очередном подходе к краю не дёргаться, а чётко делать необходимое и должное, не суетиться перед великим. Как?!

И тут, значит, отец Григорий из Екатерининской церкви коллегу отпевает и говорит без лишних слов и пафоса о том, что отпевание — это не мероприятие, чтоб поплакать всласть, это торжество! Это новая ступенька в наших отношениях с ближним, возможность проявления к нему своей жертвенной любви не столько венками, цветами и оградками, сколько благочестивой жизнью во Христе и молитвой, которая только тогда будет иметь силу, когда мы перестанем врать, т. е. жить не так, как того просим. Я как услышала, так, прости, Господи, забыла на минуту, зачем пришла, потому что метанойя чистой воды приключилась: зашла с одним образом мыслей, вышла с другим. А если еще и внимательно вслушаться в отрывки Священного Писания, которые читаются на отпевании, там сплошь надежда, вера и радость. Торжество!

Первое послание к Фессалоникийцам, зачало 270

Братья, мы не хотим, чтобы вы оставались в неведении об умерших, дабы вы не были в печали, как прочие, не имеющие надежды. Ибо, если мы верим, что Иисус умер и воскрес, то таким же образом и усопших Бог приведет чрез Иисуса с Ним. Ибо это мы вам говорим словом Господним, что мы живые, остающиеся до пришествия Господа, отнюдь не опередим усопших, потому что Сам Господь при слове повеления, при гласе Архангела и трубе Божией сойдет с неба, и мёртвые во Христе воскреснут прежде; затем мы, живые, оставшиеся, вместе с ними восхищены будем на облаках для встречи с Господом в воздух, и так всегда с Господом будем (1 Фес. 4:13 –17).