Глава 17. Прощальный танец любви под облаками

Не знаю, насколько повлиял на Илюшу мой рассказ, но он очень быстро поправился, а самое главное, настроение у него стало бодрым и веселым — не осталось и следа от прежних ударов и переживаний, которые постигли мальчика в последние месяцы и годы. Я был рад за него, но еще больше меня радовало то, что теперь я могу отправиться к Дельфании. Конечно, я подозревал о том, что Илюша запросится пойти со мной, и потому внутренне дал себе твердую установку, как решительно отвергнуть просьбу Илюши. Однако на самом деле оказалось все иначе, потому что установки и намерения, как видится, это одно, а жизнь — это совсем другое. И когда Илюша стал со слезами на глазах упрашивать меня взять его с собой, я не мог ему возразить и согласился без лишних отговорок.

— Хорошо, Илюша, я возьму тебя, но только ты будешь меня слушаться, как солдат генерала! Будешь жить в палатке в лесу с Ассоль, а я на берегу. Днем мы будем встречаться, а ночью ты будешь спать, и чтобы я шороха не слышал, — говорил я, собираясь в поход, укладывая в рюкзак продукты, одеяла и колокольчик, завернутый в белую ткань.

Мы шли по солнечным тропам и тенистым аллеям Северного Кавказа на Большой Утриш, а я все наставлял Илью, как ему следует вести себя, чтобы не мешать мне. Я до мелочей расписывал все детали его распорядка жизни в лагуне, но, как виделось, все это я говорил сам себе, потому как мальчик был так счастлив, настолько светился радостью, что меня не слушал. А точнее, был согласен на любые условия, какие бы я ему ни предложил. Для него начиналась новая жизнь, и он жадно ступал к ней, желая как можно быстрее оторваться от прежней. Вскоре и я замолк, погрузившись в размышления о собственной жизни и вообще обо всем.

Палатку разбил я в лесу, на границе, где, собственно, начиналась лагуна. Все сделали до сумерек. Илюша проявлял такую сноровку, что мог бы управиться сам. Потом мы сходили за водой на берег. Мальчик без предела восхищался красотой и первозданностью здешней природы. Он что-то мне говорил, но я не слышал ничего, потому что думал только о Дельфании. Придет ли? Как мы встретимся после двухнедельной разлуки? Что будет дальше? И так далее.

— Ну, оставайся с Богом, — сказал я Илюше, оставляя его с Ассоль со спокойным сердцем, потому что Илюша чувствовал себя в лесу как в своем доме и ничего не боялся. Тем более Ассоль была рядом с ним.

Я разжигал костер с чувством, что меня здесь не было очень долго, будто прошел уже целый год. Мне стало как-то грустно и одиноко, словно все, что было прежде, — был всего лишь прекрасный сон, который уже, вероятно, не повторится никогда.

Дельфания появилась так внезапно, будто выросла из-под земли. Я встал и обнял ее, прижимая так сильно, что, вероятно, сделал ей больно. Она легко положила свои руки мне на плечи. Я боялся смотреть ей в глаза, так как мне было страшно, что это будут уже другие, чужие глаза.

— Бог мой, как я соскучился, Дельфи! — шептал я ей на ухо. — У меня такое впечатление, что мы не виделись целую вечность. Но более всего я страшился, что все, что было между нами, всего лишь сон, и этот сон уже миновал и не возвратится вновь.

— Ну что ты, Вова, все в порядке, все так же, как и было прежде. Я так же безумно соскучилась, поверь мне, — произнесла она и, отклонившись назад, посмотрела мне в глаза. — Я все так же люблю тебя и… — Дельфания сделала паузу, будто искала походящие слова для выражения своих чувств. — И буду любить тебя всегда, даже если между нами будет действительно целая вечность. Это правда! Только не смотри на меня так, — укоризненно и улыбчиво сказала Дельфания. — Когда ты так на меня смотришь, я боюсь, что ты меня проглотишь, как дельфин рыбку.

Дельфания смотрела прямо в глубину моего существа, темнея и прикрывая блестящие неземным блеском глаза. У меня закружилась голова, я чувствовал, как жаркий луч ее души пробуждает каждую клетку моей природы, приводя их в какой-то неудержимый восторг и несказанное блаженство. Это была любовь, которой нет границ, для которой нет разлуки, нет препятствий, нет ничего, что способно было даже немножко омрачить или остановить этот поток, льющийся через всю вселенную, через все миры, все пространства и все времена.

Вдруг мир стал кружиться вокруг нас, мне стало так легко и сладостно на душе, что мои печали, сомнения и прежние тревоги по поводу наших с Дельфанией взаимоотношений и чувств растаяли и растворились, как миражи. Я закрыл глаза, Дельфания держала меня за руки, ветер задул нам сильнее в лица, ее волосы стали касаться моего лица. Запах ее тела и волос пьяняще наполнял все пространство. Когда я открыл глаза, то ахнул — оказывается, мы кружились под облаками! Внизу серебряно темнели море и горы, вверху водили хороводы звезды, а над нашими головами вращались дымчатые облака. Чувство полета, кружения, танца, любви и близости, которое происходило всего лишь от прикосновения рук, было столь волшебным и необычным, что от счастья, мне казалось, моя душа сейчас разорвется и распылится во всем этом великолепии, во всей вселенной. Это было слишком прекрасно и безумно, и я понял, что это — наш последний, прощальный танец.

Но мне не думалось ни о чем, даже о том, что мы, по сути, прощаемся с Дельфанией, мне хотелось только как можно больше и полнее отдаться этому танцу, чтобы навсегда запечатлеть его в своем сердце. Казалось, что ниоткуда доносится то нарастая, то утихая необычная музыка, которая заставляла вибрировать все вокруг: и тела, и души, и море, и камни, и звезды. Это была песня, это была баллада о вечной любви, которая разлита во всем творении Божьем, и нет ни одного камешка, ни одной травинки, ни одной души, которые были бы хоть как-то обделены этой нежностью и любовью. И я понимал, что весь мир — это только большая Любовь, только бесконечная Нежность, несказанная Красота Всевышнего.