Глава 6. Подарок на прощанье — КиберПедия 

Состав сооружений: решетки и песколовки: Решетки – это первое устройство в схеме очистных сооружений. Они представляют...

Археология об основании Рима: Новые раскопки проясняют и такой острый дискуссионный вопрос, как дата самого возникновения Рима...

Глава 6. Подарок на прощанье

2017-08-26 177
Глава 6. Подарок на прощанье 0.00 из 5.00 0 оценок
Заказать работу

 

Я никогда не ограничивал Илью в принятии им решений. Хотя он был еще ребенком по физиологии, но по разуму это был уже взрослый человек. Он жил у меня столько, сколько считал нужным, и уходил к своим приемным родителям без задержки с моей стороны. Я помогал ему деньгами по мере возможности, одежду мы ему обновили. Он стал уже хорошо читать, и я ему купил многотомник для детей «Все обо всем», который он с удовольствием штудировал, и в некоторых вопросах уже просвещал меня, почерпнув оттуда знания. Январь и февраль он провел у своих родителей в Верхней Баканке, а в первых числах марта вдруг появился взбудораженный и взлохмаченный. И сразу с порога объявил, что его родители продали дом и они все вместе переезжают в Вологодскую область к родственникам отчима. Эта грустная весть совсем не соответствовала радостному настроению, господствующему в пробуждающейся природе.

— Что ж, Илюша, раз ты решил ехать с родителями — поезжай. Ты уже взрослый и сам знаешь, что делать. Хотя ты должен знать, что у тебя есть дом, где всегда тебя будут ждать и всегда тебе будут рады.

Я знаю, дядя Вова, спасибо вам, — сказал он и добавил, — мне, конечно, очень хотелось бы остаться с вами и жить у вас. Но тогда я не найду своих родных. Я ведь думаю, что если я поеду в другие места и там поищу своих близких, вдруг я их встречу где-нибудь? А если я буду здесь сидеть, то никогда никого не найду. Вы же сами написали в своей «азбуке», что нужно действовать.

— Правильно, Илюша, — сказал я.

— Тогда я побежал, — произнес он. — Мне пора. Мы обнялись на прощанье, и я никак не мог сообразить, что нужно сказать и сделать в этот неожиданно ответственный и грустный момент.

— Ну-ка, погоди, я сейчас, — сказал я, нырнул в шкаф и вынул оттуда завернутую раковину.

— Держи, — сказал я, протягивая ему свою драгоценность. — Дарю тебе на память и на счастье, чтобы твои родные нашлись.

— Мне?! — Его глаза расширились. — А как же вы?

— Она послужила мне, теперь пусть тебе на ночь музыку играет. Будешь слушать и вспоминать о Горном.

— Да что вы, дядя Вова, я вас никогда не забуду! Илья резво спускался вниз, я смотрел ему в спину, и в этом грустном событии меня все-таки радовало то, что в последний миг я сообразил подарить ему вещь, которая действительно была ему нужна, которая могла согреть ребенка, дать ему немного тепла и доброты своей музыкой. Ведь ему так не хватает этого в нашей жестокой жизни.

 

Глава 7. ОНА ПРИДЕТ?

 

Рано или поздно уходит холод, исчезают туманы, сырость и приходит весна. В растительном мире начинается движение соков, зелень выплескивается наружу, и теплый ветер играет первыми листочками: все потекло, запело, задвигалось и заиграло в лучах нового, весеннего солнца. Весна всегда приходит как нечаянная радость, чтобы отогреть сердца человеческие от долгого зимнего одиночества и тоски. В речушках и ручьях прибывает вода, и она радостно прыгает с камня на камень, шумит и урчит всякими необычными голосами. Природа пробуждается после сна, только человек не спал и не отдыхал все это холодное время.

Дует свежий, напористый ветер, и по просторному синему небу бегут облака, деревья гнутся и раскачивают свои тонкие руки. Вокруг развернулись живые картины, а сердце наполняется таким восхищением и радостью от прилетевшей весенней музыки, что никакие слова, стихи и песни не способны передать. Вот она! — Божия благодать, как вечный танец любви, несется по святой земле русской. Хочется просто стоять и пьянеть от таких живоносных картин бурлящего и воскресающего бытия, в котором все твое существо постепенно разливается и соединяется со всею этой землей, лесом, ветром, облаками, горами. Ты будто одно целое с этим великолепным миром, со всею этой сказкой и тайной, которая открывается и открывается без конца.

Воробьи весело, с песнями принялись за работу: носили в клювиках в свои укромные места ниточки, пушинки, тоненькие веточки и травку. Настроение у них хорошее. Посидят немножко на ветках, повытирают клювики о ветки, распушат перышки, посмотрят на меня задорно и вновь за свое дело. Вот прилетели два голубя необычной стальной окраски, походили важно по траве, поклевали что нашли и улетели. А потом прискакала сойка с громким треском и хитрым взглядом. Попыталась залезть в собачью чашку, но Ассоль рыкнула, и сойка с недовольством удалилась, прежде посидев немного на верхушке дерева и «сказав» псине все, что она о ней думает.

Я с нетерпением и каким-то затаенно восторженным чувством ждал дня весеннего равноденствия. Не знаю почему, но у меня появилось чувство, что я вновь встречусь с таинственной женщиной. Возможно, эта вера была навеяна настроениями весны, но все-таки чудеса иногда, хотя и не так часто, случаются. Уже за неделю до похода я приготовился более основательно, нежели это было в прошлый раз. Даже запасся палаткой на случай долгого проживания в лесу или на берегу моря.

Ассоль бодро семенила впереди меня и шла по тому таинственному маршруту, отмеченному завязками из моей майки, будто знала, что сегодня мы идем именно в то место, которое посетили осенней ночью предыдущего года. А в лесу уже начался праздник цветов. По сторонам старой дороги раскинулись клумбочки лимонно— желтого первоцвета, а чуть в глубину чащи — синели пролески, разбросанные по желтому ковру сухих листьев. В некоторых местах вообще не было никаких цветов, а там, где, видимо, было потеплее, тропа становилась похожа на цветочные аллеи. Как приятно и как радостно это цветение! Я опускался на колени и вдыхал аромат первых посланников весны. Однако не задерживался.

Ведь я догадывался, что таинство если и случится, то только ночью, а потому нужно придти туда, во-первых, не рано, чтобы себя не выдать, а во-вторых, не поздно, чтобы до наступления темноты можно было осмотреться и выбрать лучшее место для наблюдения. Мои расчеты оказались верными, и мы прибыли в долину когда солнце только спряталось за горизонт и по горам потянулись розово-рубиновые отсветы заката. В этот раз мы расположились в лесу, на склоне горы, в тридцати метрах от начала долины. Я нашел выемку в земле, похожую на воронку, какие оставили на земле бомбы во время войны. Сгреб туда листья, чтобы мягко было лежать, и мы залегли в своем укрытии. Я лежал на спине и смотрел на непрерывно синеющее, а потом и темнеющее небо. Лишь бы облака или тучи не нагнало ночью, подумал я, иначе мы ничего не увидим. Впрочем, женщина-то светится и в непроглядной темноте, да и фонарь у меня есть. Но еще не хватало светить фонарем и выдать себя! Впрочем, если не выдать, то ничего я не узнаю.

Я путался в планах, размышлениях и предположениях, но потом сказал себе, что бесполезное это занятие. Главное, чтобы женщина пришла, а там я буду действовать по обстановке.

Ночь была на редкость тихая. Ассоль храпела у меня под боком, и из-за ее храпа я не мог сосредоточиться на лесных звуках. Часы тянулись чрезвычайно медленно, каждые пятнадцать минут я нажимал на кнопку подсвета на часах, потому что мне казалось, что прошла уже целая вечность с последнего просмотра. Было такое впечатление, что время замедлилось и вообще остановилось. Я с завистью смотрел на мирно спящую собаку, которая живет не воображением, как мы, люди, а тем, что есть на самом деле. К тому же, честно говоря, всегда жутковато ночью в лесу, и трудно сказать, что хуже, когда вокруг тебя полная тишь, и тогда каждый шорох заставляет вздрагивать тебя, вызывая мурашки на спине, или когда дует ветер, и тогда уже ничего не различишь в какофонии шумов, и кажется, что вокруг тебя топают динозавры, которые вот-вот появятся из темноты и проглотят тебя.

Я все время посматривал на долину, лунный месяц слабо освещал сегодня местность, но все же было хорошо видно, что она пуста — ни души. Уже было два часа ночи, когда я подумал, что, наверное, я ошибся и сегодня ничего не произойдет. Да и то, что тогда случилось, стало выглядеть уже каким-то вымыслом, фантазией. Я еще раз бросил взгляд на долину, будучи уверен, что там никого не будет, ведь только что там было пусто, и не поверил своим глазам. Холод пробежал по моему телу — посередине поляны стояла светящаяся женщина! Страх буквально сковал мое тело, но я заставил себя подняться и идти. Вот кончаются деревья, и сейчас она меня увидит. Теперь я уже делаю первые шаги по траве, меня уже лихорадит и стучат зубы, но я продвигаюсь, превозмогая весь ужас, который бушует во мне. Женщина глядела на меня, а у меня подгибались ноги. Я остановился в десяти шагах от нее и пристально вглядывался в ее лицо. Она была прекрасна, стройна, глаза ее смотрели. на меня каким— то синим, мерцающим блеском. В ее фигуре присутствовало и изящество, и достоинство, и женственность, и сила.

— Не бойся меня, — сказала она тихим голосом, походящим на легкий перезвон ручья.

— Но кто ты? — прошептал я. — Меня зовут Дельфания.

— Как это Дельфания, я не знаю таких имен. Кто ты?

— Не бойся меня, Владимир, я — такой же человек, как и ты.

— Откуда ты знаешь мое имя? — спросил я и вдруг понял, что я не произношу слов, мы ведем мысленный диалог!

— Я видела тебя в прошлый раз, когда ты прятался вон на той горе, — и она показала рукой на, место, где мы наблюдали за ней той таинственной осенней ночью.

— Если ты человек, то как ты могла так долго плавать, что я тебя не заметил, когда ты вышла из воды?

— Я, Владимир, человек, только с той лишь разницей, что вы живете на суше, а я в море, с дельфинами.

Мне показалось, что она улыбнулась, будто ей было приятно наблюдать смену масок удивления и недоумения на моем лице.

— Ты шутишь! — сказал я почти с раздражением. — Да нет же! — рассмеялась она. — Я действительно живу в море!

Я уже был на грани нервного срыва, но ее почти детский, искренний смех, обнаживший белые зубы, чуть откинутая голова и легкое движение темных, густых волос, заискрившиеся глаза подействовали на меня несколько умиротворяюще, что во мне вдруг обвалилась стена страха, возбуждения, напряжения и мне стало так легко, будто с меня свалился многопудовый груз.

— Нет, правда, в море? — переспросил я.

— А почему бы и нет? — она светилась доброй улыбкой. — Ведь воды на планете больше, чем суши, так почему бы не поселиться в море?

— А твое странное имя что значит?

— Мама назвала меня Анной, — произнесла она, и легкая тень печали прошлась по ее лицу. — Дельфания — соединение моего имени со словом дельфин.

— Так у тебя была мама?

— Конечно, Владимир, ведь у тебя тоже была мама? — Была, — произнес я и почувствовал, что в глубине сердца потревожилась старая боль. — Только теперь ее уже нет, она умерла.

Между нами вдруг образовалась какая-то странная пауза, и я не мог объяснить, что происходит.

— Моя мама тоже умерла, — произнесла тихим голосом Дельфания. — Когда мне еще не было годика. После этих слов я понял, что происходило в пространстве между нами. Будто невидимые нити души протянулись вот здесь и сейчас между совершенно незнакомыми, совершенно разными людьми. От сердца к сердцу был переброшен мостик, основаниями которого и на одной и на другой стороне была общая боль — потеря самого близкого человека на земле.

— Знаешь, Вова, —. произнесла она и, спохватившись, спросила, — можно я так тебя буду называть?

Я кивнул головой и внутри у меня все дрогнуло, будто треснул лед, сковывающий уже столетие ручей, и теплая вода из недр души устремилась наружу. Ведь таким именем меня называла только мама, и интонация, с какой Дельфания произнесла мое имя, была очень похожа на мамин голос. Внутри меня все как-то поплыло. Я опустил затуманенный взгляд.

— Знаешь, Вова, ведь МАМА — это самое сокровенное понятие во вселенной и во всех других мирах, потому что после Творца — Всевышнего, женщина-мать — единственная, кто творит, создает жизнь на земле.

Дельфания стояла рядом со мной и, видя мое переживание, приподняла ладонь; как бы желая прикоснуться ко мне в знак сопереживания и желания успокоить, но не решилась, и ее открытая ладонь висела в воздухе.

— Спасибо тебе, — произнес я. — И понял вопреки всякой логике и здравому смыслу, что эта незнакомка — совсем не чужой мне человек, что я ей доверяю, как ни странно. Но самое удивительное то, что мне показалось, что я знал ее всегда и мы знакомы с Дельфанией с давних времен, просто очень долго были в разлуке, а вот теперь встретились.

— Что же случилось с твоей мамой? — спросил я. — Ее звали Мария, — произнесла Дельфания, опустила руку и посмотрела куда-то вдаль сквозь меня. — Ее убили. Ее застрелили плохие люди.

— Как же это случилось?

— Не надо об этом, — произнесла Дельфания и отвернулась. — Не сейчас, потом как-нибудь я расскажу тебе о своей жизни. А сейчас, — она резко развернулась, махнула головой — волосы разлетелись веером, из-под них виднелась ее улыбка искренности и игривости, — бери свою собаку и пошли. Скоро светать начнет, мне нужно успеть к морю.

Она посмотрела на мое вопросительное лицо и объяснила.

— На сушу я выхожу редко, только на сбор зверей, который происходит в ночь осеннего равноденствия.

— Но сегодня весеннее…

— А ты разве не догадался, что в этот раз я сделала исключение ради тебя! — и она посмотрела прямо мне в глаза так, что я покраснел до ушей. — Для кого же я оставила тогда раковину на берегу если не для тебя?

Я почувствовал себя так глупо, будто я был не сорокалетним мужчиной, а наивным мальчиком. И как мальчик, окрыленный новым знакомством, я бежал за Ассоль, которая скулила и лаяла из нашего убежища, оповещая весь лес о том, что ее привязали к дереву. Привязал я собаку механически, лишь только увидел незнакомку на поляне, опасаясь, что собака может кинуться на женщину, к тому же выходить на встречу с женщиной с волкодавом, по меньшей мере, неприлично. Ассоль, отпущенная на волю, выскочила на поле, подскочила к Дельфании и, став лапами на грудь, лизнула в лицо — Дельфания рассмеялась звонким смехом и устояла, хотя порой я теряю равновесие от таких нападений — выражений собачьей ласки. Потом она носилась, как собака Баскервилей, по серебристым просторам ночного раздолья, спрятанного между гор.

Мы шагали к морю по темному лесу. Я молчал, а Дельфания напевала какую-то странную мелодию, похожую на ту, что извлекалась из ее раковины. Я продолжал слышать ее внутренним слухом. Когда позволяла дорога, мы шли рядом, а когда становилось узко, то она шла впереди меня, где-то сзади легким бегом семенила Ассоль. Я посматривал на стройную, упругую фигуру женщины, и легкость, с какой она продвигалась по земле, напоминала движение балерины по сцене. Я чувствовал, что от нее ко мне передаются тонкие вибрации, и мое существо наполнялось какой-то неизведанной, счастливой истомой, и нарастало чувство прикосновения к чему-то неведомому, к миру, который можно только вообразить, к сказке, которая вдруг отворила двери и впустила меня в свое действо. Парадоксальность ситуации заключалась в том, что во мне период ожидания, неизвестности, страха достиг своего апогея и почти мгновенно преобразился в озеро покоя, тихой радости и счастья. Эта женщина, которая, честно говоря, еще час назад вызывала во мне мистический трепет и ужас, теперь стала мне словно близким и родным человеком!

— Дельфания, почему ты так спешишь уйти в море? — спросил я. — Мне нельзя быть долго на суше, — ответила она. — Пять, максимум шесть часов, а потом нужно вернуться в море.

— Я читал где-то о людях-рыбах, но думал, что это просто легенды или сказки.

Дельфания улыбнулась и взглянула на меня. — Ты еще не веришь, что я настоящая?

— Нет, верю, конечно, — смутился я. — Но все равно как-то сразу трудно свыкнуться с тем, что я встретил женщину, живущую в море. Может быть, это сон? — спросил я и внимательно, испытующе взглянул на нее.

— Пусть будет сон, — рассмеялась она. — Пусть это будет самый чудесный и волшебный сон в твоей жизни!

Вот мы уже приблизились к нашей лагуне, прошли по песку и наконец остановились на гальке у моря. Светало, в воздухе появились весенние распевы птиц, можжевеловый аромат наполнил атмосферу.

— Не смотри на меня так, — произнесла она, будто мы были с ней близки. — Я вернусь сегодня ночью и расскажу тебе все, что тебе интересно. И даже больше.

Ветер залетел к ней в волосы, утренний свет осветил ее лицо и смуглое, гибкое тело.

— Подождешь меня? — спросила она.

В ее вопросе было лукавство, так как она понимала, что я отсюда, а лучше сказать от нее, не то что не уйду, но не знаю, есть ли на свете такие силы, которые могут меня от нее увести.

— Ведь это я послала косулю за тобой. И подарок тебе приготовила — раковину, которую оставила здесь, на берегу. А наклонилась для того, чтобы ты увидел, что здесь что-то лежит для тебя.

— Как? Ты уже знала обо мне?

— Нет, не знала, но после того как сгорели твои часовни все звери этих лесов только и говорили об этом пожаре. Тогда я попросила косулю разыскать и привести тебя на наше собрание.

— А я-то думал, что это все случайно!

— Случайность, Вова, это — результат действия, которое не видно.

— Так ты следила за мной?

— Можно сказать, да. Когда ты здесь купался и ходил вдоль берега, я смотрела за тобой из воды.

Я слегка покраснел от того, что она видела меня в столь экзотическом виде, так как, очевидно, купался я тогда обнаженным.

— Почему ты это делала?

— Мне хотелось узнать тебя поближе. — Она отвернулась к морю и на выдохе произнесла. — Сама не знаю почему.

А потом взмахнула руками, сделала несколько шагов в море и, воскликнув «До вечера!», скрылась под водой. Мне показалось, что мой последний вопрос своею прямотой смутил ее и ей хотелось быстрее спрятаться от меня.

 

Глава 8. НОЧЬ ОТКРЫТИЙ

 

Весь день я обустраивался на песчаном берегу, среди редколесья: разбил палатку, подправил очаг, который здесь был сложен из камней. Несколько раз ходил в лес за сушняком, где нарвал маленький букетик первых весенних цветов, а потом собирал доски по берегу моря, выброшенные штормами. Ночи все-таки были еще свежими, и следовало заготовить столько дров, чтобы можно было греться у костра до утра. После обеда я купался, вода была еще достаточно прохладной, не более 14 градусов, но солнце припекало, по-летнему. А затем лег спать в палатку. Мне снились какие-то странные сны, лишенные всякой логики и последовательности, и когда я, очнувшись, выглянул наружу, солнце наполовину село в море.

Дельфания вышла из моря, когда совсем стемнела. Она, блестящая от воды, мягкой походкой подошла к костру. Я встал и протянул ей букетик цветов, она взяла, вдохнула, прикрыв глаза, и села на бревно, лежавшее напротив меня. Я тоже сел, и мы молча смотрели на огонь.

— Хочешь кушать? — спросил я и приподнялся за кастрюлей, в которой у меня был сварен суп из сушеных грибов.

Дельфания, отрицательно махнув головой, произнесла:

— Спасибо, Вова, — и мне показалось, что она грустна. — Сегодня я расскажу тебе одну печальную историю. Это история моей жизни. Ты слушай и не перебивай, если захочешь что-нибудь спросить, спросишь потом, когда я закончу.

Я утвердительно кивнул головой.

И она начала длинный рассказ, который брал свой исток в Казахстане, где в бескрайних степях затерялся небольшой городок ее родителей. Я слушал, затаив дыхание, и лишь иногда вставал, чтобы подбросить в костер дров. На каком-то этапе ее повествования мне вдруг нестерпимо захотелось спросить, откуда она может знать то, что было до ее рождения, и как она способна помнить то, что происходило с ней, когда она была еще совсем крошкой?

— Так я попала в семью волков. И знаешь, Вова, ты можешь не поверить и даже не понять, но волки любили меня так, как редкие люди способны любить. Ведь волки создают семью раз и на всю жизнь. Еще с детства они присматриваются друг к другу, потом, когда наступает пора, они не меньше года ухаживают друг за другом и только после этого создают семью. Причем в семье нет превосходства ни волка, ни волчицы — живут на равных. А те, кто не смог обзавестись парой, помогают своим родственникам растить волчат. — Дельфания задумалась о чем-то, наверное, вспоминая жизнь в волчьей семье, а потом провела рукой по голове Ассоль, которая лежала около нее, и произнесла с улыбкой. — Отшельник очень был похож на твою собаку, только крупнее. Он погиб, но спас меня. У него было очень доброе сердце. — Взор Дельфании был устремлен сквозь пространство и время.

— Когда я подросла, то ушла жить к дельфинам. Еще когда я находилась в утробе матери, то получила посвящение на полуводный образ жизни. Мама много занималась со мной в море, дельфины учили ее искусству жить в водной стихии.

— Сколько же тебе сейчас лет? — не выдержал я и нарушил изначальный уговор.

Она улыбнулась и спросила: — А сколько дашь?

— Извини, у нас, людей, не принято спрашивать женщин об их возрасте.

— Опять ты не считаешь меня человеком.

— Прости, я не хотел тебя обидеть, но ведь по моим расчетам тебе сейчас должно быть не больше десяти лет, а на вид тебе я бы дал восемнадцать.

— Дело в том, что дельфины произвели над моим телом определенную трансформацию, с помощью которой я и могу находиться в воде так же спокойно, как и на суше. Этот процесс происходит на очень глубоком, клеточном уровне, мое тело как бы заставили вспомнить исконное прошлое, когда люди могли дышать в воде и вели полуводный образ жизни.

— Наши древние предки жили в море? — спросил я.

— А разве ты не чувствуешь память об этих предках, когда плаваешь, купаешься, ныряешь, будто ты дельфин, и море для тебя естественная среда, как и суша?

— Да, действительно, иногда ощущаю подобное, но, мне казалось, что эти состояния — просто игра моего воображения.

— Нет, Вова, память о прошлом у каждого человека хранится в генах, и если суметь, то можно увидеть прошлое всего человечества, начиная от первых людей. Так вот, процесс трансмутации в моей природе вызвал бурный рост самого организма, я повзрослела за один год на десять.

— А что же из себя представляют дельфины? У нас над ними проводят различные исследования, которые подтверждают их высокий интеллект, уникальные психические способности, но для людей они все так же остаются животными.

— Дельфины — самая древняя цивилизация разумных существ на земле. Они владеют глубокими знаниями и обладают способностями, какие не доступны людям вашей цивилизации. Они научили меня многому. Вот ты, например, подумал, каким образом я знаю о том, что я тебе поведала. Так вот, время, Владимир, на самом деле может проходить вне живого существа, а может протекать сквозь его сердце, тогда разум способен изменять время, а это позволяет заглянуть и в прошлое, и в будущее.

Последние откровения Дельфании были настолько для меня ошеломляющими, что я молчал, обдумывая сказанное, и недоверчиво поглядывал на свою ночную гостью, которая свободно оперирует такими понятиями и категориями, будто она только закончила университет.

— Всему обучили меня дельфины, их знания и стали для меня естественным, природным университетом.

— Почему же цивилизация дельфинов не продвинулась дальше в своем развитии?

— Я попробую тебе объяснить, Владимир, но для этого ты постарайся вспомнить свое детство.

— А при чем тут детство?

— При том, что дельфины не пошли технократическим путем, как вы, они развивали в себе внутренние, психические и энергетические потенции, и потому сохранились в том же виде, как и были миллионы лет назад. Они остались детьми. Высокоразвитыми разумными существами, но детьми по духу. Посмотри, как они наивны и искренни, как они играют с теплоходами, как доверчивы к людям.

Когда Дельфания произнесла слово «вы», я осознал, что передо мной сидит хотя и женщина, но представитель иной цивилизации. Мне стало как-то не по себе, и я инстинктивно съежился. Дельфания это почувствовала, встала, подошла ко мне и прикоснулась своей ладонью к моему плечу. Сквозь спортивную куртку и майку я ощутил ее тепло. Это было первое прикосновение этой женщины-дельфина. По моему телу прошелся будто волной легкий электрический ток, который ударил в ступни и вернулся обратно, приведя в некое равновесие мое внутреннее состояние, которое готово было возмутиться.

— Я понимаю, Владимир, что многие вещи, сказанные мною, могут тебя ранить, ведь я знаю, насколько твоя душа чувствительна и уязвима.

Когда она называла меня полным именем, то я понимал, что мы находимся на разных берегах бытия и между нами лежит непреодолимая пропасть. Я, честно говоря, обиделся на то, что она знает мою внутреннюю подлинную натуру. Мне было приятно прикосновение ее ладони, но обида взяла верх, и я убрал плечо. И она поняла мое состояние, предложив:

— Если не хочешь, то я не буду говорить с тобой на эту тему. Только ты, Владимир, вернее, Вова, должен понять, что часть нашего общения — это встреча представителей двух цивилизаций. Поэтому мы должны подняться над своими личностями и пообщаться на этом уровне. И я тебя нисколько не желала обидеть. — Она отвернулась и произнесла. — Скорее, напротив, мне хотелось сделать тебе что-нибудь очень хорошее, доброе и светлое.

Она стояла ко мне спиной, я встал и с дрожью прикоснулся к ее спине. Моя ладонь ощутила кожу, которая была такой же теплой, как и человеческая, только структура ее была не гладкой, а как бы покрыта гусиной кожей, но в то же время пластичной, упругой, под которой чувствовалось твердое тело.

— Хорошо, Дельфи, говори, — я действительно слишком остро реагирую, но ты же сама знаешь мою натуру, — сумел выкрутиться я из неловкого положения.

Она повернулась ко мне лицом, и мы некоторое время смотрели друг другу в глаза на очень близком расстоянии. Я ощущал ее запах, который представлял собой некий синтез запаха моря, песка, можжевельника, а главное, аромата весенних, благоухающих трав, который доносится ветром с горных склонов. Глядя в ее глаза, я чувствовал, что проваливаюсь в чистоту ее бездонных озер, и мне стало как-то не по себе. Я сел на свое место и приготовился выслушать все, что поведает мне Дельфания, без лишних эмоций и обид.

— Люди пошли путем развития технократии, продолжила она, заняв свое прежнее место и взяв в руки палку, которой водила по песку возле кострища. — Вы развили такой Великий Механизм, в котором растворились, потерялись и, в конечном счете, стали заложниками миллионов разных систем, конструкций, коммуникаций. Стоит произойти у вас какому-либо сбою: то ли энергосистемы или водоснабжения, так вы сразу становитесь беспомощными и чрезвычайно уязвимыми. Вы стремитесь развить более совершенные системы и технологии, но еще больше погружаетесь в рабство от своих же систем.

— Ты права, Дельфи, многие люди себя ощущают в этом большом, как ты назвала, механизме, беспомощными и ничтожными. Но разве есть иной путь? Мы ведь так привыкли к свету, теплу, к тому, что многое за нас выполняют машины. Да и последние достижения науки дают надежду на приближение к эре мира и благоденствия.

— Эта дорога в никуда, вы не развиваете свой внутренний, духовный мир и потому обречены на исчезновение, если не одумаетесь и не измените своего отношения и к себе, и к природе, что, впрочем, одно и то же; Ибо — как вы относитесь к себе, так вы относитесь и к природе. На земле существовала не одна подобная цивилизация, как ваша, они достигли даже большего уровня развития технологий, но они были стерты с лица земли. Они так же, как и вы сейчас, погрузились и полностью отдались во власть ума, который в конечном итоге привел к поражению. Ум потерпел крах от реальности, потому как никакие, даже самые совершенные умозрительные схемы, концепции и учения не способны вместить бесконечные горизонты истинного бытия. Разум потерпел фиаско в стремлении навязать жизни законы человеческого ума, подчинить действительность мозговым системам, доктринам и теориям. Вы утратили свойство воспринимать жизнь, космос, природу непосредственно водрузив между собою и реальностью миллионы призм: теорий, философий, учений, которые стали искажать суть вещей до неузнаваемости и противоположности. Вы не улучшили цивилизацию, вы раздули ее до невероятных размеров, она разбухла, в то время как внутри нее незримо уже давно идет разложение, что подобным же образом и привело к катаклизмам и уничтожению предшествующих цивилизаций. Философы разрабатывают модели совершенного бытия, мечтая об эре всеобщего благоденствия и процветания; политики и правители заботятся о собственном величии и славе; воины кладут свои головы на поле брани за мир, равенство и справедливость; ученые открывают законы природы, которые, в конечном счете, дают не благо человечеству, а работают против самой жизни на земле; инженеры внедряют новейшие технологии, думая, что вот-вот люди станут богатыми и счастливыми; космонавты, как заложники сложнейшей аппаратуры, смотрят на мир с орбиты Земли, а тем временем на этой маленькой планете накапливается невежество, мрак, боль, нищета и пустота. Продолжает литься кровь, господствуют алчность, сребролюбие; процветает человекоубийство, а дети, тысячи детей брошены в этот бушующий океан зла на произвол судьбы.

Дельфания стояла передо мной во весь рост, ее глаза горели звездным, светом, фигура была напряжена как стрела, и от нее будто исходили мощные энергетические волны, которые заставляли мое сознание вздрагивать и пульсировать в такт ее вибрациям. Мне казалось, что когда она говорила, будто с неба в нее устремлялся некий информационный поток, который посредством этой хрупкой девушки из моря вещал нам, людям, предупреждение об опасности, которая поджидает планету и всех людей. В эти мгновения передо мной стояла уже не женщина, а вселенский разум, который управлял ею и наставлял, что и как говорить. И я чувствовал себя виновным за все человечество.

— Посмотри, Владимир, что творится на Кавказе! Здесь идет война. Природа гибнет, звери в страхе и ужасе покидают свои родные места и бегут в ваши края в надежде найти покой и мир. А тут идет брань с природой, уничтожаются леса, по горам тянется черная труба.

— Что ты имеешь в виду? — оживился я, когда она задела мои края.

— Я имею в виду трубу, по которой пойдет нефть. Сколько уже погибло деревьев, какая опасность теперь угрожает морю! Какие беды могут постигнуть этот край, города побережья!

— При чем же здесь города?

— При том, Владимир, что Черноморское побережье Кавказа — зона большой сейсмической опасности. Здесь могут произойти землетрясения максимальной всей вселенной, причиняя ей вред. С другой стороны, добрые и светлые мысли созидают, помогают вселенной развиваться дальше.

— Ты говоришь о вселенной, как о живом организме, который растет?

— Именно, Владимир, вселенная растет и развивается! — Дельфания одобрительно сверкнула глазами, как бы радуясь тому, что мы, наконец, нашли с ней общий язык и взаимопонимание.

— Так что, вселенная подобна растению?

— Да, она очень похожа на то, как поднимается к небу цветок.

И она подняла мой букетик, который лежал около нее на бревне, и поднесла к лицу, вдыхая аромат цветов.

Я смотрел на звезды, которых здесь, на Большом Утрише, было видимо-невидимо. На такую звездность местного неба я обратил внимание еще в прошлый раз. Все смешалось в моей голове: дельфины, женщины, цивилизации, вселенная. Этого было слишком много за один раз. Я украдкой взглянул на Дельфанию, лицо которой освещалось красным светом костра, и подумал, как в такой изящной, можно сказать, хрупкой женщине помещается так много знаний?

— Я тоже думаю, что на сегодня достаточно, — подытожила Дельфания и встала, как бы намереваясь покинуть меня. — Я пойду, мне пора.

И последние ее слова вновь прозвучали уже не как представителя другой цивилизации, а как женщины, покидающей место свидания. Впрочем, может быть, мне это только показалось.

— Дельфи, не уходи, — попросил я и, набравшись смелости, взял ее за руку. — Мне так хорошо с тобой, только сразу мне трудно переварить такой объем информации и событий. Мне необходимо немного времени, чтобы освоиться. Ты меня понимаешь?

0на не сопротивлялась моей руке и произнесла, взглянув на меня уже совсем новым, каким-то застенчиво— грустным взглядом:

— Понимаю, Вова.

— Твои глаза меняются, как море, мне кажется, что они море и есть. То они строгие, то теплые, то трепетные, то грустные.

— Я пойду, хорошо?

— Мне кажется, что ты что-то утаиваешь от меня? — Потом, Вова, не провожай меня, до завтра, — сказала она и, прихватив букетик, побежала к морю.

Только я забрался в палатку и положил голову на то, что выполняло роль подушки, как мгновенно погрузился в глубокий сон, в котором происходили землетрясения, извергались вулканы, рушились горы, земля исчезала под водой морей и океанов, в которых плавали дельфины, люди, человеко-рыбы, русалки, динозавры.

 


Поделиться с друзьями:

Кормораздатчик мобильный электрифицированный: схема и процесс работы устройства...

Биохимия спиртового брожения: Основу технологии получения пива составляет спиртовое брожение, - при котором сахар превращается...

Адаптации растений и животных к жизни в горах: Большое значение для жизни организмов в горах имеют степень расчленения, крутизна и экспозиционные различия склонов...

Поперечные профили набережных и береговой полосы: На городских территориях берегоукрепление проектируют с учетом технических и экономических требований, но особое значение придают эстетическим...



© cyberpedia.su 2017-2024 - Не является автором материалов. Исключительное право сохранено за автором текста.
Если вы не хотите, чтобы данный материал был у нас на сайте, перейдите по ссылке: Нарушение авторских прав. Мы поможем в написании вашей работы!

0.088 с.