Правовые основы русской соборности

Высочайший уровень национально-религиозного самосознания стал на Руси результатом пятивекового (XI-XVI вв.) церковного воспитания и напряженного размышления народа о своем высшем предназначении и промыслительно определенном месте России в истории человечества. С момента Крещения в 988 году по Р.Х. практически все дошедшие до нас литературные памятники – от «Слова о законе и благодати» митрополита Илариона и до анонимного «Домостроя», летописных сводов и народных «духовных стихов» – отражают безраздельную поглощенность русской души вопросами религиозно-нравственного самосовершенствования.

Процесс этот завершился в XV-XVII веках формированием всестороннего церковно-государственного мировоззрения, полно и ярко выразившегося в общественной деятельности преподобного Иосифа Волоцкого и пророческих посланиях инока Филофея, державных деяниях Грозного царя Иоанна и молитвенной благодати его «освятованного» сына Феодора. В основании этого мировоззрения лежала великая мессианская идея о России как о последнем прибежище благочестия; стране, промыслительно предназначенной Самим Господом для исповеднического и страстотерпческого подвига хранения Истин Христовых посреди всеобщей апостасии, вероотступничества и «мерзости запустения» антихристова царства «последних времен».

Ясно, что столь напряженная духовная жизнь нации требовала своего выражения не только в литературных и летописных произведениях, но и в деяниях власти, отражавших ее самосознание выразительницы всенародных чаяний и святынь. Уже Иоанн Грозный далеко не случайно утвердил на Красной площади в качестве мистического центра России образ Христовой Голгофы – Лобное место. Несколькими десятилетиями спустя Борис Годунов намеревался построить на Боровицком холме величественный Воскресенский храм по точному образу и подобию Иерусалимского.

Но наиболее полно отражали национально-государственное самосознание Руси те юридические, правовые акты, которые власть – равно светская и духовная – стремилась положить в основу жизни общества. Из века в век они пополнялись и совершенствовались до тех пор, пока, наконец, не была предпринята попытка создания комплексного и полного законодательного свода...

+ + +

Летом 1648 года специальным повелением царя Алексея Михайловича была создана думская комиссия по систематизации всех действующих на территории России законоположений и по учету новых правовых потребностей растущей российской государственности. Возглавил комиссию боярин князь Одоевский. В состав ее, кроме руководителя, вошли еще два боярина, один окольничий и два дьякона.

Непосредственным поводом к осознанию необходимости такой работы послужила очередная смута – бунт московского посадского люда. На созванном 16 июля 1648 года земском соборе группа дворян подала челобитную с просьбой о составлении Уложения, «чтоб вперед по той Уложенной книге всякие дела делать и вершить» 8), – и работа закипела. С самого начала деятельность комиссии Одоевского не ограничивалась чисто бюрократической компановкой уже существующих правовых актов. Не замыкаясь в тесных рамках московского «приказного», чиновничьего мирка, ее представители наладили соотрудничество с широкими слоями провинциальных представителей, уполномоченных доверием местных избирателей.

В результате в основание итогового документа был положен широчайший спектр материалов – от византийских правовых кодексов и памятников права Великого княжества Литовского до коллективных челобитных столичных и провинциальных дворян, посадских людей, а также указные книги московских приказов и прежние Судебники, имевшие хождение на Руси со времен «Русской правды» Ярослава Мудрого.

Начиная с сентября 1648 года наработанный комиссией законодательный материал стал поступать на обсуждение «лутчих людей», съехавшихся в Москву по указу Государя. В процессе этого обсуждения возник дополнительный и весьма энергичный импульс законодательной инициативы «снизу», выразившийся в подаче множества челобитных по целому ряду важнейших проблем внутриполитического устройства Московского государства. Слушание проекта Уложения проходило на соборе в двух палатах: в одной под председательством царя заседала Боярская Дума и Освященный Собор архиереев, в другой – выборные люди разных званий и чинов.

Только 29 января 1649 года было завершено окончательное составление и редактирование Уложения. К сожалению, значимость соборной «технологии» принятия этого важнейшего акта долгое время не сознавалась русскими историками во всей своей полноте. Раз за разом они предлагали недопустимо упрощенные схемы «пассивного согласия» выборных с предложениями, поступавшими «сверху», из думской комиссии Одоевского. К счастью, позднейшие исторические изыскания позволили восстановить правду, показав активную роль представителей российской провинции и средних сословий (так называемых «гостей» и «черной сотни») в формировании основополагающих статей Соборного Уложения.

Внешне это Уложение представляло собой длинный свиток, состоящий из узких бумажных столбцов с текстом, в конце которого стояли «своеручные» подписи участников земского собора (всего – 315), а по склейкам столбцов – скрепляющие подписи дьяков. С рукописного подлинника была тут же составлена типографская матрица, с которой документ был в течение одного лишь 1649 года дважды отпечатан невиданным по тем временам тиражом – по 1200 экземпляров в каждом издании.

Соборное Уложение по своей полноте и целостности не имело претендентов не только в истории русского законодательства, но и в современной ему европейской юридической практике. Оно состояло из 25 глав, разделенных на 967 статей, и охватывало область государственного, административного, гражданского, уголовного права, регламентируя так же порядок судопроизводства. Уложение закрепило основные черты политического строя и правовой системы России столь совершенно и качественно, что осталось основой русского законодательства на протяжении двух столетий, несмотря даже на крутые реформы XVIII века...

Нам, впрочем, важнее всего обратить внимание на две существенные особенности Уложения, делающие его столь примечательным документом. Это, во-первых, его религиозно-мистическое обоснование, и, во-вторых – целостность.

«В лето 7156-е, июля в 16-й день, – гласит преамбула Уложения, – Государь Царь и Великий Князь Алексей Михайлович, Всея России Самодержец, в двадесятое лето возраста своего, в третье лето Богом хранимыя своея державы, советовал с Отцем своим и богомольцем, Святейшим Иосифом, Патриархом Московским и Всея России, и с митрополиты и со архиепископы, и с епископы и со всем Освященным Собором» о необходимости составления нового законодательного свода. Мировоззренческие основания этого свода, – утверждают составители документа, – необходимо искать в «правилах Святых Апостол и Святых Отец и в градских (т.е. гражданских – прим. авт.) законех Греческих Царей (т.е. византийских императоров – прим авт.)». 9)

Так определялся духовный, религиозно-мистический фундамент, на котором русское общество собиралось строить свою экономическую и политическую жизнь. Государевы бояре, окольничии и «думные люди», конечно, тоже принимали активнейшее участие в составлении Уложения. И соборная грамота о них поминает тут же, но все же – вслед за «Освященным Собором». Есть и еще одна красноречивая деталь: «с митрополиты и со архиепископы» царь «советовал», а «с своими бояры» всего лишь «говорил» о делах составления свода.

В реальности, конечно же, политический вес боярской аристократии и практическое влияние на течение государственных дел со стороны высшего чиновничества неизмеримо превышали возможности архиереев, но их формальное первенство было «первенством чести», подтверждавшим тот основополагающий для русской жизни факт, что духовные ее надобности почитаются государством первостепенными и важнейшими по сравнению с любыми другими – телесными и чувственными.

Об этом же свидетельствует и расположение материала внутри самого Уложения. Его открывает не раздел о государственных преступлениях и даже не параграф о злоумышлениях против священной особы Самодержца, но специальная глава, перечисляющая проступки против веры и Церкви. «Будь кто иноверцем, или и русским человеком, – провозглашает первая же статья (обратите внимание, что слово «русский» употребляется в значении вероисповедном, как синоним понятия «православный»), – если возложит хулу на Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа, или на Рождшую Его Пречистую Владычицу нашу Богородицу и Приснодеву Марию, или на Честный Крест, или на святых Его угодников – про то сыскивать всякими сысками накрепко. А коли сыщется про то допряма – того богохульника, обличив, казнить, сжечь».

Вторая статья Уложения ограждает от поругания Церковь как источник животворящей благодати и мистическую опору народного бытия. «Если какой бесчинник, – провозглашает она, – пришедши в Церковь Божию во время святыя Литургии, каким бы то ни было образом Божественной Литургии совершиться не даст – поймав его и сыскав про него допряма, что он так учинил, казнити смертию безо всякой пощады».

Во всех законоположениях, касающихся Церкви, поражает глубокое понимание ее внутренней, духовной природы, например – ясное сознание Литургии как мистического центра всей христианской религиозной жизни, повреждение которого, лишая благодати Таинство Причастия, грозит непоправимыми последствиями для церковной деятельности. Характерна и еще одна черта, объясняющая столь пугающую многих нынешних «либералов» строгость приговоров. В отличие от гуманизма, провозгласившего земную, телесную жизнь человека высшей ценностью, христианство никогда не признавало ее таковой, отдавая первенство душе, предназначенной Самим Богом для жизни вечной. Потому-то преступления против души, против Церкви (спасительницы этой души для Царствия Небесного) без размышлений карались телесной смертью. Меньшим и временным злом закон пытался воспрепятствовать злу неизмеримо большему, вечному...

Что касается целостности Уложения, то это его замечательное качество немало способствовало расцвету православной российской государственности. Соборное Уложение, благодаря своей полноте, свело воедино правовые основы самых разных областей общественной жизни, создав, таким образом, гласную, открытую, законодательно сформулированную базу межсословного взаимодействия, на основании которой в дальнейшем была выработана политика державного строительства Православной Империи.

Этот универсальный имперский документ создал предпосылки для присоединения Малороссии и Белой Руси, для внутриполитической стабильности и бесперебойного функционирования механизмов государственной власти. Он же – в принципиальном, а не конкретно-практическом виде – еще понадобится нам (или нашим детям) для возрождения Святорусской Державы...

Соборная законодательная деятельность середины XVII века и сегодня подает нам высокий пример для преодоления в будущем нашей правовой ущербности. Не подлежит сомнению, что после восстановления подлинной национальной государственности одной из первейших задач русского общества станет восстановление духовной связи российского законодательства с Соборным Уложением и Основными законами Российской Империи. И труд этот ни в коем случае не будет уделом исключительно правоведов-специалистов, но, как встарь, – всех «лучших людей» необъятной Земли Русской!

Последние времена

Все сказанное выше позволяет объективному исследователю свежим, незамутненным взглядом рассматривать не только «дела давно минувших дней», но и нашу новейшую историю, и современное положение вещей, и даже – делать некоторые прогнозы на будущее.

К сожалению, эпоха торжества духовной русской культуры стала одновременно и переломным этапом в развитии российского общества. До XVIII столетия монолитное и духовно единое – после петровских реформ оно раскололось на две неравные части с различными культурными архетипами и несхожими идеалами жизни. «Прорубив окно в Европу», Петр I сделал это столь грубо и неаккуратно, что существенно повредил защитные механизмы Православной России. В результате на протяжении XVIII-XIX веков на Руси постепенно складывались две культуры, две цивилизации – традиционная, соборная цивилизация православного большинства и модернистская, индивидуалистическая культура «просвещенного» безбожного меньшинства. Непримиримая борьба между ними в конечном итоге и определила трагедию русской судьбы в XX столетии.

Крутые и зачастую плохо продуманные реформы, ставшие отличительной чертой эпохи российского «просвещенного абсолютизма» и внедрявшиеся с полным пренебрежением к многовековому соборному опыту, без всякого совета с народом – породили в русском духовном монолите массу трещин и болезненных разногласий, которыми не преминули воспользоваться недоброжелатели России. Начался активный процесс «гуманизации» русской жизни, ее секуляризации и расцерковления. Закономерным результатом такого процесса через два столетия стала духовная катастрофа революции 1917 года со всеми последовавшими затем кошмарами злобной русофобии, «совдеповского» сатанизма и иноверческого, инородческого господства.

Лишь величайшее напряжение всех народных сил да милость Божия позволили России «переварить» отраву коммунизма, в значительной мере нейтрализовать его разрушительную сущность, буквально утопив в собственной крови богоборческие порывы марксистской квазирелигии. Более того, даже после учиненного всероссийского погрома русская цивилизация, заключенная в уродливую «советскую» форму, осталась все же стихийно духовной. Жестокими антихристианскими гонениями была загнана в подполье лишь ее «сознательная», церковная часть. В то же время мощное инстин-ктивное стремление сохранить «надмирные» идеалы русской жизни столь сильно деформировало коммунистическую идеологию, что даже она приобрела в России «идеационный» характер религиозной веры, выдвинув на первый план все ту же задачу воплощения в земную жизнь абсолютных ценностей справедливости, братства и им подобных.

Наша нынешняя смута – закономерный результат того страшного духовного истощения, которое стало неизбежным следствием неимоверных испытаний, искушений и скорбей, перенесенных русским народом за последнее столетие. И все же, если мы сумеем правильно оценить религиозные, духовные причины великой Русской Трагедии, сумеем изжить ересь гуманизма-человекобожия, обрядившегося ныне в «либерально-демократические» одежды, – сегодняшний кризис станет для Руси лишь преддверием нового ярчайшего духовного расцвета и высочайшего державного взлета.

Пока, впрочем, духовная оккупация России в полном разгаре. Общественное мнение раздроблено как никогда раньше, люди подавлены и дезориентированы отравой «мировоззренческого плюрализма», а средства массовой информации ведут против собственного народа настоящую психологическую войну. Государство и Церковь остаются носителями полярных культурных архетипов – чувственного и духовного, усугубляя раздирающие общество противоречия. И Запад, находящийся ныне в расцвете своего политического могущества, выигравший сорокалетнюю «холодную войну», всеми средствами усиливает российский хаос, стараясь ни в коем случае не допустить возрождения традиционного русского национального самосознания...

Последствия такого положения вещей нетрудно себе представить. Несмотря на внешнюю мощь, цивилизация Запада уже почти исчерпала свои внутренние резервы. Российские ресурсы могут лишь на какое-то время оттянуть агонию, но ничто не в силах предотвратить неумолимо приближающуюся развязку. И если мы не найдем в себе сил своевременно восстановить свою былую самобытность, грядущий катаклизм неумолимо захватит нас своим водоворотом и Россия – историческая, тысячелетняя Россия, многовековой оплот христианской духовности и государственности – погибнет окончательно и навсегда.

«Все важнейшие аспекты жизни, уклада и культуры западного общества переживают серьезный кризис, – писал Питирим Сорокин еще за несколько лет до второй мировой войны. – Больны плоть и дух западной культуры, и едва ли на ее теле найдется хотя бы одно здоровое место или нормально функционирующая нервная ткань...».

«Вступив на историческую арену как наследник и заместитель христианской морали и законности, – предупреждал он чуть позже, – современная система чувственной этики и права в процессе своего поступательного развития сеяла семена деградации человека и нравственных ценностей... «Допустимо все, что выгодно» – таков главный нравственный принцип нашего времени. Он дополняется болезненной озабоченностью утилитарными ценностями. «Если вера в Бога полезна, то он существует, если нет, то нет и Бога». «Если наука дает жизненно важную ценность, то ее принимают, если нет, то она признается бесполезной». Отсюда наше помешательство на деньгах, наша бессовестная борьба за богатство. «За деньги можно все купить». Мы превращаем в деньги и прибыль любую ценность: пять близнецов, научное открытие, религиозные убеждения, сенсационное преступление и многое другое. Удачливые стяжатели составляют нашу аристократию. Отсюда наше кредо «дело есть дело» и вся жестокость борьбы за чувственные ценности. Отсюда наши «научные» нравы и обычаи вместо моральных императивов, наше допущение, что нравы условны и варьируются у разных групп. Отсюда миллионы других характеристик нашего urbs venalis (продажный город – лат.) со всеми трагическими последствиями такого морального цинизма. Когда общество освобождается от Бога и от Абсолюта и отрицает все связующие его моральные императивы, то единственной действенной силой остается физическая сила.

Так чувственное общество с его чувственной этикой подготовило свое добровольное самоподчинение грубому насилию. «Освобождая» себя от Бога, от всех абсолютов, от категорических императивов, оно стало жертвой открытого физического насилия и обмана. Общество достигло крайней точки моральной деградации и сейчас трагически расплачивается за свое безрассудство. Его хваленый утилитаризм, практицизм и прагматическая целесообразность обернулись самой непрактической и неутилитарной катастрофой. Немезида восторжествовала!

Отсюда и трагедия самого человека чувственного общества. Лишая всего божественного, чувственное умонастроение, этика и право понизили его до уровня электронно-протонового комплекса и рефлекторного механизма. «Освобождая» его от «предрассудков» категорических императивов, они отобрали у него невидимое оружие, которое безоговорочно защищало его достоинство, святость и неприкосновенность. Лишенный этого оружия, он оказывается игрушкой в руках самых случайных сил. Если он полезен по тем или иным соображениям, то с ним будут обращаться достойно и заботиться о нем, как мы заботимся о полезном животном. Его же можно «ликвидировать», если он приносит вред, как мы уничтожаем ядовитых змей. Для такого уничтожения не требуется ни вины, ни преступления, ни реальной причины. Самого существования человека или группы как непредусмотренного препятствия уже достаточно, чтобы их уничтожить. Без всякого раскаяния, угрызений совести, сожаления, сострадания уничтожаются миллионы людей, лишаются своего имущества, всех прав, ценностей, обрекаются на все виды лишений, изгоняются, и только из-за того, что само их существование является препятствием для реализации жажды власти, богатства, комфорта или какой-либо другой чувственной ценности. Крайне редко с таким цинизмом обращались с тягловым скотом! Освобожденный от всех запрещений, чувственный человек как самоубийца уничтожает чувственного человека, его гордость и достоинство, его ценности и достояние, его комфорт, удовольствие и счастье. В этом шквале необуз- данных страстей чувственная система в целом разбивается на куски и исчезает». 11)

Две страшные мировые войны, до основания потрясшие международное сообщество, и отчаянные попытки западной цивилизации зафиксировать свое привилегированное положение путем установления на всей планете национальной диктатуры Мирового Правительства в рамках той или иной модели «нового мирового порядка» – подтверждают горькую правоту оценок «русского американца» Питирима Сорокина...

+ + +

«Смотрите, не ужасайтесь, ибо надлежит всему тому быть, – поучает нас Сам Господь Иисус Христос в Священном Писании. – Восстанет народ на народ, и царство на царство: и будут глады, моры и землетрясения по местам; все же это – начало болезней. Тогда будут предавать вас на мучения и убивать вас; и вы будете ненавидимы всеми народами за имя Мое; и тогда соблазнятся многие, и друг друга будут предавать, и возненавидят друг друга, и многие лжепророки восстанут, и прельстят многих; и по причине умножения беззакония во многих охладеет любовь; претерпевший же до конца – спасется... Так, когда вы увидите все сие, знайте, что близко, при дверях. Истинно говорю вам: не прейдет род сей, как все сие будет; небо и земля прейдут, но слова Мои не прейдут. О дне же том и часе никто не знает, ни Ангелы небесные, а только Отец Мой один...» (Мф. 24:6-13;33-36).

 

Примечания

1. Покер Победителя. Газета «Сегодня» от 19.08.94.

2. Н.Я.Данилевский. Россия и Европа. М., Книга, 1991, См. гл. XVII – «Славянский культурно-исторический тип».

3. В русском переводе первая часть книги была впервые издана в Москве в 1993 г. (издательство «Мысль»). Несмотря на внушительный для такого рода литературы тираж (50 тыс. экз.), сложный и тяжелый язык перевода, переполненный специальными терминами, вряд ли позволил ей найти массового читателя.

4. А. Дж. Тойнби. Постижение истории. М., Прогресс, 1991, с.496.

5. Питирим Сорокин. Человек, цивилизация, общество. М., 1992, с.429.

6. Там же, с.430.

7. Там же.

8. Смирнов П.П. Несколько документов из истории Соборного Уложения и Земского Собора 1648-1649 гг. Чтения Общества Истории Древностей Российских, 1913, книга IV, отд. IV, с.6.

9. Текст Уложения дается по книге: Российское законодательство X-XX веков. Акты Земских Соборов. Том.3, М., Юридическая литература, 1985.

10. М.Вебер. Протестантская этика и дух капитализма. В сб. «Избранные произведения». М., Прогресс, 1990, с.80.

11. См. Питирим Сорокин. Кризис нашего времени. В сб. «Человек, цивилизация, общество». М., 1992.

Часть первая

РУСЬ СОБОРНАЯ

БОГА БОЙТЕСЬ, ЦАРЯ ЧТИТЕ

Империя и соборность

Содержание главы

Imperium

Империя и Церковь

Империя и земство

Последние неудачи

Imperium

 

В русской истории ее имперский период совпал с угасанием соборного начала в государственной и церковной жизни Руси. Это послужило причиной того, что до сих пор широко распространено заблуждение, согласно которому имперская государственность несовместима с соборными началами общественной жизни. На деле же это, конечно, совсем не так.

Вообще надо сказать, что обсуждать подобные темы чрезвычайно сложно, ибо зачастую одни и те же слова обретают у различных авторов весьма противоречивое содержание. Поэтому и нам не обойтись без более или менее пространного определения таких понятий, как «империя», «имперская государственность», «имперская идея» и им подобных.

Империей (от латинского imperium – власть) в христианском понимании принято называть государство, почитающее сохранение истин веры своей главной обязанностью; государство, объединяющее в себе различные культуры, народы и племена, спаянные в единый общественный организм вокруг некоторого державного ядра. Таким ядром является народ-носитель державной идеи, народ-защитник святынь и страж устоев государственного бытия, блюститель мировоззренческого единства, политической стабильности общества и экономической дееспособности страны. К сожалению, в результате многочисленных исторических искажений и целенаправленной антиимперской пропаганды понятие «империя» приобрело ныне в господствующей либерально-демократической среде отрицательное значение «тюрьмы народов», государства, в котором метрополия богатеет и пухнет за счет нещадно эксплуатируемых, нищающих национальных окраин.

Наше время не зря называют смутным – в умах и сердцах миллионов людей замутились ныне многие простые и очевидные истины, низвержены без разбора все авторитеты. Мы перестали вникать в смысл понятий, став легкой добычей злонамеренных средств массовой информации, манипулирующих сознанием дезориентированных, обманутых людей, которые безропотно усваивают ложные идеи и губительные антидуховные стереотипы. Пользуясь повальным умственным затмением и религиозно-нравственным оскудением Руси, ненавистники России прежде всего стремятся разрушить те уникальные, многовековые идеи и ценности, которые обеспечивали русскому обществу его феноменальную стойкость и жизнеспособность.1)

При этом особенному поношению подвергается идея империи и имперский, державный инстинкт русского народа.

Империя, внушают нам, – это такая форма государственности, в которой господствующий народ угнетает другие народы, в которой злокозненный «центр» живет за счет ограбления «колоний». Потому-де такому чудовищу не место в «цивилизованном мире». Однако всякий беспристрастный человек, мало-мальски знакомый с историей нашего Отечества, может легко убедиться, что Российская Империя никогда не соответствовала такому определению. Этот карикатурный образ не имеет ничего общего с нормальной имперской государственностью. Более того, в основании здорового христианского империализма лежат понятия и чаяния вполне духовные, благонамеренные и благодатные, берущие свои начала в Священном Писании и церковном вероучении.

Мировая история знает два типа империй. Один тип, возникший на исторической сцене довольно поздно как результат «расцерковления» западного мира и колониальных захватов эпохи «великих географических открытий», – это «лжеимперии», государственность которых основана на экономическом, политическом и военном господстве одного народа над другими. Именно такие государства и создали историческую почву для мифов о нравственной несостоятельности имперской идеи как таковой. Среди наиболее ярких примеров можно назвать Британскую, Австрийскую, Германскую, обе Французские империи.

Западные народы, создавшие эти государственные конструкции, в силу своих культурно-мировоззренческих и нравственно-религиозных особенностей извратили самую суть имперского принципа.

При этом первые поползновения с целью присвоить себе богоданное имперское служение начались в Западной Европе более тысячи лет тому назад. В 800 году по Р.Х., воспользовавшись смутами в Византии, вызванными иконоборческой ересью, папа римский Лев III возвел короля франков Карла Великого в ранг «императора». Однако франкская империя просуществовала недолго. Вслед за тем в 962 году Оттон I, германский король, завоевав Северную и Среднюю Италию, объявил себя «императором» Священной Римской империи, которая вскоре захирела в результате борьбы с папами, хотя формально продолжала существовать вплоть до 1806 года...

Но наиболее настойчивые попытки восхитить себе имперское звание народы Европы предприняли в XIX столетии, когда эгоистическое, индивидуалистическое мировоззрение «гуманизма» и «просвещения» едва ли не полностью вытеснило христианские святыни из жизни людей.

В 1804 году провозгласил себя императором Наполеон Бонапарт. Тогда же в целях борьбы с растущим французским могуществом титул «апостолического императора» принял на себя Франц I Австрийский. Блестящие военные успехи Наполеона вплотную приблизили «маленького корсиканца» к мировой гегемонии (не случайно церковным сознанием православной Руси он воспринимался как предтеча антихриста). Впрочем, даже крушение новоявленного «императора» не остановило его многочисленных последователей и подражателей. Племянник Бонапарта под именем Наполеона III в 1852 году тоже провозгласил себя императором, заявив о намерении «примирить народы». Когда же «империя» этого «миротворца» в 1870 году пала в результате войны с Пруссией, на «вакантное» место тут же заступила объединенная Германия, спаянная Бисмарком «железом и кровью» из рыхлого конгломерата разномастных немецких княжеств, объявившая себя «империей» в 1871 году. В 1876 году юридически оформилась и самая крупная, Британская империя (королева Виктория была провозглашена императрицей Индии).

Однако во всех этих европейских псевдоимпериях искажалась самая суть имперской государственности. Они стремились либо к чисто политическим, милитаристским, экспансионистским целям (Германская империя, империя Наполеона I), либо к корыстным торгово-экономическим выгодам (Британская империя). Имперский принцип был понят обезверившейся Европой как принцип силового господства над другими народами, а не как благоговейное служение высшим религиозно-нравственным идеалам.

Другой тип имперской государственности был выработан в Древнем Риме, усовершенствован и одухотворен христианством в Византии и затем, после падения Константинополя под натиском полчищ турок-османов, воспринят и усвоен Православной Русью. Хотя юридически Россия была провозглашена империей лишь в 1721 году (когда Петр I принял поднесенный ему Сенатом и Синодом титул императора), имперские признаки начали проявляться в ее государственности еще со времен Иоанна III, вполне отчетливо закрепившись в ходе царствования Иоанна IV Грозного.

Римская, Византийская и Российская империи – вот три последовательных исторических этапа воплощения в жизнь великого имперского принципа.

Один из столпов русского православно-патриотического движения Владимир Андреевич Грингмут еще в конце прошлого века писал: «Юридическая основа этой идеи была выработана в полном совершенстве в Риме. Но этому материальному целому не доставало живительного духа, не доставало христианства. Лишь в Византии римское самодержавие стало самодержавием православным и достигло полного юридически-церковного совершенства. Но выработанной в Византии идее самодержавного православия не доставало, однако, еще подходящей народной почвы для ее осуществления. Почва эта дана была ей в России. Из кабинетов византийских юристов и богословов идея православного самодержавия перешла в сердца русского народа и, просветив эти золотые сердца, сама получила в них недостававшее ей глубокое этическое просветление. Таким образом, римское самодержавие, византийское православие и русская народность соединились в одно гармоническое, неразрывное целое...» 2)

С этой точки зрения весьма показателен ответ, данный Петром I Сенату и Синоду при принятии им на себя титула Императора Всероссийского. «Зело желаю, – сказал великий преобразователь, – чтобы весь наш народ прямо узнал, что Господь Бог... нам соделал. Надлежит Бога всею крепостью благодарить; однако же, надеясь на мир, не надлежит ослабевать и в воинском деле, дабы с нами не так сталось, как с монархиею Греческою (т.е. с Византийской Империей – митр. Иоанн). Надлежит трудиться о пользе и прибытке общем, который Бог нам перед очьми кладет... от чего облегчен будет народ...» 3)

Основой истинной имперской государственности, позволяющей отличать ее от исторических подделок и искажений, является державность в ее христианском понимании. Подлинная империя есть великая мировая держава, включающая в свой состав различные народы, которые связаны в единое целое общностью высшей культуры, равенством всех граждан перед законом и верховной властью. Благодаря своей величине и мощи, внутренней культурной и этнической многоцветности, христианская империя являет собой своего рода уменьшенную копию целого человечества. Потому и события, происходящие с ней, имеют особую духовную значимость, особое мистическое, прообразующее значение.

Так, империя Рима, по нынешним меркам довольно скромная территориально (охватывавшая даже в моменты своего расцвета лишь зону средиземноморья, Малую Азию и часть Европы), сыграла, тем не менее, благодаря своему «воцерковлению» при императоре Константине Великом ключевую роль во всей мировой истории двух последних тысячелетий. Эту роль Рим со временем уступил Византии, а та – Москве. Крушение же русской православной государственности вызвало во всем мире столь мощные геополитические и военные катаклизмы, что в XX столетии человечество не раз оказывалось на грани общемировой катастрофы.

Все это особенно ярко высвечивает благотворную роль христианской империи, влияние которой на события в мире реализуется посредством осуществления государством двух взаимосвязанных и взаимообусловленных функций. Первая из них (внутренняя) заключается в поддержании мира между народами империи и духовного здравия в общественной жизни страны. Вторая (внешняя) – в удержании человечества от падения в пучину хаоса и ожесточенного взаимоистребления.

«Блаженны миротворцы, ибо они будут наречены сынами Божиими» (Мф. 5:9), – гласит Священное Писание. Соответственно, для государств и правителей нет предназначения выше и благороднее, нежели противостоять действующему на земле злу, утверждая повсюду мир и покой осмысленного, одухотворенного бытия. В конечном итоге такое благодатное воздействие на мировую политику способно оказать лишь государство, вдохновляемое в своей земной деятельности высочайшими «небесными» идеалами христианства, евангельскими заповедями и Законом Божиим.

Истина едина. Соответственно, сколько бы ни существовало в ту или иную эпоху государств, именующих себя империями, подлинная Империя может быть только одна. Для христианского сознания это всегда было очевидным, ибо Православная Империя есть не больше и не меньше как земная ипостась Царствия Божия, Царствия Небесного...

Лучше, чем кто-либо, осознавали великое значение «миродержательной» функции, которую выполняла Российская Империя, русские государи XIX столетия. После победы над Наполеоном именно Александр I для поддержания в Европе мира и спокойствия создал Священный Союз. В 1849 году Николай I спас от развала Австрийскую монархию и остановил победоносное шествие европейской революции. Лишь благодаря благожелательной российской политике во времена Александра II смогло осуществиться объединение Германии, составившей в «европейском оркестре» необходимый противовес французскому государству. По инициативе Николая II в 1898 году была созвана Гаагская мирная конференция.

Но особенно ясно понимал миротворческую миссию России венценосный родитель последнего русского царя – Александр III. При нем Российская империя достигла небывалого влияния на мировую политику, не ведя, однако, никаких войн, а действуя в качестве своеобразного геополитического «балансира», уравновешивавшего антагонистические тенденции международной жизни. Прозванный в народе «миротворцем», Александр III зримо явил в своей деятельности, каковы могут быть благотворные следствия настоящей русской державности при твердом понимании верховной властью своего высшего, нравственно-религиозного предназначения...

+ + +

Учитывая, что христианская государственность знает две конкретно-исторические формы проявления соборного начала – религиозную, церковную, и земскую, народно-представительскую, здоровая национальная политика имеет для империи значение не меньшее, чем чистота и ясность ее религиозного самосознания.

Исследуя эти вопросы, знаменитый теоретик монархизма Лев Александрович Тихомиров писал: «Само по себе существование племенных особенностей не только не вредит единству государства, а даже служит полезным источником разнообразия национального и государственного творчества. Но необходимо, чтобы при этом была некоторая общая сила, сдерживающая племенные и вообще партикуляристские тенденции. Подобно тому, как в самом искусном сочетании управительных учреждений одно из важнейших условий составляет сила власти, так и в единении разноплеменного государства важнейшее