Влияние учения Конфуция на виды японского Пути

 

Влияние Конфуцианства — которое, надо сказать, продолжается и по сей день — на социальные устои Японии, этикет, правительство и практически все аспекты общественной жизни страны было огромным.

Так исторически сложилось, что хотя император всегда находился во главе страны, он далеко не всегда управлял ею. Значительный промежуток времени в истории страны ею управляли сегун (военный лидер) и бакуфу (военное правительство), которые железным хватом держали феодальную Японию. Начиная с 1603 г., после многолетней внутренней междоусобной войны, сегун Токугава Иейасу привел страну к эпохе мирного сосуществования. В эпоху Эдо (1603–1867) страна находилась во власти безраздельного управления семьей Токугава, чье бакуфу активно заимствовало конфуцианские доктрины Китая, пытаясь таким образом обеспечить этическую законность своего положения у власти. Эти доктрины до сих пор оказывают влияние на японские социальные страты (слои), включающие различные До. Конфуцианство с его глубочайшей заботой о социальном поведении оказало огромное влияние на рейджи, или формальный этикет, который также затрагивает различные варианты Пути (я остановлюсь на этом более подробно в четвертой главе).

Токугава выбирал концепции консервативного направления Конфуцианства — Чу Хси — идеи социального приличия и почтительности по отношению к старшим, которые традиционно являлись приоритетными в учении Конфуция, но также помогали Токугаве подкрепить свои взгляды на социальный порядок и обеспечить лояльность баку фу. Тем не менее, в конце концов, это привело к возмущениям в определенных слоях общества против Конфуцианства, проповедуемого Току га-вой и всей семьи Токугавы в целом. Бакуфу создали список конфуцианских принципов, который был официально одобрен правительством. Заповеди были взяты из учения Чу Хси (1130–1200). В Японии его философия известна как Шу-ши или Тей-шу. В этом учении основной упор делается на преданность родителям, социальное родство и служение господину, что превращало эту философию в идеальное средство для создания социальной сплоченности и преданности бакуфу Такугавы. Однако, в дополнение к вышеназванным ценностям, Неоконфуцианство Чу Хси подчеркивало необходимость познания общего посредством изучения частного, что является центральной идеей всех вариантов Пути.

С ростом неудовлетворенности бакуфу и его вариантом Конфуцианства по всей стране, все большую популярность начала приобретать доктрина, отличная от учения Чу Хси. В Японии она называлась Ойомей, в основе новой доктрины лежало учение Ванг Янг-мина (1472–1529). В противовес интеллектуально ориентированной концепции Чу Хси, Ойомей придавала особое значение интуиции и личностному развитию. И что еще более важно в контексте рассмотрения эволюции различных форм До, Ойомей особо выделяла необходимость контроля сознания через систематическое выполнение телесных практик, которые, как мы знаем, характерны для следования той или иной форме Пути. Ванг утверждал, что подобные телесно ориентированные дисциплины приведут к росту добродетели. Он чувствовал, что систематическая практика физических упражнений, как и другая физическая деятельность, укрепит единство мысли и действия, сознания и тела, а это, как нам известно, является самой сутью, идеалом всех форм японского До. Он не прекращал повторять, что действия, а не слова — это путь к настоящему самосовершенствованию. Ойомей выражает ту же простую и прямолинейную духовность, что и Дзен, но в отличие от последнего, эта доктрина никогда не была так популярна на Западе отчасти благодаря тому, что она сыграла такую важную роль в становлении и внутреннем наполнении японских искусств и Пути.

К несчастью для Токугавы, Ойомей также подчеркивал большую ценность личности по сравнению с унаследованным положением. В любом случае, Ойомейское направление Конфуцианства, стоящее несоизмеримо ближе к Даосизму, чем ортодоксальное Конфуцианство, несомненно повлияло на формирование различных форм До и оказало на них такое же историческое влияние, как и основное направление Конфуцианства, а может, даже и превзошло его по степени своего воздействия.

Различные формы Пути появлялись, эволюционировали и претерпевали изменения под влиянием, как Конфуцианства, так и Даосизма. Но в отличие от древних китайцев, японцы кажется не были столь сильно поглощены метафизическим аспектом этих учений, и их интерпретация До оставалась более прагматичной и тесно связанной с социальными отношениями в обществе. Другими словами от даосского Дао они взяли ровно столько, сколько и от конфуцианского. И, тем не менее, социальные условия, феодальный управляющий класс и две местные влиятельные религии — Синто и Дзен-Буддизм — изменили обе доктрины.

 

Влияние Синто и Дзен-Буддизма на варианты японского Пути

 

На протяжении веков Дзен и Синтоизм оказывали огромное влияние на всю структуру культурных ценностей Японии. Схожим было их влияние и на формирование различных форм Пути. Синто, относящийся корнями к местным аборигенным верованиям, в приближенном варианте означает «путь богов». Сам термин, возможно, пришел из Китая, и его написание на самом деле можно встретить в древних даосских и конфуцианских писаниях. В Синто нет автора, и не существует никаких священных писаний, вся религия основана на поклонении и почитании природы во всех ее проявлениях, включая собственных предков. Центральная, основная идея состоит в том, что все формы бытия, одушевленные или неодушевленные, имеют своих коми, в самом подходящем переводе — «божественные сущности, создания». Считается, что ками обладают защитными свойствами, поэтому самой важной частью различных синтоистских фестивалей и праздников является завоевание расположения ками.

Из Синто практики Пути взяли традиционный упор на чистоту, безукоризненность и различные практики очищения (мисоги). Чистота, кстати говоря, является одним из четырех главных принципов чайной церемонии: гармония (во), уважение (кей), чистота (сей) и уединенность в тихом месте (джаку). Соответственно акцент на чистоту появился именно из Синто. Когда в Японии вы заходите в додзе, где практикуют боевые искусства, или в школу каллиграфии, вы довольно часто можете увидеть студентов, выполняющих соджи, ритуальную уборку тренировочного зала или комнаты для занятий. Кроме того, как мы уже говорили, в Синтоизме акцент делается на поклонение природе, и это тоже в какой-то мере сказалось на натуралистической направленности практики Пути — самой форме практики, стиле физических упражнений и эстетики До. Саби («безыскусность») и ваби («простота») представляют собой два главных элемента, формирующих всю эстетику Пути, и хотя они изначально были взяты из Дзен, в них ясно читается более глубокий и ярко выраженный синтоистский подтекст. Эти два элемента неизменно присутствуют в чайной церемонии и наглядно показывают влияние на эту практику не только Синтоизма, но и Дзен.

Учение Дзен-Буддизма возникло в шестом веке в Индии. Основателем считается монах Бодхидхарма, в японском — Дарума. Вскоре после основания Дзен, примерно в 520 году нашей эры, он ушел в Китай, где, согласно преданиям, просидел девять лет лицом к стене, пока не достиг просветления.

Слово «Дзен» в японском языке является эквивалентом китайского «Чань», которое в свою очередь происходит от индийского Дхьяна. В Японию Дзен был привезен монахами Эйсаем (1141–1215) и Догеном (1200–1253). Правящий военный класс Японии быстро принял это учение наряду с Сингон Буддизмом и его идеей освобождения путем медитации, которая быстро вошла во все сферы жизни японского общества. Дзенский акцент на отсутствие логического осмысления происходящего и реализацию единства с мирозданием оказал огромное влияние на становление японской культуры. Многие современные эстетические качества японских искусств имеют историческую связь с Дзен. Благодаря своему стремительному и тотальному влиянию на японское общество, Дзен затронул и большую часть японских искусств — чайную церемонию, искусство создания букета, рисование кистью и многие другие. Чадо, Путь чая, являющийся одним из самых главных видов Пути, в течение долгого времени был очень сильно подвержен влиянию Дзен и в свою очередь оказал большое влияние на другие виды Пути.

Дзен с его медитацией и ее воплощением в каждодневных делах сильно повлиял на все варианты японского До, и на самом деле Путь очень часто называют «пластичным Дзен». Дзен особенно подчеркивает необходимость преодоления самообмана, а Путь долгое время служил своего рода «проверкой реальности». Сидя в тишине и медитируя, довольно просто представить себе, что мы уже достигли полной невозмутимости сознания. В то же время если мы не способны продемонстрировать такое же Дзенское состояние при практике Пути, например шодо или будо, то на самом деле мы занимаемся не чем иным, как самообманом, и до настоящей невозмутимости нам еще очень далеко. Если студент шодо не может оставаться отстраненным, когда его чрезмерно нагруженная чернилами кисть вот-вот заставит иероглиф растечься и потерять форму и эстетическую привлекательность, или если человек, практикующий кендо, не может сохранить невозмутимость при быстром приближении бамбукового меча, то в таком случае не приходится говорить ни о какой истинно дзенской невозмутимости и непоколебимости сознания. Идея Дзен заключается в том, что каким бы искусным ни казалось наше физическое движение или исполняемая нами техника, будь то чайная церемония или практика боевого искусства, если сознание в этот момент не находится в покое, то само движение не является практикой Пути. Именно этот нюанс, идея, пришедшая из Дзен, и является той силой, которая позволяет превратить определенный вид деятельности в Путь, искусство, способное изменить все стороны жизни человека его практикующего.

Хотя на Западе ошибочно полагают, что Дзен это единственное духовное учение, оказавшее значительное влияние на становление философии Пути — людям с Запада свойственно упускать из виду значимость других учений, например, Эзотерического Буддизма и Сингон Буддизма, и их влияния на развитие Пути, — Дзен на самом деле имел очень длительное влияние и затронул глубинные аспекты всех практик, которые в настоящее время являют собой варианты Пути. Возможно, наилучшим источником информации для детального обсуждения Дзен и степени его влияния на До является классическая работа Тревора Леггетта «Дзен и Путь». Там эта тема раскрыта намного более подробно, чем на страницах этой книги, и я настоятельно рекомендую ознакомиться с работой Тревора всем, кого действительно интересует происхождение Дзен и его влияние на практику Пути.

 

Много дорог — один Путь

 

Дзен, Синто, Конфуцианство и Даосизм сыграли значительную роль в превращении японских искусств и повседневных ритуалов в ценные пути духовного развития. Тем не менее интеллектуальное, логическое изучение этих религий не приведет к пониманию форм японского До; в этом могут помочь только непосредственная практика, участие в процессе. И когда вы дойдете до глубинного понимания одной формы Пути, вы поймете все их множество.

Пример из жизни. К тому моменту, когда я начал заниматься японской каллиграфией и рисованием кистью, я уже долгое время практиковал различные формы До, практиковал практически с самого детства. Мой учитель Кобара Ран-секи Сенсей говорил, что я прогрессирую необычайно быстро. В шутку он часто говорил, что я был мейдзин («гений»), но однажды он сказал, что на самом деле был обескуражен моим быстрым продвижением в освоении искусства. В конце концов когда мы поехали в Японию, чтобы показать наши работы на Выставке японской Каллиграфии, я рассказал ему о своем предшествующем опыте практик других форм До. Я не хотел, чтобы мой Сенсей или мои соученики думали, что я считал себя «особым» только потому, что сам к тому времени уже являлся учителем нескольких До. Только к тому моменту, когда мы поехали на выставку, посвятив изучению шодо уже несколько лет, я чувствовал себя достаточно комфортно, чтобы объяснить учителю свой предыдущий опыт.

Кобара Сенсей считается в Японии одним из лучших мастеров каллиграфии, живущих за пределами азиатского региона. Выслушав меня, он покивал с пониманием. Получив объяснения он понял мой «секрет». По словам учителя, и это также находит отражение в других практиках Пути, если ты действительно понял суть хотя бы одного До, получил это понимание из первых рук, прочувствовал его, ты получил ключик к сумме всех знаний Пути, всей его сущности. Это, конечно же, не значит, что человек, овладевший искусством каллиграфии, сразу научится выполнять, например, все техники дзюдо. Но это значит, на самом элементарном уровне, что он поймет принципы, эстетику и ментальное состояние, характерное для практики любого вида Пути.

Однажды я услышал разговор моего друга Шим-бара Койо Сенсея, имеющего высокий дан в дзюдо, с местным студентом, изучающим Дзен. — А, ребята, о чем говорим? — Да так, просто обсуждаем сущность Дзен. — Надо же, я даже и не подозревал, что ты интересуешься Дзен. — Ну, ты знаешь, на самом деле я не читал ни одной книги об истории этого учения, если ты это имеешь в виду… но, как ты знаешь, я занимаюсь дзюдо большую часть своей жизни. Оказывается, мы говорим об одних и тех же вещах, в этом очень много общего.

Что же общего имеют люди, практикующие различные формы Пути? Все очень просто — их объединяет само До, которое представляет собой не только и не столько определенный способ делать что-либо, а Путь самого мироздания.

 

От частного к общему

 

Благодаря тому, что все японские искусства имеют одинаковые требования к эстетике, изучение одного До может существенно увеличить понимание других его форм. Для создания великолепного букета требуется такое же чувство внутреннего баланса, как и при написании иероглифов с помощью кисти, при котором, каждый иероглиф должен выражать динамический баланс. В одори, классическом японском танце, так же, как и при практике боевого искусства, необходимо научиться сохранять динамический баланс, в чем-то схожий с тем балансом, который является неотъемлемой частью мастерства в японском искусстве каллиграфии.

Единство с природой, которое играет такую важную роль в искусстве создания букета, представляет собой один из основополагающих принципов таких видов боевого искусства как айкидо и айки-дзюцу. Шодо требует от практикующего такого сосредоточения и внимания к мельчайшим деталям письма и форме кисти, которое сравнимо с методологической точностью движений, которой добиваются ученики, занимающиеся искусством икебаны. Ча-но-йу, или чайная церемония, основывается на ва-кей-сей-джаку («гармония — уважение — простота — уединенность»), а японские искусства каллиграфии и создания букета приводят к достижению такого же внутреннего состояния. Ваби и саби представляют собой особую форму выражения философских принципов в чайной церемонии, в то же время они являются универсальными художественными и духовными характеристиками, присущими всем видам японского искусства.

Другими словами, тщательное изучение и практика определенного Пути позволяют нам усвоить общие принципы и характеристики и применить их в практике другого искусства. Так же верно и обратное утверждение: многие западные студенты, изучающие разносторонние формы японского искусства, часто упускают из виду значимость этих идей и умозаключений, и в итоге их занятия превращаются в слабую имитацию истинного искусства, которое они собирались изучать.

Япония всегда славилась способностью «одухотворять» такие виды деятельности как рисование кистью, танец, драматическое искусство и составление букетов. Главная цель практики этих форм До в том, чтобы через занятие конкретным видом деятельности, через собственные переживания самого процесса разглядеть целостность жизни во всех ее проявлениях. Ямаока Тесу, мастер каллиграфии, практик Дзен и основатель искусства фехтования Муто Рю, говорил, что одним из важнейших направлений его учения была «практика объединения общего и частного». Д.Т. Сузуки, автор многочисленных книг, посвященных Дзен, высказывал эту же мысль в следующей форме: «Одно во многом и многое в одном».

Определенный ритуал или его часть, а также упражнения, когда практикующий копирует что-либо, могут рассматриваться как «частное». В суми-э, рисовании чернилами, копирование изображения бамбуковой ветки, сделанного учителем, имеет своей целью не только создание безошибочного дубликата, но скорее познание сути самого урока, данного учителем, или определенной техники рисования, которая потом откроет секрет использования всех техник. Мы копируем и изучаем определенную модель, для того чтобы понять общие принципы, которые позволяют технике выполнять свою функцию и которые, в конце концов, дадут нам возможность подняться над формой и познать бесформенное. Учась таким способом, мы часто приходим к выводу, что эти общие принципы содержат в себе нечто большее, чем просто технику изучаемого нами искусства, они преподают нам все необходимые уроки бытия.

На более глубоком уровне человек, занимающийся икебаной, говорит о понимании действительных характеристик цветка, с которым он работает. Он сливается с природой в одно целое, частное (практикующий искусство икебаны) соединяется с общим (природой). Занимающийся боевыми искусствами говорит о необходимости войти в контакт, стать одним целым с противником и даже объединиться с ним. Важнейшая эстетическая составляющая любого классического японского искусства Пути — это непринужденность, естественность, когда различия между общим и частным сглаживаются и две противоположности становятся одним целым.

 

Японский Путь сегодня

 

Существует огромное количество японских искусств и вариантов Пути. И хотя на страницах этой книги невозможно рассмотреть все их многообразие или хотя бы детально описать те из них, на основе которых в этой работе приводятся примеры, в книге подобного рода просто необходимо кратко ознакомить читателя с самыми распространенными видами искусства, ремесла и Пути.

Что еще более важно отметить, так это тот факт что, несмотря на то, что все формы Пути можно представить как виды искусства, далеко не все ремесла или традиционные искусства практикуются в качестве Пути. Печально, но не все истинные формы До, в основном, конечно, на Западе, но в наши дни все чаще и в самой Японии, изучаются как Путь. Зачастую практикующие относятся к занятиям как к обычной программе физических упражнений, не пытаясь вникнуть в суть изучаемого предмета, ограничиваются лишь поверхностным его изучением.

 

 

Глава 2 ЭСТЕТИКА ПУТИ

 

Все виды японского искусства имеют одинаковые эстетические стандарты. Боевые искусства, изготовление букетов — везде вы найдете похожие художественные нормы, отличающие японское искусство от искусства других народов. Эти эстетические нормы оказали большое влияние на становление Пути. Если не понять, не усвоить эти нормы, то навряд ли вы добьетесь действительно глубокого понимания любого из японских искусств.

На страницах этой книги просто невозможно детально рассмотреть огромное количество терминов и теорию, объясняв нормы японского искусства. Кроме того истинное понимание этих принципов и мастерство их применения могут быть достигнуты только через упорную индивидуальную практику. Но с моей стороны будет неправильным не упомянуть хотя бы о самых главных из них. Все эти принципы соединяются между собой, образуя гармоничную целостность, единство японских искусств и Пути. По этой же самой причине описание некоторых принципов и концепций достаточно похоже, и в этом нет ничего удивительного — они всего лишь представляют собой разные способы описания аспектов одного и того же явления — Пути.

Приведенный ниже список отличительных черт, который будет более детально рассмотрен в конце главы, в общих четах представляет собой мое понимание эстетики пути: Гармония • Асимметричный баланс • Безыскусность • Мимолетность / скоротечность • Единство с мирозданием

Некоторые исследователи японских традиций отмечают тот факт, что японская культура — это культура противоречий, то же самое в полной мере относится и к японской эстетике искусства и Пути. Драма Но, например, отражает любовь японцев к безыскусности, сдержанности, утонченным выражениям и образцовым движениям. В то же время в драме Кабуки мы видим изысканность, страстные речи и ослепительные сценические эффекты. Я считаю, что названные черты характеризуют японское искусство в общем, поэтому надо отметить, что пять вышеназванных характеристик далеко не всегда используются одновременно. Но они, тем не менее, дают возможность, можно сказать, отправную точку для того, чтобы начать исследовать весь набор эстетических принципов. И я надеюсь, что, читая эту главу, вы откроете для себя тот факт, что Пути свойственен дуализм — состояние, в котором все противоречия разрешаются сами собой.

Давайте посмотрим, ни на секунду не забывая о названных выше характеристиках, на наиболее важные принципы, лежащие в основе японских искусств и Пути.

 

Ваби

 

На Западе или, по крайней мере, в Соединенных Штатах очень трудно дать универсальное определение красоты. Я только немного преувеличиваю, говоря, что в Японии дело обстоит совсем иначе. В западном мире очень небольшой процент населения, за исключением, пожалуй, профессионалов, работающих в области искусства и постоянно вращающихся в артистических кругах, уделяет внимание эстетике. Конечно, специалист по внутреннему интерьеру или декоратор, может, и обладают достаточно развитым вкусом, чтобы сказать, что будет хорошо смотреться в вашем доме, а что не очень. Тем не менее, даже они едва ли обращают внимание на то, что находится вне помещения, скажем, на сад или на вашу машину. Как правило, мы покупаем машину, руководствуясь нашим собственным чувством стиля, каким бы он ни был, и это несмотря на то, что существует несколько основных старых как мир принципов, которые могут существенно помочь при покупке автомобиля. Характерный для каждого выбор — класса на четверых — далеко не всегда подразумевает покупку металлического насекомого или новомодного форсированного Plymout Prowler — автомобилей, у которых есть свои фанаты. Точно такая же ситуация складывается и в отношении домов, мебели и прочего.

В Японии же наиболее классические виды искусства и Путь на протяжении веков имели одни и те же эстетические нормы. Таким образом, через практически повсеместную практику различных дисциплин японское общество постоянно испытывало на себе действие одних и тех же универсальных эстетических принципов. И хотя эта эстетика часто отсутствует в постоянно растущих бетонных застройках типа Токио, благодаря бонсай на заднем дворе, антикварной вещице в доме, дизайну традиционной одежды и бесчисленному множеству других подобных вещей, японец постоянно видит перед собой общепринятые эстетические нормы. При этом японец не только имеет возможность лицезреть эти нормы, но и активно принимает участие в их создании и воспроизведении, практикуя какое-либо из искусств, в основе которого лежат классические концепции изящества и красоты.

Отправьтесь в небольшую поездку вечером на поезде в любой части Японии, и вы увидите, что вагон буквально забит женщинами, одетыми в кимоно, возвращающимися с занятий по чайной церемонии, студентов кендо, несущих свои мечи и доспехи, пожилых людей с инструментами для самисен — список можно продолжать до бесконечности. Иногда мне кажется, что каждый житель этой страны изучает или изучал какое-либо из традиционных искусств, и мой жизненный опыт подсказывает, что мои догадки недалеки от правды.

Благодаря быстрому распространению традиционных искусств и Пути, с ними связанного, Япония достаточно быстро приобщилась к универсальной эстетике бигаку, которая впервые появилась в 700 году до н. э. в изысканной жизни японского священства и королевской знати. Эти эстетические принципы достаточно быстро просочились в повседневную жизнь и быт обычных людей и в практику различных форм До. В настоящее время они влияют на все сферы жизни в Японии, начиная от отделки дома до внешнего оформления сада и цвета машины в гараже.

Не вызывает сомнения тот факт, что Япония приняла художественные идеи Запада, но очень часто они модифицируются и применяются в соответствии с японским понятием красоты. Конечно же, мнение всех японцев по этому вопросу далеко не однозначно, имеются определенные расхождения во взглядах относительно эстетики, но большинство все-таки имеют более или менее ясное представление (хотя это само по себе не означает, что они имеют и глубокое понимание) о традиционных эстетических нормах, в то время как на Западе многие даже представления не имеют, что это такое.

Одно из главных понятий, касающихся японской эстетики это ваби. «Ваби» это один из ключевых терминов, составляющих словарь японской эстетики. Этот словарь, набор ключевых понятий, называется фузей и включает в себя слова, описывающие определенные художественные чувства, эмоциональность и способы видеть тот или иной объект. Хотя сейчас я пытаюсь объяснить смысл этого слова, «Ваби» это термин, не поддающийся легкому определению.

В ваби мы находим изящество содержащее в себе простоту и даже аскетизм. Ваби это признание того, что красоту можно найти даже в глубинах нищеты, бедности; красота не ограничивается дорогими работами, произведениями искусства, принадлежащими руке истинных мастеров. На самом деле очень изящные вещи можно сделать из простых и дешевых составляющих. (В наше время можно наблюдать очень интересную картину — посуда для чайной церемонии, которая изначально представляла собой деревенский ваби стиль, продается сейчас за огромные деньги). Традиционный деревянный японский дом являет собой прекрасный пример понятия ваби.

С другой стороны Сен но Рикью, который всячески способствовал популяризации чайной церемонии в стиле ваби, однажды заметил, что его знакомый имел чайник, сделанный знаменитым ремесленником, и в этой работе чувствовалось отсутствие духа ваби. Позже чайник был разбит на кусочки и затем аккуратно починен. В свой последующий визит к знакомому Рикью увидел починенный чайник и сражу же заявил, что теперь чайник был просто пропитан духом ваби.

В японских искусствах и Пути простой и естественный не всегда означает быстрый и легкий. Например, в каллиграфии работа может выглядеть так, как будто она была написана в бешеном порыве художественного вдохновения, — иероглифы буквально готовы сорваться с холста, хотя почти наверняка потребовались сотни попыток, чтобы добиться желаемого результата. И даже если работа действительно была написана за короткий промежуток времени, то это свидетельствует о наличии огромного мастерства, для приобретения которого наверняка потребовались годы упорной работы над техникой.

Простоты можно достигнуть только при наличии мастерства, но способность постоянно «попадать в самую точку», делать каждую работу уникальным произведением, отвечающим эстетическим нормам, приходит только с многолетним опытом. В шодо иероглиф ичи (один) состоит из единственной горизонтальной линии и считается одним из самых трудных для правильного написания символов. Точно так же, когда мастер боевых искусств бросает противника наземь, делая при этом всего лишь маленький шаг вперед и едва уловимое движение рукой, это, несомненно, проявление высочайшего мастерства. Поражение противника с помощью большого количества движений и ярко выраженным применением техники — это самый грубый, примитивный способ ведения поединка, в то время как завершение схватки одним лишь взглядом, еще до того как началось собственно физическое противодействие, является главной целью всех японских боевых искусств, практикуемых в качестве Пути. Это кажущаяся простота, появляющаяся в практике боевых искусств, шодо, искусстве изготовления букета и других форм До, содержит в себе огромную глубину.

Буквальное значение ваби это «бедность, скудность», но с точки зрения эстетики имеется в виду бедность поверхностного отношения и искусственности. Ваби заключается в нахождении неуловимого, но такого ценного «чего-то», находящегося внутри нас и нашего искусства, того, что не обращает внимания на веяния моды и неподвластно времени. Проникнуться духом ваби, познать его — значит найти ценность внутреннего содержания, суть вещей, а не их денежную ценность или ценность самих денег. Как говорится в одном из дзенских изречений: Варе тада еару о ишру. Я не знаю многого. Единственное, что я знаю, это то, что я полностью удовлетворен.

Это дзенское высказывание выражает сущность отношения к жизни, характеризуемого понятием ваби, — жизнь в гармонии с природой ценится выше роскоши, материального благополучия и изобилия.

Как только приходит понимание нашей внутренней природы и нашего внутреннего врожденного единства с самой природой, каждый момент и каждая сторона нашей жизни подвергаются трансформации. Не важно, находимся ли мы дома, на улице, в городе или за городом, наша жизнь начинает отражать внутреннюю непринужденность, простоту и легкость жизни, которая принадлежит нам с самого нашего рождения. Это ваби-цумай, или «стиль жизни ваби», который простирается намного дальше, чем просто предпочтение простого природного и искреннего образа жизни. Ваби-цумай имеет непосредственное отношение не только к тому, что мы собой представляем, но и к тому, где мы находимся, во что мы одеты и другим внешним атрибутам нашей жизни. Этот природный, естественный образ жизни, Путь, а также принципы душевной и физической гармонии, которые ведут к нему, будут более подробно рассмотрены в главе 3.

 

Саби

 

Я смотрю вокруг. Цветы и листья клена Давно исчезли — Только хижины с соломенными крышами у моря… Утопают в осенних сумерках.

Сотни лет назад поэт Фудьзивара Садайе посвятил эту оду одному суровому моменту… который ушел в небытие еще до того как кисть Фудь-зивары, наполненная чернилами, коснулась бумаги, моменту, который до сих пор эхом звучит сквозь века. В этом стихе вака и пейзаж и человек, его наблюдающий, слились в одно целое. Фудьзивара намекает на неподвластную времени крупинку вечной жизни — момент, в котором частное и общее слились в одно целое, в абсолют, находящийся без движения в полном одиночестве. Превосходящий все, а следовательно ничего, постоянно меняющийся и в то же время неизменный, поглощающий все существующие и содержащий в себе все имеющиеся формы вещей абсолют, разрушающий двойственность, — вот цельность жизни.

В самой своей природе она всегда одна. Особенность, содержащая в себе каждую точку пространства и времени в пределах бесконечности, она всегда одна, но никогда не одинока. Фудьзивара прочувствовал, а потом изобразил уединенность и отстраненность, существующую без малейшего намека на одиночество, это абсолютно автономное состояние, которое, тем не менее, сохраняет связь со всем существующим… но не цепляется за него. Это чувство притягивания к себе и отпускания от себя одновременно. В До это называется саби, оно позволяет жизни вернуться к своим истокам, исчезнуть в самой себе без сожаления и стремления к возвращению.

Д.Т. Сузуки был одним из первых, кто попытался объяснить на английском внутреннюю сложность двух изначально простых концепций — ваби и саби: Просто быть спокойным или пассивным не значит быть ваби или саби.

Всегда имеется что-то объективное, которое приводит в состояние ваби. При этом ваби это не просто психологическая реакция на определенные условия окружающей среды, на обстановку. Внутри кроется активный принцип эстетизма; когда этого нет, бедность превращается в нищету, одиночество, в изгнание или нечеловеческую замкнутость. Таким образом, ваби или саби можно определить как активное эстетическое принятие бедности… Что касается применения этих терминов в наши дни, то можно сказать, что саби больше относится к частному (например, к чайной церемонии) и окружающей обстановке в целом, а ваби — к условиям жизни, связанным с бедностью, нищетой и несовершенством жизни. Таким образом саби является более объективным, а ваби более субъективным, личностным.

Однако нам не следует понимать этот комментарий слишком буквально. Саби также может относиться к духовному качеству или к психологическому состоянию. Этот термин используется не только для описания отдельных объектов. К тому же далеко не все японцы, практикующие искусства и Путь, используют эти термины одинаково.

Одним словом, в Японии не существует универсального и максимально полного и точного определения ваби и саби. А что касается Рикью, возможного самого известного в истории пропагандиста эстетики ваби-саби в чадо, то он был далеко не бедным человеком, живущим в лачуге на берегу моря в уединении от себе подобных. Хотя при обустройстве своей жизни можно буквально руководствоваться принципами ваби и саби, они скорее указывают на духовное наполнение жизни в определенных условиях, особенно в отношении выбора местности, дома и рода занятий.

Одновременно с этим мы можем сказать, что в кругах японцев, практикующих искусства, ваби чаще всего соотносится со стилем жизни (ваби-цумай), в то время как простая элегантная ваза может быть описана как «имеющая дух саби». Тем не менее, хотя описанное выше различие в определении и использовании терминов ваби и саби достаточно типично для японских ремесленников и мастеров, эстетические чувства, вызываемые этими двумя понятиями, подсказывают, что ваби и саби являются, в общем-то, взаимосвязанными понятиями.

Эстетика как саби, так и ваби включает в себя простоту и строгость, эти термины можно использовать вместе, и поэтому зачастую можно говорить, что тот или иной предмет имеет в себе дух ваби-саби. В то же время саби имеет свой уникальный смысл, значение, присущее только этому понятию, например, уединенность, о которой упоминалось выше. В чадо саби представляет один из четырех основных принципов — джаку (другие три это: ва — «гармония», кей — «уважение» и сей — «чистота, безупречность»). Джаку означает спокойствие, и это тоже является одним из основных выражений чувствования саби. Таким образом, саби обозначает свободное, абсолютно независимое душевное состояние, в котором ты связан со всем окружающим тебя миром мириадами форм, которые его представляют, и в то же время ты находишься в абсолютном одиночестве, неподвластен их действиям. Это состояние уединенности называется саби-шиори. В основе понятия саби лежат именно эти неподвластные времени уединенность и безмятежность.

Саби также представляет собой состояние меланхолии, грусти, которая возникает при виде старой заботливо хранимой и аккуратно используемой вещи, ее древнего и простоватого вида и осознания того, что совсем скоро время полностью ее уничтожит. В Японии особенно ценится такая вещь, несущая на себе отпечаток прожитых лет, свидетельство того, что этот предмет использовался в течение долгих лет, передавался из рук в руки. Повреждения и дефекты, эти отметины, оставленные временем, придают изделию своего рода шарм, персонализируют его и делают таким образом более эстетически привлекательным.

На Западе люди восхищаются наукой и промышленным производством, мы стали фанатами всего современного и автоматизированного. Мы склонны пропускать мимо себя эти замечательные следы, оставленные временем, или избегать предметов, которые кажутся нам несовершенными. Азия же наоборот была менее подвержена воздействию научного прогресса, последовавшего за эпохой Возрождения в Европе, и технического прогресса, случившегося после промышленной революции в западном мире. В эпоху Возрождения и последующие века искусство Запада развивалось в отрыве от его традиционной связи с жизнью человека. В Японии же искусство и само существование индивидуу