Рассуждения врача-клинициста высшей категории с 30-летним стажем работы.

 

Сейчас, когда врачебная карьера уже далеко позади, я не могу объяснить не только другим, но даже себе, как и особенно – почему я стал именно врачом, а не кем-нибудь иным, ну, агрономом, например, или учителем, или просто рабочим.

Нет, я не жалею об этом ни секунды. Наоборот, доволен и горд прожитыми в этой профессии годами. И, как теперь понимаю, прожитыми мною не зря, несмотря на сильные психологические и физические потрясения, тяготы и невзгоды, сопровождавшие их на всем протяжении, окончательно подорвавшими мое здоровье и сделавшие меня инвалидом второй группы уже в самом расцвете сил. Однако, обижаться не на кого и не за что: думаю, подобный исход – это удел любого уважающего себя, свою профессию и своих пациентов врача.

Сейчас, на пенсии, воспоминания и рассуждения о прожитых годах, об их смысле всплывают в моем сознании в цветах и красках, а отдельные события, при их оценке даже, бывает, надолго лишают меня душевного покоя. Похоже, несмотря на утверждение – "пилить опилки" – вспоминать и оценивать прошедшее, дело неблагодарное и никчемное, все же пришло и для меня. "Время собирать камни", так обильно и часто бездумно разбрасываемые в молодости. Наверное, это правильно: ну было и было, ничего уже не вернешь и не исправишь! Но память настойчиво возвращает меня в прошлое, не спрашивая, хочу ли я этого! Дни, когда это случается, не всегда приносят радость. Почему-то чаще вспоминаются не самые светлые случаи из практики, а скорее те, которые в совокупности с нынешней оценкой моих действий – отнимают не меньше физических и моральных сил, а даже больше, чем в момент их свершения! Мне все время кажется, что я что-то не додумал или не доделал тогда, давно, даже если исход был благоприятным, не говоря уже о том, когда все заканчивалось печально. А порой наоборот – что переделал много лишнего, а это тоже плохо. Так и живу со смутой в душе, хотя, казалось бы, чего теперь, живи себе и радуйся! Нет, не получается покоя...

Любимые и даже не любимые учителя! Где вы? Скольких уже нет. Как много нам требуется времени, чтобы понять, что все, кто учил нас профессии и жизни – есть кладезь. Мы же по своему недоумию всех их примитивно делили всего на две категории: хороших и плохих. С хорошими учителями все понятно! Мы их боготворили! А вот плохими возмущались, и зря – они учили нас не хуже, а порой даже лучше хороших. Благодаря их "стараниям" мы понимали – как ни в коем случае не надо делать! А информационный голод и неудовлетворенность знаниями (вернее незнаниями), создаваемые плохим преподаванием, заставляли нас работать над собой и самостоятельно искать истину в учебниках, монографиях, чтении научных журналов, спорах! Чтобы понять – что есть добро, в сравнении познайте зло!

Июль 2014 года. Мне 61. За эти годы мне приходилось преподавать и в средних школах, и в медицинском училище, проводить занятия, читать лекции и беседы по ликвидации медицинской безграмотности в других местах. Поэтому не понаслышке знаю, как тяжел труд педагога. Отсюда к куратору нашей группы в субординатуре, Лидии Михайловне Сотниковой, в душе остались и любовь, и уважение, и понимание ее наставлений сводившихся к словам: "Каким бы критическим не было состояние больного, в ваших действиях всегда должны присутствовать осторожность и взвешенность! Именно эти два качества определяют зрелость врача! Помните Гиппократа: не навреди больному!" – учила она нас! Мы не понимали ее тогда, посмеивались и даже осуждали про себя ее чрезмерную, как нам казалось, осторожность, считая это нерешительностью и слабостью. Но с течением времени, по мере накопления опыта я все чаще стал замечать, что в своих действиях уподобляюсь ей, этой умнейшей женщине, запрещавшей нам проводить пациентам ненужные, опасные и неоправданные процедуры! В начале учебного года листы назначений курируемых нами больных, проверенные ею перед тем, как идти в работу на сестринский пост, были похожи на тетрадь двоечника-первоклассника с исправлениями и вычеркнутыми на две трети лишними лекарственными препаратами и обследованиями. Мы все без исключения страдали полипрагмазией![36] Она спокойно и методично, никогда не раздражаясь, – как ей это удавалось при наших-то амбициях и выходках? – разговаривая с нами на равных, как с врачами, учила нас самому главному: сначала хорошо и много думать. А, если что-то непонятно, не стесняясь советоваться с коллегами, спрашивать вплоть до санитарок. Владлен Миронович Карлинский и она нам часто повторяли: "Глупых вопросов не существует – есть глупые ответы! Спросить не стыдно, стыдно, не спросив, ошибиться!" И главное читать! И лишь потом действовать!

 

Врачебный спор на равных – это многого стоит!

Профессор Карлинский В.М., куратор Сотникова Л.М., субординаторы: Бездворный А.З., Ломакин В.А.

Шахтерская МСЧ. 1976 год. Караганда.

Профессор Карлинский В.М., слева направо субординаторы: Любовь Фен-Сю-Юн-Фен, Нина Ломакина, Любовь Макаренко, Татьяна Гурр, Биктуар Машрапов.

Шахтерская МСЧ. 1976 год. Караганда.

 

В итоге Лидия Михайловна добилась своего - к концу шестого курса наши понятия относительно стратегии и тактики лечения значительно поменялись. Хотя мы: я, Саша Бездворный, Рашид Сутюшев и Биктуар Машрапов (экспериментаторы, как называла нас Лидия Михайловна) – с завидной периодичностью выкидывали такие номера в лечении больных, которые легко могли бы привести к инфаркту миокарда не только терпеливую Лидию Михайловну, но и кого угодно. Только в конце учебы, когда мы, уже получившие диплом врача, устроили прощальный вечер на ее квартире, узнали о тех переживаниях за наши действия и жизнь наших подопечных, как целый год общения с нами она жила на валерьянке! С ее стороны даже прозвучало признание, что чуть не умерла, впервые увидев в палате пациентку, подобно ежику, утыканную иглами – то Биктуар, - самостоятельно, с огромным интересом и большим успехом, практиковал иглорефлексотерапию, метод, расцениваемый в 1976 году, как "шарлатанский", официально запрещенный – бывший фактически вне закона! А тут студент шестого курса, без опыта, и, естественно, без допуска и без разрешения, что называется, по-тихому, вовсю использует его в лечении больных в шахтерской медико-санитарной части! Но Биктуар был молодец, держался стойко! Справедливости ради надо все же сказать, что его действия были настолько успешны, а эффект настолько положителен, что от желающих пройти курс иглорефлексотерапии не было отбоя, несмотря на объявленный ему категорический запрет. Сеансы продолжались теперь "подпольно", а количество принятой нашим куратором валерьянки, как мы узнали позже, росло прямо пропорционально проведенным сеансам!

Эксперименты же Саши, Рашида и мои бросались в глаза не так явно, как иголки Биктуара, но сочетание препаратов, которые мы пытались использовать, особенно у толерантных[37] к проводимой терапии больных, в нарушение всех правил фармакопеи (тоже, кстати, с успехом: не зря же говорят, что дуракам и новичкам всегда везет. Мы относили себя скорее к новичкам, хотя...), вносили свою немалую лепту в расширение арсенала и увеличение доз успокоительных средств Лидии Михайловны!

Женщина, под пятьдесят лет, которую курировал я, очень долго страдала от желчекаменной болезни и страшных колик, периодически приводивших ее в стационар. Мы вчетвером, оценили рентгеновское обследование ее желчного пузыря, не посоветовавшись ни с кем, пришли к решению, что камни небольшие и тюбаж (промывание желчного пузыря лекарственным путем) исправит все! Это сейчас есть препараты для лизиса (растворения) и аппараты для дробления камней и в печени и в почках. В то время мы могли об этом только мечтать. Кроме всего прочего, мы знали, что есть один нюанс: тюбаж противопоказан тем, у кого есть камни в желчном пузыре. Это аксиома и обсуждению не подлежит! Но медицина – это всегда риск, и, если он меньшее зло, чем каждодневные печеночные боли, на него надо идти. И мы решились...

Объяснили пациентке, которой раньше предлагали лишь операцию, но не тюбаж, какую процедуру планируем ей провести, что будет больно, что надо потерпеть. Измученная коликами, тошнотой, рвотой, горечью во рту, диетой, женщина – была согласна на все. Тюбаж был проведен, как в книжке. Страдания больной во время процедуры описывать не буду, но как только вышел последний камень, она сразу уснула. Довольные, что все прошло успешно, мы тоже успокоились. А зря!

На следующий день счастливая пациентка с горстью камней пришла в ординаторскую нас всех благодарить. Вот тут-то Лидии Михайловне и стало в очередной раз плохо! Тот разговор, что состоялся с нами – непередаваем. Мы, естественно, понурившись, молчали, но победная мысль оставалась: больной, однако, помогли.

К слову сказать, уже тогда я начал сомневаться в необходимости твердо соблюдать без права на маневр те дозы препаратов, указанным в справочнике М.Д.Машковского "Лекарственные средства", официально признанном в медицинских кругах нашей страны. Насчет ядов и некоторых других весьма специфических препаратов это было, несомненно, оправданно, но в остальном я был приверженцем подхода старых врачей и фармацевтов с их правилом: "quantum satis" (лат.) – "квантум сатис" – сколько нужно! И не зря! В дальнейшем эти отступления от принятых фармацевтических догм и коррекция доз в сторону увеличения, - порою так значительно, что вгоняли в ступор комиссии, проверяющие лечебные учреждения, где я работал, - часто спасали жизнь, казалось бы, уже безнадежным пациентам! Об этом будет отдельный разговор!

А наш наставник, Лидия Михайловна, с копной огненно-рыжих вьющихся волос и конопушками на лице не оставила нам вариантов выбора для ее прозвища – "Рыжая". Мы полагали, что этот цвет волос для нее, как обладательницы соответствующего оттенка кожи, естественен, и это было действительно так, мы никогда не видели ее другой. Но только на последней встрече она предстала перед нами неподкрашенной и полностью седой, немного уставшей, но, одновременно, очень счастливой женщиной, довольной результатами своей работы и нашими успехами. Притихшие, мы смотрели на нее, и Саша Бездворный, самый старший из нас, решился спросить, показывая на ее седину: "Лидия Михайловна, в этом есть и наша доля?" Она же, сидя на диване в полной тишине, заполнившей в этот момент комнату, неторопливо и без осуждения подолгу останавливала свой взгляд на каждом из нас, как будто видела нас впервые и оценивала, кто чего стоит, одновременно этим взглядом прощалась с нами. Насмотревшись вволю, она улыбнулась и спокойно ответила: "Да, вы мне прибавили седых волос". Но тут же после короткой паузы не без удовольствия добавила: "Я была счастлива учить вас! Ведь любознательность, толковость, зрелость рассуждений и абсолютная непредсказуемость каждого из вас залог вашего большого будущего! Такая группа в моей практике впервые! Всех вас ждут великие дела!" Так попрощавшись с нами, она опять оказалась права – дальнейшая жизнь показала, что "экспериментаторы" нашли свое место в большой медицине!

Это была наша последняя встреча с ней. Жизнь развела всех нас по свету далеко, кого-то надолго, а кого-то и навсегда. И теперь только групповая фотография с золотой во всех смыслах женщиной в центре напоминает нам о тех прекрасных временах молодости и о выпавшем на нашу долю счастье учиться у таких грамотных и умных наставников!

 

24.05.1976 года. Окончание субординатуры. КГМИ. г. Караганда.

сидят слева направо: Миронченко (Ганкина) Татьяна, Ломакин Владимир, Сотникова Лидия Михайловна, Бездворный Александр, Гурр (Викторова) Татьяна.

стоят слева направо: Машрапов Биктуар, Миронченко Валерий, Баранчикова (Рыбкина) Галина, Бирюков Михаил, Ломакина (Адамова) Нина, Сутюшев Рашид.

 

Однако, теплым летом 1970 года, выбирая свой жизненный путь и взваливая на плечи приготовленный мне врачебный крест, я пока не видел в этой благородной профессии ничего, кроме белого халата, олицетворяющего, как мне казалось, чистоту помыслов и дел с обязательными каждодневными подвигами во имя спасения людей. Молодой, глупый, наивный... потому и будущая жизнь казалась мне радужной, простой и понятной: поступаю в институт, учусь, становлюсь врачом, и вот оно - счастье!

С одной стороны, все так и было: вот цель и вот – путь к ней. Но только единицы из нас, школьных выпускников, считавших себя уже взрослыми, знали, и то не до конца, что жизнь – это даже не медаль всего с двумя сторонами, а покрытый со всех сторон шипами неправильной формы многогранник с острыми краями, оставляющими, даже если вести себя очень осторожно, труднозаживающие, а порой и вовсе кровоточащие всю жизнь раны.

Взрослая жизнь оказалась намного непонятнее, сложнее, труднее и запутаннее. Оказалось, что к этой неоднозначности я не был готов…

Ну а уж то, что врачевание – это не только: пришел, прослушал, полечил, - а врач – это не просто человек, одетый в белую спецодежду, - пришло ко мне намного позже.

Да, в жизни чаще так и было: пришел, прослушал, полечил – все оставались живы, здоровы и счастливы. Но каждый раз присутствовал еще один хоть маленький, но очень заковыристый и неприятный нюанс: в своих страданиях все пациенты неповторимы. Всегда, за редким исключением, болезнь "текла, конечно же, не так", как было написано в книгах – то был сюрприз, хотя нас и учили, что жизнь и учебник практически между собой не совместимы! Что каждый пациент – загадка!

Вот тут-то чувство "всезнайства-всеумейства", само собой возникшее во мне при получении диплома (наверное, это пережил не только я), куда-то быстро испарилось, а в голове осталось: "Я ничего не знаю!", и, как отзвук: "Но очень знать хочу!"

И вот она, дилемма: что делать? Все педагоги института остались далеко, на 60 километров вокруг лишь два врача – я и жена! Конечно, рядом есть фельдшеры и сестры, но я здесь старший, поэтому все смотрят на меня, ответ ждут от меня!

Путь был один – литература: читать, читать, читать!

И жизнь моя вдруг превратилась в песню, слушать которую было приятно, но жить в ней неимоверно трудно:

 

"За книжную обложку шагни, как за порог

освойся понемножку в туманной чаще строк

покружишь по оврагам покажется впотьмах

что вот разгадка рядом – в каких то двух шагах...

Ау! Ау! Ну что? Да ничего...

Что вот разгадка рядом – в каких-то двух шагах...

Пролезешь по болотам и влезешь в бурелом,

о дно возьмешь обходом, другое напролом.