Духовные образы и прозрения, связанные с бпм-п

Так же как и первая перинатальная матрица, БПМ-И обла­дает богатыми духовными и мифологическими измерения­ми. Архетипические образы, выражающие качество пере­живаний, принадлежащих этой категории, можно найти в любых культурах мира. Мотив невыносимых духовных и физических страданий, которые никогда не прекратятся, на­ходит свое выражение в образах ада и преисподней, присутствующих в большинстве культур. И хотя специфика этих образов в разных культурных группах может отличать­ся, большинство из этих образов обладает важными сход­ствами. Они являются негативными двойниками и полярны­ми противоположностями различных раев, которые мы об­суждали в связи с БПМ-1. Атмосфера этой мрачной преис­подней подавляюща. Природа там отсутствует, а если и имеется, то испорченная, зараженная и опасная. Это зава­лы и зловонные реки, дьявольские деревья с шипами и ядо­витыми плодами, области, покрытые льдом, пламенеющие озера и реки крови. Человек может стать свидетелем, а иног­да и участником пыток и претерпевать острую боль от уда­ров кинжалами, копьями и вилами демонов, кипеть в котлах или замерзать в холодных местах, ощущать, как его душат и давят. В аду есть только негативные эмоции - страх, отча­яние, безнадежность, вина, хаос и замешательство. _и Мучительные архетипические образы представляют веч­ные страдания и проклятие. Особенно тесно соприкасались с этим измерением древние греки. Их трагедии, выстроен­ные вокруг тем, связанных с вечными проклятиями, с ви­ной, переходящей из поколения в поколение, и невозмож­ностью избежать своей судьбы, в точности отражают ат­мосферу БПМ-И. Персонажи греческой мифологии, символизирующие вечные муки, изображены почти что ге­роями. Например, Сизиф, находясь в царстве теней, тщетно

пытается толкать огромный камень в гору, но, каждый раз теряя его, он вновь обретает надежду добиться успеха. Ик-сиона прикрепляют к горящему колесу, вращающемуся в преисподней целую вечность. Тантала изводят муками жаж­ды и голода, когда он стоит в пруду с чистой водой, а над его головой свисают роскошные грозди винограда. Проме­тей же страдает, прикованный к скале и терзаемый орлом, который пожирает его печень.

В христианской литературе БПМ-И нашла свое отраже­ние в «темной ночи души», предсказанной такими мистика­ми, как св. Иоанн Креститель, который видел в ней важную стадию своего духовного развития. Здесь особенно умест­на история об изгнании Адама и Евы из рая и о происхожде­нии первородного греха. В Книге бытия Бог особым обра­зом связывает эту ситуацию с муками рождения, когда за­вещает Еве: «В болезни будешь рожать детей». Потеря бо­жественной сферы описана в истории Падения Ангелов, ко­торая привела к созданию полярности между небесами и адом. Христианские описания ада показывают особую связь с переживаниями БПМ-И.

В необычных состояниях у многих людей бывают про­зрения по поводу того, что религиозные учения об аде резо­нируют с переживаниями БПМ-П, и это придает на первый взгляд неправдоподобным теологическим понятиям оттенок правдоподобности. Этой связью с ранними бессознатель­ными воспоминаниями можно объяснить почему образы ада и преисподней воздействуют на детей так же сильно, как и на взрослых. Описание Библией мученических пыток Иова и страдания, отчаяние и унижения распятого на кресте Хри­ста тесно связаны с БПМ-П.

В буддийской духовной литературе символизм БПМ-М обнаруживается в рассказе о «Четырех знаках непостоянства» из жизнеописания Будды. Это относится к четырем событи­ям, оказавшим влияние на Будду Гаутаму и предопределив­шим его решение оставить семью и свою жизнь в королевс­ком дворце и отправиться на поиски просветления. Во вре­мя путешествия за пределами города перед ним предстали четыре сцены, которые произвели на него неизгладимое впе­чатление. Вначале он увидел беззубого дряхлого человека,

у которого были седые волосы и сгорбленное тело, - так выглядела встреча Будды Гаутамы со старостью. Далее он столкнулся с лежащим в придорожной канаве человеком, тело которого было истерзано болью, и это представляло его встречу с болезнью. Третьей была встреча с человечес­ким трупом, давшая ему полное осознание существования смерти и непостоянства. И последним событием была его встреча с бритоголовым монахом, облаченным в коричнева­то-желтую робу и излучавшим нечто такое, что, казалось, превосходило все страдания, унаследованные плотью. Это явило собой мгновенное осознание непостоянства жизни, факта смерти и существования страдания, давшее Будде Гаутаме импульс к отречению от мира и к отправлению в духовное путешествие.

В эмпирической работе с БПМ-И люди часто сталкивают­ся с кризисом, сходным с тем, что пережил Будда после «Четырех знаков непостоянства». Во время таких эпизодов бессознательное снабжает человека образами старости, бо­лезни, смерти и непостоянства, окончательно предопреде­ляющими экзистенциальный кризис. Он видит пустоту без­духовной жизни, ограниченной искусственными удовольст­виями и мирскими целями. Это откровение является важ­ным шагом к духовному раскрытию, которое начинается с раскрытием шейки матки, когда безвыходная ситуация БПМ-И меняется.

ХУДОЖЕСТВЕННОЕ ВЫРАЖЕНИЕ БПМ-П

Люди часто относят «ЛЗ» Данте к драматическому опи­санию БПМ-М. Всю «Божественную комедию» в целом они рассматривают как рассказ о преображающем путешествии и духовном раскрытии. К другим произведениям, передаю­щим ощущения этой сферы, относятся романы и рассказы Франца Кафки, отражающие глубокую вину и мучения, ра­боты Федора Достоевского, наполненные описаниями душев­ных страданий, безумия и бесчувственной жестокости, а также те места в очерках Эмиля Золя, где описываются са­мые мрачные и отталкивающие аспекты человеческой при­роды. Элементы второй перинатальной матрицы присутствуют в рассказах Эдгара По, например в «Колодце и маятнике».

Проклятие «Летучего голландца» и Вечного жида Агасфера, обреченных всю жизнь скитаться по миру, также является удачным примером из области литературы.

Живопись, отражающая атмосферу БПМ-И, включает в себя образы ада в христианском, мусульманском и буддий­ском искусстве, а также изображение Христа в терновом вен­це, восхождение на Голгофу и распятие. К этой категории определенно принадлежат кошмарные создания причудли­вого мира Иеронима Босха, образы ужасов войны Франсис-ко Гойи и многие другие образы, созданные сюрреалиста­ми. Особенно впечатляющи полотна Гансруди Гигера, швей­царского художника, поистине являющегося гением в пери­натальной сфере. Его образы чередуются между БПМ-И и БПМ-Ш (обсуждаемой в следующей главе), представляя символизм этих перинатальных матриц в поразительно яв­ной и узнаваемой форме. Гигер был также награжден Золо­тым Оскаром за свои образы персонажей к фильму «Чужой», вызывающие ужас и содержащие в себе яркие перинаталь­ные черты. Для фильма «Чужие», являющегося про­должением первого фильма, он создал фантастический ар-хетипический образ Пожирающей Матери - ужасной пауко­образной самки неземного происхождения со своим дья­вольским инкубатором. Многие из перинатальных тем мож­но также обнаружить в фильмах Федерико Феллини, Ингма-ра Бергмана, Джорджа Лукаса, Стивена Спилберга и мно­гих других режиссеров.

БПМ II И РОЛЬ ЖЕРТВЫ В ПОВСЕДНЕВНОЙ ЖИЗНИ

Как и БПМ-1, эта матрица воссоединяет с воспоминания­ми более поздних периодов жизни, обладающими качества­ми, похожими на описанные здесь переживания. Записан­ные в памяти события, которые тесно связаны с БПМ-П, -это различные неприятные ситуации, где мы ощущаем себя в опасности и лишенными надежды, где на нас навалива­ется чудовищная разрушительная сила и подчеркивается наша роль беспомощных жертв. Особенно значимы воспо­минания тех случаев, в которых физическое здоровье и вы­живание находилось под угрозой, будь то хирургическое вме­шательство, физическое посягательство, автомобильная

катастрофа, или увечье, полученное на войне. По причине их сходства с определенными аспектами родовой травмы эти воспоминания имеют тенденцию записываться в память таким образом, что стыкуются с БПМ-11.

Когда мы переживаем подобные травмирующие собы­тия, то событие, происходящее в настоящем, относит нас назад к соответствующему перинатальному материалу, ак­тивизируя тем самым нашу старую душевную и физичес­кую боль.Теперь мы реагируем не только на настоящую си­туацию, но и на раннюю, коренную травму нашей жизни. Этим можно объяснить глубину психологического пораже­ния, а также длительные негативные воздействия, такие, как последующие войны, стихийные бедствия, нахождение в концлагерях или захват террористами. Эти ситуации явля­ются не только травмирующими сами по себе, что и без того достаточно серьезно, но и лишают жертв защиты, которая обычно ограждает их от болезненных элементов бессозна­тельного материала, затаившегося в их психике. Для того чтобы эффективно работать с этими состояниями, необхо­димо создать поддерживающую окружающую среду и ис­пользовать методы, позволяющие людям переживать и прорабатывать не только относительно недавние травмы, полученные в зрелом возрасте, но и лежащие в основе пер­вичные воспоминания о принесении в жертву, связанные с БПМ-П.

На более тонком уровне вторая перинатальная матрица может также включать в себя воспоминания о тяжелых пси­хологических травмах, в частности о разлуке, отвержении, лишениях, событиях, подрывающих душевное равновесие, а также о ситуациях, где человека ограничивают и подавляют сначала в его родной семье, а потом и в жизни вообще. Таким образом, нахождение в роли жертвы в своей семье, в классе, в интимных отношениях, на рабочем месте и в обществе уси­ливает и закрепляет память о безвыходной стадии рождения и делает ее более психологически уместной и доступной для сознательного переживания БПМ-11 связана также с различ­ными неприятными ощущениями и напряжениями в тех час­тях тела, которые Фрейд называл эрогенными зонами, или зонами удовольствия. На оральном уровне эти ощущения

могут выражаться в виде жажды и/или голода, в анальной области в виде неприятных ощущений в прямой кишке и зад­нем проходе, связанных с запором, колитом или геморроем, в мочеполовом тракте в виде сексуальных расстройств или боли, вызванной инфекцией или хирургическим вмешатель­ством, а также проблемами с мочеиспусканием.