Экономика и родство в первобытном обществе

Вообще‑то рассмотренное положение Ф. Энгельса не стояло совершенно особняком. С ним перекликались многие высказывания самых разных авторов о том, что в основе первобытных общественных порядков лежали родственные, родовые связи. Мы встречаем их и у К. Маркса, которые неоднократно писал, что самые древние общины в отличие от более поздних покоились на отношениях кровного родства (115. С. 403, 414, 418). При этом он совершенно не касался вопроса о соотношении данных связей и производственных, экономических.

Беря за основу эти высказывания, некоторые авторы прямо писали о том, что первобытный коллектив имел "чисто природную, кровнородственную основу" (54. С. 11). По их мнению, именно "естественные, родоплеменные" связи, а не производственные, экономические были фундаментом первобытного общества (53. С. 56).

Всё это делает необходимым специально остановиться и на вопросе о природе родственных связей и на проблеме их соотношения в первобытном обществе со связями социально‑экономическими, производственными.

В этом вопросе много неясного, недосказанного. Иногда в работах советских исследователей чуть ли не как синонимы употребляются словосочетания "родственные связи", "родовые связи" и "отношения по детопроизводству" (16. С. 175‑177). Говоря о родственных связях, некоторые авторы сводят их к столь привычному для нас линейно‑степенному родству, которое в свою очередь понимается как биологическая естественная связь (17. С. 83‑90).

В действительности существует два качественно отличных вида родства: родство групповое, характерное для первобытного общества, и родство индивидуальное, линейно‑степенное, характерное для классового общества, причём не только первое, но и второе представляют собой явления не биологические, а социальные. Как те, так и другие родственные связи относятся к числу не природных, естественных, а социальных отношений, причём не материальных, а идеологических (см. 179. С. 16‑43).

Но независимо от того, идёт ли речь о групповом или индивидуальном родстве, родственные связи никогда полностью не совпадают с родовыми. Как хорошо известно, не только все родственники никогда не бывают сородичами, но также и все сородичи необязательно, если иметь в виду линейно‑степенное родство, являются родственниками. И наконец, ни родовые, ни родственные связи никогда полностью не совпадают с "отношениями по детопроизводству", независимо от того, понимаются ли под последними половые отношения или же социальная организация отношений между полами. Как известно, основным признаком рода была экзогамия: запрет половых связей между его членами. Да и в современном обществе чаще всего вступают в брак лица, не состоящие в родстве.

Не вдаваясь здесь в детали отношений всех названных типов связей к экономическим, ибо это увело бы нас слишком далеко, ограничимся лишь принципиальным решением вопроса.

Как уже указывалось, первобытные производственные отношения определяли волю индивида не прямо, а через волю общества, мораль. Общественная воля обязывала каждого трудоспособного человека делиться созданным им продуктом с другими людьми. Но коммуналистическое распределение по самому своему характеру возможно только в пределах сравнительно узкого круга людей. Поэтому общественная воля не может обязывать человека делиться созданным им продуктом просто с людьми вообще. Необходимостью является проведение достаточно чёткой границы между людьми, с которыми данный человек обязан делиться, и с людьми, с которыми он делиться не обязан, т.е. нужна чёткая фиксация круга лиц, внутри которого осуществляется коммуналистическое распределение.

Этот круг не мог быть не только чрезмерно велик, но и чрезмерно мал и, главное, должен был оставаться сравнительно постоянным. Поэтому принадлежность к этому кругу должна была носить пожизненный характер. Необходимостью поэтому было и существование особых правил определявших, в какой из этих кругов должен был войти человек, который только что появился на свет. Войдя в тот или иной круг, человек, как правило, оставался в нём на всю жизнь. И до самой смерти он обязан был делиться с его членами добытым им продуктом и соответственно имел право на долю продукта, добытого им.

На ранних стадиях развития первобытного общества круг, в пределах которого существовало коммуналистическое распределение, совпадал с производственным коллективом, являвшимся одновременно родом. Формой, в которой члены рода осознавали свою общность и в то же время отличие от членов других родов был тотемизм (179. С. 159‑162). Все люди, имевшие один и тот же тотем, были членами одного рода, одного социально‑исторического организма и соответственно были включены в одну систему коммуналистических производственных отношений.

Ответ на вопрос об отношении между производственными и родовыми связями на этом этапе зависит от того, что понимать под последними. Если под родовыми отношениями понимать все вообще социальные связи, существующие в роде, то в таком случае и производственные отношения можно назвать родовыми. Они являются родовыми в том и только в том смысле, что образуют базис социально‑исторического организма, который одновременно является и родом. Но если же под родовыми отношениями понимать только те, что делают социально‑исторический организм родом, а именно отношения экзогамии или, точнее, агамии, то они представляют собой связи, отличные от производственных отношений.

После того, как род перестал совпадать с производственным коллективом, даже между теми его членами, которые входили в состав разных организмов, в течение ещё длительного времени продолжало осуществляться коммуналистическое распределение, т.е. он продолжал ещё в какой‑то степени сохраняться как круг, члены которого были обязаны делиться друг с другом. В дальнейшем по мере появления, наряду с коммуналистическими, новых производственных отношений, круг людей, обязанных делиться друг с другом, стал всё в большей степени определяться не столько принадлежностью к роду, сколько родством, причём не столько даже групповым, сколько линейно‑степенным.

Всё это вместе взятое и дало основание для утверждения как о том, что в первобытном обществе экономические отношения отсутствуют, а их функцию выполняют родовые или родственные отношения, так о том, что в первобытном обществе экономические отношения являются производными от родственных (родовых) связей. И такие утверждения, казалось, соответствуют фактам. Ведь в самом деле: родственники делились пищей, а люди, не состоявшие в родстве, не делились. И на вопрос о том, что побуждало первых делиться, напрашивался вполне естественный ответ — родство. Они делились потому, что были родственниками. Ответ казался исчерпывающим.

Но стоит только поставить вопрос, почему то же самое родство, что побуждало людей систематически, изо дня в день делиться в первобытном обществе, не побуждает их к тому же в обществе классовом, почему в ходе развития самого первобытного общества сужался круг лиц, обязанных систематически друг с другом делиться, как становится ясным, что дело вовсе не в родстве, взятым само по себе. Делиться людей заставляет не родство само по себе, а воля общества, содержание которой было детерминировано системой производственных отношений. Что же касается родства, то оно лишь определяет круг лиц, внутри которого делёж является обязательным, причём как факт существования такого круга, так и все его основные особенности определяются характером системы производственных отношений.

Иначе говоря, в первобытном обществе на определённых этапах его развития материальные производственные отношения воплощаются в таких имущественных отношениях, которые были одновременно не только моральными, но обязательно также и родственными. Однако нельзя при этом сказать, что данные отношения имеют, кроме экономической и моральной, также и родственную функцию. Можно говорить об экономических актах, но не о родственных. Можно говорить о морали как о силе, заставляющей человека делиться с другими людьми, но нельзя этого сказать о родстве. Делиться с родственниками заставляет не родство, взятое само по себе, а воля общества, т.е. мораль. Поэтому нет никакой особой родственной функции, которая отличалась бы от экономической, моральной, функции защиты и т.п.

И это проводит грань между экономическими, моральными и тому подобными отношениями, с одной стороны, и родственными, с другой. Отличие заключается в том, что первые имеют собственное содержание, а вторые такого не имеют. Родственные отношения — связи не содержательные, а формальные. Они всегда существуют как способ фиксации содержательных отношений, как рамки, в которых последние проявляются. Фиксировать они могут не только имущественные, но и самые различные содержательные связи.

Подводя теперь итоги всему сказанному, следует подчеркнуть, что каким бы специфическим ни было первобытное общество, в одном отношении оно не отличалось от всех остальных, включая капиталистическое. В его основе, как и в фундаменте всех прочих обществ, лежало производство материальных благ. И какими бы специфическими не были его производственные отношения, они являлись столь же материальными, как и социально‑экономические отношения других обществ. И будучи таковыми они образовывали базис этого общества и в конечном счёте определяли все остальные существующие в нём отношения.

Поэтому только проникновение в сущность первобытной экономики может дать ключ к пониманию природы первобытного общества и позволит выявить закономерности его развития.