Религиозно-Догматическая система ламаизма

 

В научной литературе распространено мнение, что не только северный буддизм отличается от южного в качестве чуть ли не другой религии, но и тем более ламаизм следует выделить в особую категорию 17. В основе такого разделения лежит представление о том, что в первоначальном, южном варианте буддизм представлял собой абстрактно-философскую систему, чуждую не только идолопоклонству, но и вообще культу, чуждую даже мифологии и вере в бога. Махаяна с этой точки зрения была уже отступлением от истинного буддизма на вульгарно-религиозные позиции, а ламаизм окончательно порвал с буддизмом. В основе такой концепции лежит неправильное представление и о первоначальном буддизме, и о его последующем развитии. Основные положения догматики и культа махаяны не возникли вновь, а явились продолжением и развитием хинаяны. Точно так же и ламаизм, если рассматривать его со стороны догматики и культа, был закономерным продуктом развития махаянистского буддизма.

Изложение догматики ламаизма представляет собой исключительную трудность, особенно в той части, где приходится связывать его мифологию и культ с некоторыми основными положениями буддизма. Впрочем, эти противоречия, может быть в меньшей мере, выявляются при анализе вероучения и южного буддизма. Да и вообще внутренняя противоречивость религиозной фантастики обнаруживается с особой силой именно при анализе ламаистской догматики. В некоторых случаях возникает мысль о наличии здесь какой-то особой ориентации сознания. Впрочем, это не выходит за пределы норм, которые установил Л. Леви-Брюль для той разновидности мышления, которую он назвал мистической и алогической.

Трудность в освещении рассматриваемого вопроса в применении к ламаизму заключается еще и в том, что не всегда можно установить, происходит ли данное представление или верование из основного ядра буддизма, или оно возникло в самом ламаизме.

На формирование догматических представлений ламаизма оказали большое влияние, с одной стороны, верования бон, бытовавшие у тибетцев, а с другой — представления шиваизма, проникавшие из Индии. Наличие «посторонних» влияний не составляет, однако, специфической особенности ламаизма, так как оно характерно и для хинаяны, и тем более для махаяны.

Все существующее с точки зрения ламаизма, как и вообще буддизма, сводится к двум элементам: сансаре и нирване 18. Первая означает реальный мир с его предметами и явлениями, с живыми существами, их страданиями и переживаниями. Второе — небытие, то, чего нет и что в то же время есть. Эта концепция еще соответствует «чистому» буддизму. Однако в ламаизме она расшифровывается и развивается в таких необузданно-фантастических формах и масштабах, что оставляет в этом отношении далеко позади себя и хинаяну и махаяну.

Миров существует невообразимое множество. Чтобы помочь представить себе их количество, священные книги ламаизма прибегают к такому сравнению: если в пространство, вмещающее 100 тыс. «коти» (коти равно 10 млн миров) и окруженное достигающим до самого неба валом, насыпать дополна горчичных зерен, то их количество не достигнет даже и половины того числа миров, которое существует в одном лишь небе. А небес тоже чрезвычайно много. Могущество Будды частично и заключается в том, что он охватывает своим восприятием всю бесчисленность миров.

Центром каждого мира является гора Сумеру, или Меру, одна половина которой находится в воде, другая возвышается над водой. Каждая половина имеет около 84 тыс. иоджанов (3 360 тыс. верст) высоты. Детально описывается строение Сумеру и омывающих ее морей, а также окружающих эти моря скал. Дается описание и пород, из которых состоит мировая гора: золото, серебро, яхонт, лазурит. За скалами, окружающими море, расположены 12 материков — двибов, окруженных колоссальным железным валом окружностью свыше 150 млн км. За ним начинается другая Вселенная со своим Солнцем, звездами и планетами, горой Сумеру, морями, материками и т. д.

В каждом из миров над Сумеру возвышается анфилада небес. Первые шесть небес составляют сансару. За ними следует мир форм, охватывающих четыре «дхьяны» (области созерцания) и 18 небес. Размеры каждого отделения сферы форм выражаются в колоссальных цифрах, относящихся к мирам, межмириям, тысячемириям; по некоторым сообщениям, цифра отделений в сфере форм включает в себя 4 456 448 нулей. За сферой форм следует, наконец, сфера «бесформенности», наивысшая по своей духовной ценности, наиболее чистая от каких бы то ни было элементов и признаков бытия и существования. Это чистое ничто, хотя такой трактовке высочайшей сферы противоречит наличие ее числового определения: с ней каким-то образом связана цифра «4», которая обозначает существование чего-то, поддающегося количественному выражению.

В основе приведенных выше космологических представлений лежат не столько наблюдения над миром и теоретические выводы из них, сколько игра фантазии, ориентированной на сверхъестественное и не связанной с реалистическим подходом к явлениям действительности. Такая «космология» представляет собой религиозную догматику. Входят ли в ту или иную область Вселенной четыре или 18 небес, окружена ли Сумеру, которую никто никогда не видел, океаном воды или, допустим, вулканической лавой, все решается лишь авторитетом священной книги.

Бесчисленные миры ламаистской космологии заселены столь же бесчисленной массой живых существ, которых насчитывается шесть типов: боги, люди, животные, асуры, преты и обитатели ада. Перечисленные живые существа обозначают также и возможные пути перерождения, ибо при каждом акте перерождения подвергающееся ему существо может попасть в любую из этих категорий. Из шести типов живых существ четыре принадлежат к сверхъестественным.

Асурами именуются в ламаизме злые демоны, антиподы богов, обитающие у подножия Сумеру 19. К ним примыкают злые демоны, известные под именами ракшасов, нагов, кумбандов, живущие в воздухе, в воде, пещерах и оврагах. Не все они в одинаковой мере злокозненны по отношению к людям и богам, некоторые даже состоят в услужении у последних. По внешности все асуры и другие злые демоны одинаково, хотя и по-разному, безобразны и страшны. В злых демонов, очевидно, должны перерождаться грешники и преступники.

Люди, которые при жизни особо грешили по части скупости и корыстолюбия, перерождаются в претов — существа, вечно мучимые голодом и жаждой. Они никогда не могут насытиться, ибо, имея тело величиной с гору, для насыщения его располагают горлом, не превышающим по своей пропускной способности игольное ушко.

Ламаистские боги отнюдь не являются совершенными существами и воплощением всех мыслимых красот и добродетелей. Практически они не так далеко ушли от остальных обитателей неба, в том числе и асу-ров. Живут боги и в низших небесах, составляющих сансару. Чем выше небо, служащее их местопребыванием, тем совершеннее разряд богов. На нижней ступени этой иерархии расположены начальники тех демонов, которые состоят в услужении у богов; в их функции входит также охрана вышестоящих небес и богов от нападений асуров. Вот почему такие боги изображаются обычно в полном вооружении и с обнаженными мечами. Остальные небеса освещаются не солнцем или другими светилами, а тем светом, который исходит от их обитателей.

Боги антропоморфны и материальны. Они не свободны от желаний, страстей и даже пороков, если считать таковыми присущие живым существам слабости. Они даже размножаются, причем разными способами, в зависимости от положения данного бога на той или иной ступени небесной иерархии.

Среди обитателей низшего неба, составляющего сансару, находится и злой бог Мара. Трудно сказать, чем этот бог-искуситель отличается от асуров и других злых демонов и почему ему предоставлено место среди богов. У него в подчинении находятся демоны-вредители, именуемые шимнусами; с их помощью он творит злокозненные деяния как на небесах, так и на земле.

В более высокой небесной сфере — мире форм — также находятся многочисленные боги и другие сверхъестественные существа. Каждая из четырех дхьян, составляющих мир форм, населена богами разной степени абстрагированности от чувственных форм и влечений. В первой дхьяне размещены боги, примыкающие к Брахме. Во второй живут уже «боги света», в свою очередь делящиеся на три категории: света ограниченного, неограниченного и полного. Боги третьей дхьяны характеризуются чистотой, также градуирующейся по указанным трем ступеням. И наконец, в четвертой дхьяне пребывают боги, равнодушные ко всем желаниям и привязанностям. Это высшая ступень перерождения, которой может достигнуть человек. Они знаменуют выход из жизненного круговорота и переход в нирвану.

Высшая ступень всего существующего — бесформенный мир. Его отличительным признаком является отсутствие каких бы то ни было черт и характеристик, связанных с бытием.

В этой чудовищно парадоксальной схеме есть своя мистическая логика, определяющаяся парадоксальностью всего буддийского учения. Но «личный состав» ламаистского пантеона в указанную схему все же не укладывается. По количеству входящих в него богов это, вероятно, самый богатый пантеон из тех, которые когда бы то ни было существовали в фантазии разных религий. Рассказать о всех его обитателях невозможно, коснемся лишь некоторых 20.

Если в классическом буддизме не было образа верховного бога-творца, то здесь он появился в лице Ади-будды, представляющегося первичным звеном всех дальнейших воплощений будд, начиная с Шакья-Муни. Среди его воплощений — Авалокитешвара, особо почитаемый в ламаизме, вселяющийся в очередного далай-ламу, а также Манджушри, Амитаба и другие боги. Влияние индуистских культов вызвало появление в ламаизме женских бодисатв помимо мужских. Боди-сатвы-богини являются женами бодисатв мужского рода, но есть и самостоятельные богини.

Помимо тех сведений о ламаистских богах, которые можно извлечь из священных книг Ганджура и Танджура, характеристика ламаистского пантеона дополняется массой находящихся в храмах бурханов — скульптурных и плоскостных изображений богов. Бур-ханами именуются и изображения богов, и их оригиналы. Таким образом, поклонение богам оказывается здесь идолопоклонством.

Бурханы делятся на «блаженных» и «свирепых», или докшитов21. Среди первых существуют особо блаженные и просто блаженные. Докшиты делятся на три группы в зависимости от того, в каких позах они изображаются — в сладострастных, богатырских или устрашающих. Сладострастные позы докшитов представляют собой скульптурные изображения нагих мужчины и женщины. Докшиты богатырского жанра соответствуют своей характеристике необыкновенно развитой мускулатурой, большим количеством рук, ног и зубов. Устрашающие докшиты очень безобразны, но их нельзя рассматривать как злых демонов. Их уродливая наружность, свирепое выражение лиц, оскаленные громадные зубы, мечи и прочие предметы вооружения, постоянно при них находящиеся, призваны лишь внушать людям отвращение к грехам и пугать тех, кто может их совершать, так что по существу докшиты, очевидно, являются наставниками нравственности. Трудно понять религиозную логику, выражающуюся в изображении богов сладострастными существами. Официальная богословская трактовка этого сюжета чрезвычайно туманна, речь идет о символическом выражении того состояния самоудовлетворения и блаженства, в котором пребывают боги. Если вспомнить, что ортодоксально-буддийское понимание блаженства связано с отсутствием каких бы то ни было желаний, то удивительная противоречивость всей этой системы религиозных взглядов станет очевидной. Действительная разгадка рассматриваемого феномена заключается в том, что религиозные изображения явились здесь лишь формой воплощения художественных потребностей и замыслов человека. Жизненные эмоции его должны были находить художественное выражение, а в условиях того времени формой художественного самовыражения могло быть прежде всего создание религиозных образов.

Наряду с тибетскими и монгольскими добуддийскими богами в ламаизм проникли и боги индуизма. В его пантеоне фигурируют Индра и Агни, Яма и Варуна, Сома, Брахма, Ананда и др. Все они имеют свою иконографию и красуются на своих местах в ламаистских храмах вместе с бесчисленными вариантами будд, Авалокитешварой, Манджушри, Варджапани и т. д. При этом не существует определенного порядка и иерархии размещения богов различного происхождения и ранга.

Пожалуй, какие-то следы соблюдения иерархии обнаруживаются в том, что в большинстве случаев второстепенные боги воплощаются не лепными и резными статуями больших размеров, а изображениями на полотнищах, развешанных в храмах. Помимо «портретных» изображений в храмах есть и сложные сюжетные картины, иллюстрирующие догматику ламаизма. Наиболее содержательный сюжет такого рода полотен — сансариин хурде — «колесо жизни», изображающее по существу всю ламаистскую догматику 22.

Многочисленные рисунки на этом холсте разделены на три концентрических кольца, каждое из которых в свою очередь делится на секторы, а внутри последних изображено множество сюжетов, выражающих отдельные элементы вероучения. Не останавливаясь подробно на изложении этих сюжетов, укажем лишь на несколько элементов изображения в целом.

Все «колесо жизни» извне объемлется неким чудовищем; верхняя часть колеса находится в зубах дракона, среди которых выделяются огромные клыки, а низ опирается на безобразные ступни со страшными когтями. Очевидно, это означает господство над всем миром некоего могущественного, если не всемогущего существа, стоящего не только над людьми, но и над бесчисленными существующими богами. При желании здесь можно усмотреть монотеизм, родственный любому другому. Может быть, оно так и есть, но такая трактовка может служить не столько «облагораживанию» и рафинированию ламаизма, сколько характеристике всякого так называемого монотеизма, поскольку любая разновидность его допускает существование большого количества второстепенных, младших богов, подчиненных верховному.

Один из секторов «колеса» изображает ад с массой отделений горячего и холодного истязания. В другом изображен рай, обитателями которого являются лишь боги. Поскольку, однако, праведные люди могут перевоплощаться в богов, то, очевидно, рай предназначен и для них; к тому же боги в нужных случаях перевоплощаются в людей, так что в общем рай может считаться местом общего пользования для людей и богов. Обитатели его восседают на прекрасных цветах лотоса, вместе со своими подругами наслаждаются буддистским учением, сулящим праведникам в качестве высшей награды за добродетельную жизнь нирвану — отсутствие переживаний, связанных не только со страданием, но и с наслаждением.

Ламаизм не отказался от учения о нирване, но он отодвинул ее настолько далеко, что стремление к нирване оказалось для верующего неактуальным, а перспектива достижения такого состояния стала выглядеть весьма далекой от реальности. Если бы ламаизм, как и буддизм в целом, не перестроился таким образом, он не имел бы распространения в широких массах, ибо религия потеряла бы в этом случае всю свою притягательность для простого человека.

Место нирваны в ламаизме занял рай, хотя формально не отрицается и нирвана. Реально верующий должен представлять себе, что если он будет выполнять все требования ламаистской морали, то после хлопотной, полной страданий и лишений сансары его ждут успокоение и блаженная жизнь в раю. Впрочем, можно уловить в этом представлении и мотив, соединяющий рай с сансарой: после райского блаженства праведника в конце концов ждет нирвана: если семь дней подряд, сидя в раю, непрестанно повторять имя Амитабы и не думать ни о чем мирском, то нирвана обеспечена. Во всяком случае имеющиеся изображения рая показывают его обитателей, и прежде всего самого Ами-табу, в состоянии такой полной безмятежности, которая напоминает о нирване.

Существует в ламаистской литературе достаточно подробное описание рая «Сукавади». Обстановка в нем такова: «Почва его состоит из как бы превращенных в муку и рассыпанных кораллов, лазурита, лазоревых камней, хрусталя, золота, серебра и других драгоценностей, она очень плодородна… Пыль не пылит там, а по виду похожа на пахучее масло… Там все прекрасно, и, куда ни посмотри, ничего не найдешь нехорошего, что не было бы приятно для глаза, поучительно для ума и радостно для сердца». Описание по своему содержанию — довольно беспомощное, свидетельствующее о скудости воображения рассказчика и о неконкретности порожденных этим воображением представлений. А кое-что более или менее бессмысленно. Зачем, например, в раю плодородная почва, если его обитателям не приходится ее обрабатывать?!

Сами же они изображены в таком виде: «Если изучать нагие тела жителей страны той, то жестокого ничего нет в них, они мягки, как шелковые подушки, набитые ватой». И моральные их качества — отменные: «Нет там лжецов, клеветников, грубиянов, сплетников, умножающих зло и вред». Дальше идет нагромождение странностей и прямых бессмыслиц: «Так как все имеют признаки мужчин, то женщин нет там. А так как существа появляются там из цветка лотоса, то и рождения из чрева там нет». Рождения там вообще-то вроде и не должно быть, ибо население рая пополняется за счет прибывающих с земли праведников. На это, впрочем, есть ответ: душа праведника переносится в рай заключенной в цветок лотоса, там этот цветок распускается, и из него выходит маленький человечек, который потом, очевидно, вырастает в полноценного праведника. Как ни удивительно к тому же, в раю умирают, правда особым образом: «При смерти там не бывает мучений, и с отшествием души исчезает и труп» 23. Не будем приводить других деталей, ибо уже ясно, что религиозное воображение и здесь оказалось бессильно придумать нечто принципиально иное, чем то, что человек видит в реальной жизни, оно только комбинирует отдельные элементы его, притом делает это фантастически-запутанно, иногда до нелепости.

Любопытно отметить, что автор приведенного выше описания рая не может совсем избавиться от представлений о чувственных удовольствиях, которые могут оказаться доступными раежителям. «Если есть охота, — говорит он, — то обитатели того царства в каждом доме услаждаются пением и плясками, исполняемыми 7000 дев». Оказывается, женщины там все-таки есть. Тут же, однако, автор спохватывается и делает оговорку: «Но это наслаждение не возбуждает в них страстей, и они всегда бывают тверды в законе». Чистый, значит, вокал и балет, а о нарушении закона (какого закона?) не может быть и речи. Далеко, значит, не все удовольствия доступны праведнику в раю. Надо признать, что мусульманский рай куда как либеральнее и щедрее. Впрочем, влияние мусульманских представлений чувствуется в самом этом мотиве, связанном с 7000 дев.

Нет никакой логической возможности связать представление о райском будущем, ожидающем праведника, с верой в кармические перерождения. Умерший возрождается в новом существе, и каково будет это существо, зависит от того, как он жил. Можно домыслить такое решение вопроса: по прошествии определенного, видимо, очень большого количества самых лучших и возвышенных перерождений эта карусель кончается, и человек идет в рай. Кончается сансара, а начинается неизвестно что…

Для характеристики ламаистской картины мира имеет известное значение верование ламаизма в существование (неизвестно где) Шамбалы, неведомого баснословного государства, которому предстоит сыграть когда-нибудь решающую роль в истории Вселенной и нашей Земли. Наступит время, когда Шамбала вступит в борьбу со всем остальным миром, и в результате этой так называемой шамбалийской войны будет окончательно побеждено и ликвидировано зло. Какого рода зло имеется в виду, предоставляется судить фантазии верующего. Можно подразумевать социальное зло в виде страданий, причиняемых человеку человеком, можно подразумевать здесь зло биологическое в виде страданий, причиняемых человеку болезнями и процессом умирания. Скорее всего, однако, имеется в виду зло религиозное — «неистинные» злые боги и демоны. Во всяком случае перед нами типичное эсхатологическое учение, выражающееся в ожидании конца света и в представлении о том, что раньше или позже этот конец наступит.

 

ОБРЯДЫ В ЛАМАИЗМЕ

 

Культ, как система обрядов, в первоначальном буддизме был весьма слабо представлен, но в ходе развития возник такой пышный сложный театрализованный комплекс ритуалов и церемоний, какой вряд ли известен какой-либо другой религии мира. Особенно это относится к ламаизму 24.

По своему смыслу ритуалы, составляющие ламаистский культ, мало чем отличаются от практикуемых в других религиях. По своей форме ламаистские обряды включают словесный и музыкально-вокальный элементы, а также жертвоприношения, процессии, ритуальные телодвижения, даже танцы, причащение. Пожалуй, все эти элементы лишь ярче выражены и более интенсивно проводятся, чем в других религиях.

К молитвам в ламаизме относится прежде всего исповедание веры 25, которым обычно начинается ламаистское богослужение. Участник богослужения изъявляет свое «преклонение» перед «четырьмя святынями» — перед Буддой, дхармой, общиной и перед своим духовным руководителем. Иногда исповедание веры требуется с подробным перечислением догматов, составляющих вероучение буддизма. Затем следуют красноречивые многословные хвалы различным божествам. Существуют, правда, хвалебные гимны, состоящие лишь из повторяющихся восклицаний типа: «О славный, о великий, о могущественный!» и т. п.

Перечисленные молитвы имеют целью подготовить божество к приятию конкретных прошений молящегося. Просьба общего типа, обычно фигурирующая в богослужении, заключает в себе два элемента: изгнание или по меньшей мере обуздание злых демонов и дарование вечной или в крайнем случае продолжительной жизни. Умилостивив богов или доброжелательных демонов жертвоприношением (например, горсткой риса, смоченного святой водой), лама обращается к злым демонам с грозным предупреждением: «Если же вы откажетесь уйти, то я, могущественный Хаягрива (имеется в виду, что лама выступает теперь от имени божества. — И. К.) у князь гневных демонов, сокрушу вас, ваше тело, речь и дух превращу в прах. Слушайте моего приказания и уходите каждый в свое убежище, или горе вам!» После этого все молящиеся громогласно констатируют: «Боги осилили, демоны удалились!» Перед нами обряд, во многом аналогичный соответствующим церемониям изгнания Сатаны и подчиненных ему бесов в других «высших» религиях. Довольно близкую аналогию ему составляет и шаманская практика борьбы со злыми демонами при помощи добрых.

Как уже говорилось, существенным элементом молитвенного прошения является мольба о даровании жизни. Сопровождаемая жертвоприношением, она звучит примерно так: «Да будет жизнь постоянна как адамант, победоносна, как знамя царя, да будет она тверда и сильна, как орел, и длится вечно. Да буду я благословен даром жизни вечной, и да исполнятся желанья мои…» 26

И здесь нельзя не отметить то вопиющее противоречие, в котором находится молитва с учением буддизма о ничтожестве и суетности жизни, о спасительном стремлении к избавлению от жизни и ее круговоротов. Это еще раз подтверждает тот факт, что, когда догмы религии приходят в противоречие с жизненными потребностями людей, они либо отбрасываются, либо остаются в области чистой теории и никак не определяют чаяния и практическое поведение верующих.

Каждая молитва в той или иной мере носит на себе черты магического заклинания. Существуют, однако, такие, в которых характерные черты магической формулы выражены с особой ясностью. Ламаистский ритуал содержит в себе особенно много таких заклинаний. Они либо произносятся на санскрите, непонятном молящимся, и носят, следовательно, формальный характер, либо представляют собой набор бессмысленных слов и фраз, произношение которых призвано обеспечить нужный молящемуся эффект. При помощи этих так называемых дарани ламаист рассчитывает избавиться от болезней, от укусов змей, от козней драконов, от неприемлемого перерождения, от ветра и дождя и даже от неверия.

В ламаизме существует универсальная заклинательная формула, более популярная, чем, пожалуй, все остальные молитвы. Это знаменитое «ом мани падме хум». Буквальный смысл ее достаточно темен, точнее сказать, его нет. Значение отдельных элементов данной формулы расшифровывается рядом исследователей так: первый слог «ом» есть то мистическое слово, которым шиваиты обозначают свою Троицу из Брахмы, Шивы и Вишну. «Мани» есть название каких-то мистических драгоценных камней, при помощи которых можно получить все, чего только пожелаешь. «Падме», или «бадме», — это название цветка лотоса, который считается местом возрождения божественных существ. Наконец, слово «хум», или «хоум», значит воистину, поистине 27. Нетрудно видеть, что в совокупности этих «смыслов» реальный смысл отсутствует. Тем не менее по своему значению в ламаистском культе «ом мани» не имеет себе равных.

Произносить эту молитву надо постоянно и непрерывно, как только предоставляется возможность. Считается, что верующий ламаист произносит ее несколько сот раз в день. Найдена, однако, возможность облегчения этой повинности для верующего. Существуют вращающиеся при помощи рукоятки металлические или деревянные цилиндры, на стенках которых вырезана чудодейственная магическая формула и которые, помимо того, наполнены бумажками, исписанными ею. Каждый поворот цилиндра производит то магическое действие, которое в сумме дало бы повторение «ом мани» сотни раз, сколько повернулись все бумажки плюс стенки цилиндра. Если достаточно быстро вертеть его, то можно заработать капитал в миллионы произнесенных заклинаний. Английский автор XIX в. Джилл так описывает это своеобразное религиозно-бытовое явление: «Целый день не только ламы, но и народ шепчет всеобщую молитву и вертит цилиндр в направлении часовой стрелки. При входе в каждый тибетский дом стоит один или несколько больших цилиндров; член семьи или гость, проходя мимо, не преминет покрутить его за процветание этого дома. Почти на каждой речке видишь маленькое строение, которое можно принять за водяную мельницу; но на деле оказывается, что там находится цилиндр, приводимый в движение течением реки и воссылающий благочестивые молитвы к небу… Иногда огромные сараи наполнены такими ярко раскрашенными цилиндрами. Вообще в Тибете на каждом перекрестке и на каждом шагу это изречение в той или иной форме обращает на себя внимание путника» 28.

Механизация магической техники распространяется не только на «ом мани», но и на другие дарани. Строятся специальные длинные стены, на которых начертываются различные магические формулы или религиозные изречения; пройти вдоль такой стены означает то же, что прочитать все на ней написанное. Таким образом и неграмотный получает возможность обрести религиозную заслугу чтения священных книг. Есть и другие средства многократного усиления молитвенных возможностей человека, например развевающиеся по ветру флаги и полотнища с начертанными на них письменами.

Как правило, ламаистское богослужение сопровождается музыкой и пением. Большую роль играет колокольчик, звон которого служит сигналом для перехода к очередной фазе богослужения. Такую же роль играют звуки, извлекаемые из огромных морских раковин. Эти инструменты вместе с сильными трубами составляют оркестр, играющий чрезвычайно мощно, но какофонично и вразброд. Практикуется также хоровое пение: обычно поет хор мальчиков, причем в отличие от звучания оркестра — торжественно и мелодично.

В жертву богам и демонам ламаисты приносят во время богослужения кроме риса специальные хлебы, именуемые балин. Аналогия с христианской просфорой здесь тем более полна, что из трех видов балина, приносимых на хурал, два раздаются верующим; третий остается в храме, откуда его выносят после богослужения и сжигают. Существует в ламаизме и такой ритуал, близко напоминающий таинство причащения в христианстве: после ряда церемоний и произнесения молитвенных формул ведущий хурал лама раздает присутствующим по глотку освященного вина и по три пилюли, изготовленные из муки с сахаром и маслом по специальному рецепту. Проглотив все это, верующий считает, что он приобщился к благодати тех богов, в честь которых совершалось богослужение 29.

Особенностью ламаистского культа является то, что миряне играют в нем самую незначительную роль. Хуралы происходят в монастырях, и их исполнителями являются многочисленные проживающие там ламы. Верующие чаще всего во время богослужения даже не имеют доступа в храм, им предоставляется право извне слушать доносящиеся звуки молитв и музыки, твердя про себя несчетное число раз формулу «ом мани» и давая многократные обеты избегать пяти главных грехов. Помимо того, верующий ламаист имеет возможность совершать у дверей храма молитвенные телодвижения, в числе которых на первом плане коленопреклонения и простирание ниц на землю.

Важнейшую роль в становлении ламаистского культа сыграло то, что при этом не отвергались, а, наоборот, ассимилировались добуддийские культы, бытовавшие у соответствующих народов. Наиболее ярким примером этого является культ так называемых обо.

С незапамятных времен у монгольских и тюркских народов почитались отдельные местности, чем-либо выдававшиеся в окружающей природной обстановке, — горы, пещеры, перевалы, берега озер и рек и т. д., они назывались обо. Точнее сказать, объектом почитания здесь были не сами эти места, а их духи, демоны или божества, считавшиеся связанными с ними. Для установления контакта с этими сверхъестественными существами люди должны были приносить им жертвы. Как правило, это были жертвы символического характера — палки, воткнутые в землю, куски ткани, камни, чаще всего — последние. Из этих камней складывались целые кучи, впоследствии именно они стали именоваться обо.

В ранние времена каждое обо было индивидуальным, оно посвящалось определенному «хозяину» данной местности; в дальнейшем появились и такие, которые были посвящены группе демонов, а некоторые из них заполучили по целому пантеону. Постепенная ламаизация культа обо приводила к тому, что в число имен хозяев каждого из них наряду с доламаистскими демонами включались и имена буддийско-ламаистских божеств, начиная с самого Шакья-Муни и Майтрейи (Майдари в тибетско-монгольском варианте) вплоть до Авалокитешвары и рядовых докшитов — охранителей жилища.

Простая куча камней была для ламаизма слишком примитивным символом святости. Религия, располагавшая архитектурно-изысканными монастырями-дацанами и храмами, должна была и в данном случае прибегнуть к более сложным формам культового инструментария и культовых сооружений. Результатом этого было появление двухслойных обо: внизу это куча камней, а над ней надстроена кумирня или буддийская часовня. Такие комбинированные святилища чрезвычайно многочисленны в странах распространения ламаизма, а культ, связанный с ними, занял у ламаистов по распространенности первое место среди внедацанских обрядов.

Ламаизм унаследовал доламаистские обряды, связанные с обо, в частности наряду с эпизодическими, случайными жертвоприношениями и заклинаниями периодические службы. Ламаистский обряд служения обо заключается в следующем: лама читает некоторые тексты по служебнику, потом начинается своего рода «крестный ход» вокруг обо, в течение которого участники брызжут в воздух молоко, чай, водку, оставшееся выпивают сами. Адресат жертвоприношений, указываемый ламой, ведущим обряд, включает в себя имена как ламаистских божеств, так и доламаистских демонов. Тексты же молитв и гимнов, возносимых первым, нередко буквально повторяют шаманские заклинания и выкрики, адресованные демону данной местности.

В семейном быту ламаистов занимает немалое место культ докшитов — богов-охранителей. С распространением ламаизма он вступил в своего рода борьбу с бытовавшим ранее культом онгонов — демонов до-ламаистского пантеона. Дело кончилось миром: почитают и тех и других. Иногда сразу приносят жертву и докшиту и онгону, но при этом стараются, чтобы ни тот ни другой не узнал, что и соперник сподобился той же чести, что и он.

Верующий ламаист носит на шее оберег от козней злых демонов. Это либо кусок бумаги или материи, обшитый кожей, с начертанными на нем заклинаниями, либо находящаяся в маленьком футлярчике статуэтка Будды. Новорожденному этот оберег надевается на шею, руки и ноги. Аналоги мы знаем в христианстве — нательные крестики или иконки, и в иудаизме — надеваемые на голову и на левую руку ящички с текстом «Слушай, Израиль» (тефилим). Правда, в последнем случае этот своеобразный фетиш надевается только на время молитвы.

В трудных случаях жизни ламаист обращается к ламе, исполняющему обязанности астролога, за тем, чтобы тот, ознакомившись с положением небесных светил и посоветовавшись с соответствующими дружественными демонами, дал указания, как «правильно» поступить и заодно какие магические обряды надо совершить, чтобы предотвратить возможные неприятности. Эти обряды совершит сам лама за соответствующую, конечно, мзду.

Особенно часто ламаист обращается за магической помощью к ламе в случаях болезни или вообще тяжелого физического состояния. Вступают в дело обычные шаманистские приемы информации от дружественных демонов о причине болезни, после установления таковой начинается магическое же врачевание. Широко распространен предрассудок, по которому ламаистское врачевание сближается или даже прямо отождествляется с так называемой тибетской медициной. Вероятно, в том, что именуется этим названием, есть какие-то элементы стихийного опыта народных масс, но их никак нельзя смешивать с шаманско-ламаистскими понятиями о причинах болезней и методах их лечения.

Представляет известный интерес и совокупность обрядов, связанных в ламаизме со смертью и погребением. Эти обряды выглядят в глазах буддиста особенно важными, так как смерть, с его точки зрения, есть не конец существования человека, а реализация процесса перехода в новое существование. И хотя характер этого перерождения заранее определен тем, как покойник провел свою жизнь, все же точное исполнение всех предписаний может ему с точки зрения ламаизма облегчить переход в новое существование, а может быть, даже в какой-то мере повлиять на характер последнего.

Прежде всего важно обеспечить душе умершего наилучшие условия ее выхода из тела. Надо, чтобы она вышла через макушку, а не через какое-нибудь другое место, например через ноги или задний проход. Чтобы осуществить это, лама, распоряжающийся обрядом, смазывает макушку трупа особым составом — именно через смазанное место и будет выходить душа. После этого надо узнать у ламы-астролога, какие в данном случае надо соблюсти условия: число и порядок погребальных хуралов, каким образом выносить тело, кто из лам и близких покойника должен участвовать и в какой роли в обряде погребения.

Важное место в семейном быту ламаистов занимают домашние алтари. Это своего рода шкафчики, заполненные статуэтками и другими изображениями буддистских и прочих божеств и демонов. Тут же, как правило, имеется полочка, на которой стоят чашки, предназначенные для жертвоприношений вином, маслом, кумысом, курильница или свечи для курения, цветы. И здесь напрашивается аналогия с «красным углом» в хате русского крестьянина с иконами и лампадой.

Наряду с личным и семейным культом в ламаизме существует публичный культ, отправляемый в дацанах и храмах. В нем также наличествует синкретизированный с ламаизмом культ аборигенов данной местности, имеющий древнее добуддийское происхождение.

В ламаистских монастырях 3 раза в день происходят малые хуралы — богослужения. Кроме того, периодически, применительно к фазам луны и к некоторым другим природным явлениям и общественным событиям проводятся большие хуралы. В различных монастырях организуются торжественные богослужения по поводам, связанным именно с праздником данной местности. В од