Послесловие к стихотворениям и поэмам Г. Мелвилла

Судьба поэтического наследия Германа Мелвилла не менее удивительна, чем судьба его прозаических сочинений. Современники в большинстве своем даже не подозревали, что он не только романист, но еще и поэт. Здесь нет ничего удивительного. Из четырех поэтических книг, увидевших свет при жизни писателя, три были изданы за его собственный счет крохотными тиражами.[2]Многочисленные стихотворения остались в рукописи и пролежали в архиве Мелвилла более тридцати лет. Только в 1924 г. они были собраны и опубликованы отдельной книгой под невыразительным названием «Стихотворения».

Мощный расцвет популярности Мелвилла в 20-е гг. странным образом не пробудил интереса к его поэзии. Романы его переиздавались неоднократно, стихи — почти не переиздавались вовсе. Лишь в 1938 г. Уиллард Торп в предисловии к однотомнику избранных сочинений Мелвилла обратил внимание читателей на то, чти поэзия его тоже может представлять интерес. Замечание это было чисто умозрительным, поскольку тексты поэтических сочинений Мелвилла оставались недоступны читателям.

Только в 1944 г. выдающийся американский критик Ф.О. Матиссен подготовил и опубликовал томик «Избранных стихотворений» Мелвилла, снабдив его вступительной статьей. Усилия Матиссена поддержал знаменитый поэт и романист Роберт Пенн Уоррен, напечатавший в журнале «Кенион Ревью» статью, послужившую, как он сам выразился, дополнением к усилиям Матиссена. Сдвоенный авторитет Матиссена и Уоррена сработал. Критика взялась за изучение поэтического наследия Мелвилла. Появились комментированные издания его стихотворений и поэм. Все это, разумеется, случилось не в один момент, и только в 60-х гг., благодаря усилиям ряда литературоведов (и в первую очередь Хеннига Коэна) американские читатели смогли основательно познакомиться с поэтическим творчеством Мелвилла.

Мы не знаем, когда именно Мелвилл написал первое свое стихотворение. (Мы не берем в расчет малохудожественные стихи в тексте «Марди», которые он и сам за стихи не считал.) Есть основания полагать, что он обратился к поэзии, лишь окончательно «рассчитавшись» с прозой, то есть в 1856 г.

Известно, что по разным обстоятельствам объективного и субъективного порядка писатель решился тогда оставить профессиональные занятия литературой, хотя бы на время. Существенно, что решение это пришло к нему не на склоне жизни. В 1856 г. Мелвиллу было тридцать семь лет. Интеллект его все еще набирал силу; философское осмысление бытия становилось глубже; противоречия и проблемы жизни, взятые на социальном и личностном уровнях, продолжали составлять предмет постоянных и напряженных размышлений писателя. Как и у многих других романтиков, мысль его нередко замирала перед явлениями, не поддававшимися исследованию и объяснению в рамках романтической идеологии и философии; она теряла четкость, однозначность, последовательность, становилась амбивалентной, внутренне противоречивой, не всегда уловимой. Но какова бы она ни была, она требовала воплощения в слове и, в силу своей специфики, тяготела к поэзии как к наиболее адекватной в данном случае форме словесного выражения. Можно сказать, что основным направлением в поэзии Мелвилла на протяжении более чем тридцати лет оставалась философская лирика, независимо от того, отливалась его мысль в форму короткого стихотворения или распространялась до масштабов такой бесконечно длинной и бесконечно сложной поэтической метафоры, как поэма «Клэрел», поразившая современников тем, что вдвое превосходила по объему мильтоновский «Потерянный рай» и была издана в двух томах.

Философский уклон поэзии Мелвилла вовсе не означал полного отрыва ее от конкретных событий личной жизни поэта, равно как и общественно-политической жизни его родины. Первый его поэтический сборник («Батальные сцены, или Война с разных точек зрения», 1866) являл собой поэтическое отражение Гражданской войны и, само собой разумеется, осмысление. В основе «Клэрела» лежит автобиографический опыт писателя, совершившего путешествие в Палестину в 1857 г. «Джон Марр и другие матросы» (1888) опирается на широчайшие познания Мелвилла в области морской жизни, почерпнутые в основном из собственного опыта. В «Тимолеоне» (1891) получили отражение впечатления от поездки по Греции и Италии. Мелвилл использовал здесь даже стихотворные зарисовки и дневниковые записи, сделанные во время путешествия.

Заметим, однако, что конкретные обстоятельства, события, факты редко бывают единственным или хотя бы основным содержанием стихов Мелвилла. Почти всегда они выступают как повод для размышления, как частный случай, как единичное проявление общего закона, который подлежит осмыслению.

Среди историков литературы господствует убеждение, что Мелвилл не был выдающимся поэтом и что, во всяком случае, поэзия его не идет ни в какое сравнение с прозой, хотя в поэтическом наследии писателя можно обнаружить довольно много удачных стихотворений. С этим следует согласиться.

Пытаясь выяснить причины неудач Мелвилла на поэтическом поприще, американские критики в большинстве своем придерживаются мысли, что вся беда проистекает из того, будто писатель пытался соединить реалистическое осмысление действительности с романтической поэтической техникой («как у Вордсворта»). И вот с этим согласиться решительно невозможно. Мелвиллу было недоступно реалистическое осмысление действительности, и в этом была его трагедия. А сближение критиками его поэтической техники с поэзией Вордсворта, Кольриджа или даже Брайанта — совершенно произвольно.

Тексты стихотворений Мелвилла и первые печатные отклики на них, где зафиксирована реакция современников, свидетельствуют о том, что писатель пытался уйти от традиционной романтической поэтики. Он «варварски обращался» с размером и рифмой, «непозволительно сближал» поэзию с прозой, свободно располагал строки, злоупотреблял разговорной лексикой, интонацией и т. п. Откуда все это? Неужто от неумения? А может быть, Мелвилл искал новых путей в поэзии, как это делал Уитмен?

Поразительно, но факт: американские критики, за единственным исключением В.В. Брукса,[3]почти никогда не ставят рядом имена Мелвилла и Уитмена, хотя, казалось бы, все вплоть до «магии чисел» побуждает к этому. В самом деле: Уитмен родился 31 мая 1819 г., спустя два месяца родился Мелвилл. Мелвилл умер 28 сентября 1891 г., ровно через полгода умер Уитмен. Они прошли по XIX в. рука об руку, начав и закончив свой путь чуть ли не «день в день». Молодой Уитмен рецензировал сочинения молодого Мелвилла («Тайпи», «Ому»), и очень может быть, что «Моби Дик» подтолкнул его на путь к «Листьям травы». В 1856 г. Уитмен выпустил второе издание «Листьев травы» (первое прошло почти незамеченным), а Мелвилл написал первые свои стихотворения.

Напомним, что второе издание «Листьев травы» наделало много шума, поскольку Уитмен воспроизвел в нем неосторожное письмо Эмерсона (не предназначенное для опубликования), воздавшего молодому поэту неумеренную хвалу. Не было газеты или журнала, которые не упоминали бы уитменовского сборника и не комментировали бы письмо Эмерсона. В этих обстоятельствах трудно предположить, что Мелвилл не познакомился со стихами Уитмена. И очень может быть, что опыт Уитмена открыл Мелвиллу новые возможности поэзии и побудил его к сочинению стихов.

Если это так (а это скорее всего именно так), то поэзию Мелвилла следует рассматривать в русле новых поэтических исканий, вдохновленных примером Уитмена. Каждого из них критика обычно представляет «одиноким гением». А они шли рядом и, как выясняется, делали общее дело. Мелвилл не достиг уитменовских высот в поэзии. Что ж, Уитмен тоже не достиг мелвилловских высот в прозе. Каждому свое.

ПРИМЕЧАНИЯ