Глава 13. Гражданским долгом мобилизованные — КиберПедия 

Археология об основании Рима: Новые раскопки проясняют и такой острый дискуссионный вопрос, как дата самого возникновения Рима...

Архитектура электронного правительства: Единая архитектура – это методологический подход при создании системы управления государства, который строится...

Глава 13. Гражданским долгом мобилизованные

2017-08-11 240
Глава 13. Гражданским долгом мобилизованные 0.00 из 5.00 0 оценок
Заказать работу

 

В этой главе я расскажу не о военных, а о гражданских людях, которые внесли свой непосредственный вклад в оборону Аджимушкайских каменоломен или помогали подземному гарнизону извне.

Документы и воспоминания участников донесли до нас имена некоторых местных жителей. В первую очередь необходимо назвать двух местных патриотов: рабочего завода имени Войкова Данченко Николая Семеновича и его 17-летнего сына Николая. Отец и сын хорошо знали каменоломни и окрестности города, они постоянно находились при штабе в качестве проводников и советников. Жена Данченко Н. С., Лидия Харлампиевна, в 1965 г. рассказывала мне: "Во время фашистского наступления в 1942 г. я, мой муж, сын Коля и дочь Женя находились в "скале". Муж раньше долго работал в каменоломнях и знал там буквально все. Когда жители стали уходить из "скалы", мы тоже начали собираться. Но пришел комиссар и сказал, что Данченко нужен здесь. Мой муж был инвалидом первой германской войны, и в армию его не брали. А сын Коля уже оделся в военную форму и бегал с винтовкой. Он остался с отцом. Позже, когда по городу гнали пленных, взятых в каменоломнях, я спросила у одного из них: "Знаете ли Вы Николая Данченко?" Он ответил: "Знаем, знаем. Он просил передать, чтобы ему ты принесла поесть". Я несколько раз подходила к каменоломням, но каждый раз меня задерживали фашисты. Они кричали на меня: "Партизанен, партизанен!" и гнали прочь. Потом мне рассказали, что Коля один раз хотел вылезти из большой ямы, но сорвался и сильно разбился о камни. Вскоре он умер. От голода в "скале" умер и мой муж".

В Центральных каменоломнях остались со своими семьями коммунист Селезнев И. Т., работавший перед оккупацией директором консервного завода в Керчи, и Проценко К. Д. Как советники, они также привлекались командованием для организации вылазок, разведки, по хозяйственным вопросам и т. д.[248]Очевидно, люди сами или по инициативе командования Центральных каменоломен были объявлены и оформлены партизанами, и они составили небольшую партизанскую группу. Этот факт нашел свое отражение в найденных документах, да и оставшиеся в живых участники часто упоминали этих гражданских лиц как партизан. Точно известно, что партизанами были Данченко Н. С. с сыном, Селезнев И. Т., Проценко К. Д., Норбей. Последний был начальником общественного питания керченского военторга. Возможно, что в числе записанных в партизаны были и некоторые другие гражданские лица, например из керченского военторга Степаненко С. И., Терехин И. Т. Видимо, были и другие. Из группы керченского военторга остались в живых Валько Е. Ф. и Харьковская (Мирошниченко) Д. И. Очень ценны воспоминания Ефросиньи Федоровны Валько, жившей после войны в Симферополе. Она рассказывала: "В Центральных каменоломнях я работала на пищеблоке, кормили мы личный состав горячей пищей 1 раз в день. Варили суп с различными крупами и макаронами. Степаненко Сергей Ильич добился приготовления кислого теста, и мы выпекали пышки граммов по 40. Он был кулинар высшей квалификации. Вот эту пышку и суп по 500 гр. выдавали на одного человека. Из-за малого количества воды в начале суп был очень густой, были и жиры, иногда выдавали сельдь 20–30 гр. на человека. Вода лимитировалась только полтора месяца. Во время газовой атаки я чуть не умерла, просила у военных дать мне наган с целью застрелиться. Но обо мне позаботились врачи, сделали несколько уколов и дали камфару в порошке. Стало лучше, позже надо мною дружески смеялись и давали наган, но я уже от него отказывалась. От обвала погиб Терехин Иван Тимофеевич, до войны он был заместителем председателя областного комитета профсоюзов общепита. Постепенно продукты в складе заканчивались, приготовление горячей пищи и лепешек прекратили. Каждому защитнику стали выдавать маленькие продуктовые пайки: 20 гр. крупы, затем 15, наконец, 10 гр., жиров 10–15. Сахара выдавали до самого конца не менее 125 гр. Спустя 3,5 месяца от начала обороны жить стало просто невозможно. Стали есть конину, а потом собак, кошек и крыс. Их расплодилось много, и они были жирные. Мы крыс не ели, ибо не могли поймать. Попросили одного майора, чтобы он наладил нам приспособление для ловли крыс. Он одну из них поймал, но нам не отдал, сказал, что другой раз поймает и отдаст. В сентябре мы решили выходить[249]. Мы четыре месяца не были на воздухе и не видели света, нам было просто тяжело смотреть. Мы были ходячие скелеты, тогда мне было 32 года, но выглядела я старухой. Нас вышло 6–8 женщин: я, Дора Харьковская, Мария Петрова, медсестра Ася, девушка-фельдшер. Последнюю фамилию забыла.[250]Куда они делись потом — не знаю. Содержались мы в лагере по ул. Шлагбауманская в Керчи. В этом лагере была большая смертность. В начале декабря 1942 г. меня с Дорой выпустили. Степаненко С. И. (он был с 1909 г. рождения) умер в этом лагере. Его жена Галина Артемьевна живет в Симферополе вместе с дочерью Асей и внуком Андреем".[251]

В Центральных каменоломнях длительное время находились подростки Радченко М. П. и Разогреев М. И., которые также остались в живых. Радченко М. П. до сих пор живет в пос. Аджимушкай. Работники Керченского историко-археологического заповедника и музея часто используют его как экскурсовода по каменоломням. Воспоминания Радченко М. П. отличаются свежестью, знанием многих деталей жизни в каменоломнях. Из подземной крепости он вышел по совету Парахина И. П. в сентябре 1942 г. Михаилу Петровичу Радченко было 14–15 лет, фактически в Керчи это был "второй Володя Дубинин", только он действовал не в конце 1941 г., а в 1942 г. Накануне советского десанта в Керчь в конце 1941 г. Миша подрался с немцем, который обещал его найти и убить. Но Мише повезло: скоро немец удрал со своей частью из города. Боясь расправы, в мае 1942 г. Миша решил остаться в каменоломнях вместе с небольшой группой местных жителей. Видимо, на него повлиял и Коля Данченко, который был старше Миши и уже мобилизовал себя в армию. В каменоломнях над Мишей Радченко взял шефство сержант Александр Неделько, который был у Ягунова П. М. вестовым или посыльным. Личность Неделько для исследователей борьбы в каменоломнях очень интересна, ибо он был близок к руководству и много знал. Его помнила Валько Е. Ф. и сестра Валентины Кохан — Матиевская Галина Андреевна, проживавшая в Керчи. Она рассказывала, что примерно в октябре 1942 г. Неделько пришел к ним на квартиру, адрес ему в каменоломнях сообщила Валя Кохан. Он рассказал ее родственникам о тяжелом положении в каменоломнях. Передвигался он по улицам свободно, очевидно, имел какие-то документы, но затем был арестован. Миша Радченко видел его в плену и даже разговаривал. Выглядел Неделько довольно хорошо, он не был так истошен, как другие аджимушкайцы. В конце войны родственники Кохан В. А. от него получили письмо из действующей армии, он интересовался судьбой Валентины. Судьба его самого осталась неизвестной. По сообщению Радченко И. П., Неделько по специальности был кулинаром и перед войной работал в ресторане крупного города на Украине (Киев, Харьков…). После смерти Ягунова П. М. Неделько был при штабе, участвовал в разных хозяйственных делах, а позже, когда в каменоломнях осталось мало людей, из них вышел. Миша помогал Неделько и другим по хозяйству, позже дежурил около выходов с оружием в руках. Он рассказывает: "В середине сентября, в ночь, я заступил в наряд по охране одного из выходов. Вдруг ко мне подошел старший батальонный комиссар Парахин. Как-то получилось, что он меня еще раньше приметил и уважал. Бурмина я запомнил, но разговаривать не приходилось. Парахин сказал: "Миша, командование решило отправить тебя наверх. Выбирайся из каменоломен и постарайся уйти в партизаны. А мы останемся здесь и будем держаться до конца". Парахин мне дал два пакета сахара и несколько пар дамских чулок. Эти товары были явно из складов военторга и их можно было реализовать на продукты питания в Керчи. Я ему отдал свой карабин. Я вылез из одной из амбразур, прополз мимо окопа, в котором крепко спал один из наших караульщиков-румын. Когда я пришел домой, то мой брат едва узнал меня, а когда узнал, то отшатнулся. Потом он признался, что от меня и моей одежды сильно несло трупным запахом. В каменоломнях к этому запаху мы так привыкли, что его просто не чувствовали". Скоро Мишу арестовали, и он несколько недель сидел в керченской тюрьме. Его мать приняла энергичные меры для спасения сына. Для этого пошли небольшие семейные ценности, помогли знакомые из полиции… Наконец ему сообщили, что фашисты партизаном его не считают и выпустили под подписку и с гарантиями уважаемых местных жителей. После этого много месяцев ему приходилось регулярно отмечаться в полиции. В конце войны Мише в составе армии пришлось повоевать с бандитскими формированиями, получить ранение. Сейчас он продолжает жить в Аджимушкае, имеет детей, внуков и даже правнуков. Недавно, как участнику войны, ему выделили автомашину.

Мише Разогрееву было 11 лет, когда он попал в Центральные каменоломни, здесь от голода умерла его мама, Александра Семеновна, и две сестры — Роза и Оля. Миша вышел и остался жив, после войны он работал шофером керченского автохозяйства.

В Центральных каменоломнях были и другие мирные жители, фамилии которых до нас не дошли. Известно, что при штабе работала машинисткой женщина по имени Елена, у которой в каменоломнях были две дочери — Дина и Оксана, в портновской мастерской работали двое престарелых мужчин, по вероисповеданию иудаисты. В Малых каменоломнях длительное время находились сестры Бурданосовы — Вера и Зина — и еще несколько женщин. Они некоторое время ухаживали за ранеными. В этих же каменоломнях на положении "дочери полка" находилась малолетняя Светлана Тютюнникова, о которой трогательную заботу проявлял Поважный М. Г. Девочка не выдержала лишений и умерла.

Кузьменко Т. С., брошенная фашистами в керченскую тюрьму осенью 1942 года, за оказание помощи советским военнопленным, в своих воспоминаниях сообщает интересные сведения об одном юном бойце подземного гарнизона. "В керченской тюрьме содержался мальчик. Ему было 12–13 лет, имени его никто не знал. Он был замкнут, недоверчив. Говорили, что он был схвачен в каменоломнях осенью 1942 г. Взрослые делились с ним своими скромными передачами. Я тоже стала украдкой передавать ему то лепешку, то пирожок. Постепенно ребенок оттаял, и как-то удалось с ним поговорить. В катакомбах он остался один. Когда туда спустились фашисты, то он сумел спрятаться, сжавшись в комочек. А когда они ушли, он остался один на один с холодом, голодом, мраком, мертвецами. У него был короб спичек и свечка. Днем он жался ближе к выходу, отыскивая корешки, сухой мох. А ночью тоже далеко заходить боялся, зажигал свечку. Вот по бликам свечи его и обнаружили враги. Он угрюмо смотрел на всех и молчал. Фашисты поверили, что мальчик тронулся умом. Такие переживания и не всякому взрослому под силу. А тут ребенок. В действительности он молчал потому, что боялся выдать своих родителей. Бедный ребенок не знал, что их уже нет в живых. Когда отступала наша армия, мальчик решил воевать. Увязался за солдатами, сказал, что родителей нет. Никто, конечно, не мог бросить осиротевшего ребенка. Вошли в катакомбы и его взяли с собой. Он счел себя военнообязанным. До конца был с военными, не дал себе права уйти. И как солдат советской армии, боясь погубить родителей, скрыл свое имя. Солдатом считал он себя серьезно. Верил, что и все так считают, что фашисты держат его в тюрьме как солдата несдавшегося подземного гарнизона. И погиб он как солдат, маленький советский солдат, керченский Гаврош. В камере сидело до 40 человек женщин, мужчин, детей. В апреле 1943 г. все обитатели этой камеры были расстреляны. В их числе маленький стойкий солдат. Погиб он гордо, мужественно, как взрослый, не склонив головы, не уступив фашистам ни в чем".

Рассказ Кузьменко Т. С. подтверждается архивными документами. В одном из актов чрезвычайно государственной комиссии говорится, что мальчик из каменоломен довольно долго содержался в камере керченской тюрьмы, а затем был расстрелян. В документе даже есть его фамилия — Авалиев. При этом следует сказать, что ни Кузьменко Т. С, ни архивные документы не называют каменоломен. Авалиев мог находиться не обязательно в Аджимушкайских каменоломнях. Он мог попасть в тюрьму из Булганакских каменоломен, известно ведь, что здесь при комиссаре Гогигидзе В. С. находились 2 подростка. Судя по всему, и особенно по фамилии, этот мальчик был крымчак. Это была очень небольшая этнографическая группа, язык которой относился к тюркской группе. Верующие крымчаки были иудаисты. Два портных в Центральных каменоломнях, о которых я уже рассказывал, тоже были крымчаками. В конце 1941 г. (при первой оккупации Керчи) фашистские изверги расстреляли всех евреев в Багеровском рву. Свою преступную деятельность они продолжили и в отношении караимов (тоже иудаистов) и крымчаков. Ныне крымчаки живут в Крыму и на Украине, говорят по-русски. В 1959 г. их насчитывалось всего 1,5 тыс. человек.[252]

При оставлении города в мае 1942 г. советские и партийные органы Керчи не сумели организовать здесь партизанское движение и подполье. Патриотические группы из местного населения, а позже и партизанские отряды во вторую оккупацию Керчи возникали, можно сказать, стихийно, по инициативе советских людей-патриотов. Уже в первый год изучения истории обороны каменоломен я узнал, что командование Центральных каменоломен пыталось организовать в Керчи подполье.

Такие желания и деятельность были вполне понятны. Я узнал, что в Волгограде проживает Гринев Григорий (по документам Тимофей) Платонович, который был, якобы, командованием Центральных каменоломен послан в Керчь для организации подполья. Эти сведения меня так взволновали, что я при первой же возможности поехал в Волгоград и нашел Гринева, который жил в одном из поселков города с семьей в своем доме. Гринев родился 21.01.1915 г. в г. Смоленске, в г. Белый закончил строительный техникум, с 1936 г. был членом ВКП(б), с 30-х гг. работал на строительстве завода им. Войкова в Керчи. В мае 1942 г. был инспектором политического управления Крымского фронта по кадрам 51-й армии. При первой же встрече я понял, что этот человек болен психически. Часто он противоречил своему же рассказу, очень болезненно реагировал, когда я его спрашивал о деталях борьбы и жизни в каменоломнях. У меня возникла даже мысль, что он там не был. Во время разговора у него вдруг наступил "стопор", которого у других людей я никогда не видел. На полуслове он замер, застыл, ни один мускул его тела или лица не дрогнул, взгляд остановился и был как у покойника. Продолжалось это состояние 5–7 минут, затем он внезапно "включился" и продолжал беседу, как будто бы ничего не произошло. Видимо, он даже не ощутил своего состояния при этом. Я испугался и не стал его ничего спрашивать, беседу продолжили на следующий день. Тогда он сказал, что в его "рассказе надо бы кое-что изменить". Но что конкретно, не сказал. Я записал подробно его воспоминания, дал ему прочитать и подписаться. Если формулировать кратко, то он сообщил мне следующее: "Вопрос об организации подполья в Керчи возник по инициативе командования подземного гарнизона, никаких указаний на этот счет мы сверху не получали, да и не могли получить. В самом начале для организации подполья в Керчь был послан один из работников штаба полковник Никифоров Павел, которому удалось легализироваться в городе и поступить на работу. Меня готовили к выходу около двух месяцев.

Выбор пал на меня потому, что меня знал Парахин И. П., и к тому же я хорошо знал Крымский полуостров, ибо раньше работал в Керчи. Меня готовили серьезно, и я в середине июля добрался до Керчи и там в установленном месте встретил Никифорова. В это время мне были сделаны документы на Петренко Григория Васильевича, с этого времени я стал Григорием и к этому имени привык. Но, к сожалению, работать с Никифоровым не пришлось, так он вскоре был арестован по доносу предателя. В нашу группу входили лейтенант Кузнецов (мой связной), врач Андреева, из местных жителей — Воловик, Шклярук, девушки Чиж и Минераки. К группе был близок врач местной больницы Стрижевский Г. С. со своим сыном Алексеем и некоторые другие. Близка к нашей группе была Черникова Л. А., которая работала на бирже. Нашей группе удалось взорвать эшелон с боеприпасами и продовольствием в морском порту, устроить крушение поезда на железнодорожной станции, кроме того, мы выпускали листовки, переправляли на Тамань наших военнопленных. Группа существовала до августа 1943 г., а затем была почти в полном составе схвачена и расстреляна гитлеровцами. Удалось избежать ареста мне и Андреевой, которая еще до провала была отправлена через Керченский пролив с ценными сведениями. О дальнейшей судьбе ее я ничего не знаю".

После этого я поехал в Симферополь, надо было проконсультироваться с заведующим партийным архивом Крыма Кондрановым И. П. Он знал о Гриневе и отнесся к его воспоминаниям настороженно. Кондранов И. П. рассказал, что в 1964 г. Гринев был в Керчи, находил своих знакомых и советовал им свидетельствовать, что в 1942–43 гг. он в Керчи возглавлял подполье. Такое поведение Гринева стало известно компетентным органам. Как подозрительный человек, он был задержан. По этому делу сотрудники Комитета государственной безопасности Крыма занялись расследованием патриотической деятельности этой подпольной группы в Керчи. Они установили, что такая группа действительно существовала, Гринев Г. П. в ней являлся активным членом, но руководителем, вероятно, был Алексей Стрижевский, сын врача.[253]Вся группа, за исключением Гринева Г. П., была расстреляна фашистами осенью 1943 г. О том, что крымские чекисты сделали вывод о руководстве подпольем не Гринева, а младшего Стрижевского, мне с обидой говорил сам Григорий Платонович. Он считал, что его не признали руководителем подполья из-за места проживания его в Волгограде. "Им нужен свой, лучше из Керчи, вот меня, как руководителя, и оттеснили".

Всякие воспоминания отличаются субъективностью, а здесь мы встретились с рассказом еще нездорового психически человека. Но поражает то, что многое из того, что рассказывал Гринев, было в действительности. Списки расстрелянных в 1943 г., которых упоминает Гринев, подтверждены архивными документами. Это были Шклярук В. Ф., Чиж Софья, Клаконос Тамара, Минераки Елена, Воловик И. А., Черникова Л. А.[254]Кроме этих людей, Гринев Г. П. работникам Керченского музея называл в группе подпольщиков врачей керченской больницы Асеева И. В., Щукевич В. И., Шмуклера М. И. Я изучил в архиве личные дела врача I ранга Асеева Ивана Васильевича (родился в Курске в 1893 г.). Он был главным врачом 170-го полевого подвижного госпиталя и попал в плен во время газовой атаки в Центральных каменоломнях. 10.09.1942 г. из лагеря военнопленных он был взят на поруки старостой деревни Мама-Русская с другим врачом-хирургом Щукевичем В. И. и после этого стал работать в керченской больнице. В своей биографии, где подробно говорится о плене, он ничего не сообщает о подпольной работе.[255]А с врачом Шмуклером М. И. я встречался лично в г. Волховстрое, где он работал в 60-х гг. ведущим гинекологом. Ему я рассказал о подполье, но он о нем ничего не знал. Значит, о врачах Гринев Г П. придумал, сделал он это, возможно, не сознательно, а из-за болезненного состояния. А теперь остановимся на "главной фигуре подполья" полковнике Павле Никифорове. В Центральных каменоломнях полковников, кроме Ягунова П. М. и Верушкина Ф. А., больше не было. Звание полковника уже говорило о том, что этот человек должен быть пожилой, а такого вряд ли послали бы на подпольную работу в самом начале. Возможно, в больной голове Гринева что-то перепуталось. Дело в том, что в Центральных каменоломнях среди руководства была такая фамилия. Им был младший лейтенант государственной безопасности Никифоров Михаил Никифорович, который одно время был оперативным уполномоченным особого отдела при 1-м запасном полку, его хорошо знал Ильясов С. Ф. Никифоров М. Н. родился 24.01.1913 г. в д. Вяльчино Тихвинского района Ленинградской области. Перед немецким наступлением был старшим оперуполномоченным особого отдела НКВД 276-й стрелковой дивизии. В Ленинграде я нашел его жену Вовденко Елену Владимировну, а в д. Вяльчино — сестру Пасынкову Анну Никифоровну. Ильясов С. Ф. также сообщил, что Никифоров вышел из каменоломен в сентябре, скрывался в Керчи, но был арестован. В ночь с 16 на 17 ноября его поместили в одну камеру с последними аджимушкайцами, а 19 ноября куда-то увели. Мог ли Гринев Г. П. из-за своей болезни что-то перепутать и принять младшего лейтенанта за полковника? Конечно, мог.

Кстати, в то время воинские звания с приставкой "государственной безопасности" котировались куда выше обыкновенного командирского звания.

Вопрос о создании подполья в Керчи по инициативе командования Центральных каменоломен до сих пор не выяснен. Он как бы висит в воздухе и ждет нового пытливого исследователя.

В мае 1967 г., когда я выступал с одним из докладов на конференции в Керчи, посвященной 25-летию начала обороны Аджимушкайских каменоломен, мне казалось, что я много поработал в архивах и достаточно глубоко вошел в тему. В первый же день приезда на конференцию при устройстве в гостиницу я обратил внимание на женщину лет за 40, которая крутилась среди участников обороны подземной крепости. Она была небольшого роста, худощавая, в платье явно не со своего плеча. Фигура ее была гибкая, даже какая-то вертлявая, постоянно мечущаяся от одной группы участников к другой. Со всеми она громко и экспансивно разговаривала, с некоторыми при встрече целовалась, называя своих знакомых по именам. Скоро, уже на конференции, меня с ней познакомили и представили как Февралину Георгиевну Гранковскую, местного краеведа, много знающего о войне, оккупации и подполье[256]. Однако серьезного разговора не получилось: нам постоянно мешали, была общая взбудораженность и усталость. При разговоре с Февралиной я посетовал, что вопрос связи подполья Керчи с подземным гарнизоном остается неисследованным. В ответ получил упрек, что я просто об этом ничего не знаю. В ответ на этот упрек я сказал, что по этому вопросу нет документов и вообще связь подполья с каменоломнями сомнительна. И тут из Февралины "забил фонтан" сенсационных сведений, в которые невозможно было поверить. Она с воодушевлением мне стала рассказывать о советской разведчице-радистке, которая была связана с каменоломнями, о вызове самолета, который должен был вывезти представителей окруженного подземного гарнизона на Большую землю, о группе керченской молодежи, которая помогала продуктами защитникам каменоломен и многое другое. От этой информации у меня "голова пошла кругом". Я спросил свою собеседницу: "Если это правда, где же хранятся документы об этом?" Ответ меня обескуражил: "Где надо, там они и хранятся". Все это напоминало расхожую фразу советских времен: "Сообщить или пойти туда, куда надо". На этом мы и расстались примерно на год, не понравившись друг другу.

Позже, во время приездов в Керчь, я постепенно сошелся с Февралиной и даже подружился. Она охотно участвовала в наших рейдах под землей, участвовала в раскопках. Многочисленные, но сбивчивые ее рассказы "крутились" вокруг керченского подполья, советской и немецкой разведки и контрразведки. Эти ее рассказы были наполнены загадками и приключениями и уже поэтому казались невероятными, авантюрными. С ее слов можно было сделать вывод, что все население Керчи во время войны участвовало в работе всех этих органов. Я все внимательно слушал и… продолжал не верить.

Как-то, работая в Керченском музее, заведующая фондами Виктория Николаевна Боровкова показала мне документы времен фашистской оккупации. Оказывается, при фашистах Керченский музей работал как просветительное учреждение, во главе его стоял немецкий агент разведки, работавший здесь до войны фотографом. В экспозиции музея был выставлен древний меч со знаком свастики. Немцы этим экспонатом очень гордились, ибо он, якобы, доказывал, что в Крыму когда-то жили "арийцы" — "древние предки" германцев. Правда, скоро союзники-румыны украли этот экспонат, и заведующий вынужден был оправдываться. Во время этой работы мы разговорились с Викторией Николаевной о керченском подполье. Она мне сказала: "Вы напрасно игнорируете рассказы Гранковской, она много рассказывает правды, только все это надо проверять по архивным документам". Благодаря этому совету я добрался до нового драматического поворота истории обороны каменоломен и особенно подполья. Исследования получили как бы "второе дыхание". Через редакцию журнала "Вокруг света" мне удалось получить разрешение работать в двух ведомственных архивах Москвы и Симферополя. В Москве мне дали возможность ознакомиться с делом секретного сотрудника (точнее сотрудницы) — радистки Дудник Евгении Денисовны. Родилась она 27 января 1923 г. в селе Емчина Мироновского района Киевской области, окончила девять классов и курсы радистов. Из служебной характеристики: "Дудник Е. политически грамотная, энергичная, развитая. Она предана партии и советскому народу. Имеет хорошую подготовку по радиоделу, ее можно использовать в качестве радистки в тылу врага… С 7 апреля 1942 г. начала непосредственную подготовку к выполнению задания и в течение месяца уже была готова выполнять свою миссию. Поведение ее за это время было исключительно хорошее, она всегда была скромной и культурной девушкой как в своей работе, так и в быту".

А вот документ, наскоро написанный на листочке бумаги:

Приказ "Тоне" и "Сергею". Задача: Вы остаетесь в г. Керчи для работы. Давать сведения о противнике. Связь. Для связи придаю вам р/с "Север" с питанием. Связь держите по расписанию.15.05.1942 г. Две плохоразборчивые подписи.

Кто такой "Сергей"? В Керчи общепринято считать, что им был Сергей Бобошин, входивший в группу Дудник Е. Д., зверски замученный фашистами. Но этот приказ вызывает некоторое сомнение в том, что "Сергей" — это Бобошин. Дело в том, что подпись "Сергея", хотя и плохоразборчивая, но она явно не Бобошин, ее можно прочитать скорее всего как "Волков". Но человека с такой фамилией, к сожалению, в группе Дудник Е. Д. не обнаружено.

В Керчи еще шли бои, а группа Дудник уже стала передавать ценную разведывательную информацию. Позже, по приказу советского командования, Дудник привлекла к разведывательной работе родственников и знакомых, которые собирали разведывательные сведения не только о фашистском гарнизоне Керчи, но и о частях противника, расположенных на удалении от города. В результате деятельности Дудник и ее товарищей командование 47-й армии получало довольно большую объективную информацию о деятельности и планах фашистского руководства в районе Керчи.

Советское командование решило использовать группу Дудник Е. Д. и для оказания помощи подземному гарнизону Центральных каменоломен, для чего 12 июня разведотдел штаба 47-й армии запросил "Тоню" о возможности установления связи с войсками, сражающимися в Аджимушкайских каменоломнях.

В ответ "Тоня" сообщила: "Связь с ними установить нельзя. Они окружены фашистами. По словам врагов, там находится до 30-ти тысяч. Ночью завязывается перестрелка. "Скалы" взрывают, туда пускают газы". 27 июня "Тоня" получает очередной запрос: "Занимает ли противник район 3–5 км севернее Катерлеза?" Что это за район? Это берег Азовского моря. Советское командование думает о разведывательной операции с целью установить связь с каменоломнями. 29 июня "Тоня" ответила: "В районе 3–5 км севернее Катерлез находится небольшое количество румын. Берег к Азовскому морю укреплен". Эти сведения были использованы советским командованием — 8 июля в этом районе была высажена разведывательная группа, о которой я уже рассказывал.

Между тем "Тоня" помнит о задании связаться с каменоломнями. Она принимает какие-то меры. 23 июля в разведотдел приходит радиограмма: "Раз в неделю можно установить регулярную связь с нашими войсками в "скалах". Давайте указания". Разведотдел немедленно прореагировал на это сообщение вопросом: "Как вы можете связаться с нашими войсками, которые в "скалах"? Ответ немедленно". В тот же день пришел ответ: "Связь имеем через партизан".

На другой день, 24 июля, диалог возобновляется. Разведотдел приказал: "Свяжитесь с партизанами, но соблюдайте свою конспирацию. Задача: прибыть 3–5 партизанам для связи с нами. Укажите время, место и сигналы, где можно подобрать их. Если будет возможность, переправляться к нам партизанам самостоятельно". 30 июля разведотдел напоминает: "Ускорьте работу по отбору и высылке партизан к нам. Сообщите, когда и где можно их встречать". И вот последняя телеграмма "Тони" 6 августа: "Люди для переправы вам есть. Шлите самолет в район Джерж…" На этом передача радиограмм внезапно оборвалась.[257]Не вызывает сомнения, что площадку для самолета группа "Тони" готовила в районе деревни Джержава. Это место северо-западнее Керчи, сравнительно недалеко от города, закрытое большими холмами, довольно глухое. Один из работников керченского аэропорта — Калинин В. В. — специально изучал этот район в 1978 г. и сделал вывод: место вполне подходило для посадки небольшого самолета. А кто же были эти "подготовленные партизаны"? Фамилии их нам неизвестны, но надо полагать, что среди них обязательно были представители гарнизона Центральных каменоломен. Никто из оставшихся в живых участников обороны не знает об этой операции, ибо о ней могли знать только командование подземного гарнизона и очень узкий круг из его окружения. О группе Дудник Е. Д. говорится и в фашистском "донесении". Там, в частности, сообщается, что связь подземного гарнизона с керченским подпольем осуществлялась через какую-то учительницу, которая "доставляла сведения из каменоломен на нелегальную радиостанцию". Подпольная группа была обнаружена специальной командой 10 "б". Фашистами было арестовано и расстреляно 14 человек. Какова причина провала группы "Тони", кто конкретно входил в ее состав? Есть ли еще какие-либо документы о деятельности этой группы, позволяющие хотя бы частично ответить на эти вопросы? Да, такие документы есть. В основном, это показания оставшихся в живых свидетелей, воспоминания родственников погибших. Большую работу по сбору этого материла провели работники керченского музея. В 1962–1963 гг. изучением группы "Тони" занимались работники КГБ Крыма. Папка с документами по этому делу под названием "Материалы о подпольно-патриотической группе в Керчи (Дудник, Бобошин, Родягин)" хранилась в Крымском партийном архиве. Из заключения по этому делу: "За период с 27 мая по 7 августа 1942 г. от "Тони" было передано 87 радиограмм о расположении военных объектов противника в городе, в районе Керчи, а также о намерениях немецкого командования осуществить в июне — июле 1942 г. десантную операцию на Кубань. Опросом лиц из числа соседей Дудник выяснено, что Евгения Денисовна установила связь с Бобошиным Сергеем, Родягиным Анатолием. Бобошин и Родягин помогали Дудник не только в сборе сведений, но и в ремонте рации. В начале августа 1942 г. Дудник, Бобошин, Родягин были арестованы немецким органом "СД". В процессе допроса немцы предлагали Дудник передавать по рации советскому командованию дезинформацию, но, получив отрицательный ответ, всех троих подвергли пыткам, а впоследствии расстреляли.

Вместе с ними были арестованы и расстреляны отец и мать Дудник, две сестры и мать Бобошина".

О Бобошине я уже рассказывал в связи с неизвестным "Волковым". Кто такой Бобошин по сведениям керчан? Он родился примерно в 1921 г., перед войной вместе с Женей Дудник он учился на курсах радистов, позже работал по специальности на рыбацких судах. Осенью 1941 г. он был мобилизован в армию, воевал на крымском участке фронта и весной 1942 г. был ранен в плечо. Во время немецкого наступления на Керчь лечился дома и из-за невозможности эвакуироваться остался на оккупированной территории. Проживал он с матерью Анастасией Ивановной, которая работали санитаркой в больнице на улице Пирогова. Сергей занимался радиолюбительством, перед войной из различных деталей он собрал приемник. Это увлечение сблизило его с Анатолием Родягиным, который был на четыре года младше Сергея. Анатолий перед войной учился в Керчи в школе имени Короленко, а затем в ремесленном училище. Во время войны работал в военных мастерских, а во время оккупации нигде не работал. Жил он тоже с матерью Ириной Николаевной сначала на улице Магазинной, а затем на ул. Розы Люксембург.

Во время оккупации в 1942 г. С. Бобошина и Е. Дудник часто видели вместе, соседи говорили о Сергее как о "женихе" Жени. По всему видно, что это было не только прикрытие. Часто Женю видели с небольшим чемоданчиком и при этом Сергея с пакетом в руках. Можно предположить, что это была рация. По ряду данных, часть радиограмм передавалась со старого кладбища, которое расположено на склоне горы и в сторону Таманского полуострова. Кладбище было недалеко от дома Жени. Первое время Женя прятала рацию дома на чердаке, позже она переместила ее на квартиру Бобошина.

В чем причина провала группы "Тони"? Их, очевидно, две: работа фашистской технической разведки (радиопеленгации) и нарушение членами подпольной группы правил конспирации. О первой причине говорила сама Женя перед казнью. Свидетельница Козловская М. Е., сидевшая в тюрьме в одной камере с Женей, рассказывала, что, когда следствие по делу было закончено и Жене по сути дела нечего было скрывать, она рассказала соседке, что работала по заданию советской разведки и что ей помогал Бобошин. Их, очевидно, (так говорила Женя) запеленговали фашисты. Немцы предлагали Жене и Сергею работать на рации по указке немцев, но они отказались, хотя их кормили шоколадом и всячески уговаривали. Не получив согласия, фашисты издевались над ними. Жене крутили руки, избивали.

На нарушение конспирации Женя пошла не из-за своей недисциплинированности или беспечности. Советское командование на Таманском полуострове со дня на день ждало фашистский десант через Керченский пролив. Кроме "Тони", судя по архивным документам, у советского командования не было других агентурных источников, поэтому 25 июня "Тоня" получила указание: "Для выполнения задач использовать все возможности, родственников, знакомых и другие связи". Конечно, это было нарушение конспиративных правил, но другого выхода у советского командования не было. Шла кровопролитная война, она заставляла отходить от правил, она требовала жертв! И Женя действовала. В разведывательную деятельность, в первую очередь, были втянуты ее близкие родственники, осторожно она расспрашивала соседей, знакомых, прислушивалась к разговорам фашистов, их прислужников. В разведывательную деятельность втягивались все новые и новые "источники". Одна за другой через Керченский пролив летели радиограммы. На советских разведывательных картах в районе Керчи наносилась объективная обстановка. Конечно, в провале группы "Тони" не исключено и предательство, подлый донос из-за трусости или из-за корысти в фашистскую контрразведку. Мать Родягина А. Ирина Николаевна рассказывала в 1971 г. работникам Керченского музея: "Сергей Бобошин жил с матерью в квартире семейства Резо по 1-й Митридатской, дом 44, в маленьком помещении-пристройке. Напротив их дома стоял двухэтажный дом, в котором располагался немецкий штаб. Женя, очевидно, сообщила координаты этого штаба. Наши начали обстрел, но они немного просчитались, ибо снаряды попали к Резо во двор, выбили в домах окна, двери, ранили Сергея и его мать мелкими осколками стекла". При этом обстреле, как сообщает Дурнева А. Д., соседи Бобошина увидели оглушенного Сергея с надетыми на голову радионаушниками. Догадаться о деятельности Сергея было, конечно, нетрудно. На другой день Сергей был арестован четырьмя полицейскими, при этом он вынес из дома небольшую коробку.

О своей деятельности подпольщики делились со своими родственниками. Интересные сведения сообщает Родягина И. Н. (мать Толи). Я передаю ее рассказ, как он записан был работниками Керченского музея в 1971 г. "Немцы отправляли молодежь в Ге


Поделиться с друзьями:

Организация стока поверхностных вод: Наибольшее количество влаги на земном шаре испаряется с поверхности морей и океанов (88‰)...

Общие условия выбора системы дренажа: Система дренажа выбирается в зависимости от характера защищаемого...

Биохимия спиртового брожения: Основу технологии получения пива составляет спиртовое брожение, - при котором сахар превращается...

Кормораздатчик мобильный электрифицированный: схема и процесс работы устройства...



© cyberpedia.su 2017-2024 - Не является автором материалов. Исключительное право сохранено за автором текста.
Если вы не хотите, чтобы данный материал был у нас на сайте, перейдите по ссылке: Нарушение авторских прав. Мы поможем в написании вашей работы!

0.038 с.