Понимание – атрибут познания реальности

Происходящие в стремительном темпе общественно-политические события в России характеризуются далеко неполным и недостаточно глубоким их осмыслением на индивидуально-психологическом, социально-психологическом, социально-философском уровнях познания. Поэтому исследователи с высоты ХХ1 века по-новому рассматривают пройденный путь научного познания реальности, ибо, не погрузившись в прошлое, невозможно осознать современное и понять тенденции будущего.

В этой связи обращает на себя внимание социальная практика человека с ее нравственными и правовыми нормами, политикой, мировоззрением, культурой в контексте дихотомически-противоречивого единства субъективного и объективно-бихевиористского, логики выпадения из «мира человека человека», обремененного «воспоминаниями человечества» (А.И. Герцен), которые являются своего рода «небесными чистилищами» и одновременно соблазном «вглядывания в свое историческое прошлое». Этот соблазн постоянно сопровождает не только повседневность, но и науку на всем длительном и тернистом пути восхождения к истине, превращая ее последовательно в атрибут непрекращающегося процесса познания, его имманентную черту.

Размышляя о прошлом, мы, как подметил А.И. Герцен, «всякий раз рассматриваем новую сторону, прибавляем к уразумению его весь опыт пройденного пути; полнее сознавая прошедшее, мы уясняем современное».[97] Отечественная наука, несмотря на все перипетии истории, уцелела. Сегодня она стремится выстоять, сохранив свое лицо, свое реноме, интеллектуальные источники своего восходящего поступательного движения по пути прогресса. С одной стороны, она стремится приумножить свой научно-теоретический потенциал в весьма сложных условиях «демократических» преобразований, снять принципиальный сциентизм со стиля мышления последующих поколений, преодолев, таким образом, своеобразный «мир симулякров», не связанных смыслом и идеей словосочетаний; с другой стороны, сохраняет научную мысль как особую и целостную культуру, интегральную форму знаний, жизненно необходимую для любой профессиональной творческой деятельности, априори снимающей «методический парадокс внерациональности» и трансформацию социального кода трансляции знаний, вектор которого в России испокон веков был направлен на духовно-нравственное.[98]

При углубленном изучении сущностного содержания интегральных форм знаний об обществе, культуре, человеке, зафиксированных в понятиях и категориях, довольно часто можно обнаружить «некорректность» при проведении аналогии между нетождественными и неидентичными социальными явлениями, процессами, фактами.

Истины ради отметим, что междисциплинарный термин межличностного субъект-субъектного отношения – «понимание», широко распространенное в герменевтике, - М. Вебер по-своему «модернизировал» и усовершенствовал…, сделав его методом не только интерпретации смысла и структуры авторских текстов, но – шире - методом раскрытия внутренней сущности как целостного культурософского социального бытия, так и всей человеческой истории: тем самым «понимание» у него есть нечто большее, чем просто «переживание».[99] Более того, в первой трети ХХ века «понимающая психология» оказала влияние на философию экзистенциализма (К. Ясперс, М. Хайдеггер, Х. Ортега-и-Гассет). В. Дильтей, представитель «философии жизни», школы «истории духа» и основоположник «понимающей психологии», теоретически обосновал два вида понимания: во-первых, это достигаемое с помощью интроспекции понимание собственного внутреннего мира субъекта познания; во-вторых, понимание чужого мира (следовательно, и всей культурно-исторической реальности) путем «соучастия», «сопереживания», «эмпатии». Переориентация философов на постмодернистское миропонимание, возросший интерес к трактовке термина «понимание» в духе дильтеевских «объективаций жизни» и в стиле «аналитического вдумывания в вечные ритмы времени», делает последнее необходимым элементом в прогнозировании реальности. Исходя из этого, нельзя не признать правомерным вывод А.Л. Доброхотова о том, что «завтра скорее будут читать не Фейербаха и Штирнера, а Канта и Гегеля; не Маркса и Ницше, а Зиммеля и Кассирера, не Шпрангера и Хайдеггера, а Дильтея и Гуссерля...».[100]

Но это - перспектива будущего. Сегодня «понимание» в интеллектуальной среде трактуется неоднозначно. Так, П. Рикёр утверждает, что истинное «понимание неразрывно связано с самопониманием»;[101] его последователи признали шпрангеровско-дильтеевское толкование данного понятия – в духе «понимающей психологии»;[102] другие в основу сущностного содержания понимания взяли методологические истоки «философии жизни» от А. Шопенгауэра, Ф. Ницше, Г. Зиммеля, О. Шпенглера; третьи, увлекаясь эстетизацией и «поэтизацией» этой проблемы, представили смысл «понимания» в духе философии экзистенциализма М. Хайдеггера;[103] четвертые, к примеру, Г. Гадамер,[104] связав воедино «речь», «логос», «герменевтику», «диалектику» и придерживаясь точки зрения Г.В.Ф. Гегеля, пытаются сделать «шаг дальше гегелевского понимания».

В конце ХХ века «метафилософы» заговорили о «расширении» границ и возможностей герменевтики, при этом приоритет отдавался не столько «истинно-гносеологическому», сколько мнению критиков и комментаторов, «понимающих» любое произведение «глубже» и «тоньше» самого автора. «Логику» такого «истинно-гносеологического понимания» и истолкования мыслей принято считать «анарративной». Примером подобного «философского труда» могут служить знаменитые «Силлы» Т. Флиунтского где автор отказывается «понимать» Протагора, но «прекрасно понимает» Пиррона, по сравнению с которым все остальные философы «жалкие софисты», а их философия – ничто иное как «зараза пустословия»: Сократ предстает в качестве «шутника» и «насмешника»; Платон – «пышнопустой», «плоский», «самый сладкоголосый болтун»; Ксенофан Колофонский – просто «полузатемненный догматик» и т.д. Субъективность создателя этого труда перекликается с субъективностью не менее «дерзких» «метафилософов» Лукина и Татиана.

Неслучайно, сравнивая две физические картины мира (в современной философии и натурфилософии) и отмечая специфику неклассической науки, столкнувшейся с квазиявлениями, известный физик П. Ланжевен пришел к выводу о том, что «понимание ценнее знания». В свою очередь, профессор МГУ В.В. Соколов, комментируя толкование категории «понимание» Б. Спинозой в качестве специфического рода познания, подчеркнул, что это «второй род познания, состоящий из рассудка (ratio) и разума (intellctus), но часто эти понятия сливаются в последнем слове».[105] Доказательством этого может служить непонимание различия между мировоззрением Платона и Аристотеля, высказанное Цицероном. Его мнение о том, что в античной Греции была создана единая и стройная философия под двумя названиями академическая и перипатетическая, которые, якобы совпадали по сути и различались только именами, что фактически не соответствует действительности. Лукреций Кар считал философию менее понятной в силу «неясности логики, а поэзию более понятной по причине «ясности стиха».

Многим молодым людям сразу не удается постичь глубокомысленное сократовское изречение: «Я знаю то, что ничего не знаю…», так как не подразумевается его подтекст, вероятно, «другие и этого не знают». Ф. Александрийский, сопоставив «понимающую душу» с «душой знающей», заявил подобно Сократу: «только та душа знающа, которая знает, что она ничего не знает». Николай Кузанский, в изданной им книге «Похвальное слово знающему незнанию», придал данному «алогизму» новый смысл - «умудренное неведение» или «ученое незнание».

Очевидно, что экстенсивность познания, широкий диапазон и объем знаний еще не являются обоснованием глубокого осмысления проблем бытия человека (общества, окружающей среды, парадоксов смыслов), не обеспечивают полноценного понимания как внутреннего проникновения в сущность предмета познания: оно «пристрастно», ибо субъективно по сути,

«полифонично» - «многозначительно контекстуально».

Недопустимо, когда «недопонятый», «непостигнутый» смысл чего-то переходит либо в неприятие, либо в голое отрицание, ещё хуже, если он превращается в личностную неприязнь. Так было со специальной и общей теорией относительности А. Эйнштейна, с философской системой Г.В.Ф. Гегеля, с мистицизмом Я. Бёме и др. Добавим кстати: с появлением неклассической и постнеклассической науки возникла необходимость принципиального различения знания. Это осознавали ученые, но не все из них понимали процессы, описываемые неклассической наукой, в частности, в этом открыто признавались А. Эйнштейн и В. Гейзенберг, Д.Б. Эльконин и А.Р. Лурия. Показательно, известный психолог и философ В.П. Зинченко, занимаясь проблемами понимания и лучше других преуспевший в познании человеческой души, сказал однажды, что он не понимает, почему психологическая наука стала столь «серьезна и скучна», равно как не понимает, почему она вызывает не интерес, а усталость.

Подобные примеры можно продолжить. Непонимание происходит не только на индивидуальном, но и социально-психологическом и социально-философском уровнях. Непонимание может иметь место в самой науке, как и у ее творцов – видных ученых. Это «непонимание-понимание» имеет дихотомически-противоречивое единство, обусловленное не индивидуально-личностными особенностями мировосприятия, а более вескими причинами исторического, социально-политического и идеологического характера. Иногда решение проблемы «понимания» связано с символами, ставшими категориями той или иной смежной науки. Так, известный физиолог И.П. Павлов, изучающий «следы раздражителей в коре головного мозга», принципиально боролся с «психологизацией» физиологии, штрафовал сотрудников своей лаборатории за избыточное употребление психологических терминов при объяснении законов высшей нервной деятельности («память» вместо понятия «следы» и др.).

Прошлое советской России воспринимается сегодня через идеологически оформленную оценку фактов, процессов и явлений. Некоторые исследователи уже полностью отказались от недавнего прошлого как ошибочного, достойного только забвения, они готовы все бывшее перечеркнуть, доходя до самобичевания. Парадокс заключается в том, что современное наше мировидение будь-то в форме самовозвеличивания или самоуничижения столь же недостойно, безжалостно и как будто обозначено жребием исторических реалий ХХI века: победитель может оказаться отверженным новым победителем, бывшее «сюрреалистичное» и «квазифеноменальное» может приобрести иной позитивный смысл. Без этих мучительных процедур вряд ли мы поймем прошлое, настоящее и проясним для себя будущее. Только в философии Г.В.Ф. Гегеля - «раны духа заживают, не оставляя рубцов». Нам же в логике и методологии познания, чтобы все понять, необходимо взаимное сближение онтологии и эпистемологии, которые переструктурировавшись, способны явиться в новых образованиях – в «онтологической эпистемологии» и «эпистемологической онтологии».

2.2. Социальная реальность: