Обращение к имени как интертекстуальная

ДОМИНАНТА ПОЭЗИИ Е.ЛЕТОВА

 

Отечественная панк-культура, ярким и наиболее известным представителем которой является Егор Летов, лидер группы "Гражданская оборона", казалось, всегда делала упор на свою оригинальность, ни на кого не похожесть. Это реализовалось как в эпатажном поведении, как в оригинальных текстах, не имеющих, казалось, аналога в русской поэзии, так и в музыке. Однако, при ближайшем рассмотрении конкретных текстов, выясняется нечто иное.

Тексты Егора Летова полны элементами интертекста, что говорит прежде всего об ориентации на какие-либо художественные традиции, диалог с ними. В текстах встречаются прямые цитаты (текст "Бери шинель" уже самим своим названием отсылает к известной песне Б.Окуджавы), автоцитаты (текст "Когда я умер" перекликается названием с первой строчкой другого текста), обращения к литературным сюжетам (текст "Офелия" дает новую интерпретацию шекспировского сюжета) и т.д. Однако, наиболее частотны в поэзии Е.Летова обращения к имени и через него к образам как художественной литературы, так и реальным людям.

В филологической науке существуют самые разные концепции как ономастической лексики, так и ее функционирования в тексте. Об этом писали такие разные ученые как Н.Д.Арутюнова, Е.М.Верещагин и В.Г.Костомаров, А.К.Жолковский и др.

Так, Е.Верещагин и В.Г.Костомаров по поводу ономастической лексики писали следующее: “Имя собственное обладает лексическим фоном. Оно, может быть, действительно лишено лексического понятия, но его лексический фон оказывается обширным и качественно сложным. Семантические доли фона имени собственного, с одной стороны, относят его к совокупности однородных имен, и, с другой, придают конкретному имени неповторимый облик индивидуализируют его...”¹.

Н.Д.Арутюнова замечает по поводу бытия в тексте конкретного лица, как реального, так и вымышленного, следующее: “Тексты задают много граней бытия. Соответственно ими пользуются разные наименования человека. Читая о конкретном лице - реальном или вымышленном - мы встречаем в приложении к нему, наряду с идентифицирующими его именами и дескрипциями, маркирующих смену ракурса или переход в иную сферу жизни или систему отношений; ср. лицо и особа, личность и индивид, персона и персонаж, деятель и фигура...”².

А.К. Жолковский, говоря об обращении к имени в текстах, вводит термин "биографическая цитата", при которой, по мнению ученого, происходит “отсылка <...> к биографии предшественника”³.

Таким образом, ономастическая лексика, включенная в художественный текст, становится фактом интертекста, она расширяет смысловое пространство произведения за счет отсылки читателя к фактам биографии носителя имени, его эпохи, мифов и легенд, связанных с ними. Так, Е.Летов, обращаясь к имени Христос ("Олег сказал / Что я - Христос "⁴, тем самым погружает реципиента в область христианских представлений об Иисусе Христе, одновременно сравнимая себя самого с ним. С другой стороны, имя может играть в тексте и иную роль. Так, Е.Верещагин и В.Г.Костомаров пишут о том, что “ряд личных имен получили репрезентативный, почти нарицательный смысл. Например - Иван - это символическое имя русского <...> Дядя Степа - высокий человек, и т.д.”⁵. Имя уже не только "тянет" за собой конкретные исторические или литературный факты, оно становится максимально обобщенным символом. Соответственно, когда мы встречаем у Е.Летова строчку: "От Христа до глиста" (С.119), то Христос выступает уже в качестве символа чистоты и непорочности, противопоставленный ленточному паразиту.

Анализ подборки текстов Е.Летова, входящих в сборник "Русское поле экспериментов" и дающих представление о творчестве поэта в период с 1984 по 1993 годы, показал, что именно обращение к имени встречается чаще всех остальных элементов интертекста (прямых и измененных цитат, сюжетных линий). Всего нами был выявлено 38 обращений к имени (в сравнении - мы выделили только шесть цитат разного рода и только одну сюжетную линию, связанную с сюжетом безумия и смерти Офелии).

Набор имен, к которым обращается в своей поэзии Е.Летов чрезвычайно широк, и при этом автор обращается к разным сферам общественного сознания. Он обращается как к христианской традиции ("Этакое выдавливание из себя по капле Георгия-Победоносца " (С.156) и т.д.), историческим и политическим реалиям ("Приплясывал с саблей, как Ленин в Октябре" (С.87), "Ошибался как Гитлер " (С.87) и т.д.), образам литературы, как русской ("Развеселый анекдотец про то как Свидригайлов собирался в Америку" (С.106), “ Передонов умирал / Давал недотыкомку на прокат” (С.86), "Как платил Незнайка за свои вопросы" (С.99) и т.д.), так и зарубежной (" Маленький принц возвращался домой" (С.86,), "Влюбленная Офелия плыла себе вдаль" (С.101) и т.д.), и, наконец, к современной ему реалии и окружающим его людям (" Женя Колесов перебрался в Москву" (С.86), "Как и что обнял летящий Башлачев?" (С.99) и т.д.). Необходимо отметить, что при ярко выраженной ориентацией на лирическое "я", Летов не только употребляет с высокой частотностью личное местоимение первого лица, но и однажды вводит и свое имя в ткань текста. Так, строчки: "Отчаянно вспотел Егор / Глобальные мысли тужились в мозгу / Пальцы лазили в бороде" (С.86) можно интерпретировать именно как включение в текст своего собственного имени и придание художественному образу своих портретных характеристик (Е.Летов, в частности, на фотографии в сборнике "Русское поле экспериментов" - с бородой). Как мы видим, Е.Летов использует при включении в текст чужого имени несколько приемов. Он не только называет данное имя, но иногда придает ему портретные характеристики реального персонажа или лица, фактов биографии. Строчка " Маяковский жал курок" (С.70) содержит не только имя поэта начала века, но и намек на его самоубийство, так же как и строчки "Летит Башлачев / Над растоптанной землицей" указывают не только на суицид поэта, но и на способ самоубийства.

Особенно часто Е.Летов обращается к именам писателей и поэтов. В текстах встречаются имена Маяковского (" Маяковский видел сон" (С.70), Маяковский пулю сосал" (С.86) и т.д.), Башлачева. Стихотворение "Ночь" не только имеет предуведомление ("посвящается Александру Введенскому"), в нем и обращение к этому имени: " Введенский в петле плясал" (С.86). Кроме того, мы находим и имя Кастанеды ("В Австралии есть такой зверек - вомбат / Кастанеда об этом ничего не писал" (4,с.86) и т.д. Необходимо отметить, что наиболее частотно у Е.Летова обращение к русским писателям начала века.

Таким образом. можно говорить о том, что обращение к имени - это не случайный прием в поэзии Е.Летова, о чем говорит его частотность по отношению к остальным элементам интертекста.

Как уже отмечалось, для панк-культуры, на первый взгляд, характерно подчеркивание своей собственной оригинальности, что добивается зачастую путем вызова общественному мнению и вкусу. Однако и манера одеваться (давно сложившееся мнение - панк одет в грязное), и работа над внешностью (знаменитый ирокез, иногда называемый, опять-таки в противовес сложившемуся мнению – “ырокез”), и работа с текстами имеют аналог в русской литературе начала века и, в частности, в творческой модели поведения, которую использовали футуристы. Е.Летов, обращаясь к имени того же Маяковского, показывает свою ориентацию именно на такой тип как творческого поведения, так и письма. Обращаясь же к именам Кастанеды, Шекспира (через образ Офелии) поэт вводит себя в контекст и мировой культуры.

Таким образом "непохожесть ни на кого" панк-культуры не только имеет аналог в мировой культуре. При этом такой яркий представитель направления панк, как Е.Летов прекрасно осознает это и, в частности, через обращение к имени, вводит свое творчество как в контекст русской (особенно - начала века, обращаясь к близким по духу Маяковскому и Введенскому), так и мировой (Кастанеда, Шекспир, Сент-Экзюпери) литературы.

 

ПРИМЕЧАНИЯ

1 Арутюнова Н.Д. Человек и “Фигура” (анализ понятий) // Филологический сборник (к 100-летию со дня рождения академика В.В. Виноградова). М., 1995. С.170.

2 Костомаров Е.М, Верещагин В.Г. Лингво-страноведческая теория слова. М., 1980. С.35.

3 Жолковский А.К. Блуждающие сны и другие работы. М., 1994. С.22.

4 Е.Летов, Я.Дягилева, К.Рябинов. Русское поле экспериментов. М., 1994. С.27. Далее ссылки на это издание даются в тексте с указанием страницы. Курсив в цитатах мой – А.С.

5 Арутюнова Н.Д. Указ. соч. С.174.

А.В.ЛЕКСИНА-ЦЫДЕНДАМБАЕВА

Г.Коломна

“НЕОРОМАНТИЧЕСКИЙ ИМПРЕССИОНИЗМ”