Чем занимаются члены духовной

ОБЩИНЫ

 

Чем занимаются члены духовной общины? Что делают они для себя, друг для друга и для мира?

Что делают члены духовной общины для себя самих?

Прежде всего, все они постоянно занимаются духовной практикой: продолжают учиться, медитируют, воплощают на практике правильный образ жизни[cxiv], соблюдают заповеди.

Во-вторых, участники духовной общины стараются строить свои отношения друг с другом на чисто духовной основе или хотя бы по большей части поступать так, иными словами — общаться на основе единого стремления и преданности достижению избранного идеала. Поясню, что это значит. С людьми мы встречаемся постоянно — дома, на работе, на улице, в клубе и т. д. Мы общаемся с этими разными людьми по-всякому, но обычно — исходя из каких-то своих потребностей, нужд. Иногда — это сексуальная потребность, иногда — она психологическая или эмоциональная, иной раз — экономическая или социальная потребность, но все-таки непременно потребность. Таким образом, отношение к человеку очень часто основывается на стремлении его использовать (потребность может быть обоюдной, и тогда возникают отношения взаимного использования). Зачастую мы не желаем признаваться в том, что относимся к другим людям, исходя из своих потребностей: никак не хочется назвать то, что в действительности нам нужно от окружающих, а иногда мы даже не вполне осознаем это. Следовательно, довольно часто наши отношения неискренни или, по меньшей мере, спутаны. Им сопутствует изрядная доля взаимонепонимания и рационального перетолковывания.

В духовной же общине мы относимся друг к другу совсем иначе. Тут и мы сами хотим духовно развиваться, и другие стремятся к тому же. И они, и мы пришли к Прибежищу. Поэтому мы общаемся на основе искренней преданности нашему общему идеалу, т. е. исходя из того, что для нас всего важнее, и, общаясь с другими, мы начинаем видеть в них и переживать нечто для нас небывалое. Мы усматриваем в окружающих духовных существ. И видя духовных существ в других, мы и себя самих тоже начинаем переживать как духовных сущностей. Благодаря этому ускоряется темп духовного развития, и мы переживаем свое бытие более истинно и сильно.

Говоря проще, мы в духовной общине можем быть самими собой, раскрываясь лучшими и высшими своими сторонами. Часто, когда говорят «быть самим собой», подразумевают худшие свои стороны и потакание той своей части, в которой человеку обычно не хочется признаваться себе самому. Но быть самим собой означает и раскрытие в себе самого лучшего. И в самом деле, выразиться и проявиться часто куда труднее лучшему, а вовсе не худшему. В духовной общине мы можем быть собою, проявляя лучшее, что у нас есть, а иной раз, если нужно, и худшее, то есть быть собою сполна, целиком, полностью.

Увы, большинство из нас хорошо знает, что в обыденной жизни это вряд ли достижимо. Это трудно осуществимо даже в отношениях с самыми близкими и родными людьми. С отцом ли, с матерью, с мужем, женой или другом, все равно, но в определенных случаях или по какому-то особому поводу мы, бывает, поистине не в состоянии остаться самими собой. А есть немногие, что идут по жизни вовсе без возможности быть самими собой, это у них всегда, во всем и со всеми, так что им вообще трудно переживать себя такими, каковы они есть. А в духовной общине мы можем оставаться собою, даже имея дело со многими людьми. Мы приходим туда, где находятся пять или шесть человек, десять или двенадцать, и все же остаемся самими собой (даже в компании сорока, пятидесяти, шестидесяти человек каждый остается самим собой). Исходя из опыта большинства людей, это нечто совершенно небывалое, но в духовной общине такое возможно, ибо здесь относятся друг к другу, опираясь на лучшее, что есть в каждом.

Именно поэтому в духовной общине испытываешь великую отраду. Ведь в ней нет ни малой необходимости отгораживаться, притворяться. Нет оснований для непонимания и недоразумений. Сам остаешься собою, и другие рядом тоже остаются сами собою. Между людьми существует предельная ясность, нет даже повода для недоразумений. В такой обстановке, естественно, развиваешься быстрее, чем в любой иной. Следовательно, уже одна принадлежность к духовной общине, а в особенности деятельная к ней сопричастность, дает человеку очень много (собственно говоря, бездеятельного членства не бывает).

Что делают участники духовной общины друг для друга? Они помогают другу другу всеми возможными способами — духовно, психологически, экономически, даже в обыденных повседневных делах. Я упомяну два способа, которыми участники духовной общины могут помогать друг другу: они особенно относятся к существу дела.

Как я уже отмечал, мы в духовной общине строим свои отношения на основе искренней преданности общему идеалу. Это не всегда просто. В духовную общину вступает много разных людей; прошлое у них бывает всяким, взгляды и темпераменты несхожи. С некоторыми из них нам оказывается легко, а с другими — не очень. К нашему ужасу, обнаруживается даже, что семья члена духовной общины нам определенно неприятна. Что же нам делать? Оставлять духовную общину не хочется, да и их уйти не по- просишь. Остается одно — работать вместе и дальше. Нам необходимо уразуметь, что объединяющее нас куда весомее разделяющего, и нам приходится учиться — иногда даже болезненно — сотрудничеству на основе того, что нас объединяет. На этом пути члены духовной общины помогают друг другу преодолевать чисто субъективную неприязнь и личностную ограниченность и научиться строить отношения, опираясь на объединяющее нас и высшее в нас.

Скажу еще раз: духовная жизнь непроста. Нелегко отказаться от неискусных помыслов и развить искусные помыслы[cxv]. Временами может показаться: все, сдаюсь. Может показаться, что это уж чересчур, что это претит всему вашему естеству, что трудностей слишком много. Может прийти на ум: а не лучше ли будет оставить духовную общину? В случаях, подобных этому, члены общины помогают один другому, ободряют и вдохновляют друг друга. Это, вероятно, самое главное, что они могут делать друг для друга: ободрить того, кто попал в тяжкую ситуацию и пал духом; ведь от этого не избавлен ни один из членов общины, — по меньшей мере, до того момента, пока человек ни почувствует себя твердо вставшим на путь. Когда переживаешь такого рода кризис, нет ничего лучше поддержки духовных собратьев, искренне желающих тебе самого лучшего, то есть духовного блага.

И, наконец, что члены духовной общины делают для мира? Сперва мне бы хотелось уточнить одно обстоятельство. Делать что-то для мира члены духовной общины вовсе не обязаны. Если они что-то и делают, то совершенно свободно, ибо хотят этого. Они совершают это в ходе собственного духовного развития. Говоря немного иначе, духовной общине нет нужды оправдываться в своем существовании перед миром, ей нет нужды показывать, что она способствует социальным или экономическим благам или помогает правительству, или приносит благо в мирском. Члены духовной общины делают для мира две вещи. Во-первых, они поддерживают существование самой духовной общины. Ведь для мира совсем неплохо, что в нем существует духовная община и есть люди, посвятившие себя духовной жизни, старающиеся развить стремления духа. Это хорошо хотя бы потому, что помогает создать более здоровую атмосферу.

Во-вторых, члены духовной общины помогают миру наводить мосты между миром и духовной общиной, — или закладывают краеугольные камни. Пятеро или больше членов, собравшись вместе, занимаются различными видами деятельности, благоприятной для развития в людях духовности и для помощи им в их эволюции. Это могут быть, например, уроки медитации, ритриты, лекции, уроки йоги или же курсы совершенствования в общении[cxvi]. (Из лекции №122: «Значение духовной общины», 1975)

ОБЩЕНИЕ

 

Те, кто находит Прибежище в Сангхе, непременно прибегали к Будде и к Дхарме, ибо таково предварительное условие успешного принятия Прибежища в Сангхе. Объединению в духовную общину, Сангху, способствует то, что люди разделяют единый духовный идеал — это Будда, а также единую духовную основу и образ жизни — Дхарму.

Тот факт, что у людей общий идеал и общий образ жизни, само по себе, естественно, притягивает их друг к другу, хотя бы на социальном уровне. Следовательно, Сангха — это братство и сообщество тех, кто нашел прибежище в Будде и Дхарме и регулярно общается, тех, кто по сути вместе. Но слово «вместе» не подразумевает непременно пространственной близости. Бывает, что мы совершенно искренне нашли прибежище в Будде (видим в нем своего духовного учителя) и в Дхарме (стараемся воплощать ее в своей жизни) и находимся все вместе, — из этого еще не следует, что мы составили Сангху. Мы же не приняли Прибежища в Сангхе. Прибежища в Сангхе мы не приняли даже и тогда, когда между всеми нами есть согласие по доктринальным вопросам (если, например, ваша интерпретация учения об атмане — пали: anatta — согласуется с моей или если ваше твердое отрицание теизма[cxvii] — в буддизме нет личного Бога-творца, поскольку это не теистическая религия — не противоречит моему). Больше того, принятие прибежища в Сангхе не зависит и от достижения одинаковой духовной стадии развития или сходного медитативного опыта. Оно гораздо тоньше. Принятие Прибежища в Сангхе целиком или, по меньшей мере, в основном есть нечто, связанное с общением тех, кто принял Прибежище в Будде и Дхарме. Вот если есть такое общение принявших Прибежище в Будде и Дхарме, есть, имеет место принятие Прибежища в Сангхе.

Но тогда что мы подразумеваем под общением, связывая его с обретением Прибежища? Попробуем определить его, пожалуй, так, что общение — это средство, «взаимная отзывчивость, покоящаяся на общности идеала и принципов». Теперь немного растолкуем это. Итак, в данном случае общение есть совместное исследование духовного мира теми, кто полностью честен и находится в гармонии друг с другом. Это исследование не в одиночку, а с теми, с кем находишься в общении. Общение, собственно, и есть исследование, а исследование — это общение.

Самый частый, а часто и самый значимый случай такого общения имеет место между гуру (учителем) и учеником[cxviii]. Но, впрочем, общение может произойти и между людьми, не находящимися в подобных отношениях друг к другу, — например, между кальяна-митрами, то есть духовными друзьями. Когда на основе единой для обоих верности и преданности по отношению к Будде и Дхарме исследуют духовное пространство сообща (а ни один из них не смог бы этого совершить в одиночку), — имеет место Прибежище в Сангхе. (Выше определенного уровня вопроса ни о каких формах взаимоотношений уже более не возникает, нет ни гуру, ни ученика, ни духовных друзей, ибо эти различения снимаются. В процессе духовного общения и принятия Прибежища в Сангхе человек, можно сказать, достигает пространств более высоких, чем те, где такие различения имеют силу.)

Какую бы разновидность духовного общения мы ни взяли, оно всегда весьма отлично от простых контактов, то есть того, что обычно бывает между людьми. Если мы разберемся во всех своих знакомствах и даже во всех дружеских отношениях, то поневоле признаем, что большинство из них, а то и все, совершенно бессмысленны. Понаблюдайте за всеми, кого знаете, с кем беседуете или встречаетесь, и вам станет ясно: общение лишь с очень немногими из них было для вас значимо. Подлинное общение происходит крайне редко, а контакт обычно весьма поверхностен. Вот почему обычно мы так мало извлекаем для себя из таких контактов. Они часто оставляют раздражение и разочарование, ибо общение-то и не состоялось.

Теперь нам стало яснее, что же означает принятие Прибежища в Сангхе. Собственно, принятие Прибежища в буддизме есть обращение от мирской жизни к жизни духовной[cxix]. Принятие Прибежища в Сангхе выражает переход от бессмысленных мирских контактов к полному смысла духовному общению. (Из лекции №9: «Приход к Прибежищу», 1965)

ДРУЖБА

 

«И увидел Бхагаван монаха, лежавшего там, где упал, в собственных испражнениях. Завидев его, Он направился к нему, подошел и спросил: "Чем, монах, болезнуешь?" — "Дизентерией, Бхагаван". — "И неужто никто о тебе, монах, не позаботился?" — "Нет, Бхагаван". — "Как это, монах, никто из монахов о тебе не позаботился?" — "Да я им бесполезен, Бхагаван, Господин; поэтому монахи обо мне и не заботятся"»[cxx].

Суть описываемой ситуации — в последней реплике больного монаха: «Да я им бесполезен, Бхагаван, Господин; поэтому монахи обо мне и не заботятся». Это удручает. Оказывается, как ни горько, что людям ты интересен постольку, поскольку сам им полезен. В западной философии различение между отношением к личности как к личности и отношением к ней как к вещи было введено Иммануилом Кантом[cxxi].

Обращаться с личностью как с вещью — значит обращаться с нею безнравственно. Именно так другие монахи обращались с тем занемогшим. Он стал для них бесполезен и поэтому неинтересен. Его оставили лежать в собственных испражнениях. Никто о нем не позаботился. Больного и остальных монахов не связывала доброта. Здесь не было обычной человеческой дружбы, как не было ни сопереживания, ни участия, ни осознавания. Да их и быть не могло, ибо это нечто такое, что переживается по отношению к личности, когда в ней видишь личность. А другие монахи не видели в этом монахе личности. Он был для них, что истрепавшаяся швабра или разбитый горшок. Он стал им бесполезен, вот они и не заботились о нем. Вряд ли стоит напоминать, что и мы сами часто поступаем так же, оценивая людей лишь с точки зрения их полезности. Мы делаем это даже в духовной общине. Временами нас больше интересуют чьи-либо особые таланты или способности (например, как каменщика, бухгалтера или лектора), чем сам человек. И, если к вам относятся таким вот образом, то, когда вы более не сможете или не пожелаете проявлять свои таланты, вы вдруг, к вящему своему разочарованию, обнаружите, что до вас никому нет дела. Никто не захочет быть вашим «другом».

Поэтому нам необходимо научиться относиться к личности как к личности. Нас должна соединять доброта, должна быть духовная дружба (кальяна-митрата) [cxxii]. Необходимо, чтобы были сопереживание, участливость, осознавание.

Есть два основных момента в отношении к личности как к личности: общение и восхищение. Два этих качества принадлежат к сущности дружбы, а дружба и есть отношение, развивающееся между двумя людьми, относящимися друг к другу как к личностям.

Даже в случае обычной дружбы ощущаются огромные благо и отрада бытия от возможности поделиться мыслями и чувствами с другим. Как говорили не раз, самораскрытие себя другому (и приятие его самораскрытия вам) — существенно важно для человеческого здравия и счастья. Если ты находишься в своей скорлупе и вовсе не способен к общению с другим человеком, то короток будет век твоего здравия и счастья. А в случае духовной дружбы мы делимся своим опытом самой Дхармы. Мы делимся воодушевлением, вдохновением и постижением. Мы даже делимся своими ошибками. Общение тогда обращается в исповедь.

Второй момент, восхищение, означает, что ты не просто видишь в личности личность. Тебе нравится то, что ты видишь. Ты восхищаешься увиденным, словно переживая, как это бывает, прекрасную картину или стихотворение, однако здесь эта «картина» или это стихотворение — живые, что делает радость еще более глубокой и захватывающей. Мы видим личность, она нравится нам, мы любим ее ради нее самой. До определенного предела такое случается и в обычной дружбе, а в духовной — несравненно глубже. Возможно, вы помните, что слово кальяна исходно означает «прекрасный». В духовной дружбе мы восхищаемся духовной красотой своего друга, восторгаемся его (или ее) достоинствами. Итак, наше общение и восхищение и есть сущность дружбы. (Из лекции №150: «Случай с дизентерией», 1982)