Глава 8 Рыцарь Прыщавого Образа

 

Налет удался на славу.

Гномы замерли, а затем завизжали и кинулись прятаться по своим хижинам. Спасались они панически, растеряли корзины, и по земле покатились яблоки, и Зимин успел подумать: откуда здесь яблоки, яблонь-то почему-то не видно…

– Кричите громче!

– А-а-а! – кричал Зимин и размахивал свободной рукой. – Ур-р-р!

– Е-г-г! – кричал Ляжка. – Г-рр-ыы!

Гномовская живность тоже напугалась и принялась метаться по поселению туда-сюда, орать, визжать и разбрасывать в разные стороны перья и грязь. Крупные розовые свиньи взбесились почему-то особенно сильно – они, как танки, бороздили поселение, опрокидывали хижины, опрокидывали гномов, поскальзывались и переворачивались, превращая серьезный налет в веселый кавардак. К своему удивлению, Зимин заметил, что некоторые свиньи оседланы и взнузданы и отличаются более воспитанным характером.

– Справа заходи! – вопил Перец и размахивал мечом. – Хватай свиней!

Гномы кричали все громче и беспорядочнее – так кричат девочки, когда им в раздевалку запускают мышь.

– Поспешай, Доход, а то они скоро очухаются, тогда туго придется!

И Перец треснул подвернувшуюся свинью рукояткой меча, подрубил подпорку ближайшей хижины и перевернул корзину с яблоками. Зимину показалось, что Перец даже не столько хочет есть, сколько ему нравится крушить и ломать, разбрасывать в разные стороны и пускать по ветру, на поток и разграбление.

– Всыплем этим толстобрюхим! – кричал Перец, хотя никаких толстобрюхих, кроме свиней и Ляжки, вокруг не было. – Смерть уродам!

Одним словом, Перец чувствовал себя полностью в своей тарелке. В отличие от Зимина и Ляжки, которым подобные экспедиции были непривычны. Зимин попытался освободить руку, неловко поскользнулся и перемазался в глине с навозом, а потом на него наступил еще и толстенный гусак. Ляжка же попытался ухватить поросенка, но тот оказал сопротивление и саданул копытом Ляжку в глаз, отчего у того сразу же зажегся изумительный фонарь.

– Ветчина поганая, – Ляжка выпустил добычу. – Собачьи консервы…

– Не плачь, Маруся, – утешил его Перец. – Пройдут дожди.

Так постепенно, с шумом, криками и воплями, они добрались до длинного и приземистого амбара.

– Вот и на месте, – сказал Перец. – Дело за малым.

Перец уперся в стену плечом и проломил ее. Затем оторвал крышу и проник внутрь: амбар был Перцу по пояс.

– А, черт, забыл тебя разуздить, Доход, – сказал Перец, набивая кожаный мешок сырными головами. – Ляжка, держи мешок.

Он сунул в руку Ляжке мешок с сыром, затем освободил руку Зимина от колодки. И снова нырнул в хранилище. Зимин наклонился и собрал в мешок несколько желто-зеленых яблок. Он было собрался попробовать самое сочное яблоко, но что-то выбило это яблоко из рук. Зимин огляделся и обнаружил, что из ближайшей хижины выставился гном, а в руке у гнома длинная петля, а в петле какая-то круглая штука. Ляжка тоже собирал яблоки в подол рубашки и не замечал ничего вокруг, некоторые яблоки он сжирал на месте, не отходя от кассы, гнома с петлей он не видел.

«Праща», – всплыло в мозгу Зимина, и еще всплыла какая-то библейская фольклористика. Что-то про дубосечных великанов и ловкоруких пастухов, которые этих самых великанов терроризировали своей меткостью и в конце концов довели до деревянного макинтоша.

Недомерок с пращой был достаточно близко, и Зимину удалось его рассмотреть подробнейшим образом.

Гном походил на лилипута из разъездной труппы «Блефуску». Однажды мать Зимина прибежала домой в восторге и сказала, что к ним в город приезжают бродячие лилипуты, что они жутко милые и что на них надо обязательно сходить. Она купила билеты, взяла у знакомых морской бинокль, и Зимины всей семьей поперли в драмтеатр. Лилипуты пели шансон, танцевали танго, кувыркались и ездили на сенбернарах, они Зимину совсем не понравились, поскольку он не мог определить для себя – кто они, взрослые или дети. И еще Зимину не понравились их лица – слишком старые для их размеров и слишком измученные существованием.

Гном был точно такой же. Карикатурное лицо с большим носом, губами и ушами, неприятный брюквенный оттенок кожи и торчащие в небо нижние клыки. И на самом деле на лягушку похож. Гном произвел вращательное движение кистью и высвободил пращу в направлении Зимина. Зимин охнул – в живот ему врезался твердый шаровидный предмет.

– Ху-у! – дыхание из Зимина выскочило, и он брякнулся на колени.

– Что? – из амбара высунулся Перец, на шее у него болтался колбасный круг, а на меч был насажен небольшой окорок. – А, уже! Пора сматываться, мои верные холуи!

– Пуляются, – пожаловался Ляжка. – Чего это они?

– Скоты, – пожал плечами Перец. – Что с них взять?

Он подхватил ближайшее яблоко и запустил его в гнома с пращой, яблоко попало гному в лоб и отбросило его в хижину. Это принесло Зимину небольшое моральное удовлетворение.

– Бежим! – подхватился Перец. – То есть я хотел сказать, организованно отступаем. Эти гады очухались…

И они, отяготившись как следует провизией, тяжело побежали вверх по склону.

Перец, Зимин и Ляжка преодолели уже половину пути наверх, когда за их спинами поднялся вой и рев, будто сразу на волю была выпущена стая диких необузданных собак. Зимин обернулся и увидел, что из хижин высыпало огромное количество бурых невысоких существ, и все они были снабжены бешено вращающимися пращами и бешено дергающимися ноздрями. Воздух взвизгнул разом и наполнился злыми тяжелыми пчелами.

– Ложись! – заорал Перец, и они грохнулись в глину, перемешанную с соломой.

Град глиняных камней обрушился на Перца, Ляжку и Зимина. Камни прошлись по броне Перца и не причинили ему ощутимого вреда, разве что засыпало красной крошкой. Зимин же весьма болезненно получил по затылку и по спине. Ляжка пострадал немного – большинство камней попросту отскочило от его упругой тушки.

– Вперед! – крикнул Перец, и они рванули до следующего залпа, который поразил Зимина в плечо и снова в спину и не принес никакого ущерба Ляжке и Перцу.

В третью перебежку они сумели выбраться из ямы и оказались в поле. Перец обернулся к деревне гномов и крикнул:

– Это будет вам уроком, алчные обезьяны! Всегда надо делиться с ближними! И вам воздастся сторицей!

Из деревни ответили воинственными криками и хрюканьем боевых свиней. Добытчики прибавили ходу, Перец свистнул особым способом, и Игги отозвался из пшеницы знакомым ржанием.

– Туда, – крикнул Перец, они взяли влево и через несколько шагов наткнулись на коня.

Перец распутал Игги ноги, закинул на седло награбленные припасы, закинул Зимина, подтолкнул Ляжку, вспрыгнул сам и развернул коня к поселению. И сверху, с высоты твердой конской спины, Зимин увидел, как к ним, рассекая колосья пшеницы, розовыми миноносцами несутся свиньи. Тевтонским клином. С яростными гномами на спинах.

Штук пятнадцать.

Зимин засмеялся, ведь это было смешно, гномы напомнили ему почему-то индейцев, наверное, своими боевыми воплями и пестрой окраской.

Одна свинья, в красном боевом наморднике и с закованным в медный панцирь всадником, вырвалась вперед. Всадник размахивал маленьким топором и взывал к немедленному и жестокому отмщенью. Перец положил на локоть арбалет и прицелился в предводителя стаи.

– Прибей его, мастер! – завозился сзади Ляжка. – Больше не будет пуляться своим сушеным навозом!

Какое-то мгновение Зимин думал, что Перец выстрелит.

Он представил, как стрела сорвется с ложа, пробьет воздух, разорвет гнома на части, и свинья будет нестись вперед уже в унылом одиночестве, сама по себе. Но Перец не выстрелил, он плюнул, снял стрелу, привесил арбалет к седлу и погнал Игги прочь. Он гикал и лупил коня плеткой из усов дракона, что очень способствовало повышению скорости.

Через час, а может, через два они шагали все по тому же полю, конца ему не предвиделось, поселение гномов осталось где-то за горизонтом, они переправились через два ручья и одну маленькую речку. На ее поверхности грелись здоровенные рыбины с голубыми перьями, Перец хотел подстрелить одну на обед, но промазал, стрела с бульком ушла в воду, и сколько Зимин и Ляжка ее ни искали, шаря по песчаному дну голыми пятками, найти не смогли.

Нашли старый кувшин с джинном, но джинн оказался мертвым и превратился уже в скелет. Перец вытряхнул джинна в реку, а кувшин забрал себе, сказал, что пригодится в хозяйстве.

– Хлеб скорби, вода печали, – философически заметил Перец, глядя, как голодные рыбы треплют останки джинна. – Я взращен на скудной пище пустыни, такова моя юдоль и планида, влекущая меня по этим землям в направлении звезды Полынь. Хорошо. Но пожрать все-таки надо.

За рекой они остановились на привал. Перец нарубил кинжалом сыра и колбасы и, поскольку еды было много и она все равно бы испортилась, допустил к трапезе и Зимина с Ляжкой. Они валялись на низком берегу, жевали сыр с ветчиной, заедали все это медовыми яблоками. Перец не задавался и был близок к народу, пел песни и рассказывал боевые стихи про героев, так что впервые за эти два дня Зимину показалось, что в Стране Мечты не так уж и плохо.

Так, даже нормально.

– Когда мы прибудем в замок, мы отдохнем недельку, отъедимся, у меня роскошный повар, знаете ли, и посетим баню. Я позволю вам принять после меня ванну, как и полагается добрым слугам и йоменам [13], преданным своему господину. А затем отправимся в поход в северные земли, – рассуждал Перец, вгрызаясь в яблоко. – В этом году я не убил еще ни одного дракона, а между тем я дал клятву, что буду убивать их ежегодно в количестве одного-двух штук. Так что у нас впереди славные дела и баталии. Мне кажется, Доход, ты будешь добрым денщиком и потом, может быть, года через два-три, ты станешь оруженосцем, а там, глядишь, и рыцарем… А у тебя, Ляжка, тоже есть перспективы, тебя я определю на псарню, младшим псарем, а потом, когда ты научишься готовить, пристрою тебя помощником повара. Смел ли ты мечтать, несчастный жирдяй, что ты станешь поваром на рыцарской псарне?

– Нет, конечно, мастер, – робко улыбнулся Ляжка. – Я даже думать об этом не мог, мастер. Это так… это так необыкновенно!

– Да, знаю, знаю… – рассеянно говорил Перец. – Ты верный друг. Ты не представляешь даже, как это прекрасно – быть рыцарем! Это поэзия, это взлет на дирижабле! Вы когда-нибудь летали на дирижаблях? У одного здешнего обормота есть дирижабль…

Перец кидал огрызок в реку, и его съедали речные жители, терзаемые подводным голодом. Зимин на дирижаблях никогда не летал.

– Кофя хочу, – говорил Перец. – Кофя… Доход, время идет…

Зимин избил кофемолку, намолол и сварил кофе, а Ляжка сделал мягкое кресло из соломы. И Перец позволил им пить вместе с ним. Сам Перец кофейничал из большой серебряной кружки с замысловатым вензелем, а Зимину и Ляжке достались заурядные черпаки из плетеной бересты. Кофе был вкусным, правда, без сахара.

– Сахар тут редок, – сказал Перец, выплеснув остатки. – Такова специфика. А так всего навалом…

Перец пребывал в радужном настроении и походил на хлебосольного графа Алексея Толстого в молодости, которого можно увидеть в школьных учебниках литературы. Усталый Игги пасся рядом.

Всадник П. размышлял:

– Ты не задумывался, Доход: почему больше всего в Стране Мечты живет гномов? Ведь эти гомункулусы встречаются чаще других форм, видимо, это инерция обывательского сознания. Все придумывают гномов. Гораздо приятнее было бы, если люди придумывали бы больше эльфов, а не всякую подземную муру…

Перец говорил странно и непривычно для своего обычного стиля, Зимин стал подозревать, что, вполне вероятно, он даже обучался в вузе, несмотря на юность лет. Может, на подготовительном отделении, а может, просто вундеркинд. А на досуге ходил в круг эрпэджэшников, что забивают стрелки в пригородных парках и носятся по этим паркам в картонной броне и с мечами, выточенными из тракторных рессор. Пишут друг другу непонятные записки на финно-эльфийском языке, а потом, опившись самодельным элем, всаживают друг другу между глаз длинные стрелы с пером попугая…

Увидев в глазах Зимина непонимание, Перец перешел на свой обычный штиль.

– Ладно, – сказал он. – Поспим и двинемся в путь, осталось нам недолго. Но перед сном я должен совершить свой ежедневный моцион, вчера не получилось, к сожалению. Сами понимаете, всему должно быть место и время…

Перец сбросил броню, снял рубаху и оказался голым по пояс. Он был и в самом деле изрядно накачан, не как культурист, а скорее как борец-самбист. Зимин даже сначала немного позавидовал такому телосложению, но потом увидел, что завидовать особо нечему – все плечи Перца, руки и даже отчасти спина были покрыты редкими, но очень крупными красно-синими нарывами. На левом бицепсе болталась грязная повязка, Зимин подумал, что под ней Перец скрывает, наверное, особо пугающий нарыв. Или, может быть, даже лишай. Многие стыдятся своих лишаев…

– Фурункулез – бич поэта, – пояснил Перец. – С другой стороны, это так аристократично, так тонко…

 

Мечтания звездные под шепот ночи.

Получит каждый всего, что хочет.

Стремленья гордые, души порывы.

Люблю ласкать я вас – мои нарывы, —

 

продекламировал Перец.

Затем достал из-за голенища длинную серебристую коробочку, развернул ее веером на коленях. В коробочке хранились шприц с длинной иглой, скальпель, пузырек с йодом и кусок чистой тряпки.

– Это так успокаивает нервы, – говорил Перец, подготавливая свой инструментарий. – После трудного боевого дня сесть где-нибудь на зеленой траве и как следует почистить свои… свои болячки…

Зимин посмотрел на Ляжку. Ляжка пребывал в полуобморочном состоянии.

– И только облака в сиянье голубом… – умиротворенно мурлыкал Перец. – Однако это дело требует некоей публичности, в этом проблема… Без этого оно лишено всего смысла…

Перец выбрал скальпель, глубоко подышал на него и полюбовался на свое отражение в лезвии.

– Вы, двое, подойдите поближе, – приказал он. – Садитесь рядом и смотрите внимательно!

Зимин удивился такой небывалой прихоти, Ляжка же, знавший жизнь несколько лучше и в разных проявлениях, удивился не очень. Он был знаком с одним парнем, так тот любил, чтобы все видели, как он ковыряется в носу. Причем он всегда это делал тайно, но балдел, когда его ловили и уличали. Имя ему было Жижиков.

– Сначала я жутко мучился, – говорил Перец, вскрывая фурункул. – Потом понял, что в этом есть даже своя особая прелесть, изюминка… Это приятно, это такой декаданс [14]… Знайте, черви: рыцари-альбигойцы, отправляясь в дальние странствия, брали с собой в золотых коробочках засушенный…

Зимин увидел, как у Ляжки зашевелилось горло. Ляжку тошнило.

Перец отложил скальпель и вонзил в свой нарыв шприц, поморщился, оттянул поршень и посмотрел полученную жидкость на просвет.

– Превосходно, – сказал Перец. – Цвет удивительно насыщенный…

Перец нажал на поршень, Ляжка не утерпел и побежал в густую высокую рожь. Вернее, в пшеницу.

Когда он вернулся, Перец заставил его сорок раз отжаться за невыдержанный характер. Ляжка сказал, что тут грязно, отчего Перец пришел в небольшую ярость.

– А если в бою ради товарища тебе придется упасть в лошадиный помет? – спросил он. – А если тебе придется упасть в свиной помет? А если это будет помет марала? Ты что, будешь сначала принюхиваться? – спросил Перец и наградил Ляжку тычком. – Избавляйся от плебейских повадок, кокованя!

– Избавляюсь, монсеньор, – щебетал Ляжка. – Выдавливаю по капле…

Тут желудок подвел Ляжку во второй раз.

– Я буду звать его Чирей, – шепнул Ляжка Зимину, вернувшись из пшеницы. – Чирей лучше, чем Перец. Чирей – рыцарь Прыщавого образа!

– Давай спать, – сказал Зимин. – Мне спать хочется.

И они поспали, а затем проснулись, омыли свои чресла, шуйцы-десницы и что еще есть у них там в водах безымянной реки, и освежили свои ланита, и взнуздали отдохнувшего Игги, и задали ему корму. Короче, справились со всей рутинной мурой и отправились в сторону невидимого пока еще Светлозерья – Перец верхом, Зимин и Ляжка пешим строем.

Путешествие их протекало вполне мирно. Мамонтовый лес окончательно скрылся из виду, и теперь вокруг было лишь небо и поле. Перец дремал на коне, Зимин плелся у стремени и ел яблоки, коих запасливый Ляжка набрал весьма много. Огрызки он отдавал Игги, и тот жевал их с удовольствием, Ляжка же свои огрызки вредоносно выкидывал в поле. Между яблоками Зимин пробовал размышлять о своем будущем, но не получалось, он все время сбивался на мысли о каких-то деталях окружающей реальности, о красном наморднике на боевой свинье, о почему-то знакомом пожарном багре на плече гоблина, о КА82, который Зимина удивил больше всего. Иногда он начинал думать о доме, о матери и отце, но эти мысли надолго в голове не задерживались. Мать хотела, чтоб он стал юристом, а тут юристов, видимо, нет совсем. Славное место. И экономистов, наверное, нет.

Солнце ползло и ползло над головами путников в западную сторону, тени удлинялись, Игги плелся сам по себе, не руководствуясь никакими приметами, но все равно почему-то казалось, что он знает дорогу, хотя никакой дороги, в общем-то, не было – сплошное поле. Зимин думал, что такое поле на редкость успокаивает нервную систему, в поле не к чему прицепиться глазом. Раньше он никогда не был в поле и теперь думал, что, наверное, хорошо жить американским фермерам в полях кукурузы где-нибудь в Небраске.

Как на Луне.

Ляжка думал, что совершенно баснословные запасы пшеницы, судя по всему, пропадают совершенно зря, в то время как человечество мучительно страдает от скверного синтетического стеклоочистителя. Хорошо бы взять всю эту пшеницу, переделать на спирт и продать его сразу на подпольный винцех, а там ему быстро найдут применение…

Потом Перец проснулся и сразу принялся за колбасу, он повесил себе на шею давешний круг и откусывал прямо от него, не задействуя рук. Зимину и Ляжке он сунул по длинной перченой сосиске на манер салями, она очень хорошо сочеталась с яблоками, Зимин сжевал ее и сразу захотел пить. Ляжка тоже. Но Перец не рискнул осквернить свою флягу устами простолюдинов, а посуду ему доставать было лень, и Зимину с Ляжкой пришлось дожидаться ручья. Но и в ручье они не смогли утолить жажду – вода показалась Перцу подозрительной, уж слишком прозрачной, и он запретил Игги и своим вассалам пить ее.

– Может быть, мертвая, – пояснил он. – Такую хлебнешь – и все, заказывай бамбуковый пеньюар с черными аксельбантами, я видал, как такое бывает. Один мой сосед, рыцарь Горн, в одном славном походе тоже вот мучился жаждой и выпил из мертвого ручья. Не прошло и двух дней, как он споткнулся на ровном месте и насадился на сердцедер. И все, быстрая смерть настигла его незамедлительно. Надо быть осторожнее, надо следить за собой, не то козленочком станешь.

Зимину казалось, что это Перец специально не дал попить, чтобы они с Ляжкой посильнее помучились, и пришел в отчаяние, но оказалось, что нет – в одном месте Перец свернул в сторону и ушел в пшеничную глубь, вернулся с растением с толстым зеленым стеблем, похожим на борщевик. Он обрубил у растения верхушку и протянул Зимину и Лапе по половинке. Внутри была вода. Они напились.

– Учитесь, вассалы, – сказал Перец. – Когда мы двинемся в северные земли, вам придется снабжать меня пищей, потому что я буду охранять нас от драконов и вести на них охоту. Знаешь, Доход, в мире нет ничего прекраснее, чем драконы, парящие в утреннем небе. У меня дома, ну, в смысле, в замке, на стене гобелен – драконы, плывущие в облаках, его выткали трудолюбивые гномы из шерсти полевых мышей. Сам магистр Магического Ордена мне за него предлагал двойной домен, но я отказался, потому что не могу без прекрасного. Кстати, Доход, а ты умеешь истории рассказывать?

– Я, мастер?

– Ты, ты, – Перец остановился. – Я смотрю, из Ляжки сказочник хреновый получается, он все на девчонок сбивается. А хорошие скальды у нас в цене. Хороший скальд стоит трех обычных денщиков и десять мер отборного овса. Ну, сам понимаешь, ни ТВ, ни радио тут нет, с развлечениями туго. Есть один бродячий театр, так они столько за представление просят! И заезжают редко… Ну, турнир раз в полгода… Ты что-нибудь можешь?

– Не-а…

– На гитаре бряцать, песни петь, фильмы пересказывать? Ничего не можешь?

– Не.

– Жаль, – Перец вздохнул. – Что за люд пошел? Я тут уже три года, раньше народ другой попадался, умелый какой-то… Ладно, черт с тобой, пригодишься и так. Все учатся.

Зимин согласно кивнул. Однажды он решил нарисовать советский штурмовик «Ил-2» с отстреленной плоскостью и упорно тренировался почти два месяца. Получилось.

– Мастер, а откуда здесь яблоки? – спросил Ляжка.

– А кто его знает. Гномы как-то выращивают. Они вообще много чего выращивают, даже ананасы. Только ананасы выращивают не бурые гномы, а синие, тут вроде синих нет… Яблоки, кстати, еще не все слопали?

– Есть.

– Дай-ка.

Зимин передал Перцу мешок, Перец засунул в мешок голодную руку, поелозил слегка, достал себе самое крупное и румяное яблоко и вознамерился вонзить в него зубы, но вдруг передумал. Он привстал на стременах и понюхал воздух, совсем как огромная луговая собачка. Зимин понюхал тоже, но ничего не почувствовал, кроме запаха пшеницы.

– Дождем пахнет, носороги, – сказал Перец. – К ночи пойдет. Придется спать в соломе, а то промерзнем на фиг и отсыреем. Я отсырею, и в моей броне заведутся паразиты, тут паразиты заводятся практически во всем… И мои чудные фурункулы станут трофическими язвами, а этого допускать нельзя. Надо нарубить соломы.

Перец остановил Игги и свалился в поле. Он выволок из ножен боевой меч, а другой, тренировочный и тупой, сунул Зимину.

– Руби пшеницу, – велел Перец. – А ты, Ляжка, рви руками. Тебе важно похудеть. Толстые здесь долго не живут.

Они стали рубить колосья и собирать их в снопы. Ляжка тоже старался, он не хотел мокнуть под дождем и заболевать трофическими язвами. И Зимин старался, хотя никакого дождя, по его мнению, быть просто не могло. Очень скоро набралась небольшая копна. Перец вырыл нору, залез в нее и объявил привал. Зимин устроился с другой стороны; в копну тотчас залезли суетливые полевые мыши, они сразу же затеяли скандал, и Зимину было интересно их слушать. Мыши звучали усыпляюще, Зимин даже зевнул, немилосердно растягивая челюсть. Вдали появилась небольшая темная туча, и Зимин подумал, что Перец был прав насчет дождя.

И еще он подумал, что это, наверное, чутье, оно вырабатывается годами жизни в Стране Мечты. И у него рано или поздно тоже разовьется такое чутье. И он станет рыцарем. Не таким замшелым, как Перец. Лучше. Лучше быть рыцарем, чем юристом, это бесспорно. И может, даже Ляжка станет рыцарем.

Между тем туча висела на месте, не двигалась. Края ее были неровными и даже рваными, будто на ветру болталась мутная черная тряпка. Это показалось Зимину красивым, и он стал за тучей наблюдать.

Через некоторое время он пришел к выводу, что туча явно не простая – от нее то и дело отделялись черные элементы, описывали вокруг тучи круги и восьмерки и возвращались в ее недра. Из такой тучи мог запросто пойти град из камней, ледяных глыб или бешеных опоссумов.

– Мастер, вы были правы насчет дождя, – сказал Ляжка. – Вона какая туча собралась, наверное, с градом. У вас чутье.

– Какая туча, Ляжка, дождь с этой стороны должен быть, я специально лег в ее сторону.

– Не знаю, с какой стороны должен пойти, а туча здесь.

– Как здесь?

– Так здесь, – ответил Ляжка.

– Здесь, здесь, – подтвердил Зимин.

Перец заворочался и заругался, своим железным боком он прищемил какого-то мышиного вождя, и из сена раздался негодующий визг. Перец выбрался наружу и сказал:

– Опа.

– Чего «опа», мастер? – спросил Ляжка.

– Тучу видишь?

– Ну.

– Это не туча! – скрипнул зубами Перец.

– А что это, мастер?

– Это колдоперы! – Перец плюнул. – Чертовы колдоперы, пень им в дышло!

Зимин тоже вылез наружу. И Ляжка тоже вылез и стал рядом.

– Они кто? – спросил Ляжка.

Туча несколько приблизилась, и Зимин разглядел, что она не совсем сплошная, а состоит из множества небольших сегментов, передвигающихся самостоятельно. Эти сегменты походили на маленькие черные кляксы, они сновали туда-сюда, зависали и переворачивались.

– И рыцаря не взять дешевым колдоперам! – провозгласил Перец с вызовом, но в голосе его Зимину послышалось некоторое сомнение.

– Кто это, мастер? – спросил Ляжка еще раз.

– Жалкие колдоперишки! – Перец снова выволок меч. – Вышли на охоту! Но я им покажу!

Туча приблизилась еще, и Зимин наконец разглядел, что черные кляксы – это люди, обряженные в черные плащи с капюшонами. Но в воздухе они висят не сами по себе, а на вытянутых предметах, сильно смахивающих на метлы.

– Слишком много, – размышлял вслух Перец. – Слишком много, не справиться… Накинутся все сразу, одолеют… Но бегство – позор для рыцаря и его верных оруженосцев! Мы примем бой.

– А может, организованно отступить? – предложил Ляжка. – Передислоцироваться на новые, заранее подготовленные позиции…

Перец натянул тяжелые железные перчатки.

– От них уже не отступить, – сказал Перец. – Не волнуйся, мой верный оруженосец Ляжка, нас не убьют… Скорее всего… Но все равно приятного мало.

– Может, все же попробуем? – предложил Ляжка. – Если мы побежим быстро…

– Догонят. – Перец нахлобучил шлем и застегнул под подбородком ремешок. – Эти догонят. Доход, возьми меч и прими достойную позу. Ляжка, обороняйся тоже.

Зимин неуверенно принял тупой меч и сжал его обеими руками. Перец поднял длинный костяной рог с серебряной окантовкой и загудел в него со страстью влюбленного лося. Получилось громко и некрасиво, но туча замерла, затем стремительно перегруппировалась и двинулась к ним.

– Ну, вот и все, – сказал Перец. – Пошло добро по трубам.

– Мастер… – заныл Ляжка. – Может, это, может…

– Потом, Ляжка, – смеялся Перец. – Потом…

Потом Зимин смотрел вниз.

Внизу, не очень хорошо различимая в синих сумерках, плыла Страна Мечты. Ничего интересного в Стране Мечты не было, больше всего она походила на обычный лес с редкими огнями. Вот и все.

Летели они довольно высоко. Сразу за Зиминым тащили Перца, а справа усиленное крыло всадников транспортировало Ляжку. Ляжка летел мертвым грузом и не шевелился, опасаясь оборвать сети и разбиться в расцвете сил.

Перец был тоже запутан в сеть и переносил путешествие со спокойным достоинством. Впрочем, по-другому он и не мог – на всякий случай его связали по рукам и ногам прямо поверх брони, связали хорошо – Перец походил на кокон, одна голова торчала.

Перец оказал довольно серьезное сопротивление: он выстрелил из арбалета в пикировавших на него всадников и громко ругался матом, но был сразу же накрыт крепкой проволочной сетью.

– Получите! – заорал Перец, но был выдернут из седла и уронен на землю. – Пердолетчики проклятые…

Воздушные всадники на метлах ловко накинули ему на ногу петлю и потащили по полю, Зимин слышал, как Перец ругается и бесполезно гремит доспехами где-то в глубине пшеницы.

– За меня жестоко отомстят! – орал Перец. – Ваш долбаный кибуц разнесут по кирпичам! Да здравствует Светлозерье! Смерть пердолетчикам!

После этого Перец болезненно вскрикнул и замолчал – видимо, его ударили по голове для придания импульса послушания. Игги рванул в сторону, но за ним колдоперы не погнались, конь им был без надобности.

С Зиминым обошлись и того проще – один из всадников пронесся над ним и приложил кистенем по лбу. В глазах у Зимина взорвались искорки, управление телом сразу нарушилось, но сознание в голове удержалось, так что Зимин видел все, что вокруг происходило.

Всадники опускались один за другим, всего штук тридцать, они спешивались и сразу принимались за дело.

Для начала они приволокли из пшеницы Перца, поколотили его, а затем связали. Начальственный всадник, положение которого выделяли красная повязка повыше локтя и особая метла, молча и быстро отдавал приказания кивком головы, и все его слушались.

Ляжка сдался сам. Он поднял руки, поворачивался вокруг своей оси и кланялся, как китаец. Как не оказавшего сопротивления, его просто стукнули в солнечное сплетение и связали.

Зимина тоже связали, но не капитально, а просто – удавкой под мышки. После чего его и Перца запеленали в сети и прицепили к двум летающим метлам, тип с красной повязкой махнул рукой, всадники вскочили, оседлали свои черенки и взмыли в небо.

При взлете у Зимина закружилась голова, он взглянул вниз и увидел одинокого Игги. Конь стоял посреди бескрайнего поля и глядел вверх, морда у него была глупая и растерянная.

– До свиданья, Игги, – сказал Зимин, и конь будто услышал, задрал морду и глухо заржал.

Летели уже долго, только на то, чтобы пересечь поле, потребовался час, а может, и даже больше. Высоко – земля походила на карту. Иногда они поднимались даже к облакам и ныряли в густой, плотный, пахнущий озоном туман.

За полем последовал лес, и длился он часа три. Потом местность стала холмистой, затем через зелень леса стали прорываться синие скалы, и Зимин подумал, что тут все очень похоже на Альпы, не хватает лишь замка Нойшвайнштайн – плакат с его изображением висел у Зимина в туалете.

Но здесь на холмах никаких крепостей не было, холмы были лысые, лишь кое-где на них торчали грубые мегалиты и всяческие другие неприличные кромлехи и их развалины, да еще ручьи блестели. Потом из тумана вынырнул огонек, огонек разгорался и разгорался. Когда он разгорелся уж совсем, Зимина снова стукнули по голове. Утрачивая сознание, Зимин подумал, что это для того, чтобы он не смог выдать расположение базы колдоперов даже под пыткой.

 

Глава 9 Ужин самурая

 

– Я вообще такие книжки не люблю, – разглагольствовал Перец, сбившись на низкий штиль. – А больше всего не люблю эту, ну, фамилия у него еще такая дурацкая… Там про чувака, у которого на планете баньяны росли, а он их выдергивал…

– Баобабы, – поправил Ляжка. – Баобабы у него росли. Я передачу видел про него, он крутой был, его немцы сбили…

– Не вижу разницы, – Перец плюнул. – Баобабы, баньяны, рододендроны. Я эту книжку просто не перевариваю! Все восхищаются, все говорят… Фуфло! Дети эту книжку и не читают даже! Ее пенсионерки только читают! Романтически настроенные пенсионерки! Потому что она скучная! Там много морали и всякой фигни! А сам этот тип вообще похож на девчонку! Верно, Ляжка?

– Верно, мастер, – соглашался Ляжка. – Вы правы на сто двадцать процентов!

– Типа мы в ответе за тех, кого мы приручили! Чушь! А если я крокодила приручу, мне что, за него в ответе всю жизнь быть? Как меня достала вся эта моралистика!

Перец поднял кувалду, бросил быстрый взгляд в лужу – для оценки рельефности своей мускулатуры, затем ударил по штырю. Штырь загудел, как зубная боль, в стороны поползли трещинки, камень чавкнул, затем от него откололась большая прямоугольная глыба. Перец подхватил глыбу, выжал ее над головой и швырнул Зимину.

Зимин подошел к глыбе и принялся обрабатывать ее киркой. С каждым ударом от нее откалывался кусок примерно в кулак, эти кулаки Зимин переносил к большой, врытой в землю медной ступе. Когда ступа наполнялась до половины, Зимин брался за веревку. Веревка, переброшенная через блок с балкой, была привязана к двухпудовой гире, Зимин тянул за веревку, гиря ползла вверх, Зимин веревку отпускал. Гиря падала с трехметровой высоты и дробила синеватую породу.

Когда порода измельчалась до состояния горошин, Зимин наполнял ими корзину и волок к колесу.

Такие колеса любители животных помещают в клетки хомячков, белок и других мелких млекопитающих отряда грызунов – для развлечения оных. Но в этом колесе развлекался отнюдь не молодой бурундук, отнюдь не юная белочка. В колесе сидел Ляжка. К колесу был прилажен редуктор, от редуктора шел вал к жерновам. Зимин сыпал измельченную породу в жернова, на выходе собирался тонкий порошок синего цвета. За день ударного стахановского труда Перец, Зимин и Ляжка производили от шести до восьми кувшинов синего порошка. За восемь кувшинов полагалась прибавка к пайку в виде сушеных карасей концлагерного вида.

Кроме благородного Всадника П. и двух его вассалов, на копях присутствовали всадники. В количестве трех штук. Три худосочных парня в черных хламидах и черных очках. Охранники.

Впрочем, охранники были особо и не нужны. Копи были плотно окружены болотами, пробраться через которые никакой возможности не было, это признавал даже склонный к авантюрам Перец. Так что бежать было нельзя.

Принуждать Перца, Зимина и Ляжку тоже было бессмысленно, поскольку в работе они были заинтересованы кровно: на копях действовал простой, но действенный принцип – «Кто не работает – тот не ест». Так что охранники были скорее данью традиции. Заключенных надо охранять. Вот они и охраняли. Сидели на валунах, резались на пендели в карты, лениво жевали мятную траву.

Прошел уже почти месяц с того времени, как Зимин и Ляжка оказались в Месте Снов. В Стране Мечты.

И весь этот месяц Зимин проклинал себя и свое любопытство, дернувшее его подключить к своему компьютеру диск с программой перемещения.

И весь этот месяц Зимин много и тяжело работал на топливных копях, принадлежавших Магическому Ордену. Топливо нужно было для летающих метел – основного средства перемещения всадников по воздуху.

Впрочем, всадниками их называли только Зимин и Ляжка, да и то иногда, упорный же Перец продолжал обзывать охранников колдоперами и пердолетчиками. Колдоперами из-за того, что всадники были мелкими волшебниками и умели производить всякие незначительные фокусы. А пердолетчиками как раз из-за того самого средства перемещения, которое Зимин сначала принял за помело.

Вблизи помело оказалось вовсе не помелом. Основной частью являлся медный, похожий на большой кофейник, раструб, горловина которого заканчивалась сосудом размером с арбуз. Справа и слева от сосуда располагались резервуары с топливом. Наверху седло с ремнем безопасности. К седлу прикреплены тяги, ведущие к рулям. Отклоняешься в седле вправо – помело поворачивает вправо, отклоняешься назад – помело летит вверх. Все просто. Именно это устройство Перец презрительно называл пердолетом.

– Пердолет – единственное, что может изобрести колдопер. Пердолет и колдопер – близнецы-братья! Мы здесь добываем синюю пыль, которая позволяет пердолету летать! Но одной пыли для пердолета мало!

Перец снова ударил по штырю. Звук получился резко дребезжащий, Зимину заложило правое ухо. А охранники на камнях вздрогнули.

– А теперь поинтересуйся у меня, о любознательный Ляжка, почему все колдоперы ходят в черных очках?

– Почему все колдо… всадники ходят в черных очках? Они агенты секретных спецслужб? – тупо спросил Ляжка.

Перец гомерически расхохотался.

– Отнюдь, – сказал он, – отнюдь. Сейчас, о други мои в этом унизительном несчастье, я раскрою вам страшную колдоперскую тайну!

«Страшную колдоперскую тайну» Перец произнес громким голосом, почти выкрикнул.

Охранники уставились на него, на ладонях заплясали разноцветные молнии, но Перец уже повернулся к охранникам спиной и принялся вбивать в скалу длинный стальной штырь. По пути, между ударами, он продолжал рассказывать:

– Так вот, мои преданные друзья, главная пердолетская тайна. Дело в том, что пердолет летает не на простой синей пыли. Пердолет летает на смеси из синей пыли и раствора соли. Эти компоненты попадают во взрывную камеру, где и взрываются. Причем они даже не взрываются, а резко расширяются, что образует реактивную силу. Мощную силу, ну, впрочем, вы сами видели.

Штырь вбивался. Зимин работал гирей. Ляжка бежал в своем колесе.

– Самая подлая штука заключается в том, что соль для раствора годится далеко не всякая. Раствор соли, который служит катализатором для пердолета, не что иное, как слезы! Вы думаете, почему пердолетчики все время ходят в черных очках или в капюшонах? Это потому, что каждый пердолетчик должен ежедневно наплакать пузырек слез! В противном случае его из пердолетчиков выписывают! Хоть в эльфы потом иди