Сталин воспитывал в нас мужество и ненависть к врагу

Вечерело. Силибистро пришел домой с дву­мя товарищами.

— Сестра, — сказал он мне, — мы должны их устроить ненадежней.

Почти все комнаты у нас были заняты жильцами- рабочими. Оставалась одна свободная, в ней устроили обоих.

Внимание привлекал незнакомец, прикрывший ли­цо башлыком. Держался он прямо, и взгляд его был проницателен.

Его звали Coco. Другого товарища — Коция.

Это было в последних числах декабря.

Наступил канун девятьсот второго года. Вечер не­обычный. Товарищ Coco ждет рабочих с заводов — на­дежных, верных товарищей.

Брат мой Порфирий и с ним еще двое следят за до­рогой. Вокруг — лес, тишина. Невдалеке еще один дом.

Собрались рабочие. Как будто встречаем новый год, но речи необычны.

Говорит товарищ Coco. И с первых же слов захва­тило всех. Говорит о том, как рабочие должны отстаи­вать свои права.

Особенно ново все это было для нас, женщин, но товарищ Coco и нас потом втянул в работу.

В тот вечер он долго беседовал с рабочими. Каждый из них должен был подобрать, организовать товари­щей.

В следующий раз Coco провел сходку на кладбище. Собралось много народу. Все рабочие с заводов.

Было это ночью.

Выбрали удобное место.

Сталин говорил долго и горячо. Рабочие тесно сплотились вокруг товарища Coco, напряженно вслу­шиваясь в его пламенные слова.

Сталинские прокламации шли в гущу рабочей мас­сы. Они переходили из рук в руки, и те, которые не были на сходке, проникались сознанием своей силы для борьбы с капиталистами.

На следующий день, после митинга, я пошла на кладбище, вижу — жена Иллариона Качахмадзе, Агати, подбирает окурки, бумажки, заметает следы вчераш­ней сходки.

Товарищ Coco в первые же дни учил рабочих конспирации, учил, как надо, борясь, оберегать рабо­чее дело от шпионов и предателей.

На следующем собрании обсуждали требования, ко­торые должны были предъявить предпринимателям. Сталин объяснил рабочим, чего именно требовать. Он прекрасно знал положение и нужды рабочих.

Представители рабочих пошли к заводчикам. Им от­ветили: «Хорошо, дадим», а на следующий день их аре­стовали. Рабочие были возмущены. Товарищ Coco организо­вал демонстрацию. 8 марта мы двинулись к месту заключения с требованием освобождения арестован­ных. В толпе, в ряду с мужчинами, шли женщины.

Подошли вплотную.

Арестанты видят это из окон, кричат, приветствуют нас. Решетки и стены тюрьмы, казалось, сотрясаются, и живой поток вот-вот прорвется наружу.

Тюремное начальство, испугавшись, сообщило рабо­чим, что арестованных переведут в пересыльные казар­мы. Солдаты выстроились шпалерами, вывели тридцать двух рабочих и повели, а толпа рабочих — следом, тре­бует освобождения. Все, кто вошли в казармы, были арестованы — несколько сот человек. Среди них и мой брат Порфирий. Меня, и женщин вообще, солдаты от­гоняли.

Товарищ Coco усиленно подготавливал в тот вечер новую мощную демонстрацию рабочих. На другой день, с утра двинулись рабочие с заводов стройными рядами к пересыльным казармам. Демонстрацией ру­ководил товарищ Coco.

Я пошла вместе с мужем. Мы шли и пели народные песни.

Как услыхала пересыльная казарма — пришла в дви­жение, загудела.

В самом разгаре демонстрации я видела, как один рабочий схватил ком земли и кинул в капитана Антадзе.

Арестованные в это время взломали ворота и выско­чили наружу. Солдаты по сигналу дали залпы по де­монстрантам. В воздух, потом по людям. Многих ско­сило. Как потом выяснилось, убитых было четырна­дцать и много раненых. Народ в замешательстве по­дался в стороны. Товарищ Coco бросился в самую гу
щу, призывал, чтобы не было растерянности, объяс­нял, что делать дальше.

Вскоре площадь опустела. Солдаты составили ружья. Coco ходит с товарищами, приглядывается, пренебре­гая опасностью.

Я в это время бегала, искала брата, думала — убит. Кто кричит — «помогите», кто — «воды»...

Набрасываюсь на околоточного Инцкирвели, плачу, как сумасшедшая. Он опешил, растерялся. «Не я уби­вал, — говорит трусливо, — это Антадзе».

Убитых и раненых подобрали наши женщины: Деспи­не Шапатава, Наталия Киртадзе, Гаяне Чхаидзе и др. Свезли на дрогах в больницу.

Рабочие готовились к похоронам. Сталин говорил им, что борьба впереди. На работу никто не вышел. К моменту выноса погибших из больницы, казалось, весь рабочий Батум пришел на похороны.

Казаки и вся жандармерия были поставлены на но­ги, окружили процессию, под угрозой расправы не раз­решали петь.

Шли молча.

С нами товарищ Coco.

У братской могилы тесно сгрудились. Жандармы не дают произносить речи. Рабочий Лука Коридзе, силь­ный, горячий человек, видно, хочет сбросить ненавист­ного жандарма в яму.

Coco, стоявший возле и зорко следивший за всем, заметил это и передал через товарища:

— Не смей, видишь цепь, — народ пропадет.

Засыпали гробы землей, простились, стали расхо­диться.

Казаки — следом за нами, и вдруг, видимо, в на­смешку, запели похоронную.

 

Рабочие скорбели молча и про себя повторяли слова Сталина, что придет наше время, скинем царское само­державие и тогда с марсельезой придем на могилу — расскажем погибшим о победе рабочего класса.

 

★

Мы помогали нашим мужьям и братьям. Товарищ Coco всячески вовлекал нас в революционную работу. По его инициативе мы стали устраивать рабочие спек­такли на небольшой железнодорожной сцене. Играли пьесы «Сибирели», «Картвели деда». Полиция смотрела на это как на безобидное дело, но сбор шел в помощь арестованным рабочим.

Кроме того товарищ Coco привлекал нас к рево­люционному делу.

Самой замечательной из женщин, самой развитой была Деспине Шапатава. Она знала языки грузинский, армянский, тюркский, греческий. Она помогала това­рищу Coco в самой трудной и опасной работе рево­люционного подполья.

Недаром после ареста Coco ярость жандармов обру­шилась на Деспине.

Когда товарищ Coco жил у нас, мы прятали печат­ный каток и шрифт — на ночь закапывали в кукуруз­нике возле дома.

Сталин и его товарищи печатали обычно днем.

Товарищ Сталин дорожил временем, мало уделял внимания еде, посторонним разговорам, садился к сто­лу, писал прокламации. Потом приходили к нему ра­бочие за советом и указаниями, и он подолгу беседо­вал с ними.

Вскоре оставаться ему в нашем доме стало опасно.

Однажды брат мой видит в окно — идет к дому при­став Чхиквадзе со стражниками. Вначале, не сообразив, он хотел потушить лампу, но товарищ Coco спокойно остановил его, — это навлекло бы подозрения. Брат вы­шел навстречу приставу и на его вопрос указал на по­стороннюю квартиру. Пока те шарили там, товарищ Сталин успел скрыться.

В апреле 1902 года Сталина арестовали. Я снова уви­дела его в 1904 году. Он бежал из ссылки. У нас това­рищ Coco появился в солдатской одежде. Его стали звать тогда «Коба».

Муж мой работал на железной дороге кондуктором, брат Силибистро был убит. Coco попросил позвать Порфирия.

Он говорил с ним о чем-то долго.

Товарищ Сталин прожил у нас несколько дней.

После его перехода на другую квартиру слышу ночью шум во дворе. Муж был на службе. Солдаты ок­ружили дом. Это было в полночь. Утром, на рассвете, открываю дверь — на ступеньке сидит офицер. Днем пришли жандармы, солдаты ушли. Жандармы перевер­нули все вверх дном, — ничего не нашли, взяли только револьвер мужа. Угрожали мне, спрашивали, где наш «квартирант». По имени его не называли.

После этого меня вызвал палач, князь Гуриели, все выспрашивал.

Я ответила, что мое дело — работа в огороде и ни­чего я не знаю.

В те памятные дни товарищ Coco беседовал иногда со мной, объяснял, какой будет наша жизнь, когда мы свергнем царя и капиталистов. То, что он говорил тог­да, я вижу теперь воплощенным в жизнь.

Капиталисты сулили нам рай на небесах, а на зем­ле душили нас. Теперь этот рай небесный мы предоста­вили им, а жизнь свою построили сами, под руковод­ством ленинской партии, под руководством мудрого вождя, родного Сталина, — жизнь счастливую, радост­ную.

 

 

И. ДАРАХВЕЛИДЗЕ

ПОДПОЛЬНАЯ ТИПОГРАФИЯ

Товарищ Сталин неоднократно говорил всем нам, работавшим в его батумском кружке, о необходимости организации подпольной типографии для печатания

листовок и разных брошюр.

— Надо ознакомить широкие массы трудящихся с нашей работой, открыть им глаза, организовать рабо­чих на борьбу с царизмом, — всегда говорил он, когда речь заходила о типографии.

Усилиями товарища Сталина был собран типограф­ский станок. Установлен он был в комнате, где жил Сталин. Бумага для печатания листовок у нас имелась. Ее всегда можно было достать в любом количестве — были бы деньги.

В то время на большинстве батумских предприятий энергично работали социал-демократические кружки, которыми руководил товарищ Сталин. Чаще стали уст­раиваться политические демонстрации. Одна из самых крупных демонстраций батумских рабочих — 9 марта 1902 года — была расстреляна царскими войсками, и несколько сот рабочих, участвовавших в ней, были вы­сланы из Батума.

Вечером 9 марта после демонстрации товарищ Ста­лин собрал нас и сказал:

— Необходимо во что бы то ни стало ознакомить широкие рабочие массы, всех трудящихся не только Батума, Тифлиса, Поти и Баку, но и всей России с со­бытиями в Батуме. Пусть знают все рабочие, что цар­ская власть является защитницей капиталистов и бур­жуев. Нужно срочно выпустить листовку, посвященную расстрелу батумских рабочих.

Долго не забуду той ночи... Тесная комнатка, тускло освещенная керосиновой лампой. За маленьким круглым столиком сидит Сталин и пишет. Сбоку от него — ти­пографский станок, у которого возятся наборщики и Коция Канделаки. Шрифт разложен в спичечных и па­пиросных коробках и на бумажках. Товарищ Сталин частями передает наборщикам написанное. Поминутно я и Коция выходим во двор и чутко вслушиваемся в ноч­ную тишину. Наконец Сталин кончил писать. Встал и прочитал нам написанное.

Текст прокламации произвел на всех нас большое впечатление. В простых и понятных словах проклама­ция рассказывала о расстреле рабочих, «кормильцев мира», осмелившихся требовать улучшения своего тя­желого положения. Она разъясняла, что царь и весь государственный аппарат стоят на страже интересов ка­питалистов, что рабочим неоткуда ждать помощи и только их объединение и дружное выступление помо­гут им свергнуть царя и капиталистов. Она подробно описывала расстрел демонстрантов.

Уже рассвело, но работа продолжалась. К утру было отпечатано несколько сот листовок. Сталин предложил наборщикам не разбирать набора, а использовать его для повторного печатания, чтобы послать листовки и в деревню. И, действительно, после похорон жертв де­монстрации типография дополнительно отпечатала не одну сотню листовок, которые нами распространялись среди крестьян.

Порядок распространения листовок был такой: пред­ставители предприятий — передовые рабочие, слушатели кружков товарища Сталина — приходили к нам, и Сталин сам раздавал им известное количество листовок как для распространения среди рабочих, так и для пере­сылки в деревню.

Лично я взял тридцать листовок и распространил их среди крестьян сел Шемокмеди, Гоми, Озургеты и т. д. Прокламации оказали большое революционизи­рующее влияние на крестьян. Они прочитывали их по нескольку раз. Чтение сталинских прокламаций вызы­вало обмен мнений, угрозы и проклятия царю, поме­щикам и капиталистам.

★

Как-то раз ко мне пришла жена рабочего ротшильдовского завода Модебадзе и предупредила о том, что за домом, в котором жил товарищ Сталин и помещалась типография, устроена слежка. Товарищ Сталин немед­ленно принял меры к тому, чтобы перебросить типогра­фию в другое место, и подробно проинструктировал нас, как держать себя на допросах в случае, если нас арестуют.

В назначенное время к нашему дому подъехал фаэ­тон. Товарищ Сталин сам вынес завернутые в мешок части разобранного типографского станка и с помощью Коция Канделаки отвез их к нашему товарищу Ломджария.

После этого Сталин появился у нас в доме только на третий день. О том, где он был и что делал эти дни, мы не знали. Бесполезно было его об этом спрашивать, он был большой конспиратор.

К. КАНДЕЛАКИ

 

СТАЛИНСКИЕ ПРОКЛАМАЦИИ

До конца 1901 года в Батуме не было ни­какой социал-демократической организа­ции.

Но вот в Батум приехал товарищ Сталин.

Положение сразу изменилось. Немедленно после приезда он связался с передовыми рабочими и орга­низовал ряд социал-демократических кружков на за­водах Манташева, Ротшильда, Сидеридиса и др.

Товарищ Сталин развернул в Батуме огромную ра­боту. Он организовал первые в Батуме крупные заба­стовки на ряде предприятий и несколько больших по­литических демонстраций. Самой крупной из них была демонстрация 9 марта 1902 года. В ней участвовало около шести тысяч человек. Эта демонстрация была обстреляна царскими войсками.

В самом начале своей работы в Батуме товарищ Ста­лин занялся основанием типографии. Вскоре он выехал в Тифлис, чтобы привезти все необходимое для этого.

Когда товарищ Сталин привез из Тифлиса шрифты и примитивный печатный станок, мы приступили к устройству типографии. Наш запас шрифта пополнил товарищ Тодрия, работавший наборщиком в батумской городской типографии. Он несколько раз, уходя домой с работы, наполнял карманы шрифтом. Я достал чугун­ную плиту, для того чтобы установить на ней станок. Плита эта была очень тяжелая, и товарищ Сталин по­мог мне ее донести до дома, где он жил вместе со мной и с Илларионом Дарахвелидзе. Рабочий манташевского завода Котэ Каландаров сделал раму, чтобы заключать в нее набранный текст.

И вот наступил памятный мне день выпуска первой листовки. Писал ее товарищ Сталин. В этой же комнате был наш «наборный цех». Чтобы набор шел скорее, Сталин, написав один абзац, передавал его наборщи­кам. Пока они набирали, он успевал написать следую­щий. Писал он особенно старательно и четко, для того чтобы облегчить труд наборщиков.

Процесс набора проходил очень интересно. Набор­ной кассы, в которой обычно в известном порядке рас­полагаются буквы, у нас не было. Она слишком гро­моздка и спрятать ее было бы нелегко. Вместо кассы товарищ Сталин применял в нашей типографии несколь­ко десятков спичечных и папиросных коробок. Буквы были разложены по отдельным коробкам, которые во время набора на столе были расставлены в таком же порядке, как и клетки в наборной кассе.

Товарищ Сталин придавал большое значение этой первой прокламации. Он указывал, что мы имеем воз­можность путем листовок связаться с широкими масса­ми рабочих не только города, но и деревни. Все мы бы­ли взволнованы, когда закончился набор и можно было приступить к печатанию.

Печатать было нелегко. Для того чтобы получить оттиск, нужно было смазать набор краской, положить на него кусок бумаги и вращать ручку пресса до тех пор, пока он с силой не прижмет бумагу к набору. Ру­коятка пресса вращалась туго, и приходилось затра­чивать немало сил для того, чтобы ее крутить. Поэто­му мы часто сменялись у пресса и печатали по очере­ди. Сталин все время работал с нами и ни за что не хотел, чтобы его кто-нибудь заменил.

Но как сильно мы ни прижимали пресс, некоторые оттиски получались недостаточно отчетливыми — из че­тырех лишь один был вполне четким. Сталин добивал­ся того, чтобы каждая прокламация была четко и хоро­шо отпечатана, чтобы рабочий и крестьянин смогли ее свободно прочесть. Он много думал над тем, чтобы ра­бота шла быстрее и печать была четкой и разборчи­вой, — и наконец выход был найден.

Произошло это, когда типография уже находилась в доме Хашима Смирбы. Как-то раз я пришел туда поздно ночью и застал там товарища Сталина и еще одного наборщика, по имени Георгия, которого он при­вез из Тифлиса. Они были совершенно измучены, так как печатали на этом прессе прокламации более восьми часов подряд. Я сменил их, и они присели отдохнуть. В это время товарищ Сталин и решил попробовать но­вый способ печатания, который рекомендовали знако­мые наборщики. Сверх намазанного краской набора мы накладывали лист бумаги, смоченный мокрой тряпкой, и прибивали его к набору обыкновенной одежной щет­кой. Получались прекрасные, четкие оттиски, и мы за короткое время изготовили около восьмисот проклама­ций.

Каково было содержание этих листовок? Я не пом­ню их дословно, но хорошо запомнил, о чем в них го­ворилось. Особенно запечатлелась одна из них, посвя­щенная расстрелу демонстрации 9 марта 1902 года.

Когда эта демонстрация окончилась, мы собрались у товарища Сталина, в квартире Иллариона Дарахвелидзе. Мы были очень взволнованы. Перед нашими глазами стояла ужасная картина расстрела безоружной демонстрации, стоны раненых, безжизненные тела убитых.

Товарищ Сталин сел за стол и написал листовку. В коротких горячих словах он описал демонстрацию, зверства царских палачей, рассказал о задачах рабочего движения. Листовка заканчивалась пламенным призы­вом к дальнейшей борьбе с капитализмом и самодержа­вием. Трудно было оставаться спокойным, читая эти короткие строки, в которые Сталин вложил столько силы, гнева и убедительности.

Немедленно листовка была набрана. Товарищ Сталин, как всегда, сам внимательно прочитал корректуру. Всю ночь вместе со Сталиным мы печатали ее. На утро 10 марта она была уже готова, и наши товарищи распрост­ранили ее не только между батумскими рабочими, но и в деревнях Гурии, Имеретии и Мегрелии. Часть листо­вок товарищ Сталин отправил для распространения в Тифлис.

Велика сила сталинского слова! Оно зажгло огнем негодования и возмущения многих рабочих и крестьян, открыло им глаза, указало путь к избавлению от гнета помещиков, капиталистов и царских палачей. Листовки передавались из рук в руки, каждая из них увеличива­ла ряды борцов за рабочее дело.

Два раза мы переводили типографию из одного по­мещения в другое. Товарищ Сталин не хотел оставлять ее в том доме, где он жил вместе с Илларионом Дарахвелидзе и со мной, так как его предупредили о том, что за этим домом следят. Поэтому он перевез станок

 

к нашему товарищу Ломджария, а затем к Хашиму Смирба. Вскоре события подтвердили, как прав был то­варищ Сталин, принимая такие меры предосторожно­сти. 5 апреля в доме, где мы жили, полиция произвела обыск, после которого арестовала товарища Сталина и меня. Типографию же полиция и жандармы обнару­жить не смогли, и она продолжала работать и после этого ареста, причем товарищ Сталин руководил ее работой из тюрьмы до тех пор, пока его не перевели в кутаисский острог.

Так на заре рабочего движения молодой Сталин основал в Батуме социал-демократическую организацию и организовал первую нелегальную типографию. Он сам писал и печатал прокламации, правил их корректуру, охранял типографию от жандармов. Эта типография сыграла большую роль в развертывании революцион­ного движения. Она выпустила тысячи листовок, в ко­торых Сталин разъяснял рабочим и крестьянам их за­дачи, учил их, как бороться со своими врагами. Эти листовки организовывали массы, готовили их к новым боям.

 

Г.КАЛАДЗЕ

 

ЛИСТОВКА ИЗ ТЮРЬМЫ

 

В 1902 году я работал в Батуме на заводе Ротшильда паяльщиком и входил в батумскую социал-демократическую органи­зацию, которую основал и возглавлял то­варищ Сталин.

В апреле 1902 года товарищ Сталин был арестован и заключен в батумскую тюрьму. Все мы начали искать способа связаться с ним, но первые попытки были без­успешными.

Вскоре я встретился с одним своим земляком, Яко­вом Чхиквадзе, который доставлял в тюрьму дрова. Он и еще один возчик по имени Миха, работавший с ним, согласились провести меня во двор тюрьмы как рабо­чего по укладке дров.

Заручившись их согласием, я стал узнавать, в какое время Сталина выпускают на прогулку, чтобы в это время нам приехать с дровами.

У ворот тюрьмы был лоток одного перса-зеленщи­ка. Его впускали в тюрьму, где он продавал аресто­ванным фрукты и зелень. Случайно я узнал, что брат его Али работает на том же заводе, что и я. Он был передовым рабочим и сумел уговорить своего братане только узнать часы прогулок товарища Сталина, но и предупредить его о моем посещении.

...Закончены формальности у ворот, и арба с дро­вами остановилась у стены. Я разгружаю и укладываю поленья. Стараюсь делать это медленнее и жду, пока выйдет на прогулку Сталин. Наконец он показался во дворе. Заключенные ходили взад и вперед по двору, надзиратель стоял посреди двора. Каждый раз, когда Сталин проходил мимо меня, он бросал несколько от­рывистых слов.

Это были указания о работе нашей организации. Сталин говорил, как нужно распределить оставшиеся силы, что, где и как делать. И сейчас, когда я вспоми­наю это, то удивляюсь, как мог он в двух-трех отры­вистых словах передать самое главное и основное.

Таким образом я побывал в тюрьме несколько раз. Каждый раз я передавал товарищам слова Сталина. Все его указания выполнялись немедленно, и организация продолжала работать под его руководством.

Нужно сказать, что это не был единственный спо­соб связи Сталина с оставшимися на свободе товари­щами. Он завязал и другие связи, и это дало ему воз­можность руководить всей работой организации.

Не раз он опрашивал меня, как работает типогра­фия, которая в то время помещалась в доме Хашима Смирбы, и говорил, что эту типографию нужно во что бы то ни стало сохранить.

Однажды, пройдя совсем близко около меня, он уро­нил спрятанную в рукаве бумажку и сказал, что это нужно отнести в типографию. Когда он прошел, я стал так, что заслонил собой эту бумагу от надзирателей, затем быстро поднял и спрятал ее. Передал я ее, на­сколько мне помнится, Ломджария.

Это была написанная Сталиным в тюрьме проклама­ция. Ее отпечатали, кажется, в количестве восьмисот экземпляров и распространили в Батуме и в деревнях. В этой прокламации Сталин разоблачал царское прави­тельство, призывал рабочих к борьбе и мести за погиб­ших во время расстрела демонстрации 9 марта.

Помимо этого прокламация содержала ряд экономи­ческих требований, которые рабочие должны были предъявить Ротшильду и Манташеву. При чтении этой прокламации мы удивлялись, как хорошо знал Сталин жизнь и нужды рабочих. В прокламации он выставил ряд требований по каждой отдельной профессии — па­яльщиков, возчиков, капсюлыциков, плавильщиков, куз­нецов, прессовщиков и так далее.

Эта листовка сыграла огромную роль, так как спо­собствовала тесному единению рабочих в борьбе за выставленные Сталиным требования к нанимателям, дала возможность теснее сплотить организацию и уси­лить ее работу.

 

 

ГЕОРГИИ ЛЕЛАШВИЛИ