Социальная природа преступления, особенности уголовного правосудия в Российской Империи

Институт судебной защиты обвиняемого в преступлении достиг определенной вершины своего развития в царской России в период конца XIX – начала XX века. Российские адвокаты не мыслили оценивать индивидуальное противоправное поведение иначе чем с учетом тех социальных явлений и процессов, которые происходили в обществе. Русские юристы (адвокаты) царской России оставили замечательные образцы судебного красноречия. Но речи Андреевского, Александрова, Жуковского, Кони, Спасовича, других не только дают нам образцы мастерского владения словом и читаются как роман, но также демонстрируют безупречный анализ доказательств и обстоятельств уголовного дела.

Своего рода учебным пособием для современного адвоката является сборник «Судебные речи известных русских юристов».[1] В нем приведены речи защитников на процессах по делу не только об убийствах, но и покушениях, изнасилованиях, кражах, поджогах, подлогах, вымогательствах, растратах и другом. В этот период в России действовало Уложение о наказаниях.

Одним из самых громких процессов явилось дело В.Засулич 1878 года (адвокат П.А.Александров). Вера Засулич обвинялась в покушении на убийство петербургского градоначальника Трепова, преступление квалифицировалось как умышленное, с заранее обдуманным намерением. Мотивом было возмущение приказом высечь розгами политического подследственного как жестоким актом насилия и надругательства над человеческой личностью. Для вынесения оправдательного вердикта сыграл свою роль акцент адвоката не только на чувствах Засулич, но и на социальном положении политического заключенного, который по словам адвоката – «человек, по своему рождению, воспитанию и образованию чуждый розги».

Дело Андреева (адвокат С.А.Андреевский) об убийстве мужем жены за ее любовную связь, совершенном «в состоянии крайнего раздражения и запальчивости». Из речи адвоката: «Наказывать кого бы то ни было за поступок, до очевидности безотчетный – нечеловечно, да и не нужно…». Совершивший преступление был оправдан.

Дело Имшенецкого (Н.П.Карабчевский, 1884), который во время лодочной прогулки на реке «случайно утопил» свою жену. Жена пыталась перейти на другое сиденье в лодке, сделала несколько неосторожных резких движений и упала в воду, сразу же скрылась под водой, и муж не сделал попытки ее спасти. Дело осложнялось тем, что муж имел завещание жены, составленное в его пользу на случай ее преждевременной смерти.

Защита утверждала, что умышленное убийство не доказано, также в частности было обращено внимание на то, что одни из показаний против обвиняемого были даны алкоголиком «с трясущимися руками». Имшенецкий был признан виновным (в неосторожности), приговорен к трем неделям гауптвахты и церковному покаянию(!).

Дело Ольги Палем (Н.П.Карабчевский, 1894), убившей своего возлюбленного и совершившей попытку самоубийства. Квалифицированное обвинением как дело о преднамеренном убийстве, оно закончилось первоначально оправдательным приговором, а после кассационного пересмотра и нового рассмотрения – признанием убийства как «совершенного в запальчивости и раздражении» и десятимесячным тюремным заключением.

Дело князя Г.И.Грузинского (адвокат Ф.Н.Плевако, 1883), убившего гувернера своих детей. Присяжные вынесли оправдательный вердикт, признав, что преступление было совершено в состоянии умоисступления.

В действующем российском УК РФ даже условное наказание за доказанное покушение на убийство исключено, исправительными и принудительными работами может быть наказано убийство в состоянии аффекта. Причинение смерти по неосторожности сейчас наказывается более тяжко, чем в случае с Имшенецким.

Дело Нотовича (адвокат П.А.Александров, 1888), редактора газеты «Новости», напечатавшей статью о злоупотреблениях Петербургско-Тульского банка и обвиненный по статье о неоглашении в печати сведений о частном, должностном лице, об обстоятельствах, которые могли бы повредить их чести и достоинству, доброму имени (статья о диффамации). Акцент защиты был сделан на общественном интересе к разглашению подобной информации как к «общественной дезинфекции». Огласке газетой было придано подозрение в совершении сомнительных неправомерных действиях крупным акционерным предприятием. Одним из доводов защиты был об отсутствии в практике случая банкротства какого-либо банка вследствие клеветнической статьи в газете. Суд вынес оправдательный приговор.