Пятнадцатого сентября две тысячи двадцать третьего. Нефтехимический комплекс в штате Веракрус на востоке Мексики.

Нарядившись в синее экстремально облегающее платье, ни о чем не думая, красавица Алисия шагала к своему пирожку. Джек был кое-чем удручен и неприкаян. Снова глупые супергерои сорвали его планы! Ох, а ещё Джек находился в невосторге от того, что она пытается всюду лезть, даже тогда, когда её не просят! Флинн лишь хотела поддержать, снять напряжение, а в ответ огребла несколько ударов с самым несправедливым обвинением. Видно, такова участь всех влюбленных…

- Ой, извиняюсь, я не хотел тебе вмазать. Нет, вмазать-то хотел. Но только конём в твою дырку. Колотушки с секуциями должны осуждаться даже в наших отношениях…

Сам психопат пребывал не в духах, точно муху проглотил и смотрел на всё сентябрем. Один план, оказываясь негодным, живо сменялся другим, но всё было не так, совсем не так, как просила душа. Один план полнился лишними деталями, к которым Хэлван относился, скорее, отрицательно, а другой, наоборот, в противовес сложному плану был тупым и легко выполнимым. Это также гневило безумца. Казалось, золотую середину найти невозможно, какой план не придумай – в каждом будут свои недочеты. Еще эти гнусные попытки Бзик привлечь внимание к своей сраной персоне… Хэлван потихоньку уничтожал в себе сексиста, чтобы часочком не убить упрямую мартышку. Чтобы не говорило его раздражение, Алисия немало сделала для их парочки, в частности для него.

- Мы через столько прошли вдвоем. Теперь ты хочешь меня везде и всегда.

- О, да! – Джек покорно соглашался с Алисией, удовлетворяя себя и её, потакая лжи и увеличивая зло всего мира, - Ведь ты убила свою родную мать, распластала её по полу, села не неё, так чтоб не вырывалась, на морду намотала сначала тряпку, потом скотч… и ради кого, спрашивается? Ради меня, конешна ж. Ну, так, с какого хуя я не могу быть с тобой мягче хотя бы на долю процента? Из-за

меня еще никто никого не убивал…

Безумный смех лишь изредка заполнял реальное пространство. Большую часть времени Джек оставался спокойным и крайне рассудительным, хоть и не без присущей всем садистам колкой чертовщиновки. Флинн не упускала шанса, подаренного самой судьбой – лишний раз поразвеселить пирожка напоминанием о том, что происходит со всеми их недоброжелателями. Это особенно его услаждало.

- Мракана уже нет. Если понадобится, ты уничтожишь и другие города вместе с их окрестностями, населением и растительностью! Ни у кого не хватит духу пойти против тебя, потому что ни у кого нет такой смелости.

- Вообще-то есть! – поправил её Джек, - Моя мозоль, волдырь на члене…

- Но Спаун сломлен и разбит. Ему, сперва потерявшему напарника, затем родной мегаполис, еще нескоро станет не плевать на тебя, если вообще когда-нибудь станет. Теперь тебе ничто не мешает любить меня. Ты - мое самое большое богатство. Я в твоей жизни самый главный человек. Больше никто не угрожает нашей любви…

- Ох, Алисия. Ты СТОЛЬКО натерпелась! Сколько же ты натерпелась, а?! Железные нервы! И твой парень лох, если терпит все унижения про твою киску, попу и грудь... что там у тебя еще имеет дефекты? Правда жизни в том, что нормальный с тобой никогда не будет, потому что ты дура и озабоченная, нахлебавшаяся горя сполна, и только такой дурак и озабоченный, как я, нахлебавшийся сторицей, сможет стерпеть тебя.

Пискливые аналепсы падали на Бзик метеорным потоком, будто бы имели шансы её раздавить. Больные ретроспекции, возникающие спонтанно в самые неожиданные миги, ненадолго охлаждали страсти пыл и Алисия отправлялась в путешествие в прошлое – когда она была просто Алисией, только Алисией без Бзик, и горела мечтой о писательской деятельности, хотением родить цикл романов о себе самой, чтобы пропагандировать себя, грамотно затенив героиню. В то время её еще не прельщали экстремальные персоналии вроде Джека Хэлвана, в то время она и предположить не могла, что жизнь повернется к ней задом и на заду жизни окажется улыбка в ширину улыбки Чеширского Кота.

Татуировка на лице моментально лишает человека работы, особенно если в ней есть градус безумия. Татуировку на лице тяжело не заметить. Но нейтралистичный и прохладный Джек таки смог. Он увидел изменения во внешнем виде красотки только тогда, когда она уже не выдержала и сама заговорила о значении тату.

- Первая буква это твоё имя. Как тебе, а?

С просверком в заинтригованных глазах Хэлван прелюбезно, почти что ласкательно дотронулся до пульсирующего от тонны размышлений затылка верной спутницы и смахнул подоспевшую слезу указательным пальцем.

- Да всё хорошо. Но я в большом ахуе. Реально, блядь, в ебаном пиздоахуе. Ты мне всё проспойлерила, маня! Теперь я знаю, что ты пожертвуешь внешностью, и этот фильм, в котором мы официально состоим на главных ролях, не будет мне интересен во время просмотра!

Персоналии, окрещаемые психами в порожнем, бессодержательном мире, без состава, без груза, в один день начали восприниматься радикально иначе. Они были глубокими и не боялись посмотреть на жизнь без блеска, принимали реальность, мысленно её приукрашая и веселясь с собственного бреда. Так называемые нормальные люди - серые, обделенные личностной начинкой, репрезентативные, лишенные наполненности, стержня - сторонятся таких гениев, называя их уродами и фриками. Присоединившись к числу этих изгоев, отброшенных обществом, Алиса ни разу не пожалела о принятом решении, и поменялась статусами с Джеком:

теперь уже он рассеянно водил пером по бумаге, придумывая извращенные твисты, а она старательно следовала сюжету его повести и лишь изредка соавторствовала, внося коррективы. Согласно сюжету, девушка с широко открытыми глазами на мир, полностью безразличная к статусу подстилки, потихонечку разучивается удивляться жизнеповоротам, отрицает превенции, выражает апломб, проявляет чудовищные крайности, эксцессы и ненавидит себя настолько, что позволяет вытирать об себя ноги в прямом и в переносном. Также Бзик по-всячески отклоняет признанную многими теорию спорадичности, не желая покидать пост добровольной рабыни, в чем крылась своя мазохистская выгода. “Любовь, принесшая больше боли, чем радости, единственна, неповторима, прекрасна и исключительна в своём настроении, в своём ужасе и в своём горе”. Никакой другой любви Алисия не знала…

Only the present hurts, and we carry it in ourselves as if a certain abscess of sufferings, for a minute not abandoning us in an interval between two boundless strips of pure happiness.Michel Houellebecq. Humility

(Причиняет боль только настоящее, и мы носим его в себе, словно некий гнойник страданий, ни на минуту не покидающий нас в промежутке между двумя бескрайними полосами чистого счастья. Мишель Уэльбек. Покорность)

 

Парапетазма опущена, театральное представление подходит к концу!

^_^ ^_^^_^^_^ ^_^ ^_^^_^^_^^_^ ^_^^_^^_^^_^ ^_^^_^^_^^_^ ^_^^_^^_^

Big mad smile♥ ♥ Big mad smile, ♥ ♥

Big mad smile♥ ♥ Big mad smile, ♥ ♥

^_^ ^_^^_^^_^ ^_^ ^_^^_^^_^^_^ ^_^^_^^_^^_^ ^_^^_^^_^^_^ ^_^^_^^_^