Повествовательная структура «Похвалы глупости» Эразма Роттердамского

Мировую славу нидерландскому гуманизму принес Эразм Роттердамский. Это псевдоним Герта Гертсена (1466 - 1536), писавшего на латыни и бывшего одним из лучших мастеров латинской прозы эпохи Возрождения.

Эразм был гражданином мира (космополитом), он жил и учился в разных странах Европы: во Франции и Англии, Швейцарии и Германии; он был одним из лидеров общеевропейского гуманизма, а уж для немецкого - имел значение исключительное.

В 1500 г. в Париже выходит сборник Эразма «Пословицы» - книга изречений и притч древних авторов, библейских текстов, «отцов церкви».

Эту книгу дополнили сборники античных афоризмов «Параболы» и «Апофтегмата».

Основные труды зрелого Эразма следующие: сатирический шедевр «Похвала глупости», большой том диалогов на разнообразную тематику «Разговоры запросто» (другое название «Домашние беседы»), трактаты «Воспитание христианского князя», «Язык, или Об употреблении языка на благо и во вред». Необыкновенный успех имела его книга «Христианский воин».

В 1517 г. Эразм впервые осуществил издание греческого текста Нового Завета с учеными комментариями параллельно с собственным новым переводом его на латынь, значительно уточненным по сравнению с предыдущими.

Все его труды поистине бесценны, но главный успех писателя выпал на долю маленькой книжки, которую сам он считал милым пустячком. Именно этот пустячок принес ему литературное бессмертие, более того актуальность в читательских кругах на все времена. Речь идет о написанной в 1509 г. «Похвале глупости», в которой с непередаваемым юмором рассматривается общество во всех его проявлениях, вскрывается суть жизни, счастья, знания, веры.

Это одновременно художественное произведение, философский трактат, психологическая и богословская работа. Композиционно же «Похвала глупости» - строгий образец ораторского искусства, блестящая пародия на схоластику и - неожиданно для ученого латиниста - высоко поэтический текст.

Осмеяно в ней, конечно, всё - от постели до веры. Это понятно. А вывод? А вывод таков: человек двойствен - наполовину от Бога, наполовину от черта, значит и выход для него в симбиозе глупости и мудрости, чего может достичь только просветленная душа, пользующаяся по своему усмотрению телесными органами, ибо ведь ничто человеческое ей не чуждо.

1) Э. как представитель христианского гуманизма. См. билет 1.

2) Античная и народная традиция в “Похвале Глупости”. Народная традиция – это традиция книг о глупцах (нар. книга о Тиле Эйленшпигеле), карнавальные шествия дураков во главе в Князем дураков, Папой-Дураком и Дурацкой Матерью и т.д. Античная традиция – форма панегирика.

3) Образ Глупости. Основной тезис здесь – переход глупости в мудрость и наоборот. Основываясь на этом, попытайтесь понять нижеследующее.

В первой части "Похвального слова" пародоксально заострена мысль: Глупость неопровержимо доказывает свою власть над всей жизнью и над всеми ее благами. Все возрасты и все сословия, все чувства и все интересы, все формы связей между людьми и всякая достойная деятельность обязаны ей своим существованием и своими радостями. Она основа всякого процветания и счастья. И тут невольно возникает вопрос: это в шутку или всерьез? Но весь облик гуманиста Эразма, во многом как бы прототипа Пантагрюэля Рабле, исключает безрадостный взгляд на жизнь как на сцепление глупостей.

Через всю первую "философскую" часть речи проходит сатирический образ "мудреца" и характеристика этого антипода Глупости оттеняет основную мысль Эразма. Отталкивающий и дикий внешний вид, волосатая кожа, дремучая борода, облик преждевременной старости (гл. 17). Строгий, глазастый, на пороки друзей зоркий, в дружбе пасмурный, неприятный (гл. 19). На пиру угрюмо молчит и смущает неуместными вопросами. Одним своим видом портит публике всякое удовольствие. Если вмешается в разговор, напугает собеседника, не хуже, чем волк. Если надо что-либо купить или сделать - это тупой чурбан, ибо он не знает обычаев. В разладе с жизнью рождается у него ненависть ко всему окружающему (гл.25). Враг всякой чувствительности, некое мраморное подобие человека, лишенное всех людских свойств. Не то чудовище, не то привидение, не знающее ни любви, ни жалости, подобно холодному камню. От него якобы ничто не ускользает, он никогда не заблуждается, все взвешивает по правилам своей науки, все знает, всегда собой доволен, один он свободен, он - все, но лишь в собственных помышлениях. Все, что случается в жизни, он порицает, словно безумие. Не печалится о друге, ибо сам никому не друг. Вот образ совершенного мудреца! Кто не предпочтет ему последнего дурака из простонародья (гл.30)

Это законченный образ схоласта, средневекового кабинетного ученого, загримированный согласно литературной традиции этой речи - под античного мудреца - стоика. Это рассудочный педант, ригорист и доктринер, принципиальный враг человеческой природы. Но с точки зрения живой жизни его книжная обветшалая мудрость - скорее абсолютная глупость.

Все многообразие человеческих интересов не сводится к одному знанию, тем более отвлеченному, оторванному от жизни книжному знанию. И если рассудок себя противопоставляет жизни, то его формальный антипод - глупость - совпадает со всяким началом жизни. Эразмова Мория есть поэтому сама жизнь. Она синоним подлинной мудрости, не отделяющей себя от жизни, тогда как схоластическая "мудрость" - синоним подлинной глупости.

Мория первой части - это сама Природа, которой нет нужды доказывать свою правоту "крокодиллитами, соритами, рогатыми силлогизмами и прочими диалектическими хитросплетениями" (гл.19). Желанию быть счастливыми люди обязаны любовью, дружбой, миром в семье и обществе. Воинственный угрюмый "мудрец", которого посрамляет красноречивая Мория, - это в своем роде весьма развитый псевдорационализм средневековой схоластики, где рассудок, поставленный на службу вере, педантически разработал сложнейшую систему регламентации и норм поведения. Убогому рассудку схоластов противостоит Мория - новый принцип Природы, выдвинутый гуманизмом Возрождения.

У Эразма наслаждение и истинная мудрость идут рука об руку. Похвала Глупости - это похвала разуму жизни. Чувственное начало природы и мудрость разума в цельной гуманистической мысли Возрождения не противостоят друг другу. Стихийно-материалистическое чувство жизни уже преодолевает христианский аскетический дуализм схоластики.

Мория Эразма - субстанция жизни в первой части речи - благоприятна для счастья, снисходительна и "на всех смертных равно изливает свои благодеяния". Чувства, порождения Мории, страсти и волнения направляют, служат хлыстом и шпорами доблести и побуждают человека ко всякому доброму делу.

Мория, как "поразительная мудрость природы" (гл.22), - это доверие жизни к самой себе, противоположность отвлеченной мудрости схоластов, которые навязывают жизни свои предписания. Поэтому ни одно государство не приняло законы Платона, и только естественные интересы (например, жажда славы) образовали общественные учреждения.

Мория природы на самом деле оказывается истинным разумом жизни, а отвлеченный "разум" официального учения - это безрассудство, сущее безумие. Мория - это мудрость, а казенная "мудрость" - худшая форма Мории, подлинная глупость. Чувства, которые нас обманывают, если верить фолософам, приводят к разуму; практика, а не схоластические писания, - к знанию; страсти, а не стоическое бесстрастие, - к доблести. Вообще "Глупость ведет к мудрости" (гл.30). Уже в заголовке и в посвящении (где сближены Мория и "столь далекий от ее существа" Томас Мор, Глупость и гуманистическая мудрость) проявляется вся парадоксальность "Похвального слова," основанная на диалектическом взгляде автора, согласно которому все вещи сами по себе противоположны и "имеют два лица".

Вторая часть "Похвального слова" посвящена "различным видам и формам Глупости. Но легко заметить, что здесь незаметно меняется не только предмет, но и смысл, вкладываемый в понятие "глупость", характер смеха и его тенденция. Меняется разительным образом и самый тон панегирика. Глупость забывает свою роль, и, вместо того, чтобы восхвалять себя и своих слуг, она начинает негодовать на служителей Мории, возмущаться, разоблачать и бичевать "моринов". Юмор переходит в сатиру.

Предмет первой части - это "общечеловеческие состояния": различные возрасты человеческой жизни, многообразные и вечные источники наслаждения и деятельности, коренящиеся в человеческой природе. Мория там совпадала поэтому с самой Природой и была лишь условной Глупостью - глупостью с точки зрения отвлеченного рассудка. Но все имеет свою меру, и одностороннее развитие страстей, как и сухая мудрость, переходит в свою противоположность. Уже глава 34, прославляющая счастливое состояние животных, которые не знают никакой дрессировки, никаких знаний и "подчиняются одной природе",- двусмысленна. Значит ли это, что человек не должен стремиться "раздвинуть границы своего жребия", что он должен уподобиться животным? Не противоречит ли это как раз Природе, наделившей его интеллектом? Поэтому счастливое состояние, в котором пребывают дураки, юродивые и слабоумные, не убеждает нас следовать "скотскому бессмыслию" их существования (гл.35). "Похвальное слово Глупости" незаметно переходит от панегирика природе к сатире на невежество, отсталость, косность общественных нравов.

У Эразма глупость входит в состав всего живого, но в своем одностороннем "раздувании и распухании" она становится окостенелым свойством, "безумием" жизни. Глупость тогда переходит в различные маниакальные страсти: мания охотников, для которых нет большего блаженства, чем пение рогов и тявканья собак, мания алхимиков, азартных игроков (гл.39), суеверов, паломников ко святым местам (гл.40) и т.д. Здесь Мория жизни уже показывается с такими своими спутниками, как Анойя (Безумие), Мисопония (Лень), Комос (Разгул), Нигретос - Гипнос (Непробудный Сон), Трюфе (Чревоугодие) и т.д. (гл.9). И теперь мы вспоминаем, что она еще во вступлении отрекомендовалась как дочь паразитического Богатства и невежественной Юности, плод вожделения, зачатая в состоянии похмелья на пиру у богов (гл.7), вскормленная нимфами Опьянение и Невоспитанность (гл.8).

В первой части речи Мория как мудрость природы гарантировала жизни разнообразие интересов, движение и всестороннее развитие. Там она соответствовала гуманистическому идеалу "универсального" человека. Но безумствующая односторонняя глупость создает фиксированные, косные формы и виды человеческой жизни: сословие родовитых скотов, которые кичатся благородством происхождения (гл.42), или купцов - накопителей, "породу всех глупее и гаже" (гл.48), разоряющихся сутяг или наемных воинов, мечтающих разбогатеть на войне, бездарных актеров и певцов, ораторов и поэтов, грамматиков и правоведов. Филавтия, родная сестра Глупости, теперь показывает другое свое лицо. Она порождает самодовольство разных городов и народов, тщеславие тупого шовинизма и самообольщения (гл.43). Счастье лишается своего объективного основания в природе всего живого, оно уже теперь "зависит от нашего мнения о вещах... и покоится на самообмане" (гл.45). Как мания, оно уже субъективно и всяк по-своему с ума сходит, находя в этом свое счастье. Как мнимая "глупость" природы, Мория была связью всякого человеческого общества, теперь, как доподлинная глупость предрассудков, она, напротив, разлагает общество. Особенно достается в этой части церковникам.

4) Особенности смеха. Смех = народно-карнавальный смех + сатира (о сатире см. выше, она во второй части произведения). Народно-карнавальный смех – в первой. Народно-карнавальный смех направлен не на дискредитацию, а на комическое удвоение мира.

История создания и истоки романа Ф.Рабле «Гаргантюа и Пантагрюэль» и далее по Рабле вопросы.

Франсуа Рабле (1494 – 1553) – крупнейший представитель французского гуманизма. Родился в окрестностях Шинона, в семье зажиточного землевладельца и адвоката. Занимался изучением медицины, состоял 2 года на службе у Франциска 1. Поступил на службу в королевскую канцелярию, получил 2 прихода. Умер в Париже.

«Гаргантюа и Пантагрюэль». Толчком к созданию романа послужил выход в свет в 1532 г. в Лионе анонимной народной книги «Великие и неоценимые хроники о великом и огромном великане Гаргантюа». Успех книги, в которой пародировались средневековые рыцарские романы, навел Рабле на мысль использовать эту форму для передачи более глубокого содержания. В том же году он выпустил в качестве ее продолжения книгу «Страшные и ужасающие деяния и подвиги преславного Пантагрюэля, короля дипсодов, сына великого великана Гаргантюа».

Произведение это, подписанное псевдонимом Алькофрибас Назье и составившее затем вторую книгу всего романа, выдержало в короткий срок ряд изданий и вызвало несколько подделок.

В 1534 г. Рабле выпустил под тем же псевдонимом начало истории под заглавием «Повесть о преужасной жизни великого Гаргантюа, отца Пантагрюэля», которое составило первую книгу всего романа.

«Третья книга героических деяний и речений доброго Пантагрюэля» вышла в свет в 1546 г. с обозначением подлинного имени автора. Она существенно отличается от двух предыдущих книг. Сатира в третьей книге стала по необходимости более сдержанной и прикрытой.

Первая краткая редакция «Четвертой книги героических деяний и речей Пантагрюэля» (1548) носит сдержанный в идейном отношении характер.

Через 9 лет после смерти Рабле под его именем была издана книга «Звонкий остров», а еще через 2 года – полная «Пятая книга».

Источники. Помимо народной книги о великане Гаргантюа, Рабле послужила образцом богатая гротескно-сатирическая поэзия, развивавшаяся в Италии. Еще ближе к Рабле, повлиявший на него Теофило Фоленго, автор поэмы «Бальдус» (1517), которая содержала острую сатиру на нравы своего времени. Однако главным источником Рабле явились народное творчество, живая фольклорная традиция, пропитывающая весь его роман, а также произведения французской средневековой литературы. Рабле почерпнул немало мотивов и сатирических черт своего романа из фаблио, второй части «Романа о Розе», из Вийона, но еще больше – из обрядово-песенной образности, из народных повестушек, анекдотов, пословиц и прибауток своего времени. Большую помощь оказало ему знакомство с античной наукой и философией. Роман Рабле насыщен серьезными или полушуточными цитатами из них, параллелями, примерами.

Основные проблемы.

1. Проблема воспитания (Рабле зло осмеивает старую систему воспитания, всякую схоластику. Его педагогические идеи ярче всего выражены в картине воспитания Гаргантюа, у которого было 2 учителя. Первый, педант Тубал Олоферн, знал лишь один метод обучения – зубрежку. Другой учитель по имени Понократ – «власть труда» - позаботился о том, чтобы мальчик осмысленно усваивал знания.).

2. Проблема войны и мира (выразительно изображение у Рабле феодальных войн).

3. Проблема правителя.

4. Проблема народа.

Пустословие и шарлатантство схоластиков осмеиваются у Рабле во всех формах и аспектах.

Разоблачая всю низость и глупость средневековых учреждений и понятий, Рабле противопоставляет им новое, гуманистическое мировоззрение.

Рабле выдвигает принцип равномерного, гармонического развития душевных и физических свойств человека, а последнее он считает первичными. Земля, плоть, материя для него – основы всего сущего. Ключ ко всякой науке и ко всякой морали для Рабле – возвращение к природе. Реабилитация плоти – задача столь важная для Рабле, что он сознательно заостряет ее. Любовь выступает в понимании Рабле как простая физиологическая потребность.

36. 24. История создания и композиция романа Рабле «Гаргантюа и Пантагрюэль». Роль