Матильда Бим, «Как быть достойной матерью», 1959

 

Б абушка ошиблась насчет того, что утром будет лучше. Ни за что бы не поверила, что можно чувствовать себя хуже, чем вчера, но что есть, того не отнять. Я почти всю ночь не спала из-за боли в животе, а сейчас валяюсь в кровати и стону, пока бабушка суетится, измеряя мою температуру и ежечасно принося какие-то порошки.

Пич тоже намного хуже. Мы пишем друг другу сообщения, не вставая с наших постелей, и желаем владельцу забегаловки с сомнительными шашлыками зла. Если конкретнее: чтобы он подавился одним из своих чертовых шашлыков.

Ненавижу плохое самочувствие. Когда тебе плохо, то приходится лежать. А когда ты лежишь, то нет отвлекающих факторов, и все, о чем так не хотелось думать, начинает пробуждаться и выплывать наружу. Взрослея, я никогда не болела. Просто потому, что когда есть болеющая мать, за которой нужно приглядывать, на свои недуги времени нет.

Я пытаюсь отвлечься, выйдя в Интернет. Открываю приложение «Фейсбук», чтобы посмотреть, поинтересовался ли хоть кто-нибудь тем, куда я пропала, как я или чем занимаюсь. Но сообщений или постов, обращенных ко мне, нет, только запрос в друзья от Пич Кармайкл, который я принимаю. Перехожу к новостям. Вот статус от Бетти из Дидсбери — она планирует вечеринку по случаю дня рождения Генри. И, ох, несколько фото от Эми Кипласс — их новые покрашенные плинтуса. Я листаю новости дальше и вижу, что Саммер несколько раз обновляла статус, оставляя пассивно-агрессивные узконаправленные сообщения.

 

Саммер Спенсер

Наглость некоторых людей поражает. #злюсь

Саммер Спенсер

Ты отдаешь и отдаешь, а некоторые люди только берут. Я вынесла урок. #идудальше #озарение

Саммер Спенсер

Думаю, определенные люди получат то, чего заслуживают.

Карма — сучка, народ. #безсожалений #переменчиваякарма #котенокмой

 

Сердито закатывая глаза, я выхожу из «Фейсбука» и лезу в «Гугл», куда лениво вбиваю запрос «Лео Фрост». Я немного напугана произошедшим прошлым вечером. Лео был лучше, вопреки моим ожиданиям. Да весь вечер был неожиданно приятным. Да, в целом он позер — он был снобом на презентации «Пчеловода», и я слышала его сексистские выражения на ретро-ярмарке, — но момент с поэзией и то, что он не повел себя как придурок, когда меня тошнило, его стычка с отцом и тот великолепный набросок… Я, как бы сказать, не ненавидела его.

«Гугл» выдает несколько статей о Лео Фросте, вундеркинде рекламы, его подъеме на вершину под руководством влиятельного и безжалостного Руфуса Фроста и о том, что он получил номинацию на премию лондонской рекламной ассоциации — благодаря чему стал самым молодым номинантом на эту премию. Я уже прочитала все это, изучая его несколько дней назад, потому миную эти статьи и просматриваю бесчисленные сайты со слухами, которые регулярно ловят Лео в крутых барах, на модных вечерах и во время отдыха со знаменитостями. Я переключаюсь на картинки «Гугл». Среди них есть фото его рекламных рисунков — пустых и холодных работ для рекламы машин, гольф-клубов, пива и прочих мужских штук, — но основную массу составляют снимки папарацци, на которых Лео запечатлен с моделями в его объятиях. О, а вот он с Валентиной. Они уходят из клуба, она целует его в щеку, а он высокомерно лыбится в камеру.

Судя по тому, как на фото изогнуты его губы, его Купидон летает чуть выше и ухмыляется… Прошлой ночью он был совсем другим.

Может, у него есть злой близнец.

Может, и нет — это же не «Любовь и тайны Сансет Бич»[48].

Запутавшаяся, я захожу в телефонную книгу и набираю номер Валентины.

Она отвечает после трех гудков.

— Джесс? Это ты?

— Я. — Я сажусь в кровати, поправляю подушку за спиной и делаю глоток воды.

— Джесс, моя ясная сладость, как ты там? Как продвигается мой любимый проект? Я так взволнована.

— Эм, думаю, все хорошо… Вообще-то, я звоню, потому что вчера мы с Лео сходили на первое свидание.

— Подожди, я на ланче, здесь шумно, давай, я выйду.

Я слышу ее извинения перед тем, с кем у нее встреча, а потом цокот каблуков по деревянному полу.

— Я здесь. Продолжай. Рассказывай. Как прошло? Он гребаный террорист, да? Такой очаровательный. И такой придурок.

— В общем, потому я и звоню, Валентина. Лео Фрост, несомненно, недостойный болван, тут и думать нечего, но он не был, ну, не был полным придурком. Он был совсем не таким, как я ждала…

— Он очаровал тебя роскошным ужином и дорогими винами, верно? Вручал экстравагантные подарки? Экзотические цветы? Шоколад ручной работы «Артизан»? Говорил, что твое лицо слаще нектара? Очень легко попасться на эти уловки, но…

— Эм, нет, в том-то и дело. Он не сделал ничего из перечисленного. Он не повел меня на ужин. Казалось, будто он хотел, но потом передумал и отвел меня на поэтический вечер. В какую-то маленькую кофейню.

На том конце телефона лишь тишина.

— Поэзия? Боже.

— И я о том же, понимаешь?

— Хм-м-м. — Я слышу, как она длинным ногтем стучит по трубке. — Когда мы виделись, он никогда не говорил о поэзии. Он, само собой, пытался затащить тебя в постель?

— Эм, нет. Фу. Но я источала энергетические волны «не такой девушки», как велела бабушка.

— Господи… Должно быть, он пробует новые стратегии. Наверное, все дело в этом. Лео — акула, и что касается женщин, то единственное, чего он хочет — это затащить их в койку, а потом, когда станет скучно или когда он почувствует давление, бессердечно бросить. Должно быть, он меняет стиль… Любопытно. Не теряй головы, милая, наивная Джессика. У тебя должно быть превосходство над ним. Следуй бабушкиным советам и помни, с кем имеешь дело. Держи меня в курсе дела, хорошо? Мне нужно возвращаться на ланч, но скоро еще пообщаемся, и, Джессика, помни… Лео Фросту нельзя верить.

Она говорит так, словно я иду на войну. Ого. Бедная Валентина. Он и правда сделал ей больно.

Я прощаюсь и нажимаю на кнопку завершения вызова.

Лео Фрост. Художник. Мыслитель. Человек. Нельзя верить.

То есть, все было игрой? Он думал, что таким я хочу его видеть и потому вел себя подобным образом? Чтобы просто затащить в постель? Похоже на то, что с ним делаю я…

Я вспоминаю, как Лео аккуратно снимал шарф с моей шеи, как придерживал мои волосы. Вообще весь вечер и его сентиментальность. Как он советовал закрыть глаза и просто «выплеснуть все» перед моим выходом на сцену. И ведь я так, черт подери, и поступила.

Ох, он хорош. Он охренительно хорош.

Ближе к пяти часам я чувствую улучшение и, судя по сообщениям, Пич тоже. Бабушка носится из моей комнаты в комнату Пич и обратно, чтобы принести нам воды и успокоить банальностями. Я же между забегами в туалет и накатывающей жалостью к себе смотрю на айфоне шоу «Вас сняли»[49].

Когда раздается очередной стук в дверь, я думаю, что это бабушка принесла очередной порошок для восстановления жидкостного баланса, но ошибаюсь. Это Джейми. Он вплывает в комнату, а за ним следует мальчик в футбольной форме с логотипом «Лидс Юнайтед» и с футбольным мячом в руке. За ними вбегает бабушка, чтобы как можно скорее измерить мою температуру в миллиардный раз.

— Джессика, дорогая, хирургическое отделение по субботам не работает, потому я взяла на себя смелость позвонить доктору Куреши. К несчастью, его не было, потому здесь доктор Абернати… — произносит она его имя, сморщив нос, но ее можно понять, ведь она видела его шары. — Он согласился взглянуть на вас с Пич, чтобы отмести серьезные опасения. Наверное, гм, следует ее предоставить вам, доктор Абернати.

Ее подбородок начинает легко подрагивать, и бабушка стремительно вылетает из комнаты.

Господи.

— Эм… привет, — здороваюсь я, вздыхая. — Я в порядке, правда. Прости, что она позвонила тебе, мы всего-то сутки тому назад съели несвежий шашлык, вот и все. Она слишком волнуется.

Мальчишка подбегает к двери балкона и глядит в окно на большой парк напротив Бонэм Сквер.

— Ого-го, отсюда столько видно! — кричит он восторженно.

— Это Чарли, мой племянник, — усмехается Джейми горделиво.

Ох, да. Он говорил о том, что к нему на выходные приедет погостить племянник.

— Я показывал ему клинику, когда Старая Леди, ой, миссис Бим позвонила и сказала, что тебе нездоровится. Поздоровайся с Джесс, Чарли.

— Здравствуйте, Джесс, — произносит Чарли смущенно, отступая от балкона, чтобы получше рассмотреть меня во всей моей тошнотворной красоте. — За какую команду вы болеете?

— Ой, хм. Ну, не знаю… — Я смотрю на его футболку. — «Лидс Юнайтед?»

Правильный ответ. Чарли вскидывает кулак в воздух, а Джейми смеется моей находчивости.

— О, круто, кот! — Чарли несется к креслу, где рядом с куклой Фелисити расслабленно лежит Мистер Беддинг. Чарли опускается на колени на ковер и в свою крохотную руку бережно берет лапу Мистера Белдинга.

— Играй с котом аккуратно, Чарли, — просит Джейми, легко картавя. — Я только проверю Джессику, чтобы мы могли помочь ей.

Чарли серьезно кивает.

— Да все в порядке, честно. — Я закатываю глаза. — Тебе не нужно…

Джейми садится на кровать рядом со мной и затыкает меня, запихивая градусник мне в рот. Он берет стетоскоп, висящий у него на шее, и проскальзывает холодным металлом под ночнушку. Это странно.

— Ладно, пульс чуть выше нормы, но не слабый, так что ты, вероятно, не обезвожена.

Он достает градусник и изучает его.

— Жара нет.

Легким толчком в плечо он вынуждает меня лечь и кладет свою ладонь на мой живот, вызывая приятные ощущения. В голове всплывает картина последнего раза, когда его рука была в той области. И я уношусь в еще более сладостное воспоминание.

— Как дела со стулом? — спрашивает Джейми бодро.

И я рухнула обратно на землю.

— Уходи! — я сажусь и отталкиваю его. — Я в норме. Сказала же — это был шашлык и слишком много пива.

Он смеется, рукой проводит по щетине и поднимается.

— Хорошо, ты и правда в порядке. Как ты и сказала, обычное пищевое отравление. Пей много жидкости, ладно? И пока не перестанешь блевать, ешь только сухие хлебцы.

Я качаю головой.

— Милая терминология, док. Хорошо. Поняла. Предписание получено.

Джейми наклоняется ко мне и целует в щеку.

— Отстань. — Я верчусь на месте, отпихивая его. — Я противная.

— Поправляйся. Скоро увидимся… тайно, — шепчет он, многозначительно ухмыляясь. Затем продолжает нормальным голосом: — Вперед, Чарли. Наш следующий пациент ждет.

Чарли быстро встает с пола, пугает Мистера Белдинга, кот начинает царапать воздух и сталкивает Фелисити с кресла на пол, отчего ее фарфоровое лицо с грохотом разлетается на три острых осколка. Из-за шума Чарли разражается рыданиями. Очень громкими.

Я взволнованно спрыгиваю с кровати. Джейми торопится к Чарли.

— Ого, смотри под ноги, приятель! — предупреждает он, поднимая ребенка на руки и глядя на него с нежностью, и от этого взгляда у меня по шее бегут мурашки.

— Мне жаль, — меняясь в лице, говорит Джейми, когда Чарли наконец успокаивается: после долгих объятий и утешений. — Дети, сама понимаешь.

Нет, не понимаю.

— Ой, да не беспокойся ты об этом. — Я легкомысленно отмахиваюсь, выталкивая его и устраивая взбешенного Мистера Белдинга на коленях. — Я приберусь здесь. Тебе нужно осмотреть Пич. Спасибо, что пришел. Это совсем не неловко.

Джейми колеблется, стоя у двери, и беспокойно смотрит на разбитую куклу.

— Иди! Все в порядке. Это просто кукла! — успокаиваю я его, пожимая плечом. — Правда, она не такая уж и важная.

Ох, но она важная. По всей вероятности, она безумно важная. Обнаружив разбитую Фелисити на полу, бабушка сама едва не падает там же. Мне казалось, я видела ее в чудовищнейшем раздрае, но я ошибалась. Такого я не видела.

— Блин, я все уберу, хорошо? — Я стремительно отползаю обратно к кровати в ужасе. — Я просто, ну, знаешь, подожду нового всплеска энергии. Нет! Не плачь! Это был самый настоящий несчастный случай.

Бабушка берет фигурку куклы в руки, прижимает ее к груди и вопит. Она даже не заметила, что я сказала «блин».

Твою мать.

— Мы купим новую, — пытаюсь я достучаться. — Я заплачу за нее. Ее привезут сегодня же.

Бабушка медленно садится на кресло. Она несколько раз рвано вдыхает.

— Новых нет, — бормочет она, аккуратно поправляя передник Фелисити.

— Я уверена, они продаются в «Аргос»[50], — говорю я бодро. В «Аргос» всегда продается подобное барахло. — Я посмотрю, хочешь? — Я хватаю телефон с края стола и открываю браузер.

— Ты не понимаешь. Это была кукла Роуз.

— Что? — Я роняю телефон на одеяло. Это мамины куклы? Я знала, что она была не в себе, но… фарфоровые куклы?

— Все эти куклы — ее, — шмыгает бабушка, указывая на кучу жутких фарфоровых кукол, расставленных по всей комнате. — Мы с Джеком дарили ей по кукле на каждый ее день рождения, включая самый первый. Эта — последняя, ее мы подарили перед тем, как…

Бабушка ударяется в слезы.

— Перед чем?

— Перед тем, как она ушла. А теперь куклы нет. Сломана, и ее не починить. Я никогда не смогу все исправить.

Я взглядом сканирую комнату, считая кукол. Включая Фелисити, здесь двадцать пять штук. По одной в год на протяжении двадцати пяти лет.

Маме было двадцать пять, когда она забеременела мной.

Это не может быть совпадением. Твою мать, это я была причиной, почему она ушла от Матильды и Джека?

Не думаю, что хочу знать ответ. Копание в прошлом не заканчивается добром. Но мне вдруг становится невыносимо любопытно.

— Эм, почему… почему мама ушла? — спрашиваю я мягко, ощущая, будто по голове ползут мурашки. Я сжимаю кулаки и игнорирую это ощущение. — Я к тому, что она никогда не говорила о своей жизни здесь, о тебе или дедушке Джеке. Это было… — Мой голос непривычно сдавленный. Я сглатываю. — Это из-за меня? По моей вине она ушла? Потому что, ну, понимаешь, она была беременна мной.

Мы с бабушкой встречаемся взглядами, и она моргает так часто, будто мгновение тому назад не помнила о моем присутствии в комнате. Она резко вдыхает, снимает очки и яростно вытирает слезы вышитым платком.

— Естественно, нет, Джессика, — говорит она, быстро стуча пальцем по носу, и пытается казаться оживленной. — Твоя мама ушла из дома, потому что она… хотела быть независимой. Ты там ни при чем, дорогая. Совсем ни при чем. Даже не думай так.

Я хмурюсь. Не хочу давить на нее, да и не хочу, чтобы она снова расплакалась, но… что-то не сходится.

— Но… если она ушла из дома, потому что хотела быть независимой, то почему вы не общались? Почему мы познакомились только сейчас? Почему…

Бабушка перебивает меня резким вздохом.

— Боже мой, это Пич? Она… Она звала меня?

Я тру лицо. И ничего не слышу.

— Да. Точно, так и есть, я слышу Пич. — Бабушка поднимает осколки Фелисити и прижимает их к груди. — Должно быть, ей очень плохо. Мне нужно сходить и проверить ее прямо сейчас.

— Стой…

Бабушка игнорирует меня и стремительно вылетает из комнаты. Она кричит на весь коридор:

— Отдыхай, дорогая. У нас впереди плотная неделя. Дел навалом!

Если раньше я не была уверена, что бабушка скрывает что-то о маме, то сейчас готова дать руку на отсечение.

И я выясню, в чем дело.

 

Дневник Роуз

Июня 1985

 

Мама пригласила Пембертонов заглянуть на возобновление клятв в субботу. Я знаю, что она намеревается расхвалить меня, как какую-то призовую корову на распродаже — даже дала мне пару перчаток, которые сама носила на каком-то бестолковом дебюте сотню лет назад. Перчатки летом. Господи. Я даже не могу выйти из себя, ведь она так ждет этот вечер, а я не хочу портить ей настроение. Между мной и Найджелом никогда ничего не будет. Я пыталась сказать ей об этом миллион раз, но она настаивает, чтобы я дала Найджелу шанс, ведь он «безупречный джентльмен», а любовь с первого взгляда — просто глупость. Ну, я-то знаю, что не глупость, ведь я полюбила Тома с первого мгновения, как увидела его, и у него так же. Я сердцем чувствую, что нам суждено быть вместе. И именно потому я пригласила его на возобновление клятв в качестве гостя. Все происходит раньше, чем мне хотелось бы, но у меня нет выбора. Полагаю, это самый простой сценарий его знакомства с моими родителями. На таком важном вечере они не станут устраивать сцену. Они будут достаточно вежливы, чтобы встретить его как подобает. Том нервничает, храни его Господь. Я хотела ему сказать, что для переживаний нет причин, но это была бы ложь. Я тоже нервничаю.

 

Глава двадцать четвертая

 

Мужчине необходимо чувствовать, что он может поделиться со своей подругой самыми сокровенными мыслями и желаниями. Продемонстрируйте ваше участие, расположив джентльмена к разговору о нем. Будьте внимательны к его эмоциональным потребностям, и он увидит в вас великолепнейшую спутницу жизни быстрее, чем вы произнесете «бриллиантовое кольцо».