Фейербах. «История философии»

Фейербах. «История философии»

 

Заслуга критической философии состоит в том, что она с самого начала рассматривала историю философии с философской точки зрения, видя в ней не перечень всевозможных, к тому же в большинстве случаев странных, даже смехотворных, мнений, а делая критерием ее содержания «разумный философский смысл».

История философии не является историей случайных субъективных мыслей, то есть историей отдельных мнений. Если скользить по ее поверхности, то она, кажется, сама дает нам основание для подобного предложения, не предоставляя ничего кроме смены различных систем, в то время как истина едина и неизменна. Однако истина не является единой в смысле абстрактного единства, то есть она не простая мысль, которой противостоит различие; она является духом, жизнью, самоопределяющим и различающим единством, то есть конкретной идеей. Различие систем имеет свое основание в самой идее истины; история философии является не чем иным, как временной экспозицией различных определений, которые вместе составляют содержание самой истины. Истинная объективная категория, в которой она должна рассматриваться, есть идея развития. Она является сама по себе разумным, необходимым процессом, непрерывно продолжающимся актом познания истины; различные философские системы есть понятия, определяемые идеей, необходимые образы ее: необходимые не но внешнем смысле, когда основателя какой-либо системы побуждают идеи его предшественников, и таким образом, одна система обусловливается другой, необходимы в наивысшем смысле, когда мысль, составляющая принцип системы, выражает определение абсолютной идеи, самое истину, существенную реальность, которая поэтому в ряде развития должна была само по себе появиться в качестве самостоятельной философской системы. История философии поэтому имеет дело не с прошедшим, а с настоящим, сегодня еще живущим. С каждой философской системой исчезает не сам принцип, а только то, чем этот принцип стремится быть: абсолютным определением, целым определением абсолютного. Более поздняя и более содержательная философская система всегда содержит в себе самые существенные определения принципов предшествующих систем.

Изучение истории философии является поэтому изучением самой философии. Кто ее по-настоящему поймет и отдифференцирует от формы преходящего и внешних условий истории, тот увидит саму абсолютную идею, как она развивается внутри самой себя, в элементе чистого мышления.

Маркс. По хрестоматии.

Главный недостаток всего предшествующего материализма — включая и фейербаховский — в том, что предмет, действительность, чувственность берется только в форме объекта, или в форме созерцания, а не как человеческая чувственная дея­тельность, практика, не субъективно.

Материалистическое учение о том, что люди суть продукты обстоятельств и воспитания, что, следовательно, изменившиеся люди суть продукты иных обстоятельств и измененного воспита­ния, — это учение забывает, что обстоятельства изменяются именно людьми и что воспитатель сам должен быть воспитан. Оно неизбежно поэтому приходит к тому, что делит общество на две части, одна из которых возвышается над обществом (например, у Роберта Оуэна). Совпадение изменения обстоятельств и человеческой дея­тельности может рассматриваться и быть рационально понято только как революционная практика.

Общественная жизнь является по существу практической.Все мистерии, которые уводят теорию в мистицизм, находят свое рациональное разрешение в человеческой практике и в понимании этой практики. Самое большое, чего достигает созерцательный материа­лизм, т. е. материализм, который понимает чувственность не как практическую деятельность, это — созерцание им отдельных ин­дивидов в «гражданском обществе».

Люди никоим образом не начинают с того, что «стоят в этом теоре­тическом отношении к предметам внешнего мира»... Они начинают с того, чтобы не «стоять» в каком-нибудь отношении, а активно действовать, овладевать при помощи действия известными пред­метами внешнего мира.

Человек есть существо, не только в том смысле, что и практически, и теоретически он делает своим предметом род — как свой собственный, так и прочих вещей, но и в этом смысле — и это есть лишь другое выражение того же самого, — что он относится к самому себе, как к существу универсальному и потому свободному.

Родовая жизнь у человека, так и животного физически состоит в том, что человек (как и животное) живет неорганической природой, и чем универсальнее человек по сравнению с животным, тем универсальнее сфера той неорганической природы, которой он живет. Подобно тому, как в теоретическом отношении растения, животные, камни, воздух, свет и т. д. являются частью человеческого сознания, отчасти в качестве объектов естествознания, отчасти в качестве объектов искусства, является его духовной неорганической природой, духовной пищей, которую он предварительно должен приготовить, чтобы ее можно было вкусить и переварить, — так и в практическом отношении они составляют часть человеческой жизни и человеческой деятельности. Физически человек живет только этими продуктами природы, будь то в форме пищи, отопления, одежды, жилища и т. д.

Практически универсальность человека проявляется именно в той универсальности, которая всю природу превращает в его неорганическое тело, поскольку она служит, во-первых, непосредственным жизненным средством для человека, и во-вторых, материей, предметом и оружием его жизнедеятельности. Природа есть неорганическое тело человека, а именно — природа в той мере, в какой сама она не есть человеческое тело. Человек живет природой. Это значит, что природа есть его тело, с которым человек должен оставаться в процессе постоянного общения, чтобы не умереть. Что физическая и духовная жизнь человека неразрывно связана с природой, означает не что иное, как то, что природа неразрывно связана с самой собой, ибо человек есть часть природы.

Отчужденный труд человека, отчуждал от него 1) природу, 2) его самого, его собственную деятельную функцию, его жизнедеятельность, тем самым отчуждает от человека род: он превращает для человека родовую жизнь в средство для поддержания индивидуальной жизни. Во-первых, он отчуждает родовую жизнь и индивидуальную жизнь, а во-вторых, делает индивидуальную жизнь, взятую в ее абстрактной форме, целью родовой жизни, тоже в ее абстрактной и отчужденной форме. Дело в том, что, во-первых, сам труд, сама жизнедеятельность, сама производственная жизнь оказывается для человека лишь средством для удовлетворения одной его потребности, потребности в сохранении его физического существования. А производственная жизнь и есть родовая жизнь. Это есть жизнь, порождающая жизнь. В характере жизнедеятельности заключается весь характер данного вида, его родовой характер, а свободная сознательная деятельность как раз и составляет родовой характер человека. Сама жизнь оказывается лишь средством к жизни.

Животное непосредственно тождественно своей жизнедеятельности. Оно не отличает себя от своей жизнедеятельности. Оно есть эта жизнедеятельность. Человек же делает свою жизнедеятельность предметом своей воли и своего сознания... Его жизнедеятельность — сознательная. Это не есть такая определенность, с которой он непосредственно сливается воедино. Сознательная жизнедеятельность непосредственно отличает человека от животной жизнедеятельности. Именно лишь в силу этого он есть родовое существо. Или можно сказать еще так: он есть сознательное существо, т. е. собственная жизнь является для него предметом именно лишь потому, что он есть родовое существо. Только в силу этого его жизнедеятельность есть свободная деятельность. Отчужденный труд переворачивает эти отношения таким образом, что человек именно потому, что он есть существо сознательное, превращает свою жизнедеятельность, свою сущность только лишь в средство для поддержания своего существования.

 

Фрейд. «Я и оно»

«Сознание и бессознательное»

«Разделение психики на сознательное и бессознательное является основной предпосылкой психоанализа…». Фрейд говорит, что «сознательное» - это не «суть» психики, а ее «качество». Далее он полемизирует с теми философами, для которых идея психики «настолько непонятна, что она кажется им абсурдной».

Такой психический элемент, как, например, представление, обычно не осознается длительно. Состояние осознательности быстро проходит, но при определенных условиях представление может снова вернуться в сознание. Фрейд называет это неосознанное состояние представления «латентным», т.е. скрытым, и говорит, что термин «бессознательное» правильно описывает данное состояние. Психолог говорит, что к понятию о бессознательном он пришел путем обработки опыта. Он открыл, что «есть сильные психические процессы или представления…, которые для психической жизни могут иметь все те последствия, что и прочие представления…, но они сами не осознаются». Далее Фрейд объясняет, что осознанию этих представлений препятствует некая сила, и их неосознанное состояние он называет «вытеснением», а силу, которая привела к вытеснению – «сопротивлением».

Бессознательного по Фрейду 2 вида – «латентное, но способное к осознанию, и вытесненное – само по себе и без дальнейшего не способное для осознания». В связи с этим психолог вводит три термина – сознательное (СЗ), предсознательное (ПСЗ) и бессознательное (БСЗ). Но при этом он делает оговорку, что «эти подразделения недостаточны и практически неудовлетворительны». Фрейд называет «связную организацию психических процессов в личности… – «Я» личности». К «Я» прикреплено сознание, «оно владеет подступами …к разрядке раздражений во внешний мир». От «Я» исходят вытеснения, с помощью которых «известные психические стремления должны быть исключены не только из сознания, но и из других видов значимости и действительности».

«Я» и «Оно»

«Все наше знание связано с сознанием. Ведь и БСЗ мы можем узнать только путем того, что делаем его сознательным». Но «что значит «сделать что-то сознательным?» - задается вопросом Фрейд.

Сознание, говорит Фрейд, - это поверхность психического аппарата. «Сознание – это все восприятия, приходящие извне (чувственные восприятия), и изнутри – то, что мы называем ощущениями и чувствами». Но куда отнести мыслительные процессы? «Они протекают где-то в глубине аппарата в виде смещений психической энергии по пути к действию».

Далее Фрейд объясняет различие между БСЗ и ПСЗ. «Первое происходит на каком-то материале, остающимся неизвестным», а у последнего «добавляется соединение с словесными представлениями». Эти словесные представления – остатки воспоминаний и они могут быть снова осознаны. Система ПСЗ имеет чувственное происхождение, т.к. «остатки слов происходят, в основном, от акустических восприятий».

«В то время, как отношение внешнего восприятия к «Я» совершенно явно, отношение внутреннего восприятия к «Я» требует особого исследования». Внутренние восприятие – это процессы из различных и самых глубоких слоев психического аппарата. Фрейд делает вывод, «что и ощущения и чувства делаются сознательными только тогда, когда прибывают в систему В (воспринимающую)». При посредстве словесных представлений внутренние мыслительные процессы становятся восприятиями.

Далее Фрейд приступает к выработке представления о «Я». «Я» исходит из В как своего ядра и затем охватывает ПСЗ, опирающееся на остатки воспоминаний. «Я» тоже бессознательно. «Все остальное психическое, в котором оно себя продолжает и которое проявляется как БСЗ» Фрейд называет вслед за Г. Гроддеком «Оно». «Теперь индивид для нас – психическое «Оно», неузнанное и бессознательное, на котором поверхностно покоится «Я», развитое из системы В как ядра». Далее Фрейд изображает этого индивида графически и комментирует: “«Я» стремится применить на деле влияние внешнего мира и его намерений и старается принцип наслаждения, неограниченно царящий в «Оно», заменить принципом реальности. Восприятие для «Я» играет ту роль, какую в «Оно» занимаеи инстинкт. «Я» репрезентирует то, что можно назвать рассудком и осмотрительностью. «Оно», напротив, содержит страсти”.

Фрейд сравнивает «Оно» с конем, а «Я» - с всадником, «который должен обуздать превосходящего его по силе коня», и этот всадник «ведет коня туда, куда конь хочет». То есть «Я» превращает волю «Оно» в действие, как будто бы это была его собственная воля.

Психолог выдвигает тезис, что «в «Я» не только самое глубокое, но и самое высокое может быть бессознательным». Он объясняет это тем, что «даже тонкая и трудная интеллектуальная работа, обычно, требующая напряженного размышления, может совершаться и бессознательно – не доходя до сознания», а также «есть лица, у которых самокритика и совесть, т.е. психическая работа с безусловно высокой оценкой, являются бессознательными».

«Я» и «Сверх-Я»

Фрейд вводит понятие «идентификации», т.е. восстановления потерянного объекта. За возникновением «Идеала Я» «кроется первая и самая значительная идентификация индивида, а именно – идентификация с отцом личного правремени». «Идеал Я» возникает в результате вытеснения Эдипова комплекса. «По гибели Эдипова комплекса четыре содержащиеся в нем стремления сложатся таким образом, что из них получится идентификация с отцом и идентификация с матерью». «Отношение «Сверх-Я» к «Я» не исчерпывается напоминанием – таким (как отец) ты должен быть, но включает и запрет: таким (как отец) ты не имеешь права быть, ты не можешь делать все, что делает он, на многое только он имеет право». «Сверх-Я» сохранит характер отца и «будет позже царить над «Я» как совесть, может быть, как бессознательное чувство вины». Таким образом, «Сверх-Я» возникает в результате длительной детской беспомощности и наличия Эдипова комплекса. “«Сверх-Я» отображает самые значительные черты развития индивида и развития вида, и, кроме того, создает устойчивое выражение влияния родителей, т.е. увековечивает те моменты, которым оно само обязано своим происхождением».

Далее Фрейд дает ответ тем, кто упрекал психоанализ в том, «что он не озабочен высоким, моральным, сверхличным в человеке». Он говорит, что высшее существо в человеке – это «Сверх-Я» - «репрезентация нашего отношения к родителям. Мы знали эти высшие существа, мы ими восхищались и их боялись, а позднее восприняли их в себя».

«В то время, как «Я», в основном, является представителем внешнего мира, реальности, «Сверх-Я» противостоит ему как поверенный внутреннего мира, мира «Оно»….конфликты между «Я» и идеалом будут, в конечном итоге, отражать противоположность реального и психического, внешнего мира и мира внутреннего».

«Идеал Я», вследствие истории своего образования, имеет самую обширную связь с филогенетическим приобретением, - архаическим наследием отдельного человека. То, что в отдельной психической жизни было самым глубоким, становится путем создания идеала наивысшим в человеческой душе».

В «Идеале Я» содержится потенциал, из которого возникли все религии. «Суждение о собственной недостаточности при сравнении «Я» с его идеалом вызывает смиренное религиозное ощущение, на который ссылается исполненный страстью томления верующий». “«Напряжение между требованиями совести и достижениями «Я» ощущается как чувство вины. Социальные чувства основываются на идентификации себя с другими на почве одинакового «Идеала Я»”.

Два вида первичных позывов

Фрейд выделяет два вида первичных позывов – Эрос (сексуальные инстинкты) и инстинкт смерти. Эрос более заметен и доступен для изучения. «Этот вид охватывает не только непосредственный безудержный сексуальный первичный позыв и исходящие от него целепрегражденные и сублимированные движения первичного позыва, но и инстинкт самосохранения». Задача же инстинкта смерти – «приводить все органически живущее к состоянию безжизненности», представителем его является садизм. «Оба первичных позыва проявляют себя в строжайшем смысле консервативно, стремясь к восстановлению состояния, нарушенного возникновением жизни».

Фрейд утверждает, что «оба первичных позыва соединяются, смешиваются и сплавляются друг с другом» и что «это происходит регулярно и в значительных масштабах». «Как на противоположность между обоими видами первичных позывов, мы можем указать на полярность любви и ненависти». «С самого начала имеется амбивалентная установка, и превращение совершается путем реактивного смещения нагрузки объекта, причем у эротического чувства отнимается энергия и передается энергии враждебной». Гомосексуализм психолог тоже объясняет этой амбивалентностью: «Враждебная установка не имеет шансов на удовлетворение, поэтому…она сменяется любовной установкой, представляющий больший шанс на удовлетворение, т.е. на возможность разрядки».

Фрейд выдвигает предположение, что «в психической жизни…существует способная к смещению энергия, сама по себе индифферентная, которая может примкнуть к …эротическому или разрушительному импульсу и его повысить». Психолог предполагает, что эта энергия «имеет источником запас нарцистического либидо, т.е. представляет собой десексуализированный Эрос. Это «способное к смещению либидо работает на пользу принципа наслаждения, для избежания заторов и облегчения разгрузок».

«Если эта энергия смещения является десексуализированным либидо, то ее можно назвать и сублимированной, так как она все еще придерживалась бы главной цели Эроса – соединять и связывать, служа установлению того единства, которым – или стремлением к которому – отличается «Я». Если мыслительные процессы в более широком смысле мы включим в эти смещения, то, конечно, и мыслительная работа совершается путем сублимации эротической энергии».

Зависимости «Я»

“«Я» по большей части образуется из идентификаций, сменяющих растворенные нагрузки «Оно»;…первые из этих идентификаций регулярно проявляют в «Я» как особая инстанция, противопоставляют себя «Я» как «Сверх-Я», в то время как окрепшее «Я» позднее может проявлять больше устойчивости против таких влияний идентификации.” «Сверх-Я», говорит Фрейд, имеет «способность противоставлять себя «Я» и преодолевать его». “Как ребенок был принужден слушаться своих родителей, так и «Я» подчиняется категорическому императиву своего «Сверх-Я»”.

“«Сверх-Я» всегда близко к «Оно» и может в отношении «Я» быть его представителем. Оно глубоко погружается в «Оно» и поэтому больше отдалено от сознания, нежели «Я»”. Фрейд приводит примеры из клинической практики, подтверждающие его теорию. Он говорит, что пациенты, которым дают надежду на улучшение состояния, выглядят недовольными и их состояние ухудшается вместо того, чтобы улучшаться.

Психолог объясняет это явление следующим образом: «у таких лиц преобладает не воля к выздоровлению, а потребность болезни», и видит причину этого «в чувстве вины, которое находит удовлетворение в болезни и не хочет отрешиться от наказания в виде страданий». Но пациент при этом чувствует себя не виноватым, а больным. «Это чувство вины проявляется лишь в виде трудно редуцируемого сопротивления собственному исцелению». Фрейд утверждает, что повышение бессознательного чувства вины может сделать человека преступником. «У многих…преступников можно доказать наличие огромного чувства вины, которое имелось еще до преступления, являясь, следовательно, не его следствием, а его побуждением, как если бы возможность соединить это бессознательное чувство вины с чем-то реальным и актуальным ощущалось как облегчение».

Фрейд задается вопросом: «Как это происходит, что «Сверх-Я», в основном, проявляет себя как чувство вины…и при этом развивает по отношению к «Я» такую исключительную жестокость и строгость?» Психолог полагает, что в «Сверх-Я» господствует «чистая культура инстинкта смерти». «Опасные инстинкты смерти лечат в индивиде различным образом; частично обезвреженные смешением с эротическими компонентами, частично в виде агрессии отвлеченные наружу, они, конечно, большею частью беспрепятственно продолжают свою внутреннюю работу».

Фрейд обобщает функции «Я»: «в силу его отношения к системе восприятий оно устанавливает последовательность психических процессов и подвергает их проверке на реальность. Путем включения мыслительных процессов оно достигает задержки моторных разрядок и владеет доступами к подвижности. Овладение последним, правда, больше формальное, чем фактическое – по отношению к действию «Я» занимает, примерно, позицию конституционного монарха, без санкции которого ничто не может стать законом, но который все же сильно поразмыслит, прежде чем наложить свое вето на предложение парламента. «Я» обогащается при всяком жизненном опыте извне; но «Оно» является его другим внешним миром, который «Я» стремится себе подчинить. «Я» отнимает у «Оно» либидо, превращает объектные загрузки «Оно» в образования «Я». С помощью «Сверх-Я», «Я» неясным еще для нас образом черпает из накопившегося в «Оно» опыта древности».

Самой интересной зависимостью «Я», считает Фрейд, является зависимость от «Сверх-Я». «Высшее существо, ставшее «Идеалом Я», когда-то угрожало кастрацией, и эта кастрация, вероятно, является тем ядром, вокруг которого откладывается страх совести; кастрация именно то, что продолжает себя как страх совести».

Далее Фрейд обосновывает страх смерти, он считает, что «механизм страха смерти может состоять только в том, что «Я» в значительной степени освобождается от своей нарцистической загрузки либидо, т.е. отказывается от самого себя точно так, как обычно в случае страха отказывается от другого объекта. Мне думается, что страх смерти развертывается между «Я» и «Сверх-Я».

В заключении Фрейд утверждает, что в «Оно» «борются Эрос и инстинкт смерти», а «Я» «находится под властью немых, но мощных инстинктов смерти, которые стремятся к покою и по указаниям принципа наслаждения хотят заставить замолчать нарушителя этого спокойствия – Эроса».

 

Карл Юнг. Архетипы.

Юнг предположил, что душа состоит из трёх компонентов: эго, личного бессознательного и коллективного бессознательного. Согласно Юнгу, эго представляет собой сознание, а личное бессознательное содержит воспоминания, в том числе те, что были подавлены. Коллективное бессознательное — компонент уникальный; Юнг считал, что эта часть души служит формой психологического наследования. Она содержит все знания и опыт, которые присущи нам всем как биологическому виду.

Юнг высказал гипотезу о том, что коллективное бессознательное состоит из мощных первичных психических образов, так называемых архетипов (буквально, “первичных моделей”). Архетипы — врожденные идеи или воспоминания, которые предрасполагают людей воспринимать, переживать и реагировать на события определенным образом. В действительности, это не воспоминания или образы как таковые, а скорее, именно предрасполагающие факторы, под влиянием которых люди реализуют в своем поведении универсальные модели восприятия, мышления и действия в ответ на какой-либо объект или событие. Врожденной здесь является именно тенденция реагировать эмоционально, когнитивно и поведенчески на конкретные ситуации — например, при неожиданном столкновении с родителями, любимым человеком, незнакомцем, со змеей или смертью.

В ряду множества архетипов, описанных Юнгом, стоят мать, ребенок, герой, мудрец, божество Солнца, плут, Бог и смерть. Юнг полагал, что каждый архетип связан с тенденцией выражать определенного типа чувства и мысли в отношении соответствующего объекта или ситуации. Например, в восприятии ребенком своей матери присутствуют аспекты ее актуальных характеристик, окрашенные неосознаваемыми представлениями о таких архетипических материнских атрибутах, как воспитание, плодородии и зависимость.

Далее, Юнг предполагал, что архетипические образы и идеи часто отражаются в сновидениях, а также нередко встречаются в культуре в виде символов, используемых в живописи, литературе, религии. В особенности он подчеркивал, что символы, характерные для разных культур, часто обнаруживают поразительное сходство, потому что они восходят к общим для всего человечества архетипам. Например, во многих культурах ему встречались изображения мандалы, являющиеся символическими воплощениями единства и целостности “Я”. Юнг считал, что понимание архетипических символов помогает ему в анализе сновидений пациента.

Количество архетипов в коллективном бессознательном может быть неограниченным. Однако особое внимание в теоретической системе Юнга уделяется персоне, аниме и анимусу, тени и самости.

Персона

Персона (от латинского слова “persona”, обозначающего “маска”) — это наше публичное лицо, то есть то, как мы проявляем себя в отношениях с другими людьми. Персона обозначает множество ролей, которые мы проигрываем в соответствии с социальными требованиями. В понимании Юнга, персона служит цели производить впечатление на других или утаивать от других свою истинную сущность. Персона как архетип необходима нам, чтобы ладить с другими людьми в повседневной жизни. Однако Юнг предупреждал о том, что если этот архетип приобретает большое значение, то человек может стать не глубоким, поверхностным, сведенным до одной только роли и отчужденным от истинного эмоционального опыта.

Тень

В противоположность той роли, которую играет в нашем приспособлении к окружающему миру персона, архетип тень представляет подавленную темную, дурную и животную сторону личности. Тень содержит наши социально неприемлемые сексуальные и агрессивные импульсы, аморальные мысли и страсти. Но у тени имеются и положительные стороны. Юнг рассматривал тень как источник жизненной силы, спонтанности и творческого начала в жизни индивидуума. Согласно Юнгу, функция этого состоит в том, чтобы направлять в нужное русло энергию тени, обуздывать пагубную сторону нашей натуры до такой степени, чтобы мы могли жить в гармонии с другими, но в тоже время открыто выражать свои импульсы и наслаждаться здоровой и творческой жизнью.

Анима и Анимус

В архетипах анимы и анимуса выражение признание Юнгом врожденной андрогинной природы людей. Анима представляет собой внутренний образ женщины в мужчине, его бессознательную женскую сторону; в то время как анимус — внутренний образ мужчины в женщине, её бессознательная мужская сторона. Эти архетипы основаны, по крайней мере частично, на том биологическом факте, что в организме мужчины и женщины, вырабатываются и мужские, и женские гормоны. Этот архетип, как считал Юнг, эволюционировал на протяжении многих веков в коллективном бессознательном как результат опыта взаимодействия с противоположным полом. Многие мужчины, до некоторой степени, “феминизировались” в результате многолетней совместной жизни с женщинами, а для женщин является верным обратное. Юнг настаивал на том, что анима и анимус, как и все другие архетипы, должны быть выражены гармонично, не нарушая общего баланса, чтобы не тормозилось развитие личности в направлении самореализации. Иными словами, мужчина должен выражать свои феминные качества наряду с маскулинными, а женщина должна проявлять свои маскулинные качества, так же, как и феминные. Если же эти необходимые атрибуты остаются неразвитыми, результатом явится односторонний рост и функционирование личности.

Самость

Самость — наиболее важный архетип в теории Юнга. Самость представляет собой сердцевину личности, вокруг которой организованны все другие элементы.

Когда достигнута интеграция всех аспектов души, человек ощущает единство, гармонию и целостность. Таким образом, в понимании Юнга развитие самости — это главная цель человеческой жизни. Основным символом архетипа самости является мандала и её многочисленные разновидности (абстрактный круг, нимб святого, окно-розетка). По Юнгу, целостность и единство “Я”, символически выраженные в завершенности фигур, вроде мандалы, можно обнаружить в снах, фантазиях, мифах, в религиозном и мистическом опыте. Юнг полагал, что религия является великой силой, содействующей стремлению человека к целостности и полноте. В то же время, гармонизация всех частей души — сложный процесс. Истинной уравновешенности личностных структур, как считал он, достичь невозможно, по меньшей мере, к этому можно прийти не ранее среднего возраста. Более того, архетип Самости не реализуется до тех пор, пока не наступит интеграция и гармония всех аспектов души, сознательных и бессознательных. Поэтому достижение зрелого “Я” требует постоянства, настойчивости, интеллекта и большого жизненного опыта.

Фейербах. «История философии»

 

Заслуга критической философии состоит в том, что она с самого начала рассматривала историю философии с философской точки зрения, видя в ней не перечень всевозможных, к тому же в большинстве случаев странных, даже смехотворных, мнений, а делая критерием ее содержания «разумный философский смысл».

История философии не является историей случайных субъективных мыслей, то есть историей отдельных мнений. Если скользить по ее поверхности, то она, кажется, сама дает нам основание для подобного предложения, не предоставляя ничего кроме смены различных систем, в то время как истина едина и неизменна. Однако истина не является единой в смысле абстрактного единства, то есть она не простая мысль, которой противостоит различие; она является духом, жизнью, самоопределяющим и различающим единством, то есть конкретной идеей. Различие систем имеет свое основание в самой идее истины; история философии является не чем иным, как временной экспозицией различных определений, которые вместе составляют содержание самой истины. Истинная объективная категория, в которой она должна рассматриваться, есть идея развития. Она является сама по себе разумным, необходимым процессом, непрерывно продолжающимся актом познания истины; различные философские системы есть понятия, определяемые идеей, необходимые образы ее: необходимые не но внешнем смысле, когда основателя какой-либо системы побуждают идеи его предшественников, и таким образом, одна система обусловливается другой, необходимы в наивысшем смысле, когда мысль, составляющая принцип системы, выражает определение абсолютной идеи, самое истину, существенную реальность, которая поэтому в ряде развития должна была само по себе появиться в качестве самостоятельной философской системы. История философии поэтому имеет дело не с прошедшим, а с настоящим, сегодня еще живущим. С каждой философской системой исчезает не сам принцип, а только то, чем этот принцип стремится быть: абсолютным определением, целым определением абсолютного. Более поздняя и более содержательная философская система всегда содержит в себе самые существенные определения принципов предшествующих систем.

Изучение истории философии является поэтому изучением самой философии. Кто ее по-настоящему поймет и отдифференцирует от формы преходящего и внешних условий истории, тот увидит саму абсолютную идею, как она развивается внутри самой себя, в элементе чистого мышления.