Надежно защищенные преступники

В 2007 году издательство «Глагол» выпустило книгу в прошлом известного советского, но уже несколько десятилетий живущего в Париже писателя Анатолия Гладилина. Название весьма красноречиво: «Жулики, добро пожаловать в Париж!» Процитируем несколько фрагментов, не нуждающихся в комментариях. «На вечерней парижской улочке я вижу, как потрошат салон роскошного „Мерседеса“. На шухере стоит черный качок с мрачным выражением лица, рядом интеллигентный негр с седыми висками, который ласково улыбается редким прохожим. А в салоне шурует 8–летний шоколадный мальчишка… Вот вам пример профессионализма с хорошим французским юмором, а главное, со стопроцентной гарантией безопасности. Ведь если прибежит хозяин „Мерседеса“, то получит по роже от качка. Редкие прохожие, оценив обстановку, ответят улыбкой седовласому интеллигенту. Ну, а если вдруг появится полиция, то ей придется иметь дело лишь с 8–летним мальчиком… А что поимеешь с 8–летнего ребенка? Он заметил, что дверь машины открыта и забрался в нее поиграть. Все? Все. Своего адреса, естественно, ребенок не помнит, но может добраться домой сам. И полицейский, вздохнув, угощает ребенка конфетой и говорит, чтоб тот, возвращаясь домой, переходил улицу только на зеленый светофор».

«По французскому либеральному законодательству, — продолжает автор, — дети до 13 лет вообще не подсудны. Если на парижской улице двухметровый громила вырывает у вас сумочку и пинает ногой в живот, причем среди бела дня, то он делает это не потому, что такой смелый, а потому, что знает: он ничем не рискует, ему семнадцать с половиной лет, и в худшем случае после сотого привода в полицейский участок ему дадут три месяца условно. В газетах такого громилу будут ласково именовать „ребенок“. Полная уголовная ответственность во Франции начинается с 18–летнего возраста. В марте 2002 года в газетах проскользнуло сообщение, что в Нантере арестован 18–летний юноша, который терроризировал этот парижский пригород в течение трех лет. Он вырывал у пожилых людей сумки и кошельки, а если старушка упорствовала, то он ее избивал. Полиции были прекрасно известны его подвиги, но она перестала его арестовывать. Какой смысл? Приведут „ребеночка“ в участок — и в тот же день после душеспасительной беседы судья выпускает его на свободу. И вот только в марте, когда милый мальчик достиг совершеннолетия, его арестовали, начали расследование и выяснили, что на совести у шалуна 500(!) ограблений и избиений. Он их совершал от четырех до семи в день. Думаю, что такая регулярность и работоспособность даже взрослому матерому преступнику не по силам».

«Бедные детки» не всегда ограничиваются избиениями и ограблениями. Люди, усвоившие правила новой, ювенальной, жизни, зная об этом, предпочитают не связываться с ними ни при каких обстоятельствах. Ну, а те, кто еще живут прежними, устаревшими понятиями, могут жестоко за это поплатиться.

Юбилейные показатели (в 2009 году французской ювенальной юстиции стукнуло 60 лет) впечатляют. Дважды за последние годы в Париже разражались многодневные подростковые бунты. Причем, ювенальные суды выпускали на свободу даже тех «ребятишек», которые были захвачены на месте преступления. С 2002 года женская подростковая преступность выросла во Франции на 140 %. В драке на автомобильной станции в Шелле, например, участвовало около 100(!) девчонок в возрасте от 14 до 17 лет. В ход шли ножи, гвоздодеры, палки и баллончики с газом.

Не лучше обстоят дела и в Англии. Банды из девочек — подростков, по сообщениям МВД Великобритании, отличаются особым садизмом. Криминальный возраст в результате усилий правозащитников сейчас снизился с 16 до 14 лет. Полиция сообщает, что в женской банде из Брикстона состоят даже 10–летние девочки. В городе Селби одна такая банда покалечила 72–летнюю пенсионерку, сделавшую девочке замечание. Бедняга жила еще старыми представлениями и плохо изучала права детей. Или, может, по старости выжила из ума? Разве нормальный человек посмеет нынче делать малолеткам замечания? Кто как хочет, так себя и ведет. Права ребенка надежно защищены.

Обнадеживают и результаты работы правозащитников в английских школах. По данным статистики, издевательства там происходят все чаще. Опрос, в котором приняли участие 8,5 тысяч детей, показал, что семеро детей из десяти подвергались нападкам со стороны агрессивных товарищей.

Канцлер Германии Ангела Меркель предложила ужесточить наказания для малолетних преступников. Возникает вопрос: как она отважилась на такое безумное предложение? А просто дела очень плохи: 43 % преступлений в Германии совершается лицами моложе 21 года. То есть, по немецким меркам, несовершеннолетними. Причем волна молодежной преступности продолжает нарастать.

Интересно, что ужесточила наказания для малолетних преступников даже прозападная Грузия. Еще в 2008 году парламент страны утвердил в третьем чтении законопроект, предусматривавший снижение возраста уголовной ответственности с 14 до 12 лет. Законодатели, которым, видно, ювенальные политтехнологи не успели задурить голову, справедливо сочли, что это будет содействовать сокращению уровня подростковой преступности. Права ребенка — это, конечно, хорошо, но когда приходится воевать по указке тех же западных хозяев, нельзя допускать разгула преступности, ослабляющего страну. И западные хозяева, обратите внимание, в данном случае закрывают глаза на такие, казалось бы, вопиющие нарушения прав «детей в конфликте с законом».

В России тоже есть люди, которые понимают, чем грозит разгул молодежной преступности. В мае 2007 года депутаты Алтайского края рассматривали вопрос об ужесточении наказаний для несовершеннолетних преступников. После бунтов в колониях были оглашены страшные цифры: до 50 % всех преступлений в среде несовершеннолетних — это тяжкие и особо тяжкие. Причем в последние годы эти преступления поражают еще и какой-то особой изощренной жестокостью, садистской изобретательностью.

Так, в 2007 году на одном из сочинских сайтов был объявлен оригинальный конкурс с премией в 3 тысячи долларов. Победителем должен был считаться тот, кто представит трехчасовую видеозапись садистской расправы над человеком. Только чтобы кровь была реальная, никакого клюквенного сока!

Призерами чуть было не стали восьмиклассницы из школы № 22 Приморско-Ахтарска, что на Кубани. Вдохновленные сценарным планом 18–летнего Димы Бычкова, они приволокли за волосы свою сверстницу, по имени Рита, на стадион, расположенный неподалеку от школы, и в течение двух с лишним часов избивали ее перед объективами камер. В результате, кроме сотрясения мозга и опасных для органов гематом, девочки получила закрытый компрессионный перелом позвоночника со смещением дисков. Правда, вожделенную премию получить не удалось: не дотянул «творческий коллектив» до трех часов. И не потому, что «рука бойца колоть устала», а просто кто-то помешал. Но уже в тот же день восьмиминутный клип оказался в Интернете. А еще журналистке Ирине Давыдовой, которая написала об этом чудовищном случае в статье «Денег и зрелищ», школьники показывали минутный клип. В нем Риту и ее подружку Иру, пришедшую к ней на помощь, уже не только избивали, а и лихо убивали под бодрый рэповский мотивчик. Компьютерные технологии позволяют сейчас «подредактировать» документальную съемку, усугубив ее содержание. Убийство — это же круче, чем избиение! Соответственно, и смотреться будет с б о льшим интересом.

Вторую историю хочется не пересказать, а процитировать. «Новые известия» от 6 февраля 2008 года: «В городе Кольчугино Владимирской области на Вечном огне пьяные подростки сожгли человека. Несмотря на попытки местных властей замалчивать этот факт, скандал выплыл наружу, сообщает РЕН-ТВ. Вечером 1 января Алексей Денисов возвращался из гостей домой. Проходя мимо городского Вечного огня, он сделал замечание группе пьяных подростков, развлекавшихся прямо на воинском мемориале. Тут же началась драка, силы оказались неравны — четверо против одного. После того как защитник Вечного огня уже не мог сопротивляться, его ограбили и стали в буквальном смысле поджаривать на Вечном огне, держа за руки и за ноги.

Ольга Денисова, мать Алексея Денисова, сообщила, что „шанса не было. Они его уничтожали наверняка“. Тетя погибшего Марина Сторожкова рассказала: „Потом они его подняли за руки и положили на звезду лицом, и руки у него получились, как будто он лежал и обнимал звезду“.

Трагедия произошла в самом центре Кольчугино — напротив городского суда и в 50 метрах от здания местной администрации. Центр города уже превратился в неконтролируемый криминальный очаг, сообщает телекомпания… Сегодня семья Денисовых не только скорбит на могиле своего сына, внука и племянника, но и экстренно, под проценты, берет денежный кредит. На оплату услуг юриста нужно 70 тысяч рублей. Бесплатный полагается только обвиняемым. Женщины боятся, что подонков признают „невменяемыми“, а сроки заключения будут оскорбительно малыми».

Спустя полтора года родственники зверски замученного человека могли бы уже не хлопотать и не занимать такие огромные деньги на юристов. Летом 2009 года было торжественно объявлено, что в Кольчугино открылся ювенальный суд. А ювеналы, как известно, против «репрессивного подхода». Так что теперь, боимся, в городке, центр которого «уже давно превратился в неконтролируемый криминальный очаг», юные преступники почувствуют себя полновластными хозяевами жизни.

Жертвы прав не имут

В Приморско-Ахтарске, по крайней мере, произошло именно так. Ювенального суда там, правда, пока еще нет, но регион этот ювенально-пилотный. О чем журналистке, писавшей про девочек — конкурсанток, видимо, было неизвестно. В противном случае она бы вряд ли так недоумевала по поводу мягкости наказания. «Малолетним садисткам», как назвала их автор статьи, дали пять и семь лет условно. Не удивил бы ее, знай она о ЮЮ, и тот факт, что заказчики садистского избиения в деле не фигурировали. И то, что общественность не была допущена в зал суда. Обе эти детали типичны для ювенальных процессов. Первая потому, что отсутствие «заказа», а значит, злого умысла, снижает тяжесть преступления. А вторая — закрытость процесса — подается ювенальщиками как одно из средств защиты детей (то бишь несовершеннолетних преступников): дескать, присутствие посторонних может травмировать хрупкую детскую психику. Хотя в данном случае, как и во многих других, ссылка на хрупкость детской психики, по меньшей мере, неуместна. Юные преступницы нисколько не испугались судимости. «Из зала суда, — пишет Давыдова, — выходили героинями». И, никого не боясь, снова угрожали расправой своей недавней жертве.

На самом деле закрытость подобных процессов позволяет без всяких помех — ни со стороны родственников потерпевших, ни со стороны прессы и общественности — творить беззаконие. Все это весьма характерно для тоталитарных систем, каковой — на Западе об этом говорят все громче — и является ювенальная юстиция. Характерной особенностью этого образчика тоталитаризма является выгораживание преступников, а не защита жертв.

Причем, обратите внимание, это происходит даже в тех случаях, когда жертвы тоже дети! И их права, уж если рассуждать в категориях защиты прав ребенка, надо отстаивать с повышенным рвением. Но ничего подобного в системе ЮЮ не наблюдается.

Взять хотя бы все тот же случай в Приморско-Ахтарске. Там ведь была не одна жертва, а две. На помощь Рите прибежала ее подруга восьмиклассница Ира. И ее тоже зверски избили. За компанию. Но судебный процесс был выстроен таким образом, что она проходила по делу не как потерпевшая, а как свидетельница. И про побои, естественно, речь не шла. «Для защиты своих интересов им (Ире и ее маме. — И.М., Т.Ш.) было предложено обратиться в суд в порядке частного обвинения по факту нанесения свидетельнице… легких телесных повреждений. Дескать, подшутили над Ирой», — пишет корреспондент.

Типичный пример ювенального отношения к несовершеннолетним преступникам и жертве приведен в уже упомянутой нами книге Гладилина. «В провинциальном городке, — пишет он, — молодежная банда угоняла машины. 15–летний мальчик сказал своему отцу, что знает имена тех, кто украл у них машину. Отец, законопослушный француз, решил, что об этом надо официально заявить в полицию, и явился с сыном в участок. Там все записали, поблагодарили свидетелей, а потом вызвали в участок юных угонщиков, сообщили им, что на них поступило заявление, погрозили им пальцем и… отпустили.

Что сделали 17–летние детишки? Почувствовав безнаказанность, они подкараулили парнишку и зарезали его. Причем резали долго и зверски. На трупе (теперь уже не 15–летний мальчик, а труп!) насчитали четырнадцать колотых ран.

Сегодня об этом страшном происшествии написано во всех газетах, кричит радио и телевидение. Завтра успокоятся и забудут. Наказали ли полицейских? Нет, ибо полиция поступила политкорректно, ведь убийцы не виноваты, виноваты семья, школа, общество. Вот если бы угонщиков сразу арестовали, то пресса не забыла бы и продолжала крик. Ведь нынче какая главная тема во французских СМИ? Плохо живется преступникам во французских тюрьмах! Тюрьмы переполнены».

Переполнены? Неужели? А как же невиданные успехи по снижению преступности, которые нам обещает гуманное отношение к «лицам в конфликте с законом»?

«Причем тут несовершеннолетние? — возразят нам несгибаемые ювеналы. — Тюрьмы переполнены взрослыми уголовниками. А по детям совсем другая статистика».

По детям статистика, может, и более оптимистичная. Даже наверняка. Но у них, у детей, есть такое загадочное свойство: они взрослеют. И те из них, на чьи «шалости» закрывал глаза ювенальный суд, повзрослев, предстают перед судом для взрослых преступников (как «шалун» из гладилинской книги, на счету у которого к 18 годам было 500 тяжких «проказ»). И, соответственно, переполняют тюрьмы. Так что эта переполненность свидетельствует отнюдь не в пользу ювенального гуманизма. Просто расхлебывать его последствия приходится сотрудникам других ведомств. Ну, и, конечно, пострадавшим. Если тюрьмы переполнены — значит, и жертв полным — полно.