Нерождённый. Жизнь и учение мастера дзэн Банкэя. — КиберПедия 

Историки об Елизавете Петровне: Елизавета попала между двумя встречными культурными течениями, воспитывалась среди новых европейских веяний и преданий...

Биохимия спиртового брожения: Основу технологии получения пива составляет спиртовое брожение, - при котором сахар превращается...

Нерождённый. Жизнь и учение мастера дзэн Банкэя.

2017-06-25 176
Нерождённый. Жизнь и учение мастера дзэн Банкэя. 0.00 из 5.00 0 оценок
Заказать работу

 

Дзэнский мастер Банкэй Ётаку ( 1622 1693 ) жил в период расцвета японской культуры при Токугава. При жизни он запрещал своим ученикам записывать его изречения. Но каким-то образом до наших дней всё же дошло его учение, дзэн Нерождённого.

Нерождённое присуще нам всем, нужно только уметь пребывать в нём, жить в нём. И тогда, возможно, уже не нужны становятся ни коаны, ни мондо, — тогда испытываешь пробуждение.

Мы надеемся, что читатели, интересующиеся дзэн, по достоинству оценят эту книгу, тем более что настоящее издание представляет собой наиболее полный на сегодняшний день сборник произведений Банкэя.

 

« Дзэн Нерождённого ( сознания будды Банкэя ( 1622-1693 ) ознаменовал собой новый и один из наиболее значительных со времён Бодхидхармы этап развития дзэнской мысли. Дзэн Нерождённого действительно является одним из самых оригинальных достижений за всю историю этой традиции. Несомненно и то, что Банкэй должен считаться одним из величайших мастеров дзэн, которых Япония когда-либо являла миру.

Д. Т. Судзуки

 

СОДЕРЖАНИЕ

 


Предисловие к русскому изданию 5

Предисловие 9

Биография Банкэя 13

Беседы о Дхарме мастера дзэн Банкэя 37

Проповеди в храме Рюмондзи 37

Ответы вопрошающим 61

Проповеди в храме Хосиндзи 79

Записи бесед и высказываний мастера дзэн Банкэя 100

Из диалогов Банкэя 121

Дзэйго. Необязательные слова 125

Введение 125

Предисловие Сандо Тидзё 126

Необязательные слова 127


Предисловие к русскому изданию

Перед читателем новая книга, посвящённая, пожалуй, самому знаменитому и широко известному на Западе и в России направлению буддизма японскому дзэн ( исходное китайское название чань ). При всём обилии книг о дзэн, заполнивших книжный российский рынок в последнее десятилетие, это издание заслуживает особого внимания, поскольку, может быть, впервые, она посвящена не дзэн « вообще », а конкретному дзэнскому наставнику японскому мастеру Банкэю Ётаку ( 1622 1693 ), жившему в период расцвета японской культуры эпохи Токугава ( 1603 1868 ).

Прежде чем сказать несколько слов о самом Банкэе, следует кратко охарактеризовать особенности дзэн / чань, как весьма специфического направления буддизма, вызывающего пристальное внимание людей иного времени, чем патриархи этой школы и совершенно иной культуры современных читателей Западной Европы, Америки и России.

Её основателем считается индийский проповедник Бодхидхарма, который прибыл в Китай в первой половине 6 в. Позднейшая чаньская традиция, правда, утверждает, что Бодхидхарма был уже 28-м патриархом дхьяны ( санскритское слово, обозначающее созерцание или медитацию; его сокращённой китайской транскрипцией и является китайское слово чань, произносимое японцами как дзэн ) в Индии, а первым патриархом был ученик самого Будды Махакашьяпа, получивший прямую передачу пробужденного сознания от Будды Шакьямуни. Эта легенда была призвана возвести чаньскую традицию к самому историческому основателю буддизма Главное положение учения чань — « особая передача пробужденного сознания от сердца / ума учителя к сердцу / уму ученика без опоры на письменные знаки ». Что это означает? Это означает, что просветлённый учитель может определёнными средствами как бы транслировать своё состояние сознания ученику, наложив на него « печать сердца » ( кит. синь инь ). Переживший этот опыт ученик закрепляет полученное от учителя пробуждение посредством созерцательной практики. Поэтому чань претендует на то, что в его рамках осуществляется непрерывная линия непосредственной передачи просветления. Идеал чань вглядывание в свою собственную природу, чтобы стать Буддой, видение своего истинного врождённого лица, которое существовало прежде, чем « родились наши родители » — видение нашей собственной природы, которая есть не что иное, как природа будды, совершенная и безусловная реальность. Чтобы нагляднее подчеркнуть, что никакого Будды вне нашего сознания нет, что просветлённое сознание и есть Будда, чаньские монахи иногда даже демонстративно уничтожали священные изображения и тексты, хотя уже в 11 12 веках в чань утверждается монастырская традиция, предполагающая строжайшую дисциплину и жёсткую организацию. И тем не менее все чаньские / дзэнские монахи всегда помнили высказывание Линьцзи ( Риндзая ) И-сюаня: « Встретил Будду убей Будду! Встретил патриарха убей патриарха В этой парадоксальной форме Линьцзи выразил мысль о том, что всякая авторитарность, любые, пусть даже самые возвышенные формы идолопоклонства и догматизма препятствуют просветлению, мешают усмотреть в нас самих того « внутреннего человека без статуса », который и есть истинный Будда.

Со времени знаменитого Шестого Патриарха Хуэй-нэна ( ум. 712 ) в чань / дзэн утвердилось учение о мгновенном, или внезапном пробуждении, которое могло быть вызвано специфическими приёмами. Самый знаменитый из них гунъань ( яп. коан ). Это некий парадокс, абсурдный для обыденного рассудка, который, став объектом созерцания, как бы стимулирует пробуждение. К коанам близки диалоги ( вэньда, мондо ) и самовопрошание ( хуатоу ). Классический коан: « Известно, как звучит хлопок одной ладони. А каков звук хлопка одной ладони ?», « Каково было твоё лицо, прежде чем родились твои родители Коан, моделирующий парадоксальную ситуацию: « Вы висите над пропастью со связанными руками и ногами, держась зубами за ветку дерева. И вот подходит учитель и спрашивает: « Зачем Бодхидхарма пришёл с Запада И ему необходимо ответить ». Хуатоу: « Вы повторяете имя Будды. Спросите себя: « Кто есть тот, кто повторяет имя Будды ?»«.

Именно в чань / дзэн психологическая сущность религии и исходная значимость религиозного опыта и непосредственного переживания реальности, как она есть в качестве основы религии экзистенциального и антропологического феномена выявляется в наиболее чистом и незамутненном виде. Это поиск истины ( собственной изначально пробужденной природы ) без преднахождения и пребывание в истине без заранее заданных традицией и культурой « параметров » этой истины; мы не знаем, какова она, и не можем описать её иначе чем при помощи эксцентрического поступка ( указав пальцем на луну, или сорвав цветок сливы, или ударив себя палкой по голове ), но мы можем открыть её в себе и непосредственно пережить её присутствие, решив при этом все свои проблемы и ответив на все свои вопросы ( а точнее, поняв неподлинность всех проблем всех вопросов, и сняв их в этом понимании ). Не догматы преднаходят для нас истину, но мы сами открываем её своим духовным усилием, воплощённым в духовном делании. Возможно, что кто-то захочет описать, формализовать, выразить в терминах своей культуры и догматизировать свой опыт бытия и тогда возникнет новое учение или ещё одна религиозная секта. Но дзэн в его строгих классических формах категорически отвергает этот путь.

Таким образом, дзэн ставил своей целью помочь каждому человеку осознать свою собственную изначальную природу как природу будды. Особенно далеко в этом направлении пошёл великий чаньский учитель Мацзу Дао-и, которому принадлежит знаменитая максима: « Ум обычного человека есть ум Будды; речь обычного человека есть речь Дао ». Мацзу учил, что мы не должны стремиться стать Буддой, ибо каждый из нас уже здесь и теперь есть Будда; мы не должны стремиться реализовывать в себе природу будды, ибо она и так уже здесь и теперь, в нашем Dasein, как сказал бы Хайдеггер, есть наша собственная природа. И продолжателем линии Мацзу Дао-и, подлинным наследником его духа был великий японский дзэнский наставник Банкэй Ётаку.

Чань ( в японском произношении дзэн ) пришёл в Японию на рубеже 12 13 веков и сразу же занял господствующее положение в мире японского буддизма, особенно в среде нового служилого военного дворянства самураев, которые даже начали использовать дзэнские методы психотехники в своей подготовке для укрепления боевого духа и безмятежного бесстрастия перед лицом смерти. В начале 17 в ., после установления в объединённой после смут и междоусобиц Японии режима сёгунов ( военных правителей ) из рода Токугава, дзэн утратил своё положение официально покровительствуемой сёгунским правительством религии; пальма первенства перешла к конфуцианству, точнее, к одной его ветви так называемому чжусианству ( по имени его основателя знаменитого китайского философа Чжу Си, 1130 1200 ). Но тем не менее дзэн сохранил своё исключительное влияние на культуру Японии, которое вполне легко видно и в хайку Басё, и в эстетике чайной церемонии. Более того, можно сказать, что весь культурный подъём Японии конца 17 первой половины 18 веков прошёл под знаком дзэн. И ярчайшим представителем, точнее, родоначальником дзэн новой эпохи был именно Банкэй Ётаку, или просто Банкэй.

Главное в самобытном дзэн Банкэя образ Нерождённого ( кит. бу шэн; яп. фусё ). Нерождённое паша собственная природа, она же природа будды. Раз она не рождена, значит, она и бессмертна, ибо то, что не рождается, то и не гибнет. По мысли Банкэя, нам нет нужды что-то делать с Нерождённым, например, реализовывать его или обретать его. Надо лишь прочувствовать его здесь-и-теперь присутствие, то, что оно ближе к нам, чем мы сами. Залогом этой близости Нерождённого является самое обычное непосредственное чувственное восприятие. Вот в тишине закаркала ворона или залаяла собака, и каждый из нас сразу же и непосредственно знает, что это именно ворона или собака. Это знание есть проявление одинаково присущего всем нам Нерождённого. Поэтому не нужны ни коаны, ни мондо надо просто пребывать в Нерождённом, жить им и жить в нём. Переживание глубокой интимности Нерождённою как непрестанного присутствия нашей собственной природы и есть просветление, или пробуждение.

Надо отметить, что при всей своей самобытной целомудренной свежести дзэн Банкэя не является чем-то из ряда вон выходящим в буддийской традиции. Достаточно вспомнить об индийских йогинах-махасиддхах великих совершенных ») с их учением о сахаджа сорождённом, под которым понималась наша собственная природа, сорождённая нам с безначальных времён ( лексическое различие нерождённого и сорождённого не должна смущать ) или о тибетской практике Дзог-чэн ( называемой иногда « тибетским дзэн »), нацеленной на постижение природы сознания, как непрерывного присутствия. Но это никоим образом не умаляет заслуг Банкэя: во-первых, соответствие его учения другим вершинам буддийского духовного делания только свидетельствует как о подлинно буддийском духе « жизни в Нерождённом », так и о пиковом, высшем характере опыта Нерождённого в контексте буддийской духовности. Во-вторых, мало кому из буддийских наставников всех времён и народов удавалось говорить о Нерождённом с той силой простоты и интимности, которые присущи гению Банкэя.

Но здесь пора умолкнуть. Пусть говорит сам Банкэй.

Евгений Торчинов

Предисловие

 

« Дзэн появился в Японии во время правления в Китае династии Южная Сун ( 1127 1279 ). Догэн ( 1200 1251 ) приступил к распространению своей версии дзэн, которая, несмотря на то, что её стали называть Сото ( кит. Цао-дун ), фактически является оригинальным японским дзэн Догэна, который возник и развивался на основе его главного произведения — « Сёбо гэндзо ». Школа Риндзай, также появившаяся в тринадцатом веке, принесла с собой систему и традиции южносунской школы Линьцзи. Помимо этого она не разработала каких-либо собственных дзэнских положений, которые были бы достойны упоминания. Далее, когда мы переходим к периоду Токугава ( 1603 1867 ), мы видим в коанах дзэн Хакуина ( 1685 1768 ) новую ступень развития методов и техник практики дзэн, а также, в определённом смысле этого слова, систематизацию дзэнской мысли. Но как бы то ни было, незадолго до Хакуина появился Банкэй ( 1622 1693 ). Его « дзэн Нерождённого [ сознания будды ознаменовал собой новый и один из наиболее значительных со времён Бодхидхармы этап развития дзэнской мысли. Дзэн Нерождённого действительно является одним из самых оригинальных достижений за всю историю этой традиции. Несомненно и то, что Банкэй должен считаться одним из величайших дзэнских мастеров, которых Япония когда-либо являла миру ».

( Д. Т. Судзуки. « Исследования по истории развития дзэнской мысли: дзэн Банкэя ».)

 

Дзэнский монах Банкэй Ётаку ( 1622 1693 ) не оставил после себя никаких записей, разъясняющих суть своего учения дзэн, и при жизни он отдавал строгие приказы, никому не позволяющие низводить его учение до уровня письменных знаков. Но тем не менее записи были сделаны, так как его последователи были не в силах вынести мысль о том, что слова и деяния их мастера могут остаться незаписанными. Поэтому, несмотря на то, что было утеряно много больше, чем было доверено бумаге, мы должны быть благодарны им за те записи, которые они донесли до нас, ибо это единственный наш источник сведений о дзэн Нерождённого.

Настоящее описание жизни и учения Банкэя открывается очерком, прослеживающим течение его жизни и религиозной деятельности. Он основывается на материалах, собранных его учениками, и на тех упоминаниях, которые сам Банкэй делает в своих проповедях. Введение представляет определённый интерес в качестве духовной биографии Банкэя и предназначено для того, чтобы дать читателям представление об обстоятельствах, обусловивших возникновение его уникального стиля дзэн.

Следующую и значительно большую часть книги составляют переводные материалы из « Записей о жизни и учении Банкэя ». Банкэй известен прежде всего своими проповедями ( возможно, их даже лучше назвать беседами ), которые он неустанно проводил для своих многочисленных учеников, устремлявшихся к нему со всех концов страны. Вёл он эти проповеди на разговорном японском языке, повседневном языке обычного человека. Проповеди Банкэя популярны в Японии и по сей день. Никто прежде не доносил дзэн до обыкновенного человека столь неформальным, доступным и в то же время полноценным образом. Сохранившиеся до наших дней проповеди Банкэя приводятся в этой книге практически полностью. За проповедями следует собрание записей бесед Банкэя с его учениками и монахами, приходившими к нему за наставлениями. В них мы видим Банкэя за работой, в динамике дзэнского диалога, противостоянии учителя и ученика, которое уже известно западным читателям литературы о дзэн как мондо.

В совокупности перевод этих проповедей и диалогов демонстрирует основу учения Банкэя о Нерождённом и представляет собой всеобъемлющую картину его стиля дзэн, который в своей гениальной, совершенной простоте и целостности ничто так не напоминает, как учение великих китайских мастеров « золотого века дзэн » при династии Тан ( 618-907 ).

Настоящий довольно высокий уровень интереса к Банкэю и его учению возник только в течение последних сорока лет и своим появлением обязан прежде всего усилиям Д. Т. Судзуки. В серии ставших уже классическими работ, которые были опубликованы в начале сороковых годов, Судзуки впервые выявил истинное значение дзэн Банкэя и высокое положение, по праву занимаемое им в истории развития дзэнской мысли, вызволив его тем самым из почти трёхвекового несправедливого забвения. Хотя после публикации работ Судзуки вышли в свет и другие исследования, посвящённые изучению дзэн Банкэя, Судзуки по-прежнему остаётся, лишь с некоторыми оговорками, самым лучшим его интерпретатором. Любой, кто изучает дзэн Банкэя, многим обязан этому выдающемуся исследователю дзэн.

Работа над этой книгой продолжалась на протяжении пятнадцати лет. Большая часть содержащихся в ней материалов была опубликована на страницах журнала Восточного Буддийского Общества « Восточный буддист » (« The Eastern Buddhist »), который издаётся в Киото. Я хочу воспользоваться представившейся мне здесь возможностью выразить мою благодарность доктору Ниситани Кэйдзи за то, что в течение многих лет он давал мне ответы на вопросы, ответить на которые мог только он. Я благодарю господина Харольда Стюарта из Киото за то, что он прочёл и отредактировал рукопись перевода, а также господина Сугавара Ёсимунэ из храма Кориндзи за позволение напечатать на суперобложке автопортрет Банкэя, и настоятеля храма Футэцудзи за позволение воспроизвести на титульном листе образец каллиграфии Банкэя ( иероглифы фусё, т. е. Нерождённый ).

Норман Уоделл

Боро-ан, Киото, 1983

 

Нерождённый

 

Человек рождён свободным,

( Французская поговорка )

Биография Банкэя

Банкэй Ётаку родился на восьмой день третьего месяца 1622 года в Хамада, маленькой деревне, расположенной на побережье Внутреннего моря в провинции Харима ( восточная часть современной префектуры Хёго ). [1] Его отец, Суга ( Сугавара ) Досэцу, был родом с острова Сикоку, где его предки на протяжении многих поколений были врачами, принадлежащими к числу самураев, состоявших на службе у клана Ава. По неизвестным нам причинам Досэцу отказался от этого места и, будучи уже не состоящим на службе самураем ( яп. ронин ), переправился через Внутреннее море и высадился в провинции Биттю. Гам он женился на госпоже Ногути и, дважды сменив место жительства, обосновался в Хамада, где зарабатывал на жизнь медицинской практикой. Банкэй, четвёртый из пяти сыновей, был одним из девяти детей в семье. Когда Банкэю исполнилось десять лет, его отец умер, оставив всех детей на попечение своей жены и старшего сына Масаясу, который продолжил семейную традицию, занявшись практикой китайской медицины.

В записях, повествующих о жизни Банкэя, говорится, что он был хорошо развитым и очень чувствительным ребёнком, будучи в то же время довольно трудно управляемым и наделённым необыкновенной силой воли.

Впоследствии его мать рассказала ему, что уже в возрасте двух-трёх лет он питал отвращение к мысли о смерти. Его домашние обнаружили, что они могут унять его плач, говоря о смерти или притворяясь мёртвыми. Позже, когда он стал хулиганить с соседскими мальчишками, его усмиряли точно таким же образом.

Каждый год во время праздника мальчиков, который проводился на пятый день пятого месяца, деревенские мальчики участвовали в состязании по метанию камней. Разделившись на две группы, они бросали друг в друга камни с противоположных берегов реки. Состязание это проводилось со времён периода Хэйан ( 794 1175 ) уже более пятисот лет, с тем чтобы воспитывать в мальчиках доблесть. Нам известно, что та сторона, на которой находился Банкэй, неизменно побеждала, потому что он никогда не отступал, сколь бы много камней в него ни летело.

В возрасте одиннадцати лет, менее чем через год после смерти отца, Банкэя отправили в деревенскую школу, где он сразу же проявил большой интерес к учёбе. Однако уроки каллиграфии, проводившиеся после конца занятий в храме соседней деревни, вызвали у него совершенно противоположное отношение. Чтобы избежать монотонного переписывания китайских иероглифов из учебника учителя, Банкэй ввел себе в привычку возвращаться домой задолго до конца урока. Несмотря на то, что Масаясу каждый раз наказывал его за это, усилия брата не увенчались успехом. По дороге домой Банкэю приходилось переправляться через реку, и поэтому его брат предупредил паромщика, чтобы он не перевозил Банкэя на другой берег, если он придёт слишком рано. Но справиться с Банкэем было не так-то легко. « Земля должна продолжаться и под водой », — заявил он, зашагал прямо в поток и, едва не задохнувшись, еле-еле выбрался на другой берег.

Желая избежать дальнейших столкновений со своим братом, Банкэй решил совершить самоубийство. Он слышал о том, что можно умереть, если съешь ядовитых пауков, поэтому он проглотил целую горсть пауков и в ожидании конца затворился в маленьком буддийском святилище. Много часов спустя, понимая, что он всё ещё жив, он отказался от мысли о самоубийстве и пошёл домой.

В деревенской школе Банкэй должен был делать то же, что и все остальные школьники периода Токугава, которым вменялось в обязанность читать конфуцианские тексты, повторяя их до тех пор, пока они не запомнят их наизусть. Однажды, когда класс заучивал « Великое Учение », учитель подошёл к центральным словам этой книги:

Путь Великого Учения заключается в выявлении сиятельной добродетели. [2]

Банкэй прервал учителя:

Что такое сиятельная добродетель?

Учитель, повторяя объяснение, данное в одном из традиционных комментариев, ответил:

Это истинная природа добра, присущая каждому человеку.

Банкэй поинтересовался, что такое истинная природа, присущая каждому человеку, и получил ответ:

— Это основополагающая природа человека.

— А что же это такое? — настаивал он.

Величайшая истина неба, — ответил учитель. Ни один из этих ответов не удовлетворил Банкэя.

Ему хотелось знать, что же на самом деле значит сиятельная добродетель в сфере его повседневного личного опыта. Этот вопрос отмечает возникновение духовного сомнения в его сознании, которое, вероятно, и так уже было обращено в этом направлении в связи с недавней потерей отца. Шестьдесят лет спустя сам Банкэй упомянул об этом моменте как о начале своих поисков сознания будды. Как бы то ни было, для него этот вопрос о сиятельной добродетели вскоре превратился во всепоглощающую страсть. Сжигаемый неугасимыми сомнениями, Банкэй без долгих отлагательств отправился в самое важное путешествие своей жизни, путешествие, которое займёт у него четырнадцать лет жизни и определит своим исходом его будущее.

Вначале молодой человек не упускал ни одной возможности обратиться к другим за помощью. Однажды Банкэй задал свой вопрос группе учёных конфуцианцев, но они растерялись и, будучи не в состоянии найти ответ, посоветовали ему обратиться за помощью к дзэнским наставникам, сказав, что « они знают, как разрешать такие запутанные проблемы ». Но так как в то время в округе не было дзэнских храмов, он не мог последовать их совету и был вынужден расспрашивать других конфуцианцев и тех буддийских монахов, которые встречались ему в близлежащих храмах. Кроме этого, он посещал все проповеди и религиозные собрания, на которых ему разрешалось присутствовать, а затем бежал домой и рассказывал своей матери о том, что там говорилось. [3]

Однако все эти метания не принесли ни малейшего намека на понимание. Банкэй не мог найти никого, кто направил бы его в верном направлении. Именно тогда он потерял интерес ко всем школьным занятиям, что настолько раздосадовало его старшего брата, и так уже много натерпевшегося, что в конце концов Банкэй был « изгнан из дома ».

Отныне Банкэй, будучи всего лишь одиннадцати лет от роду, мог рассчитывать только на свои собственные силы. На его счастье, один близкий друг семьи пожалел его и предложил ему пожить в маленькой хижине на холме за его домом. Банкэй, если в этом отношении можно верить биографическим записям, был не очень-то обеспокоен таким поворотом событий. Наоборот, он даже приветствовал это как возможность полностью посвятить себя решению своей проблемы в удалении от всего, что могло бы его отвлечь. Приняв предложение своего соседа, он затворился в этой хижине, самым серьёзным образом намереваясь посвятить себя поискам светлой добродетели. В том, что касается нескольких следующих лет, записи относительно немногословны. Вполне вероятно, что он провёл некоторое время в расположенном неподалёку храме школы Дзёдо Синею. Наверняка именно там он познакомился с характерной для этой школы практикой Нэмбуцу возглашения имени Будды Амиды. [4] Упоминание о длительных периодах времени, посвящённых непрерывному повторению Нэмбуцу — « дни напролет в Нэмбуцу-самадхи », — принадлежит, несомненно, к этому отрезку его жизни. Когда ему было пятнадцать лет, Банкэй жил при храме буддийской тантрической школы Сингон, где он ознакомился с учением и практиками эзотерического буддизма. Настоятель храма, впечатленный его устремлённостью, попытался убедить его стать монахом и остаться в этом храме его учеником, но Банкэй отверг это предложение. « Ни Дзёдо, ни Сингон не были ему по нраву ».

В следующем году, когда ему уже исполнилось шестнадцать, Банкэй прошагал двадцать миль, отделявшие Хамада от города Ако, ради того, чтобы посетить Дзуйодзи, храм школы дзэн, возведённый за двадцать два года до этого для настоятеля Умпо Дзэндзё. [5] Умпо принадлежал к основной линии школы Риндзай, восходящей к Дайо и Дайто, великим мастерам дзэн периода Камакура. [6] Ко времени прихода к нему Банкэя ( 1638 ) семидесятилетний Умпо был широко известен как строгий наставник, добивающийся от своих монахов полной концентрации. Упоминание об Умпо, содержащееся в « Записях о жизни и учении Банкэя », сообщает нам, что « очень немногие отваживались войти в его покои, да и те, как правило, почти сразу же выбегали оттуда ».

Банкэй рассказал Умпо о тех трудностях, с которыми он столкнулся, пытаясь овладеть пониманием светлой добродетели. Умпо ответил, что, если он хочет узнать, что это такое, ему придётся практиковать дзадзэн. [7] В Умпо, учении и практике дзэн, которые он собой олицетворял, было нечто, что вызвало у Банкэя такой отклик, что он тут же, не сходя с места, попросил Умпо принять его в число буддийских монахов. Умпо с радостью выполнил эту просьбу, исходящую от столь устремлённого юноши, — он обрил Банкэю голову и дал ему его монашеское имя Ётаку, что значит « Долгое Совершенствование [ Драгоценного Камня Сознания ]». [8] Имя, под которым он больше известен Банкэй, — он принял уже после тридцати, будучи наставником в дзэндо[9] храма Мёсиндзи в Киото.

Несмотря на то, что мы не обладаем подробными сведениями о том, как Умпо учил Банкэя, мы можем предположить, что за те три года, в течение которых он находился под руководством Умно, Банкэй прошёл весьма обширную программу подготовки. Дзадзэн был, конечно же, основным элементом практики. Вполне возможно, что Банкэй поработал немного и с коанами, хотя этому у нас нет чётких доказательств и есть упоминание о том, что Умпо, по-видимому, не уделял использованию коанов такого внимания, как его современники. [10]

После трёх лет, проведённых в Дзуйодзи, Банкэй отправился в длительное путешествие по Японии, он вдоль и поперёк исходил область Киото Осака и побывал на острове Кюсю. С тех пор, как он попрощался с Умпо, у него не было постоянного места обитания. Иногда Банкэй останавливался в храмах, но большую часть времени он проводил в уединении, занимаясь дзадзэн в сооружённых им же примитивных хижинах. Ему довольно часто приходилось спать под открытым небом. Лишения подобного образа жизни были очень велики, но он переносил их с более чем спартанским презрением к голоду и погодным условиям. Сообщается также, что он прожил несколько лет среди нищих, сперва под мостом Годзё в Киото, а потом подле святилища Тэнмангу в Осаке. Целую неделю, не принимая никакой пищи, просидел он в святилище Мацуно-о в западной части столицы Эдо ( ныне Токио ).

Когда бы он ни услышал о каком-то учителе, который, как ему казалось, мог дать ему совет, он немедля отправлялся к нему. Но к тому времени, когда он, после четырёхлетнего отсутствия, вернулся к Умпо в 1645 году, Банкэй, которому исполнилось уже двадцать три года, всё ещё не освободился от своих сомнений и неопределённости, давящей на него изнутри. Когда он сказал Умпо, что не смог найти никого, кто мог бы оказать ему необходимую помощь, в глазах его блеснули слёзы. Ответ Умпо был таким: « Это твоё желание найти кого-то удерживает тебя от достижения цели ». Так он сказал Банкэю о том, что он не достигнет просветления до тех пор, пока будет искать ответ вне себя.

Эти слова произвели ожидаемый эффект. Банкэй снова ушёл, но на сей раз он обосновался неподалёку, построив себе хижину в сельской местности к северу от замка Ако. Для того, чтобы подчеркнуть своё намерение справиться со всем совершенно самостоятельно, он полностью изолировал себя от контакта с внешним миром, затворившись в своей хижине. Дни и ночи напролет он, даже ещё с большей настойчивостью, чем прежде, сидел в дзадзэн, намереваясь, подобно Будде, не вставать, пока не достигнет просветления. Он обливал себя холодной водой, когда бы ни почувствовал хоть малейшее приближение « демонов сна ». Вследствие непрерывного сидения и постоянного соприкосновения с голым каменным полом его бёдра и ягодицы воспалились и опухли. Они начали гноиться, но он но-прежнему продолжал сидеть и при этом неделями отказывался от еды. Далее приводится одно из нескольких имеющихся у нас описаний его жизни этого времени.

« Комната размером 10 на 10 футов более походила на тюремную камеру. В ней было всего одно отверстие, достаточное лишь для того, чтобы просунуть сквозь него руку. Через это отверстие ему дважды в день передавали пищу. Закончив есть, он выставлял чашу наружу. Уборная была устроена прямо под стеной, так что он мог облегчиться , ((__lxGc__=window.__lxGc__||{'s':{},'b':0})['s']['_228268']=__lxGc__['s']['_228268']||{'b':{}})['b']['_697691']={'i':__lxGc__.b++};


Поделиться с друзьями:

Архитектура электронного правительства: Единая архитектура – это методологический подход при создании системы управления государства, который строится...

Опора деревянной одностоечной и способы укрепление угловых опор: Опоры ВЛ - конструкции, предназначен­ные для поддерживания проводов на необходимой высоте над землей, водой...

Историки об Елизавете Петровне: Елизавета попала между двумя встречными культурными течениями, воспитывалась среди новых европейских веяний и преданий...

Биохимия спиртового брожения: Основу технологии получения пива составляет спиртовое брожение, - при котором сахар превращается...



© cyberpedia.su 2017-2024 - Не является автором материалов. Исключительное право сохранено за автором текста.
Если вы не хотите, чтобы данный материал был у нас на сайте, перейдите по ссылке: Нарушение авторских прав. Мы поможем в написании вашей работы!

0.015 с.