Который не шел, а тащился на четвереньках. Он подумал, что это, возможно,

След Билла, но подумал вяло и равнодушно. Ему было все равно. В сущности,

Он перестал что-либо чувствовать и волноваться. Он уже не ощущал боли.

Желудок и нервы словно дремали. Однако жизнь, еще теплившаяся в нем, гнала

Его вперед. Он очень устал, но жизнь в нем не хотела гибнуть; и потому,

Что она не хотела гибнуть, человек все еще ел болотные ягоды и пескарей,

Пил кипяток и следил за больным волком, не спуская с него глаз.

Он шел следом другого человека, того, который тащился на

Четвереньках, и скоро увидел конец его пути: обглоданные кости на мокром

Мху, сохранившем следы волчьих лап. Он увидел туго набитый мешочек из

Оленьей кожи - такой же, какой был у него, - разорванный острыми зубами.

Он поднял этот мешочек, хотя его ослабевшие пальцы не в силах были

удержать такую тяжесть. Билл не бросил его до конца. Ха-ха! Он еще

Посмеется над Биллом. Он останется жив и возьмет мешочек на корабль,

Который стоит посреди блистающего моря. Он засмеялся хриплым, страшным

Смехом, похожим на карканье ворона, и больной волк вторил ему, уныло

Подвывая. Человек сразу замолчал. Как же он будет смеяться над Биллом,

Если это Билл, если эти бело-розовые, чистые кости - все, что осталось от

Билла?

Он отвернулся. Да, Билл его бросил, но он не возьмет золота и не

Станет сосать кости Билла. А Билл стал бы, будь Билл на его месте,

Размышлял он, тащась дальше.

Он набрел на маленькое озерко. И, наклонившись над ним в поисках

Пескарей, отшатнулся, словно ужаленный. Он увидел свое лицо, отраженное в

Воде. Это отражение было так страшно, что пробудило даже его отупевшую

Душу. В озерке плавали три пескаря, но оно было велико, и он не мог

Вычерпать его до дна; он попробовал поймать рыб ведерком, но в конце

Концов бросил эту мысль. Он побоялся, что от усталости упадет в воду и

Утонет. По этой же причине он не отважился плыть по реке на бревне, хотя

Бревен было много на песчаных отмелях.

В этот день он сократил на три мили расстояние между собой и

Кораблем, а на следующий день - на две мили; теперь он полз на

Четвереньках, как Билл. К концу пятого дня до корабля все еще оставалось

Миль семь, а он теперь не мог пройти и мили в день. Бабье лето еще

Держалось, а он то полз на четвереньках, то падал без чувств, и по его

Следам все так же тащился больной волк, кашляя и чихая. Колени человека

Были содраны до живого мяса, и ступни тоже, и хотя он оторвал две полосы

От рубашки, чтобы обмотать их, красный след тянулся за ним по мху и

Камням. Оглянувшись как-то, он увидел, что волк с жадностью лижет этот

Кровавый след, и ясно представил себе, каков будет его конец, если он сам

Не убьет волка. И тогда началась самая жестокая борьба, какая только

Бывает в жизни: больной человек на четвереньках и больной волк, ковылявший

За ним, - оба они, полумертвые, тащились через пустыню, подстерегая друг

Друга.

Будь то здоровый волк, человек не стал бы так сопротивляться, но ему

Было неприятно думать, что он попадет в утробу этой мерзкой твари, почти

Падали. Ему стало противно. У него снова начинался бред, сознание туманили

Галлюцинации, и светлые промежутки становились все короче и реже.

Однажды он пришел в чувство, услышав чье-то дыхание над самым ухом.

Волк отпрыгнул назад, споткнулся и упал от слабости. Это было смешно, но

Человек не улыбнулся. Он даже не испугался. Страх уже не имел над ним

Власти. Но мысли его на минуту прояснились, и он лежал, раздумывая. До

Корабля оставалось теперь мили четыре, не больше. Он видел его совсем

Ясно, протирая затуманенные глаза, видел и лодочку с белым парусом,

Рассекавшую сверкающее море. Но ему не одолеть эти четыре мили. Он это

Знал и относился к этому спокойно. Он знал, что не проползет и полумили. И

Все-таки ему хотелось жить. Было бы глупо умереть после всего, что он

Перенес. Судьба требовала от него слишком много. Даже умирая, он не

Покорялся смерти. Возможно, это было чистое безумие, но и в когтях смерти

Он бросал ей вызов и боролся с ней.

Он закрыл глаза и бесконечно бережно собрал все свои силы. Он

Крепился, стараясь не поддаваться чувству дурноты, затопившему, словно

Прилив, все его существо. Это чувство поднималось волной и мутило

Сознание. Временами он словно тонул, погружаясь в забытье и силясь

Выплыть, но каким-то необъяснимым образом остатки воли помогали ему снова

Выбраться на поверхность.

Он лежал на спине неподвижно и слышал, как хриплое дыхание волка