Речь об обмане народа лозунгами свободы и равенства

19 МАЯ

Товарищи, позвольте мне вместо оценки текущего момента, которой, кажется, некоторые из вас на сегодня ожидали, дать ответ на наиболее существенные политические вопросы, конечно, не только теоретические, но и практические, которые сейчас перед нами становятся, которые характеризуют весь этап советской революции и которые вызывают больше всего споров, больше всего нападок со стороны людей, считающих себя социалистами, больше всего недоумения со стороны людей, которые считают себя демократами и особенно охотно и особенно широко распространяют обвинения против нас за нарушение нами демократизма. Мне кажется, что эти общие политические вопросы слишком часто, даже постоянно встречаются во всей теперешней пропаганде, агитации, во всей литературе, враждебной большевизму, — если, конечно, эта литература хоть чуточку поднимается над уровнем простой лжи, клеветы и брани, какой характер она носит во всех органах буржуазии. Если мы возьмем литературу, хоть чуточку поднимающуюся над этим, то я думаю, что основные вопросы об отношении демократии к диктатуре, о задачах революционного класса в революционный период, о задачах перехода к социализму вообще, об отношениях рабочего класса и крестьянства, мне думается, что эти вопросы составляют самую существенную основу всех современных политических дебатов и выяснение их, хотя, может быть, иногда и покажется вам несколько

334 В. И. ЛЕНИН

отходящим от непосредственной злобы дня, — выяснение их, я думаю, тем не менее должно составлять нашу общую главную задачу. Конечно, в коротком реферате я не могу никоим образом претендовать на то, чтобы охватить все эти вопросы. Я выбрал некоторые из них и о некоторых из этих вопросов и хотел бы побеседовать.

I

Первый из намеченных мною вопросов, это — вопрос о трудностях всякой революции, всякого перехода к новому строю. Если вы присмотритесь к тем нападкам, которые сыпятся на большевиков со стороны людей, считающих себя социалистами и демократами, — как образец этих людей я могу взять литературные группы «Всегда Вперед!» и «Дело Народа», — газеты, закрытые, по-моему, по всей справедливости и в интересах революции, газеты, представители которых чаще всего в своих нападках, носящих слишком естественный характер со стороны органов, которые наша власть признает контрреволюционными, чаще всего прибегают к теоретической критике, — если вы присмотритесь к тем нападкам, которые несутся на большевизм из этого лагеря, то вы увидите, что в числе обвинений сплошь и рядом фигурирует такое: «Большевики вам, трудящиеся, обещали хлеб, мир и свободу; они не дали ни хлеба, ни мира, ни свободы, они вас обманули и обманули тем, что отступили от демократии». Насчет отступления от демократии будет речь особо. Я сейчас возьму другую сторону в этом обвинении: «Большевики обещали хлеб, мир и свободу, большевики дали на самом деле продолжение войны, дали особенно жестокую и особенно упорную борьбу, войну всех империалистов, капиталистов всех стран Согласия, всех, значит, наиболее цивилизованных и передовых стран против измученной, истерзанной, отсталой, усталой России». Эти обвинения, повторяю, вы увидите в каждой из названных газет, услышите в каждом разговоре буржуазного интеллигента, который, конечно, мнит себя не буржуазным, — вы это услышите постоянно в каждой

I ВСЕРОССИЙСКИЙ СЪЕЗД ПО ВНЕШКОЛЬНОМУ ОБРАЗОВАНИЮ 335

обывательской речи. Вот я и приглашаю вас подумать над подобного рода обвинениями.

Да, большевики шли на революцию против буржуазии, на насильственное ниспровержение буржуазного правительства, на разрыв со всеми традиционными привычками, обещаниями, заветами буржуазной демократии, на самую отчаянную, насильственную борьбу и войну ради подавления имущих классов, — шли из-за того, чтобы вырвать Россию, а затем и все человечество из империалистической бойни и чтобы положить конец всем войнам. Да, большевики шли на революцию за это и, конечно, никогда от этой основной, главной своей задачи они не думали отрекаться. И так же несомненно, что попытки выйти из этой империалистической бойни, сломить господство буржуазии, что эти попытки навлекли на Россию поход всех цивилизованных государств. Ибо такова политическая программа Франции, Англии и Америки, как бы они ни уверяли, что они отказываются от интервенции. Как бы ни уверяли в этом Ллойд Джорджи, Вильсоны и Клемансо, как бы они ни уверяли, что отказываются от интервенции, но мы все знаем, что это ложь. Мы знаем, что ушедшие и вынужденные уйти из Одессы и Севастополя военные суда союзников блокируют побережье Черного моря и даже обстреливают около Керчи ту часть Крымского полуострова, где засели добровольцы. Они говорят: «Этого мы вам отдать не можем. Если с вами добровольцы не сладят, мы все же отдать этой части Крымского полуострова не можем, потому что вы будете господами над Азовским морем, отрежете нам путь к Деникину, не дадите возможности снабжать наших друзей». Или развертывается наступление на Петроград: вчера был бой нашего миноносца с четырьмя миноносцами противника. Разве не ясно, что это интервенция, разве не английский флот участвует здесь? Разве не то же самое происходит в Архангельске, в Сибири? Факт таков: весь цивилизованный мир идет сейчас против России.

Спрашивается, впали ли мы в противоречие с собой, когда звали трудящихся на революцию, обещав им

336 В. И. ЛЕНИН

мир, а привели к походу всего цивилизованного мира против слабой, усталой, отсталой, разбитой России, или впали в противоречие с элементарными понятиями демократии и социализма те, кто имеет наглость бросать нам подобный упрек? Вот вопрос. Чтобы вам поставить этот вопрос в теоретической, общей форме, я приведу сравнение. Мы говорим о революционном классе, о революционной политике народа, я предлагаю вам взять отдельного революционера. Возьмем хотя бы Чернышевского, оценим его деятельность. Как ее может оценить человек, совершенно невежественный и темный? Он, вероятно, скажет: «Ну, что же, разбил человек себе жизнь, попал в Сибирь, ничего не добился». Вот вам образец. Если мы подобный отзыв услышим неизвестно от кого, то мы скажем: «В лучшем случае он исходит от человека безнадежно темного, невиновного, может быть, в том, что он так забит, что не может понять значения деятельности отдельного революционера в связи с общей цепью революционных событий; либо этот отзыв исходит от мерзавца, сторонника реакции, который сознательно хочет отпугнуть трудящихся от революции». Я взял пример Чернышевского, потому что, к какому бы направлению ни принадлежали люди, называющие себя социалистами, здесь, в оценке этого индивидуального революционера, расхождения по существу быть не может. Все согласятся, что, если оценивать отдельного революционера с точки зрения тех жертв, внешне бесполезных, часто бесплодных, которые он принес, оставляя в стороне содержание его деятельности и связь его деятельности с предыдущими и последующими революционерами, если оценивать так значение его деятельности, — это либо темнота и невежество безысходное, либо злостная, лицемерная защита интересов реакции, угнетения, эксплуатации и классового гнета. На этот счет разногласий быть не может.

Я вас приглашаю теперь перейти от отдельного революционера к революции целого народа, целой страны. А разве кто-либо из большевиков отрицал когда-либо, что революция может в окончательной форме победить лишь тогда, когда она охватит все или, по крайней

I ВСЕРОССИЙСКИЙ СЪЕЗД ПО ВНЕШКОЛЬНОМУ ОБРАЗОВАНИЮ 337

мере, некоторые из наиболее существенных передовых стран? Это мы говорили всегда. Разве мы утверждали, что выход из империалистской войны возможен простым втыканием штыков в землю? Я нарочно беру именно то выражение, которое мы в эпоху Керенского — и я лично и все наши товарищи — употребляли постоянно в резолюциях, в речах и в газетах. Мы говорили: войну нельзя кончить втыканием штыков в землю; если есть толстовцы, которые так думают, надо пожалеть о людях свихнувшихся, — что же, с них ничего не возьмешь.

Мы говорили, что выход из этой войны может означать революционную войну. Это мы говорили с 1915 года и потом в эпоху Керенского. И, конечно, революционная война, это — тоже война, такая же тяжелая, кровавая и мучительная вещь. А когда она становится революцией в мировом масштабе, она неизбежно вызывает отпор в таком же мировом масштабе. И поэтому, когда мы теперь стоим в положении, что на Россию идут в поход все цивилизованные страны мира, мы можем не удивляться, если нам за это бросают обвинение в нарушении наших обещаний совсем темные мужички: мы скажем — с них нечего взять. Полная темнота, крайнее невежество их не позволяют обвинять их. Где же, в самом деле, от совершенно темного крестьянина требовать понимания того, что есть война и война, что бывают войны справедливые и несправедливые, прогрессивные и реакционные, войны передовых классов и войны отсталых классов, войны, служащие закреплению классового гнета, и войны, служащие к его свержению? Для этого надо быть знакомым с классовой борьбой, с основами социализма, чуточку хотя бы с историей революции. Мы от темного крестьянина этого требовать не можем.

Но если человек, который называет себя демократом, социалистом, который идет на трибуну выступать публично, независимо от того, как он называет себя — меньшевиком, социал-демократом, эсером, истинным социалистом, сторонником бернского Интернационала,— много есть всяких кличек, клички дешевы, — если

338 В. И. ЛЕНИН

такой субъект бросает нам обвинение: «Вы обещали мир и вызвали войну!» — то что ему ответить? Можно ли предположить, что он дошел до такой степени темноты, как невежественный крестьянин, что не может отличить войну и войну? Можно ли допустить, что он не понимает разницы между войной империалистической, которая была грабительской войной и теперь разоблачена до конца, — после Версальского мира78, только совершенно не умеющие рассуждать и думать или совершенно слепые могут не видеть, что она была грабительской с обеих сторон, — можно ли допустить, что есть хоть один грамотный человек, который не понимает разницы между той войной, войной грабительской, и нашей войной, которая потому приобретает мировой масштаб, что мировая буржуазия поняла, что против нее идет решительный бой? Допустить всего этого мы не можем. И поэтому мы говорим: всякий, кто претендует на звание демократа или социалиста каких угодно оттенков и так или иначе, прямо или косвенно, пускает в народ обвинения в том, что большевики затягивают гражданскую войну, войну тяжелую, войну мучительную, тогда как они обещали мир, — есть сторонник буржуазии, и мы будем ему отвечать так и будем становиться друг против друга так же, как с Колчаком, — вот наш ответ. Вот в чем дело.

Господа из «Дела Народа» удивляются: «Но ведь мы-де против Колчака; какая вопиющая несправедливость, что нас преследуют».

Очень жаль, господа, что вы не хотите связать концов с концами и не хотите понимать той простой политической азбуки, из которой вытекают определенные выводы. Вы уверяете, что вы против Колчака. Я беру газеты «Всегда Вперед!» и «Дело Народа», беру все обывательские рассуждения подобного типа, эти настроения, которых масса в интеллигенции, они преобладают в интеллигенции. Я говорю: всякий из вас, который пускает в народ обвинения такого рода, — это есть колчаковец, потому что он не понимает той элементарной, основной, всякому грамотному человеку понятной разницы между войной империалистической, которую

I ВСЕРОССИЙСКИЙ СЪЕЗД ПО ВНЕШКОЛЬНОМУ ОБРАЗОВАНИЮ 339

мы разбили, и войной гражданской, которую мы навлекли на себя. Никогда мы не скрывали от народа, что мы на этот риск идем. Мы напрягаем все силы для того, чтобы в этой гражданской войне победить буржуазию и подорвать в корне возможность классового гнета. Нет, не бывало и не может быть революции, которая была бы гарантирована от борьбы долгой, тяжелой и, может быть, полной самых отчаянных жертв. Тот, кто не умеет отличить жертв, приносимых в ходе революционной борьбы, ради ее победы, когда все имущие, все контрреволюционные классы борются против революции, тот, кто не умеет отличить эти жертвы от жертв грабительской эксплуататорской войны, — тот является представителем самой крайней темноты, и про него нужно сказать: его нужно посадить за азбуку, и прежде внешкольного образования подвергнуть его низшему школьному, либо это — представитель самого злостного колчаковского лицемерия, как бы он ни назывался, под какими бы кличками ни прятался. А такие обвинения большевиков — это самые обычные и «ходкие» обвинения. Эти обвинения действительно связаны с широкими трудящимися массами, ибо темному крестьянину понять это трудно. Он одинаково страдает от войны, ради чего эта война ни велась бы. Меня не удивляет, если я слышу среди темного крестьянства такие отзывы: «На царя воевали, на меньшевиков отвоевали, а теперь еще на большевиков воевать будем». Меня это не удивляет. Действительно, война есть война, она несет с собой тяжелые жертвы без конца. «Говорил царь, что это для свободы и освобождения от ига, говорили меньшевики, что для свободы и освобождения от ига, теперь то же говорят большевики. Все говорят, где же нам разобраться!»

Действительно, темному крестьянину, пожалуй, где же ему разобраться. Такому человеку надо еще учиться элементарной политической грамоте. Но что можно сказать про человека, который обращается с словами «революция», «демократия», «социализм», который претендует на то, чтобы эти слова употреблять, их понимая. Он жонглировать подобными понятиями не может, если

340 В. И. ЛЕНИН

не хочет превратиться в политического мошенника, ибо разница между войной двух групп хищников и войной, которую ведет угнетенный класс, восставший против всякого хищничества, — это есть элементарная, коренная и основная разница. Дело не в том, что та или иная партия, тот или иной класс, то или иное правительство войну оправдывали, а дело в том, каково содержание этой войны, каково ее классовое содержание, какой класс ведет войну, какая политика воплощается в войне.

II

От вопроса об оценке того тяжелого и трудного периода, который мы сейчас переживаем и который неизбежно связан с революцией, я перейду к другому политическому вопросу, который тоже сплошь и рядом всплывает во всех прениях и во всех недоумениях, — это вопрос о блоке с империалистами, о союзе, соглашении с империалистами.

Вы в газетах, вероятно, встречали имена социалистов-революционеров Вольского и, кажется, второго — Святицкого, которые писали в последнее время и в «Известиях», которые выступили со своим манифестом, которые считают себя уж как раз такими социалистами-революционерами, которых в колчаковщине обвинить нельзя: они от Колчака ушли, они от Колчака пострадали, они, уйдя к нам, оказали нам услугу против Колчака. Это правда. Но присмотритесь к рассуждениям этих граждан, присмотритесь к тому, как они оценивают вопрос о блоке с империалистами, о союзе или соглашении с империалистами. Мне довелось ознакомиться с их рассуждениями тогда, когда их писания были отобраны нашей властью, боровшейся с контрреволюцией, и когда приходилось знакомиться с их документами, чтобы как следует оценить их прикосновенность к колчаковщине. Это, несомненно, лучшие из эсеровской публики. И в их писаниях я встречал рассуждения такого рода: «Позвольте, от нас ждут раскаяния; ждут, что мы будем каяться.

I ВСЕРОССИЙСКИЙ СЪЕЗД ПО ВНЕШКОЛЬНОМУ ОБРАЗОВАНИЮ 341

Ни в чем, никогда! Нам каяться не в чем! Нас обвиняют в том, что мы были в блоке, в соглашении с Антантой, с империалистами. А вы, большевики, разве вы не были в соглашении с немецкими империалистами? А что такое Брест? А разве Брест не есть соглашение с империализмом? Вы соглашались с империализмом немецким в Бресте, мы соглашались с империализмом французским, — мы квиты, нам каяться не в чем!».

Это рассуждение, которое я нашел в писаниях названных мною лиц и их единомышленников, я встречаю, когда припоминаю названные мною газеты, когда пытаюсь подвести итог впечатлениям из обывательских разговоров. Это рассуждение вы встретите постоянно. Это одно из основных политических рассуждений, с которым приходится иметь дело. И вот, я приглашаю вас остановиться на разборе, анализе, теоретическом размышлении по поводу этого рассуждения. Каково его значение? Правы ли те, кто говорит: «Мы, демократы, социалисты, были в блоке с Антантой, вы были в блоке с Вильгельмом, Брестский мир заключали, — друг дружку нам попрекать нечем, мы квиты»? Или мы правы, когда мы говорим, что те, кто показал себя не на словах, а делами в соглашении с Антантой против большевистской революции, те суть колчаковцы? Хотя бы они сто тысяч раз это отрицали, хотя бы они лично от Колчака ушли и заявили всему народу, что они против Колчака, они колчаковцы по своим основным корням, по всему содержанию и значению их рассуждений и их дел. Кто прав? Это — основной вопрос революции, и над ним надо подумать.

Чтобы этот вопрос выяснить, я позволю себе привести сравнение, на этот раз не с индивидуальным революционером, а с индивидуальным обывателем. Представьте себе, что ваш автомобиль окружают бандиты и приставляют вам револьвер к виску. Представьте себе, что вы после этого отдаете бандитам деньги и оружие, предоставляя им уехать на этом автомобиле. В чем дело? Вы дали бандитам оружие и деньги. Это факт. Представьте теперь себе, что другой гражданин

342 В. И. ЛЕНИН

дал бандитам оружие и деньги, дабы участвовать в похождениях этих бандитов против мирных граждан.

В обоих случаях есть соглашение. Записано оно или нет, сказано оно или нет, это не существенно. Можно себе представить, что человек отдает молча свой револьвер, свое оружие и свои деньги. Ясно содержание соглашения. Он говорит бандитам: «Я тебе дам револьвер, оружие и деньги, ты мне дашь возможность уйти от приятной близости с тобой» (с м е х); соглашение налицо. Точно так же возможно, что молчаливое соглашение заключается человеком, который дает оружие и деньги бандитам для того, чтобы дать им возможность грабить других, и который потом получает частицу добычи. Это тоже молчаливое соглашение.

Я вас спрашиваю, найдется ли такой грамотный человек, который не сумел бы различить обоих соглашений. Вы скажете: это наверно кретин, если действительно найдется такой человек, который не способен различить то и другое соглашение и который говорит: «Ты дал оружие и деньги бандитам, значит не обвиняй больше никого в бандитизме; какое ты имеешь право после этого обвинять в бандитизме?». Если вы встретите такого грамотного, вы должны будете признать, или во всяком случае 999 из 1000 признают, что он не в своем уме и что с таким человеком нельзя рассуждать не только на политические, но даже на уголовные темы.

Я вас приглашаю теперь от этого примера перейти к сравнению Брестского мира и соглашения с Антантой. Что такое был Брестский мир? Разве это не насилие бандитов, которые выступили против нас тогда, когда мы честно предложили мир, предложив всем народам свергнуть свою буржуазию? Смешно было бы, если бы мы начали со свержения немецкой буржуазии! Данный договор мы разоблачили перед всем миром, как самый грабительский и разбойничий, заклеймили его и даже отказались сразу подписать этот мир, рассчитывая на содействие германских рабочих. Когда же насильники приставили револьвер к нашему виску, мы сказали: получите оружие, деньги, мы с вами потом расквитаемся

I ВСЕРОССИЙСКИЙ СЪЕЗД ПО ВНЕШКОЛЬНОМУ ОБРАЗОВАНИЮ 343

иными средствами. На немецкий империализм мы знаем другого врага, которого слепые люди не замечали, — немецких рабочих. Можно ли сравнивать это соглашение с империализмом с тем соглашением, когда демократы, социалисты, социалисты-революционеры, — не шутите, чем крепче, тем звонче, — когда они соглашались с Антантой идти против рабочих своей страны? А ведь так стояло дело и так стоит до сих пор. Ведь влиятельнейшая часть европейски-известных меньшевиков и эсеров за границей и сейчас, и они сейчас соглашаются с Антантой. Подписано это или нет — я не знаю, — наверно не подписано, — умные люди такие вещи делают молча. Но ясно, что такое соглашение есть, раз их носят на руках, дают им паспорта, по всему свету через радиотелеграф рассылают сообщения о том, что сегодня выступил Аксельрод, завтра Савинков или Авксентьев, послезавтра Брешковская. Разве это не соглашение, хотя и молчаливое? И это такое же соглашение с империалистами, как и наше? Его внешний вид так же похож на наше, как похож внешне акт человека, дающего ружье и деньги бандитам, на всякий акт подобного рода, независимо от его цели и характера, — во всяком случае, независимо от того, для чего я даю бандитам деньги и оружие. Для того ли, чтобы от них избавиться, когда они на меня нападают и когда я поставлен в положение, что, если я не дам им револьвер, они меня убьют? Или я даю деньги и оружие бандитам, которые идут на грабеж, о чем я должен знать и в доходе от которого я участвую?

«Я называю, конечно, это освобождением России от диктатуры насильников, я, разумеется, демократ, потому что поддерживаю всем известную сибирскую или архангельскую демократию, я борюсь, разумеется, за Учредительное собрание. Не смейте подозревать меня в чем-нибудь худом, и если я оказываю услугу бандитам, английским, французским, американским империалистам, то это я делаю ради интересов демократии, Учредительного собрания, народовластия, единства трудовых классов населения и свержения насильников, узурпаторов, большевиков!»

344 В. И. ЛЕНИН

Цели, конечно, самые благородные. Но не слышали ли все, кто занимается политикой, что политика оценивается не по заявлениям, а по реальному классовому содержанию? Какому классу ты служишь? Если ты в соглашении с империалистами, то участвуешь ты в империалистском бандитизме или нет?

Я в своем «Письме к американским рабочим»* указал, между прочим, на то, что американский революционный народ, когда он освобождался в XVIII веке от Англии, когда он вел свою одну из первых и наиболее великих в истории человечества действительно освободительных и одну из немногих в истории человечества действительно революционных войн, он, освобождающий себя, великий революционный американский народ, вступал в соглашения с бандитами испанского и французского империализма, который тогда имел колонии в самой Америке по соседству с этим народом. Он в союзе с этими бандитами бил англичан и от них освободился. Были ли грамотные люди на свете, видели ли вы таких социалистов, социалистов-революционеров, представителей демократии, или как они там еще называются, вплоть до меньшевиков, — видели ли вы когда-нибудь, чтобы они решились публично обвинить за это американский народ, сказать, что он нарушил принцип демократизма, свободы и т. д.? Такого чудака еще не родилось. А теперь являются у нас подобные люди, которые называют себя такими кличками и даже претендуют на то, что они должны быть в одном Интернационале с нами и что это исключительно большевистское озорство, — известное дело, что большевики озорники, если они устраивают свой Коммунистический Интернационал, не хотят идти в бернский, хороший, старый, общий, единый Интернационал!

И находятся такие люди, которые говорят: «Нам не в чем каяться — вы соглашались с Вильгельмом, мы соглашались с Антантой, — мы квиты!».

Я утверждаю, что эти люди, если они обладают элементарной политической грамотностью, то они колча-

________

* См. Сочинения, 5 изд., том 37, стр. 48—64. Ред.

I ВСЕРОССИЙСКИЙ СЪЕЗД ПО ВНЕШКОЛЬНОМУ ОБРАЗОВАНИЮ 345

ковцы, как бы они от этого лично ни отрекались, как бы лично ни претила им колчаковщина, как бы лично они от Колчака ни пострадали и хотя бы перешли на нашу сторону. Это колчаковцы, так как нельзя себе представить, что они не понимают разницы между вынужденным соглашением в борьбе с эксплуататорами, которое бывали вынуждены сплошь и рядом во всей истории революции заключать эксплуатируемые классы, и между тем, что делали и делают влиятельнейшие из представителей наших якобы демократов, представителей якобы «социалистической» интеллигенции, которые частью вступали вчера, а частью вступают сегодня л соглашение с бандитами и разбойниками международного империализма против части, — они так говорят, — против части трудящихся классов своей страны. Эти люди — колчаковцы, и с ними никакое иное отношение недопустимо, кроме того, какое у сознательных революционеров должно быть с колчаковцами.

III

Я теперь перейду к следующему вопросу. Это вопрос об отношении к демократии вообще.

Мне уже приходилось указывать, что самым ходячим оправданием, самой ходячей защитой тех политических позиций, которые занимают демократы и социалисты против нас, является ссылка на демократию. Самым решительным представителем этой точки зрения в европейской литературе выступил, как вы, конечно, знаете, Каутский, идейный вождь II Интернационала и до сих пор член бернского Интернационала. «Большевики избрали метод, нарушающий демократию, большевики избрали метод диктатуры, поэтому их дело неправильное», — так он говорит. Этот довод тысячу и миллион раз фигурировал везде и постоянно во всей печати и в названных мною газетах. Его постоянно повторяет и вся интеллигенция, а иногда полусознательно повторяют в аргументации обыватели. «Демократия — это есть свобода, это есть равенство, это есть решение большинства; что может быть выше свободы, равенства,

346 В. И. ЛЕНИН

решения большинства! Если вы, большевики, от этого отступили и даже имели при этом наглость открыто сказать, что вы выше и свободы, и равенства, и решения большинства, так тогда не удивляйтесь и не жалуйтесь, что мы вас называем узурпаторами, насильниками!»

Мы этому нисколько не удивляемся, потому что мы хотим больше всего ясности и рассчитываем только на то, чтобы передовая часть трудящихся действительно ясно сознавала свое положение. Да, мы говорили и говорим все время в своей программе, в партийной программе, что мы себя в обман такими прекрасно звучащими лозунгами, как свобода, равенство и воля большинства, не дадим и что мы к тем, кто называет себя демократами, сторонниками чистой демократии, сторонниками последовательной демократии, прямо или косвенно противополагая ее диктатуре пролетариата, — что мы к ним относимся, как к пособникам Колчака.

Разбирайтесь, разобраться надо. Виноваты ли действительно чистые демократы в том, что они проповедуют чистую демократию, защищают ее против узурпаторов, или они виноваты в том, что они оказываются на стороне имущих классов, на стороне Колчака?

Разбираться начнем со свободы. Свобода, нечего говорить, для всякой революции, социалистической ли или демократической, это есть лозунг, который очень и очень существен. А наша программа заявляет: свобода, если она противоречит освобождению труда от гнета капитала, есть обман. И всякий из вас, кто читал Маркса, — я думаю, даже всякий, кто читал хотя бы одно популярное изложение Маркса, — знает, что большую часть своей жизни и своих литературных трудов и большую часть своих научных исследований Маркс посвятил как раз тому, что высмеивал свободу, равенство, волю большинства и всяких Бентамов, которые это расписывали, и доказательству того, что в подкладке этих фраз лежат интересы свободы товаровладельца, свободы капитала, которую он употребляет на то, чтобы угнетать трудящиеся массы.

Мы говорим всякому, кто в момент, когда дошло дело до свержения власти капитала во всем мире, или

I ВСЕРОССИЙСКИЙ СЪЕЗД ПО ВНЕШКОЛЬНОМУ ОБРАЗОВАНИЮ 347

хотя бы в одной стране, кто в такой исторический момент, когда на первый план выступает борьба угнетенных трудящихся классов за полное свержение капитала, за полное уничтожение товарного производства, — все, кто в такой политический момент обращается со словом «свобода» вообще, кто во имя этой свободы идет против диктатуры пролетариата, — тот помогает эксплуататорам и ничего больше, он их сторонник, потому что свобода, если она не подчиняется интересам освобождения труда от гнета капитала, есть обман, как это мы в своей партийной программе заявили прямо. Может быть, это лишнее с точки зрения внешнего построения программы, но это самое коренное с точки зрения всей нашей пропаганды и агитации, с точки зрения основ пролетарской борьбы и пролетарской власти. Мы прекрасно знаем, что должны бороться со всемирным капиталом, мы прекрасно знаем, что всемирный капитал в свое время имел перед собой задачу создания свободы, что он сбросил феодальное рабство, что он буржуазную свободу создал, мы прекрасно знаем, что это всемирно-исторический прогресс. И мы заявляем, что мы против капитализма вообще идем, против капитализма республиканского, против капитализма демократического, против капитализма свободного, — конечно, мы знаем, что он против нас выдвинет знамя свободы. И мы ему отвечаем. Мы считали необходимым этот ответ дать в своей программе: всякая свобода есть обман, если она противоречит интересам освобождения труда от гнета капитала.

Но, может быть, этого быть не может? Может быть, нет противоречия свободы с освобождением труда от гнета капитала? Посмотрите на все западноевропейские страны, в каких вы либо бывали, либо, во всяком случае, о каких читали. В каждой книжке освещался их строй как самый свободный строй, и теперь эти западноевропейские цивилизованные страны — Франция, Англия, Америка — они подняли это знамя, они идут против большевиков «во имя свободы». На днях совсем — французские газеты теперь попадают к нам редко, потому что мы окружены кольцом, но по радио сведения

348 В. И. ЛЕНИН

попадают, воздух захватить все-таки нельзя, мы перехватываем иностранные радио — на днях я имел возможность прочесть в радио, которое было послано французским грабительским правительством: идя против большевиков и поддерживая их противников, Франция держит по-прежнему высоко свойственный ей «высокий идеал свободы». Это мы встречаем на каждом шагу, это — основной их тон в полемике против нас.

А что они называют свободой? Эти цивилизованные французы, англичане, американцы, они называют свободой хотя бы свободу собраний. В конституции должно быть написано: «Свобода собраний всем гражданам». «Вот это, — говорят они, — есть содержание, вот это есть основное проявление свободы. А вы, большевики, вы свободу собраний нарушили».

Да, — отвечаем мы, — ваша свобода, господа англичане, французы, американцы, есть обман, если она противоречит освобождению труда от гнета капитала. Вы мелочь забыли, господа цивилизованные. Забыли, что ваша свобода написана в конституции, которая узаконяет частную собственность. Вот в чем суть дела.

Рядом с свободой — собственность, так и написано в вашей конституции. Что вы признаете свободу собраний, это, конечно, громадный прогресс по сравнению с феодальным порядком, средневековьем, крепостным правом. Это признали все социалисты, когда использовали эту свободу буржуазного общества, чтобы научить пролетариат, как свергнуть гнет капитализма.

Но ваша свобода такова, что это есть свобода на бумаге, а не на деле. Это значит, что если в больших городах бывают большие залы, вроде этой, то они принадлежат капиталистам и помещикам, называются, например, залами «благородного собрания». Вы можете свободно собираться, граждане Российской демократической республики, но это — частная собственность, извините, пожалуйста, нужно уважать частную собственность, иначе вы будете большевиками, преступниками, разбойниками, грабителями, озорниками. А мы говорим: «Мы это перевернем. Это здание из «благородного собрания» мы сперва сделаем зданием рабочих

I ВСЕРОССИЙСКИЙ СЪЕЗД ПО ВНЕШКОЛЬНОМУ ОБРАЗОВАНИЮ 349

организаций, а потом поговорим о свободе собраний». Вы нас обвиняете в нарушении свободы. Мы же признаем, что всякая свобода, если она не подчиняется интересам освобождения труда от гнета капитала, есть обман. Свобода собраний, которая написана в конституции всех буржуазных республик, есть обман, потому что, чтобы собираться в цивилизованной стране, которая все-таки зимы не уничтожила, погоды не переделала, нужно иметь помещения для собраний, а лучшие здания — в частной собственности. Сначала отберем лучшие здания, а потом поговорим о свободе.

Мы говорим, что свобода собраний для капиталистов — это величайшее преступление против трудящихся, это есть свобода собраний для контрреволюционеров. Мы говорим господам буржуазным интеллигентам, господам сторонникам демократии: вы лжете, когда бросаете нам в лицо обвинение в нарушении свободы! Когда ваши буржуазные великие революционеры в Англии в 1649 году, во Франции в 1792—1793 гг. совершали революцию, они не давали свободы собраний монархистам. Потому и названа французская революция великой, что она не отличалась дряблостью, половинчатостью, фразерством многих революций 1848 года, а что это была деловая революция, которая, свергнув монархистов, задавила их до конца. Так же и мы сумеем поступить с господами капиталистами, ибо мы знаем, что для освобождения трудящихся от гнета капитала нужно отобрать свободу собраний у капиталистов, нужно их «свободу» отнять или урезать. Это служит освобождению труда от гнета капитала, это служит той настоящей свободе, когда не будет зданий, в которых живет отдельная семья и которые принадлежат кому-нибудь в отдельности — помещикам, капиталистам или какому-нибудь акционерному обществу. Когда это будет, когда забудут люди о том, что могут быть общественные здания в чьей-то собственности, тогда-то мы будем за полную свободу. Когда на свете останутся только работники и забудут люди думать о том, что можно быть членом общества не работником, — это будет еще не так скоро, в проволочке виноваты господа

350 В. И. ЛЕНИН

буржуа и господа буржуазные интеллигенты, — тогда мы будем за свободу собраний для каждого, а сейчас свобода собраний есть свобода собраний для капиталистов, контрреволюционеров. Мы с ними боремся, мы даем им свой отпор и заявляем, что эту свободу мы отменяем.

Мы идем в бой — это есть содержание диктатуры пролетариата. Прошли те времена наивного, утопического, фантастического, механического, интеллигентского социализма, когда дело представляли так, что убедят большинство людей, нарисуют красивую картинку социалистического общества, и станет большинство на точку зрения социализма. Миновали те времена, когда этими детскими побасенками забавляли себя и других. Марксизм, который признает необходимость классовой борьбы, говорит: к социализму человечество придет не иначе, как через диктатуру пролетариата. Диктатура — слово жестокое, тяжелое, кровавое, мучительное, и этаких слов на ветер не бросают. Если с этаким лозунгом выступили социалисты, то это потому, что они знают, что иначе, как в отчаянной, беспощадной борьбе, класс эксплуататоров не сдастся и что он будет всякими хорошими словами прикрывать свое господство.

Свобода собраний, — что может быть выше, что может быть лучше этого слова! Мыслимо ли развитие трудящихся и их сознательности без свободы собраний? мыслимы ли основы человечности без свободы собраний? А мы говорим, что свобода собраний по конституции Англии и Северо-Американских Соединенных Штатов есть обман, потому что связывает руки у трудящихся масс на все время перехода к социализму, — она есть обман, потому что мы прекрасно знаем, что буржуазия будет все делать, чтобы свергнуть эту власть, столь необычную, столь «чудовищную» вначале. Иначе быть не может в глазах того, кто продумал классовую борьбу, кто сколько-нибудь конкретно, ясно думает об отношении восставших рабочих к буржуазии, которая свергнута в одной стране и не свергнута во всех и которая именно потому, что она свергнута не совсем, с тем большим озлоблением бросается на борьбу.

I ВСЕРОССИЙСКИЙ СЪЕЗД ПО ВНЕШКОЛЬНОМУ ОБРАЗОВАНИЮ 351

Именно после свержения буржуазии классовая борьба принимает самые резкие формы. И никуда не годятся те демократы и социалисты, которые обманывают себя, а потом обманывают и других, говоря: раз буржуазия свергнута, дело кончено. Оно только начато, а не кончено, потому что буржуазия до сих пор не верила той мысли, что она свергнута, и накануне Октябрьс