Самоотверженные борцы за общее благо.

Если Иванов будет бороться за благо Петрова и Сидорова, точто будут делать Петров и Сидоров? Паразитировать на Иванове?А может, бороться за его благо? Но не лучше ли каждому боротьсяза собственное благо—в соответствии со своими вкусами, но,конечно, таким образом, чтобы не мешать обществу в целом? Забо-титься о своем здоровье, обустраивать свое жилище, воспитыватьсвоих детей, быть хорошим примером для других. Короче, приводитьв надлежащее состояние свою маленькую часть общества, никого неизводя пропагандой своих взглядов и ни к чему не принуждая.Самоотверженная борьба за общее благо нередко является лишьсредством оправдания своей неспособности обеспечить благо личное-- компактное, благоразумное и полезное для общества. Если тытакой хороший, то почему тебя надо приносить в жертву? Может,лучше принести в жертву кого-нибудь похуже? Я всего лишь клонюк тому, что самоотверженность надо проявлять умеренно иобдуманно, а тот, кто призывает, чтобы она из вас била фонтаном,-- паразит, или дурак, или психически ненормальный, и надо датьему поскорее броситься под какой-нибудь вражеский танк, чембудет достигнута двойная польза: и танка не станет, и вздорногоагитатора. Безумству храбрых мы не будем петь песню: это былобы непорядочно.

Трудоголики.

Выражусь четко: РАБОТАТЬ Я НЕ ЛЮБЛЮ. Я люблю пользоватьсяплодами своего труда, а сама работа доставляет мне радость толькотогда, когда делается в состоянии вдохновения. О том, что у меняотсутствует трудолюбие, я вовсе не сокрушаюсь. А если я не желаю себе некоторого качества, то я, как человек, стремящийся к спра-ведливости, не могу желать его и другим. В общем, к так называе-мому трудолюбию я отношусь примерно так же, как к пьянству или курению.Большинство видов деятельности в современном обществе таково,что находить в них удовольствие могут только интеллектуальноуплощенные личности.Трудоголик не задумывается, откуда взялась задача, которую емупоставили, и почему она такая хлопотная: ему лишь бы был поводнапрячься. Он не станет изобретать способы облегчения своейработы или высматривать их у других. Он тих, покладист, далек от политики. В общении не по поводу работы он для нормальных людей по меньшей мере скучен.Конечно, трудоголики очень удобны начальникам и социальнымпаразитам (довольно часто это одно и то же), поэтому начальникии социальные паразиты вовсю культивируют в обществе миф облагостности трудоголизма. На самом же деле это качество лишьпровоцирует начальников на небрежную постановку задач и плодитсоциальный паразитизм. Когда начальник имеет дело с умереннымитрудофобами, он семь раз подумает, прежде чем нацелить их на выполнение новой задачи. И эта задача не ставится кое-как, и выполнение ее меньше порождает новые трудности.Упаси Боже оказаться в одном коллективе с трудоголиком! Он по своей привычке будет рвать, как говорится, задницу, а вы либоокажетесь не в силах нагрузить себя в той же степени и будетедурно рядом с ним смотреться, либо станете работать на пределесвоих возможностей и проклинать трудоголика, начальников, главугосударства и всех лучших представителей мировой культуры, несумевших привить человечеству мысль о неимоверной пагубноститрудоголизма.

Бабьё.

Лет с пятнадцати и до тридцати они еще сохраняют какое-тоочарование, но потом становятся с каждым годом всё болеепротивными—как внешне, так и в части содержимого их мозгов. Что представляется милым лепетом в устах девушки, то, выдаваемое зрелой теткой, раздражает своей глупостью. Что в молодости обеспечивается не растраченным еще здоровьем, то при отсутствии надлежащей заботы о последнем улетучивается очень быстро.Пока в них сильно проявляется половой инстинкт, они ещехудо-бедно следят за собою. Некоторые даже делают гимнастику.В дальнейшем их забота о теле преимущественно сводится кнамазыванию всякой разноцветной дряни себе на лицо. Увянув, ониприобретают сильную привязанность к своим фотографиям временпервой молодости и тычут в них носами своих новых кавалеров, чтобы доказать, какие они красавицы.Каждая вторая из них уверена, что если ее заштукатуритькосметикой и подороже одеть, она станет неотразимой. Как будтомужчины не в состоянии разобраться, что под косметикой—дряблаястареющая кожа, испещренная морщинами, а под платьем—хилоезаглистованное тельце, страдающее двумя-тремя болезнями (ипредрасположенное еще к пяти-семи), плохо справляющееся со своимиобычными порциями пережаренной, переквашенной, передержанной внехолодильника полутухлой жратвы и потому эпизодически исторгающеенеблаговонные газы. В отношении большинства из них я в состояниивызвать у себя эрекцию, лишь закрыв поплотнее глаза и вообразивна их месте какую-нибудь дуру помоложе—не успевшую ещеоблезть.Из-за их пристрастия к обуви дурацких фасонов пальцы на ихнижних конечностях обычно уродливо искривлены, да еще нередкопоявляются и так называемые «шпоры»—отвратительные выросты накостях. На иную из этих дур я, может быть, и влез бы при оказии,но если случается взглянуть на их ступни, мое желаниеулетучивается почти полностью.Они объясняют свое пренебрежительное отношение к здоровьюнехваткой времени, но это полнейшая чушь. Никто не заставляетих накачивать себя кофе, часами торчать у телевизора,выготавливать на кухне разную извращенческую еду, к тому жеиз таких дивно полезных для здоровья продуктов, как мясо, грибыили соленые огурцы.Дряблые, жопастые, неуклюжие, они представляют собою легкуюдобычу для всякого сколько-нибудь агрессивного негодяя. Оничасто жалуются то на головную боль, то на сердцебиения, то наусталость. Внутри они нашпигованы паразитами и застоялымдерьмом, поскольку в их хилые кишечники попадает преимущественнорафинированная пища, а их брюшные мускулы никогда не получаютдолжной нагрузки.Во второй половине их никудышной жизни, а для некоторых и ещераньше, им начинают все более подходить такие эпитеты, как жаба,змея, трухлявый обосранный грибок или даже ведьма. Пердючиестарые коровы, страдающие одышкой, едва волочащие ноги и грозящиеотбросить копыта тут же рядом с тобой, если ты немедленно неуступишь им сиденье в автобусе. Овдовившие их мужья сделали хотябы то хорошее дело, что вовремя сыграли в ящик.В молодости (да и позже) мне случалось по глупости влюбляться,но до чего же меня тошнило от моих избранниц, когда любовныйдурман рассасывался и я получал возможность посмотреть на нихтрезвым взглядом!Особенно я ненавижу фригидных и нимфоманок. На несколько такихнеполноценных особей я когда-то по неопытности зазря потратил довольно много времени и нервов (что совсем не окупается теми несколькими десятками строк, которые в результате появились в разных моих книжках, включая эту). Они сочиняют разные оправдания своей странности, и надо уметь вовремя распознавать эти обделен-ные природой существа по той чуши, которую они болтают проотношения полов.Хотя я далеко не каждый день чищу свои туфли (я оправдываюэто тем, что таким образом я выражаю свое отношение к обществу),у меня сохраняется довольно интеллигентный вид, из-за чего многиедуры нарываются в отношениях со мной на неприятности, полагая,что я буду действовать по их дурацким правилам. Я торжествующевозвращаю их к реальности. До конца своих дней я буду с удоволь-ствием вспоминать один случай в автобусе. Какая-то кикимора летпятидесяти завелась на кого-то не по существу и стала вякатьдолго, громко и раздражающе. Я предложил ей помолчать, а когдаона после этого переключилась на меня, приблизился к ней и простозахлопнул ей рот—грубо, от души. Конечно, моя рука была впечатке, потому что я довольно брезглив. В салоне сразу жеустановилась обожаемая мною тишина. За старую дрянь не вступилсяникто.Почти столь же приятный случай произошел тоже в автобусе (мнеприходится слишком много ездить). В салоне было довольно тесно, и кто-то полдороги эпизодически и явно нарочно толкал мою сумку (я ношу ее через плечо, и она болтается сзади). Мне надоелоупражняться в терпимости, и я повернулся. Источником беспокойствабыла образованного вида дура лет сорока—наверняка из тех,которые думают, что мужчины существуют для выполнения тяжелойработы, а не для того, чтобы кое-что кое-куда совать. «Вам ненравится моя сумка?»—спросил я еще довольно вежливо. «Да, онамне не нравится»—получил я ответ. «А вы мне не нравитесьцеликом! Понимаете? Целиком!»—сообщил я, умеренно заводясь.Поскольку она тоже не думала успокаиваться и начала рассказыватьмне, как неправильно я поступаю со своей сумкой, я спросил ее нелучше ли будет, если я повешу сумку на свой член. Конечно, яупотребил более грубое слово, которым не хочу пачкать бумагу. Этобыл экспромт, и по здравом размышлении я бы вряд ли так поступил.Женщина еще что-то вякнула и замолчала. Прочие тоже молчали.Вдумываясь в произошедшее, я начал улыбаться еще в автобусе, акогда вскоре вышел, меня вообще разобрал счастливый смех,отголоски которого проявлялись еще и на следующее утро. Как маломне нужно для счастья! И такому скромному человеку вы не пожелалидать чуть-чуть места для тихой жизни!

Литературные пачкуны.

У Макса Нордау («Вырождение», ч. I, гл. III): «Во всяком циви-лизованном народе с развитою литературой и искусством существует много скопцов мысли, не способных к самостоятельному творчеству, но отлично подражающих его приемам. Эти кальки к прискорбию составляют громадное большинство писателей и художников по про-фессии: они размножаются, как тараканы, и подавляют очень часто истинный, оригинальный талант.»Они заслоняют передираемых ими настоящих авторов от читателей,они оттягивают на себя ресурсы издательств, они забивают людямголовы псевдознаниями (в каковые превращаются любые знания,будучи торопливо пересказанными с пропуском существенныхнюансов). По моему мнению, такие псевдоавторы—хуже воров ирастлителей малолетних. Некоторые из них, однако, считают, чтоони как раз и есть настоящие писатели; что только таким образом идолжна делаться литература и что подобные мне личности, кропающиесвоё, -- не более чем графоманствующие дурачки.Иной говнюк надергает текстов и фотографий из интернета, пере-ведет кое-что наспех с английского или немецкого, потом тискаетвесь материал под своей фамилией и воображает себя специалистомпо загаженной им теме. Ну какое к нему может быть доверие? Дажеесли он воровал у лучших авторов, где гарантия, что он ничего неперепутал или, обнаружив, слишком явный пропуск, не заполнил егочем попало? Если ему чихать на авторское право, то чихать ему ина истину, и он не станет что-то тщательно проверять и невоздержится от представления сомнительных данных—лишь бы онибыли правдоподобными и привлекали внимание.Любая книжка, написанная искренне, добросовестно и талантливо, заслуживает того, чтобы жить, -- независимо от своего содержания.Не всякую такую книгу можно порекомендовать широкой публике, новсякая должна быть сохранена для тех, кто в состоянии ееправильно использовать. Что же касается мерзостной пачкотниразных имитаторов и плагиаторов, то это зло похлеще наркомании иСПИД вместе взятых. Из трех публикуемых книжек две заслуживают того, чтобы их сжечь—не из-за того, что они разносят какие-то вредные учения, а из-за того, что накропавшие их людишки оказа-лись не способны хотя бы и такие учения изложить толково.