всю семью, в отпуск может позволить себе поездку в Санкт-Петербург или на Черное море.

Знаете, у меня, наверное, моментов столкновения с корруп­цией напрямую не было. Я же все время завязан на работе. У меня ведь ситуация такая, что я могу достаточно быстро сде­лать все, что мне нужно. Может быть, мне и намекают, но я просто не замечаю этих ситуаций.

Во всех ситуациях, кроме проблемы с квартирой. А здесь мне известно, с кем, как можно и нужно договариваться, но я этого не делаю. Прежде всего потому, что мне просто нечего давать.

Для милиции, где я работаю, наиболее характерны мелкие поборы. У нас же в основном - сержантский состав. У них зарплата всего немного больше тысячи.

Это там, где работают с людьми. Что касается меня, то я же криминалист, технарь. Я работаю с материалами, с желез­ками. Если честно говорить, обращаются иногда с просьбами. Например, техосмотр сделать или загранпаспорт оформить, разрешение на оружие. Я обычно помогаю, но у меня желез­ное правило - не брать.

Конечно, самый кошмар - это гаишники. Я сам еду по го­роду и вижу - ведь они же откровенно стоят, сняв шапки. Это -гады, я их милиционерами не считаю. Они берут просто все. Это есть. Тут деваться некуда.

[568]

Проверки, провокации на взятки устраивают, но ведь пока это официально оформят... Выявляем мы, серьезно выявляем.

Попался, зараза такая, из ППС. Задержал с велосипедом и "выкупил" его за сто рублей. А велосипед краденный. Вора задержали, ну он этого сержанта и сдал. Уволили его.

Медвытрезвитель, там тоже здорово берут. Мелкое воров­ство из карманов. Или берут взятку за то, чтобы не сдавать.

Участковые - эти больше имеют не на людях, а на тех тор­говых точках, которые на их территориях. Хотя это не типич­но, это все-таки не носит постоянного характера. Ну правда, не носит.

Что касается руководства, то бывают слухи. Был у нас зам­министра - Файзуллин, который лечиться в Карловы Вары ле­тал. А на наши зарплаты не разбежишься.

Что касается работы, то больше всего, конечно, тревожит 158 статья - кражи. Всех видов собственности. Это для нас самое тяжелое преступление. В условиях неочевидности. Тя­желее всего их раскрывать, и они больше всего волнуют насе­ление. Квартирные кражи виснут. Раскрываемость 55%. Но она надутая. Реально - процентов тридцать.

Как надувают? У нас сейчас идет такая латентная преступ­ность! Она пошла с 1992 года. Это, конечно, социальный за­каз. У нас идет мощное укрытие преступности. Реально пока­зывается не более 35% всех преступлений. Последнее время укрывают даже серьезные преступления. Даже вооруженные грабежи.

Был случай. Группа грабила гостей из "ближнего зарубе­жья". С оружием. Били, отбирали деньги. Когда пострадав­шие обращались в милицию, их посылали. Говорят, что, мол, свои побили. И такие преступления не регистрировали. По­том по суду это прошло, было представление суда на МВД.

Или было убийство. Сажают жену, хотя точно знаем, что она не виновна. Зачем? Чтобы в камеру подсадить, получить информацию.

[569]

Бьют у нас. Подростков бьют. Что скрывать. Я недавно сам застал, с работы шел. В подъезде крик. Зашел, там парнишке руки ломают. У нас ведь каждый год случаи есть, когда из окон пытаются выпрыгнуть. Это ведь что-то значит, о чем-то гово­рит. Значит, невмоготу.

Противостоять всему этому нельзя. Я просто сразу отсюда вылечу. Без пенсии, без льгот... Не я один. Таких ведь много. В милиции есть честные люди, есть. Но сломать это нельзя.

Хотя, знаешь, и другое. Если наши зарываются, то они тоже довольно быстро вылетают.

Милиция - это слепок с системы. Государство стало жесто­ким. Милиция тоже.

А в целом коррупция для меня - это что-то связанное с руководителями высшего звена. Там есть возможность, и на­род - не дурак, он этим пользуется. За счет распределения каких-то благ, получая нашу благодарность. А если из отрас­лей деятельности - то это, конечно же, экономика. Там, где большие деньги.

Хотя берут все и давать не "приходится", а мы просто это делаем. У нас настолько отвратительная система, что даже скорую помощь приходится через знакомых вызывать. Я недавно мать оперировал. После этого мы с сестрой отвозили две бутылки хорошего вина и бутылку дорогого коньяка. Но это действи­тельно сделали с удовольствием. Мать в реанимации трое су­ток лежала. Или мы ждали третьего ребенка. С женой поеха­ли к знакомой врачихе на УЗИ. С коробкой конфет. Мы же со стороны, чужие.

Стиральную машину купили. Ставить должны бесплатно. Мастер говорит: "Приеду через неделю". В магазине уверяли, что все бесплатно и что у мастера все есть. Но мастер пришел и предложил свой краник. Мой кран отказался ставить. А там резьба подходит, я же знаю! В результате я сделал все сам.

Если какой-нибудь чиновник примет решение не в мою пользу, я сперва попытаюсь выяснить ситуацию. А потом, я ведь ми­лиционер. Я ведь к столбу могу привязаться. Я, грубо говоря,

[570]

его достану и решу свои проблемы. А на кого я могу рассчи­тывать? Смотря по ситуации. Или на кулаки. Или на своих.

К уклонистам от налогов я никак не отношусь. Вот наше руководство. Мы же должны платить за воду, за газ. Но они не платят. Ну нет денег, что ж поделаешь!

Я как сотрудник органов налогов не плачу. По закону. Даже за дачу. А простые граждане если не платят, ну и слава богу! Какому государству платить! Какое раньше было, может, у меня и шевельнулась бы совесть! А этому!? Хотя я и понимаю, что если бы ты платил налоги со своих валютных гонораров, то мне бы прибавили зарплату. Знаю, но никаких претензий у меня к тебе нет.

А как с этими явлениями бороться? Вы что, это ведь надо менять практически весь руководящий состав. А если убрать руководителя, придет зам. Нет! Это невозможно сделать ра­зом. Это нужно делать долго. Это можно сделать тогда, когда чиновник будет получать большую зарплату. Когда ему воро­вать будет невыгодно.

А сейчас это сделать просто нельзя. Нет людей. Людей, спо­собных к работе. Ну уволь ты из угро тех, кто избивает. Набе­ри новых. Но ведь раскрывать-то они ничего не будут.

Опереться в борьбе с коррупционерами можно, единствен­но, только на пролетариат. Но пролетариат - это масса, кото­рой легко управлять, имея СМИ под рукой.

Работать я хочу только по закону. Туда, где паленым пах­нет, - не сунусь. Точно знаю, что если закон преступить, рано или поздно возмездие будет. И бизнесом заниматься точно не хотел бы.

22. "Я не сталкиваюсь с коррупцией, это со мной сталки­ваются"

М.И. - крупный чиновник кабинета министров Респуб­лики Башкортостан. Ему 50 лет. С женой и дочерью жи­вет в трехкомнатной квартире в элитном доме в центре

[571]

города. Говорит, что на уровень материального достатка не жалуется. В отпуск никуда не ездит, потому что хва­тает поездок в командировки, в том числе за границу. Как говорит, хочет отдыхать дома и потому строит дачу.

Сегодня пришел ко мне человек, предложил 30 тысяч руб­лей за определенные услуги. Я его отправил обратно, потому что то, о чем он просил, я сделать не могу - это невозможно на сегодняшний день, никто этого не сделает. И деньги его, естественно, не взял. А если бы от меня что-то зависело, тут мог бы быть другой разговор. Это нормальная практика. По­тому что, предлагая мне 30 тысяч, он сам при этом рассчиты­вает заработать 300 тысяч. Самому мне не приходилось "за­интересовывать" вышестоящее начальство, потому что просто нет таких денег.

Вы видите, я на другой стороне фронта. Не я сталкиваюсь с коррупцией, это со мной сталкиваются.

Я даже гаишникам не плачу. Умею с ними разговаривать. Нарушаю часто, останавливают тоже часто, но никогда не платил им.

Старшая дочь в институт поступала сама. За младшую - она в этом году будет поступать - плачу за подготовку к экзаме­нам преподавателю из того вуза, куда она пойдет. Понятно, что это такая форма страховки.

В больницах я тоже не плачу. Недавно отца клал в госпи­таль на обследование и лечение. Позвонил главврачу, предста­вился. Ни копейки ни я, ни отец не платили. Просто использо­вал свое служебное положение. Поликлиника у нас своя, у жены тоже ведомственная, денег там не берут.

Если же я вдруг столкнусь с какой-то несправедливостью со стороны того же чиновничьего аппарата, я буду знать, что нужно обратиться в вышестоящую инстанцию с соответству­ющей суммой денег.

Вообще мне трудно ответить о том, какие структуры наи­более коррумпированные. Все одинаково? Скорее всего, в наи-

[572]

большей степени в теневой экономике задействованы предприятия ТЭК, те, кто организует систему взаимозачетов, вексельный расчет, банки, министерство по налогам и сборам.

К руководителям, уклоняющимся от налогов, отношусь в зависимости от того, какие именно налоги они не платят. Считаю это нормальным, если это связано с выплатой зарплаты, пото­му что от того, платит ли руководитель зарплату, зависит его авторитет в коллективе и возможность управлять этим коллек­тивом. Считаю, что в обязательном порядке налоги должны быть оплачены в Пенсионный фонд, одновременно с выплатой зар­платы. Невыплат или несвоевременных отчислений в Пенси­онный фонд допускать нельзя. Остальные налоги можно вре­менно не платить ради того, чтобы сохранить предприятие, рабочие места, рассчитаться с кредиторской задолженностью. А уже после всего этого платить налоги.

А рядовым гражданам в этом плане тяжелее, потому что от подоходного налога не уклонишься. Налоговая инспекция все равно свое возьмет, это ее проблема. Надо сделать так, чтобы выплат не по ведомости не было, а для этого надо снизить подоходный налог. Тогда предпринимателю будет невыгодно скрывать истинную зарплату работников. Государство от это­го только выиграет.

.На данный момент я лично работал бы там, где начальство связано с теневым бизнесом, потому что там более четкие за­коны и все ясно. Как правило, личный бюджет при этом на­много выше реальных и легальных доходов.

Но за человека, связанного с криминалом, на выборах, на­верное, не проголосовал бы. Хотя сегодня мэр или глава ад­министрации, если он не связан с теневым бизнесом и крими­нальными структурами, просто не сможет работать в существующем правовом и экономическом поле. Его фактически вынуждают к этим связям.

В целом я понимаю, что борьба с теневой экономикой и коррупцией важна не только для нашей страны, но и для все­го мира. Теневая экономика и коррупция пришли к нам с ры-

[573]

ночной экономикой. Эти явления мешают нормальному разви­тию экономики, снижают налоговые поступления, не дают раз­виваться бизнесу, ставят бизнесменов в неравные условия. Бизнес развивается только там, где есть доступ к власти.

Необходимо создавать "правила игры", экономические за­коны, исключающие возможность получения сверхприбылей на разности цен, а также посредническо-коммерческой деятель­ности, перейти полностью на товарно-денежные отношения. Это позволит исключить бартерные операции, которые в ос­новном и питают теневую экономику.

Думаю, что здесь надо опираться на депутатов, избранных в законодательные органы власти. Создавать и проводить за­коны, которые бы исключали возможность получения сверх­прибылей в теневом бизнесе. Эти каналы все известны. Кор­рупция появляется там, где сращиваются криминальные структуры с властью, а криминальные структуры в основном находятся на полулегальном положении - это те, кто занимается взаимо­зачетами, торгово-посреднической деятельностью. С одной стороны, они находятся в рамках экономического поля, а с дру­гой - их деятельность невозможна без покровительства влас­ти. Только сращивание этих двух структур создает систему, которая подпитывает как власти предержащие, так и криминальные струк­туры, уводя прибыль от налогообложения, загоняя ее в тене­вую экономику.

Но повышать зарплату чиновнику и надеяться, что после этого он перестанет брать взятки, невозможно. Потому что уровень получаемой сверхприбыли от сращивания с теневой экономи­кой на десять порядков выше той зарплаты, которую получа­ют чиновники. А повысить зарплату в сто раз нереально в се­годняшней ситуации. Поэтому самым серьезным образом надо рассмотреть и принять законы, запрещающие или ограничи­вающие торгово-посредническую деятельность предприятий, в первую очередь в ТЭК. Договора в этом комплексе должны быть прямые, без посредников. Предлагаю определить посред-

[574]

ническим организациям, работающим в этой области, вменен­ный налог.

Про угрозу жизни или имуществу я скажу, что надо еще знать, кто угрожает, по какому поводу, справедлива ли угроза. Если она справедлива, то обращаться в органы внутренних дел бес­полезно. Если мудрый человек, то он не попадет в такую си­туацию, если умный - то выпутается из нее.

Сам заняться бизнесом я не хочу. Во-первых, не хватает начального капитала для организации дела производственно­го. Во-вторых, открыв производство, не найдешь сбыта про­дукции, потому что у людей нет денег, чтобы ее покупать. Чтобы заняться торгово-посреднической деятельностью, нужна связь с властью на уровне семейного клана. Ее тоже нет.

[575]

Священнослужители

23. "Борьба с коррупцией сегодня просто опасна"

И. - настоятель небольшого храма в областном центре. "На жизнь мне хватает. В конце концов, есть друзья и род­ственники, которые живут богаче меня, они не дадут уме­реть с голода. Бизнесом я никогда не занимался. Всегда было лень, хотя предложения были".

Теневая экономика и коррупция распространены во всем мире. Разница между Россией и остальными странами в том, что там теневая экономика составляет только часть общей экономической системы, а у нас, кроме теневой, никакой другой экономики просто нет. Наша экономика замешана на теневых отношени­ях хорошо если только на 90%. Это как в Церкви, знаете, есть такая политика: Патриархия требует, чтобы епархии свечи за­купали в "Софрино", но там дорого. Поэтому епархия целый год закупает свечи где-то в другом месте, поближе и подешев­ле, а в конце года торжественно посылают гонцов в "Софри­но" выполнить патриаршую волю, привезти пару пачек свечей еще и оттуда. Так же и наша экономика: высунется на свет, заплатит налог с каких-нибудь задекларированных 10% свое­го оборота и нырк обратно в тень. Поэтому борьба с корруп­цией, с теневой экономикой сегодня опасна для государства. Если попытаться всерьез бороться, то можно разрушить ту экономическую систему, которую имеем. А другой-то нет.

Все говорят о том, что за 70 лет советской власти Церкви нанесен огромный духовный ущерб, что самые верующие свя­щеннослужители дореволюционной закалки были истреблены, а на их место пришли люди по сути своей советские. Все это верно, но при этом забывают, что то же самое касается не только духовной, но и экономической стороны существования Церк­ви. Ведь практически любой священник в дореволюционной России был, что называется, "крепким хозяйственником", умел

[576]

организовать приходскую жизнь не только в духовном, но и в самом обычном практическом смысле. Сегодня в Церкви очень мало хозяйственников. То есть людей, которые набивать кар­маны умеют, более чем достаточно, а настоящих хозяйствен­ников почти нет. Нет стратегии экономического развития Цер­кви. Тут, конечно, еще и зашоренность мышления играет свою роль: "Как это так, мы, православные, и вдруг о том, как зара­ботать, думать будем! Наше дело молиться и спасаться, а ком­мерция - дело мирское и грешное". При этом упускается из виду одна маленькая деталь: те святые, которым мы молимся, прекрасно умели монастырское хозяйство наладить и за грех это не считали. Я думаю, в конце концов мы все равно придем к пониманию необходимости осмысленной экономической цер­ковной политики. Но сегодня в Церкви царит экономический хаос, и большинство принимаемых мер дают обратный эффект.

Что такое теневая церковная экономика? Отпел священник покойника, деньги эти не записал, купил дитям мороженое, супруге - цветы и уснул крепким сном. Вот вам и вся теневая экономика. Сейчас перед Церковью стоит гораздо более серь­езная проблема. Я говорю о количестве криминальных денег, которые у нас крутятся. Вы знаете сколько через храмы и мо­настыри обналичивается денег? Какая-то фирма переводит по безналичке тому или иному храму несколько миллионов, из которых священник берет определенный процент, а остальное получает та же фирма, только уже наличными. Просто до не­приличия.

А серебро-золото, которое по всем церквям продается? У Церкви же льготы по торговле ювелирными изделиями, там, по-моему, акцизный сбор не взимается, поэтому все эти дра­гоценности никто не проверяет. Откуда это золото идет? Ник­то этим не интересуется. И какой процент этого золота приво­зят в храмы бритые ребята в кожаных куртках, тоже никому неизвестно. А тут, в общем-то, история точно такая же, как и с обналичиванием. Привозят какое-нибудь липовое золото от­куда-нибудь из Турции, ставят такое же липовое клеймо, а чаще

[577]

не ставят никакого. Самим торговать рискованно: проплатишь одному милицейскому подразделению, другое обидится, а всем платить - никакого золота не хватит. По счастью, существует у нас чудная структура, РПЦ МП, в которую никакие менты носа не суют, кроме как для того, чтоб свечку поставить. Туда это золотишко обычно и относят. Храм или монастырь полу­чают хороший процент, а хозяева этого золота одновременно и душу успокаивают, на церковь жертвуют, и навар неплохой имеют. Ну, так как в законе сказано что-то про то, что не об­лагаемое акцизом золото должно иметь культовое предназна­чение, то из всех этих металлов настрогают предварительно крестиков и цепочек, вот вам и культовое предназначение. Ка­кое культовое предназначение у цепочки для крестика, я, правда, никак в толк не возьму, ну да что с меня взять? А раскупают­ся у нас сегодня подобные вещи с христианской символикой еще лучше, чем просто ювелирные украшения, так что никто не внакладе. Знаете, как в той песне: "И на каждой пуле вы­бита фигура гимнаста". Вот если на пуле, прости Господи, "гим­наста" изобразить, станет она от этого "предметом культа"?

А сколько храмов построено натуральными уркаганами? Вон у нас в епархии один добрый человек храм построил, а потом чего-то со священником не поделил. По-моему, тот не смог объяснить ему, куда пошла какая-то часть пожертвованных денег. Так того священника чуть в кислоте не растворили: как это так, такого авторитетного человека кинуть пытался, как пос­леднего лоха? Священник по молодости лет в РПСЦ1 перешел, к Валентину, надеялся, наивный, что заграница нам поможет. Ну, естественно, только еще хуже вышло. Теперь отсиживает­ся где-то, к нам в епархию носа не показывает.

Пройдите по кладбищам церковным, посмотрите, сколько на самых почетных местах, прямо у церковных стен, свежих могил "братков" понакопано. Оно и понятно, группа риска. Я

1 Русская Православная Свободная Церковь. - Прим. ред.

[578]

как-то с одним своим собратом заговорил на эту тему: мол, что у тебя эти ребята на почетных местах делают? "А как же, — говорит, — знаешь, сколько они мне денег на храм пожертво­вали? У меня б без них до сих пор голый фундамент стоял". Кроме того, если такого бандюка хоронят где-нибудь на сель­ском кладбище, то приход во время этих похорон зарабатыва­ет столько, сколько за полгода в других условиях не получит. Друзья и коллеги покойного, понятное дело, съезжаются, а они же все люди щедрые, зеленые бумажки так и мелькают. Так что вот где проблема, а не в безобидных "теневых отношениях".

Я думаю, что мы должны прийти к западной системе опла­ты труда священнослужителя. Прихожане платят государству специальный церковный налог, который государство тратит на зарплату пасторам и ксендзам. Прихожане тоже не внакладе -и католики, и протестанты имеют развитую социальную инф­раструктуру. То есть человек, выплачивающий церковный на­лог, тем самым как бы оплачивает и свою страховку и может потом дешево лечиться у специальных врачей, жить в специ­альных домах для престарелых и т. д. Я знаю, что такая сис­тема действует сегодня, в частности, в Германии. Кроме того, мне кажется, полезно, когда священник имеет вторую, светс­кую работу, - тогда он не смотрит на церковное служение как на источник заработка.

Государство должно восстановить те храмы, которые оно разрушило, а уже потом передавать их Церкви. Я понимаю, что у государства сейчас мало денег и т. д., но мне кажется справедливым, чтобы восстановлением храмов занимались бы те, кто их разрушал, а не пострадавшая сторона.

Я не знаю, может, и не стоит об этом говорить, но основ­ной личный опыт столкновения с коррупцией у меня связан с вытрезвителями. Я, как любой человек, могу выпить, но ни­когда не напиваюсь до такого состояния, чтобы терять конт­роль над собой. Общественный порядок я тоже не нарушаю. Тем не менее глаз у наших милиционеров наметанный, они профессионально замечают, если человек чуть перебрал, и меня

[579]

каждый раз пытаются забрать в вытрезвитель. Попадать туда мне не хочется. Во-первых, там оберут до нитки, и деньги, и вещи - все потеряешь. Во-вторых, мне, сами понимаете, в выт­резвитель просто никак нельзя. У нас в епархии один священ­ник загремел в вытрезвитель, все требовал себе с другом там отдельную келию. В итоге его лишили сана. Так что прихо­дится с милиционерами полюбовно договариваться. Тариф жесткий - 50 рублей. Отдал и иди своей дорогой.

Кроме того, как любой человек, ездящий на машинах, я время от времени сталкиваюсь с работниками ГАИ или ДПС - я в них не очень разбираюсь. Эти тоже придираются профессио­нально. То оказывается, что у тебя номер машины грязью за­ляпан, то ремень накинут, а не пристегнут. Кстати, норму о том, что ремень должен быть обязательно пристегнут, по-мое­му, уже два года как отменили, а эти штрафы до сих пор стри­гут. Можно, конечно, спорить - мол, товарищ сержант, у меня номер чистый, - но это чаще всего абсолютно бесполезно. Это как в анекдоте: "Товарищ сержант, а разве тут нет левого по­ворота?" - "Есть, но он платный". Поэтому с ними обычно тоже расходиться все предпочитают полюбовно - дал, сколько тре­буют, и уехал.

Наиболее коррумпированной структурой я считаю прежде всего армию. Может быть, я так считаю потому, что долгое время был тесно с армейскими кругами связан и хорошо пред­ставляю, в каких масштабах все армейское имущество идет налево. Если в Церкви у многих руководителей стремление к наживе еще сочетается с каким-то религиозным чувством, то в армии, мне кажется, идейных ограничений уже не осталось, по край­ней мере на уровне среднекомандного звена. Все, что можно толкнуть, - толкают, причем в масштабах, о которых все пуб­личные разоблачения дают очень относительное представле­ние. Кроме армии, я думаю, надо сказать о правоохранитель­ных органах. Их как-то принято делить на более коррумпированные, менее коррумпированные, так вот, могу сказать, что, по моим ощущениям, это полная ерунда. Если ГАИ

[580]

или участковые кажутся более коррумпированными, так это просто потому, что мы с ними каждый день соприкасаемся. Каждый водитель когда-нибудь давал взятку гаишнику, поэтому все кричат о коррупции в ГАИ и одновременно хвалят ФСБ. Там то же самое, просто дальше от людских глаз.

Коррупция в военкоматах была всегда, но в последние ме­сяцы, после начала войны в Чечне, она усилилась. То есть не случаев таких стало больше, а суммы взяток резко увеличи­лись. Ведь если раньше бежали от дедовщины, то теперь от натуральной войны. Конечно, никто ничего не требует, хо­чешь - иди служи, на здоровье. Люди сами ищут, кому бы дать, и найти не менее сложно, чем собрать деньги. Схема там, в основном, такая: военкомы сами не берут, те, кто этим само­стоятельно занимается, как правило, довольно быстро попа­даются. Основная "нагрузка" здесь на рядовых членах медко­миссий: им приносят, а они уже отдают часть военкому. Смысл этого ясен: врач, если его не поймали с поличным, всегда мо­жет сказать, что у него действительно было подозрение на ка­кое-то заболевание, поэтому он и выдал призывнику направ­ление в больницу, - поди проверь. А военкому уже не отвертеться.

В вузах все зависит от факультета: на некоторых, может, преподаватели и рады деньги взять, а не дают. Конечно, в ос­новном все вертится вокруг престижных факультетов: юриди­ческий, экономический. Встречаю как-то одного знакомого, он говорит: "Вот сын поступил на юрфак, четыре тыщи пришлось отдать". А я знаю, что у него близкий друг, то ли однокласс­ник, то ли просто друг детства, в приемной комиссии, он мне об этом еще раньше говорил. "Почему же, — спрашиваю, — четыре тыщи, у тебя ж там друг работает?". "Потому, — гово­рит, — и четыре, иначе было бы в несколько раз больше". То есть сейчас уже просто по дружбе на престижный факультет влезть нельзя. Ведь ситуация какая: ну хорошо, твой друг при­нимает один экзамен, а другие экзаменаторы с какой радости должны твоего сына или дочь бесплатно пропускать? Ведь если они берут деньги за каждое место, то пропустить кого-то бес-

[581]

платно для них означает просто элементарно потерять свои деньги. Все равно что вынуть из своего кармана и отдать кому-то только потому, что его друг с тобой вместе работает. Так что сегодня в вузах дружба дружбой, а платить все равно приходится. Кроме того, как я понимаю, экзаменаторы, которые в приемных ко­миссиях работают, еще и с начальством должны делиться. Фактов тут у меня прямых нет, но, так сказать, методом дедукции до­гадаться нетрудно. Мы недавно сидели в особняке у одного проректора, и он рассказывал, что у него, кроме этого дома, есть еще один, зарегистрированный на жену. Можно, конечно, считать, что он это на свою преподавательскую зарплату от­строил. На две тысячи рублей в месяц чего не шиковать?

В больницах, по-моему, сегодня все очень просто. Там есть два вида лечения: плохое бесплатное и хорошее платное. Если ты хочешь не просто полежать в больнице, а чтоб тебя при этом еще и ле