Рынок зачислений. Организационные технологии

Ограниченность теневых возможностей отдельного препо­давателя ставит его в положение, когда он вынужден конкури­ровать с коллегами, бороться с ними за "своих" абитуриентов. Однако конкуренция коррупционеров упорядочивается, если они прибегают к своеобразной кооперации. Это, видимо, тоже от­носительно новое явление, свидетельствующее о том, что корруп­ция приобрела настолько широкий размах, что требует опре­деленной институциональной основы.

Кооперирование, по свидетельству уже неоднократно упо­минавшегося нами ростовского преподавателя СМ., происхо­дит следующим образом: "Практически на каждом факультете у «деятельных» преподавателей есть свои «квоты» на количе­ство абитуриентов, которые должны поступить. Например, один преподаватель в текущем году входит в приемную комиссию. Естественно, что он протолкнет своих абитуриентов и абиту­риентов своих близких коллег. Но он обязан протолкнуть и абитуриентов, которых готовили и более «дальние» (по степе­ни отношений) коллеги, потому что в следующем учебном году

[150]

этот преподаватель уже не будет в составе комиссии (проис­ходит ротация кафедр) и не сможет влиять напрямую на за­числение". Вместе с тем в кооперацию могут быть включены не только педагоги, но и те вузовские работники, которые во­обще не имеют никакого отношения к вступительным экзаме­нам и к "рынку зачислений". "Некоторые из деканатских ра­ботников берут деньги с абитуриентов, а потом договариваются с преподавателями в обмен, например, на хорошо составлен­ное личное расписание этого преподавателя. То есть работник деканата может поставить преподавателю занятия на удобные для этого преподавателя дни, и он это делает. А преподава­тель в свою очередь способствует поступлению деканатского протеже. То есть возможность для обмена услугами на одном факультете всегда есть" (И.П., Иваново).

Впрочем, разнообразные формы кооперации лишь смягча­ют и упорядочивают конкуренцию, но не ликвидируют ее. Со­храняется соперничество за ключевые места в приемной ко­миссии и за введение вступительного экзамена по тому или иному предмету. "Борьба, и временами довольно жесткая, идет за то, чтобы твой экзамен включили в число вступительных, -рассказывает все тот же И.П. - Вот, скажем, на юрфак надо сдавать историю и право, ну, сочинение, как обычно. Но ведь можно поставить еще один экзамен. И вот факультет романо-германской филологии начинает лоббировать включение ино­странного в число вступительных. Я знаю, что в течение года в ректорате несколько раз принимали по этому поводу проти­воположные решения. В итоге иняз таки вошел в число всту­пительных. То же самое и на многих других факультетах". Понятно, что после того, как был назначен вступительный эк­замен по иностранному языку, позиции преподавателей соот­ветствующей кафедры на теневом рынке значительно упрочи­лись, а цена их услуг существенно выросла.

И в конкурентной борьбе, и в институциональной органи­зации "рынка зачислений" важная роль принадлежит вузовс­кому ректорату. При номинальной демократизации управления

[151]

высшими учебными заведениями в большинстве вузов России сохраняется довольно строгое единоначалие, и решение рек­тора по тому или иному вопросу, как правило, принимается как окончательное. Понятно, что и операторы "рынка зачисле­ний" обязаны считаться с указаниями начальства, у которого в теневой сфере есть и свои интересы, и свои операциональ­ные приемы. "«Оптовые» взятки, как правило, даются на са­мом верху: ректор, проректор, - продолжает свой рассказ кос­тромич Д. - Но на таком уровне взятки берут не от всех. Попасть к ректору и дать деньги непосредственно ему могут только те люди, которые занимают в городе достаточно высокое поло­жение. Остальным приходится искать того человека, который мог бы взять деньги и поделиться с кем надо наверху. Это, кстати, не очень легко. Ведь ни на одном кабинете не висит табличка «Главный взяточник». Но кому нужно было, те находили".

Это свидетельство, помимо прочего, интересно и тем, что показывает: вузовский теневой рынок не является замкнутым и изолированным, а представляет собой органическую часть широко разветвленной сети других теневых рынков, операто­ры которых связаны между собой взаимным интересом и со­ответствующим спросом и предложением. Д. не говорит, кто эти "люди, которые занимают в городе высокое положение", но мы, опираясь на полученные ранее сведения, вполне мо­жем предположить, что среди них окажется и коррумпирован­ный чиновник администрации (например, ответственный за распределение жилплощади или строительство), и работник военкомата, и крупный милицейский чин. Понятно, что их рас­чет с ректором скорее всего произойдет не в наличных деньгах, но в форме взаимных услуг, а в некоторых случаях и вообще в кредит - в порядке накопления теневого капитала, использовать который представится возможность когда-нибудь в будущем1.

1 Впрочем межрыночный обмен происходит не обязательно на высоком уровне "ректор - городское начальство". В него могут быть вовлечены и рядовые операторы различных теневых рынков. Вот соответствующее свидетельство Е.П., женщины - научного работника из Уфы: "Когда сына в саадик устраивали, тоже долго не могли добиться, чтобы нас приняли, пока не проскочило в случайном разговоре, что у нас папа в университете преподает, а кому-то из детей детсадовского начальства как раз поступать надо было. После этого нам путевку прямо домой принесли. Я не знаю, муж потом, наверное, помог, потому что в садике все было в порядке".

[152]

Так или иначе, но внутривузовская система теневых связей должна гибко реагировать на эту необходимость межрыночных обменов, которые ведутся ректоратом. Воспользуемся еще раз осведомленностью нашего респондента И.П. из Иванова. "Есть так называемый «ректорский список», - рассказывает он, - это такое внутреннее название, в общем-то всем, кто с этим свя­зан, понятно, о чем идет речь. Это те люди, которые поступа­ют непосредственно через ректорат. Это тоже явление доста­точно нормальное, в смысле привычное, к нему все приспособились. Плохо, когда ректор превышает разумные пределы, то есть требует, чтобы приняли больше студентов, чем реально получается, исходя из негласного дележа мест между членами приемной комиссии. Еще хуже, когда ректорат в пос­ледний момент меняет правила. То есть договаривались на восемь человек, расчистили для них площадь, а из ректората прино­сят список, в котором пятнадцать. И крутись, как знаешь. Та­кое «нарушение конвенции», конечно, радости никому особой не доставляет, но приходится как-то выкручиваться. Ссорить­ся с ректоратом нежелательно, из приемной комиссии можно и вылететь".

Сказанное нашим респондентом означает, что в поведении ректора - в силу наличия у него значительного администра­тивного ресурса - в определенных условиях может проявить­ся тенденция к монополизации "рынка зачислений". Впрочем, по нашей информации, пока такая вероятность существует лишь теоретически.

Рассматривая общую структуру и некоторые функциональ­ные особенности вузовского "рынка зачислений", мы несколь-

[153]

ко в стороне оставили разговор о его ценах. Между тем цено­вая дифференциация на этом рынке лучше, чем какое бы то ни было иное свидетельство, может показать нам, что же именно является здесь предметом купли-продажи и какой товар пользуется большим спросом, а какой - меньшим. Ростовчанин В.Ю., ко­торому, как мы помним, пришлось продать свой автомобиль, чтобы оплатить поступление сына в один из вузов, считает, что это еще далеко не самая высокая цена: "Всем хорошо из­вестно, сколько нужно «дать на лапу» за поступление на бес­платное обучение в юридический институт - семь-десять ты­сяч долларов. Разница зависит от степени «кавказости» абитуриента: чем выше гора, с которой он спустился за дип­ломом, тем выше и плата за поступление". Его земляк, школь­ный учитель А.А., говорит о близких ценах: "Есть такие ра­ботники высшего образования, которые берут пять-шесть тысяч долларов за поступление, к примеру, на юрфак университета". Цены на этом рынке могут варьироваться также и в зависимо­сти от региональных особенностей: "Абсолютное большинство абитуриентов поступают не бесплатно, особенно на юридический, на факультет иностранных языков, - свидетельствует профес­сор Л.Д., живущая в Уфе. - Средняя цена колеблется около десяти тысяч рублей за экзамен, а за юрфак - в пределах од­нокомнатной квартиры или дачи. Вообще это зависит и от воз­можностей родителей, и от престижности факультета, и от подготовки абитуриента".

Цены, указанные нашими собеседниками, дают совершен­но определенное представление о том, что потребители вузов­ского рынка, по российским понятиям, люди совсем не бед­ные. Но нас здесь интересует другое. Насколько можем судить, процент населения, декларирующего уровень доходов, соизме­римый с приведенными выше ценами на "рынке зачислений", весьма незначителен. Это дает нам право предположить, что деньги, циркулирующие на теневых рынках в системе россий­ского высшего образования, перетекли сюда из других сегментов всеобъемлющей теневой сферы.

[154]

Рынок экзаменов

Расходы, связанные с вступительными экзаменами, далеко не исчерпывают общую сумму издержек, которые человек не­сет на пути к обретению диплома. Абитуриент, ставший сту­дентом, не уходит с рынка и не перестает платить. Вернее, ему не дают уйти. Как это происходит, рассказывает уже хорошо знакомый нам Д., окончивший институт совсем недавно:

"После того как человек поступил в институт, у него уже появляется выбор: либо учиться, либо платить. То есть в принципе можно платить за все экзамены, зачеты, пересдачи. Но тут, если ты знаешь предмет, то тебя уже не валят, как на приемных, чтобы взять с тебя деньги. Или я могу подойти к своему одно­курснику, у которого отец работает в институте, и попросить, чтобы он за меня замолвил словечко. Его отец ставит мне нор­мальную оценку, а я ему как бы в знак благодарности дарю бутылку коньяка. Но это у нас взяткой никто не называл и не считал. Это уже «благодарность», другая форма. Разница, в ча­стности, в том, что подарить тот же коньяк - это нормально. Потом при общении с этим профессором у меня не возникает какого-то барьера, неловкости. Если ты давал взятку, там все-таки есть какая-то двусмысленность потом в человеческом плане. Кроме того, благодарность примет практически любой, а взятки берут не все. Взяточники в институте, в принципе, всем изве­стны. Скажем, экзамен принимают пять преподавателей. Из них, как правило, один или два - это люди старой закалки, кото­рые будут ходить в рваных штанах, но денег у тебя не возьмут. Таким наплевать, чей ты сын, они все равно поставят тебе тот балл, которого ты заслуживаешь. Даже если ректору надо, чтобы какому-то студенту поставили «пять», он не будет к такому принципиальному преподу обращаться, а попросит кого-то из более гибких. Тем более простой студент, конечно, такому деньги не понесет, а передаст их кому-то, про кого известно, что тот неравнодушен к деньгам".

[155]

Не беремся судить, насколько часто встречается столь ши­рокое разнообразие взаимоотношений между студентами и преподавателями на внутривузовском теневом рынке (назовем этот сегмент "рынком экзаменов"). Во всяком случае, полученная нами информация свидетельствует о том, что бывает и по-другому, когда выбор "учиться либо платить" студенту не предоставля­ется: платить приходится всем. "За сессию для студентов объяв­ляется прейскурант, - рассказывает двадцатидвухлетний рос­товский студент А. - Сами преподаватели об этом не говорят напрямую, но всегда находятся такие студенты (или лаборан­ты кафедр), которые начинают агитировать остальных студен­тов, чтобы они скидывались деньгами. Мой знакомый занятия практически не посещает... но сессии сдает успешно, потому что всегда платит. Можно, конечно и не платить, но в таком случае вас поставят в такое положение, что придется запла­тить. Например, начинают гонять по всему предмету и цеп­ляться, придираться к каждой мелочи. А потом начинают го­ворить, что вы не сдали предмет и переносят вам пересдачу после сессии. А кому это надо, ведь два несданных предмета -повод к отчислению".

Как видим, "гонка за дипломом" и в стенах вуза может про­должаться в условиях жесткой конкуренции претендентов: не­платежеспособные выбывают, порой их попросту выталкива­ют с рынка. Впрочем, само понятие о платежеспособности не всегда напрямую связано с деньгами. Платежным средством могут быть также взаимоуслуги операторов теневых рынков (необходимость получить место в детском саду для сына мо­жет заставить вузовского преподавателя ставить положитель­ную оценку ребенку детсадовского начальства) или наличие у потребителя значительного административного капитала. "У меня студентом был сын нашего министерского начальства, - рас­сказывает Л.Д. - Такой тихий, приглуповатый мальчик. Так перед каждым экзаменом являлся гонец из ректората с предупреж­дением, чтобы быть с ним помягче. Слава богу, он у меня хоть

[156]

как-то тянул, а то, боюсь, были бы у меня проблемы с ректо­ром" 1

И все же, насколько можно судить по полученной нами ин­формации, "рынок экзаменов" несколько отличается от "рын­ка зачислений". Тут нет конкуренции; каждый преподаватель здесь - монополист, чьи аппетиты ограничены лишь плате­жеспособностью студентов. На этом рынке оперируют, в ос­новном, индивидуальные, некооперированные коррупционеры. Однако в принципе кооперация возможна и на этом рынке, и в ходе некоторых операций она уже складывается. "Относительно неплохие возможности левого заработка в деканате, - знако­мит нас с еще одной подробностью внутривузовской теневой повседневности ивановский преподаватель И.П. - Там всегда есть пространство для маневра. Каким числом, скажем, закрыть студенту сессию, оформить сдачу экзамена, выписать направ­ление на зачет? От этого многое зависит. Он может уложиться в сессию и потом полгода получать стипендию, либо сидеть следующий семестр и лапу сосать. Некоторые студенты, обычно заочники, состоятельные или даже живущие в других городах,

1 Наш всезнающий респондент Д. рассказывает и о вовсе экзотических формах теневых платежей: "Была у нас и... расплата натурой. Это, понятно, распространялось на девчонок и начиналось обычно с подготовительного отделения. На подготовительное обычно поступали такие девочки, у кото­рых с мозгами не очень. Препод начинает их зондировать, готовы ли они на Уступки в обмен на оценку. Потом девочки поступают, а информация о тех, кто сдался, сообщается преподавателям, работающим с первым курсом. Де­вочек, если они упрямятся, здесь уже начинают валить - как это так, там давала, а здесь не дает - и многие девчонки так до шестого курса и спят со всеми, кому это надо. Я знаю один случай, когда девочку на подготовитель­ном постоянно валили. Она работала лаборантом на кафедре, понравилась профессору, он начал ее добиваться, она его послала. Ее при окончании подготовительного заваливали три раза, пока она не согласилась. Обычно, правда, все было более мирно: хочешь - давай, не хочешь - сдавай на общих осно­ваниях".

[157]

проплачивают деканатским работникам или дарят им какие-то подарки, а те уже сами договариваются с преподавателями, чтобы их подопечным поставили зачеты и экзамены".

Не исключено также, что существует кооперация и между отдельными преподавателями: ведь не только ректору, но и многим из них приходится оплачивать услуги нужных людей "со сто­роны", ставя завышенные оценки их детям. И тут вполне мо­жет возникнуть заинтересованность друг в друге работников разных кафедр. Однако это всего лишь гипотеза, основанная на неплохом знании одним из нас вузовской практики советс­ких времен (современными свидетельствами мы на этот счет не располагаем).

Частью общего "рынка экзаменов" является и рынок, на котором происходит купля-продажа контрольных, курсовых и дипломных работ. Однако этот давно уже существующий ры­нок в наше время вышел за рамки внутривузовских отноше­ний и скорее примыкает к рынку потребительских услуг (объяв­ление о соответствующих услугах даже печатаются в газетах). Поэтому данный сюжет мы оставляем за пределами нашего повествования, ограничившись рассмотрением коррупционных отношений в границах высшей школы.

Все, что говорилось до сих пор, относилось исключитель­но к системе бесплатного высшего образования. Но что меня­ется, если плата за обучение легализуется? Свидетельства на­ших респондентов показывают, что официальное введение платы за обучение никаких принципиальных изменений в общую кар­тину теневой "гонки за дипломом" не вносит. Ростовчанин СМ., которому вообще свойственны весьма резкие суждения как в адрес своих коллег-преподавателей, так и по поводу всей сис­темы российской высшей школы, высказывается в связи с платной формой обучения в вузе вполне определенно:

"На платных отделениях обучения ситуация аналогичная (аналогичная ситуации на отделениях "бесплатных". - Авт.)- Правда, за подготовку к зачислению в вуз абитуриенты там платят

[158]

меньше: главное для абитуриента - пройти собеседование. Но каждая сессия для «коммерческих» студентов - сезон расплат. Из студентов таких отделений получаются специалисты еще худшего уровня, чем на бесплатных отделениях. Это касается особенно таких факультетов, как экономический и юридичес­кий. На юридическом факультете не платить за экзамен - нон­сенс. Таким образом, правоведы нашего города с младых ног­тей - потенциальные нарушители закона. Что-либо изменить в вузовской системе, по-моему, невозможно. Тысячи родите­лей готовы давать взятки за обучение своих детей и готовы молчать. Особо это касается юношей, которым грозит призыв в армию".

Еще более определенную и конкретную информацию о по­рядках, существующих в платных вузах, находим в интервью М.В., сорокапятилетней москвички, преподавателя вузовской кафедры романо-германских языков. "Институт сейчас плат­ный, - констатирует она. - Когда он был бесплатным, были высокие конкурсы. На вступительных экзаменах у меня было 24-25 человек в группе, из них только трое шли без блата... Сейчас у нас другая проблема: набрать учащихся. Конкурса нет практически... Но зато за переводные экзамены берут по 100 дол­ларов за экзамен (до кризиса одна вообще брала по 300). На нашей кафедре это было не так распространено, а из разгово­ров с преподавателями других кафедр ясно, что берет как ми­нимум половина". Такая вот закономерность: цены становят­ся выше, конкуренция потребителей ослабевает, а рынок сужается.

Из рассказов наших собеседников мы можем сделать вы-вод, что единственное изменение, вызванное введением плат­ной формы обучения, заключается в том, что теперь приходится платить дважды: сначала - легально, в кассу вуза, а потом -нелегально, в руки преподавателю. Понятно, что все это при-в°Дит к увеличению совокупных затрат, которые студенту при-*одится нести в ходе пяти-шестилетней гонки за дипломом.

[159]

Плоды просвещения

Гонку за вузовским дипломом можно рассматривать и как растянутую на годы инвестиционную акцию. Соискатели дип­лома понимают будущее его обретение как некую финальную операцию, которая может - хотя бы в долгосрочном периоде -капитализовать их вложения. Причем сама возможность успешной капитализации, ее характер и способы зависят от того, какой диплом окажется в руках у выпускника - экономиста, врача, инженера, переводчика и т. д. И мы, видимо, не очень погре­шим против истины, если в соответствии с общей картиной взаимосвязи различных теневых рынков, открывающейся в рассказах респондентов, предположим, что в наши дни пре­стиж вуза все в большей степени определяется не качеством знаний его выпускников, но спросом на профессии, дающие преимущества для работы в теневой сфере. Это, конечно, весьма ответственное предположение: если оно соответствует реаль­ности, то отсюда следует, что в институтских аудиториях се­годня формируется новое коррупционное поколение. И, тем не менее, определенные основания для такого предположения у нас есть.

Как можно понять из неоднократных свидетельств наших собеседников, наибольшим спросом пользуется сейчас диплом юриста. Понятно, что люди именно с такими дипломами зай­мут вскоре различные должности в органах МВД, ФСБ и дру­гих структурах, призванных обеспечивать правопорядок вооб­ще и служить главным орудием общества в борьбе с коррупцией и теневой экономикой в частности. Однако, как мы уже выяс­нили, некоторые из этих структур (например, милиция) обще­ственное мнение относит к числу наиболее коррумпированных, причем - выразимся максимально осторожно - не совсем без­основательно. Добавим к этому, что наши респонденты ука­зывают на чуть ли не поголовное участие студентов юриди­ческих вузов в операциях на вузовских теневых рынках. Какое же использование диплома, полученного таким образом, мож-

[160]

но считать наиболее вероятным? Быть может, будущие юрис­ты - идейные люди и мечтают, продравшись сквозь тернии сту­денческой коррупционной практики и получив заветный "сер­тификат знаний", вырваться в конце концов на оперативный простор борьбы с коррупцией? Или, напротив, они потому и готовы выкладывать значительные деньги на вузовских тене­вых рынках, что надеются с помощью диплома получить та­кое место, которое позволит с лихвой компенсировать теневые затраты в той же теневой сфере?

У нас нет однозначных ответов на эти и подобные им воп­росы. С одной стороны, мы не вправе утверждать, что среди преподавателей и студентов юридических и других факульте­тов нет честных людей, желающих передавать и получать зна­ния и движимых благородными общественными целями. Но мы не вправе и игнорировать ту вузовскую практику, о которой рассказывают наши собеседники, равно как и озабоченность, высказываемую, скажем, такими людьми, как Б.С, офицер ФСБ из Уфы. "Разве это правильно, - сетует он, - что у нас на юри­дические факультеты или в Академию налоговой полиции при­нимают учиться за деньги, причем за большие - семь-десять тысяч долларов в год надо заплатить. Это что значит? Значит, что в органы придут работать дети воров и бандитов. Их же нужды они и будут обслуживать". Возможно, тут есть преуве­личение. Но это не значит, что можно позволить себе не при­слушиваться к таким свидетельствам.

Мы говорим об этом в том числе и потому, что обществен­ная терпимость (если не равнодушие) к порядкам и нравам, Царящим в высшей школе, порождает у многих глубокий пес­симизм относительно возможности их изменить, который, в свою очередь, лишь усугубляет ситуацию. Вот как оценивает, например, положение дел в высшей школе один из самых осведомлен­ных наших информаторов, ростовский преподаватель СМ., в словах которого находим некую формулу отчаяния: "Вузовс­кая система современной России - сплошной гнойник, кото­рый удалить можно, наверное, только вместе с таким геогра-

[161]

фическим понятием, как сама Россия". Так говорить может только человек, вплотную столкнувшийся с каким-либо отвратитель­ным явлением и испытывающий полное бессилие.

Правда, есть среди наших респондентов и такие, кто сохра­няет способность анализировать сложившуюся ситуацию бо­лее спокойно и рационально и предлагать вполне конкретные методы ее преодоления. "Способ устранения коррупции, соб­ственно, один, и он всем давно известен, - убежден главный герой этой главы, ивановский педагог И.П. - Необходимо рез­кое повышение зарплаты учителям и преподавателям. Причем тысячи нам не нужны. Я, скажем, без проблем работал бы в университете при зарплате в 300-400 долларов. Я думаю, та­ких большинство. А при нынешнем уровне зарплаты взятки неизбежны. И все попытки что-то изменить здесь без измене­ния уровня оплаты труда заведомо бесполезны". И в такого рода представлениях И.П. не одинок.

Не имея против этого каких-либо принципиальных возра­жений, мы, тем не менее, не очень уверены, что предлагаемые меры радикально помогут делу (даже если государство изы­щет деньги, чтобы поднять зарплату вузовских преподавате­лей до 300 долларов). В конечном счете, рынок знаний и дип­ломов - не изолированный коррупционный заповедник, но органическая часть экономической системы страны. И если на всеобъемлющем общероссийском теневом рынке знания не пользуются спросом и не могут принести сколько-нибудь дос­тойный уровень дохода тем, кто ими обладает, бесполезно предъяв­лять претензии системе высшего образования и надеяться на возможность ее очищения от разъедающей ее коррупционной ржавчины. Здесь неизбежно будет сохраняться купля-продажа дипломов, при которой приоритет отдается не тем, кто обла­дает знаниями и способностями, но тем, кто обладает опреде­ленными ресурсами и поднаторел в операциях на теневом рынке.

[162]