Глава 3. Провозвестница судеб

 

«Пеките блины»

 

Накануне праздника Рождества Христова 24 декабря 1761 года блаженная Ксения целый день бегала по улицам Петербургской сторо-ны и всюду громко кричала: «Пеките блины, пеките блины; скоро вся Россия будет печь блины!»

 

Все, видевшие блаженную, недоумевали: что бы означали ее озабоченность и суетливость, что значат слова ее? Так никто и не понял странных слов и поведения блаженной. На другой день, то есть 25 декабря 1761 года, по Петербургу вдруг разнеслась страш-ная весть: императрица Елизавета Петровна неожиданно скончалась. Тут только всем стало понятно, что блаженная предсказывала смерть императрицы.

 

Восшествие Елизаветы Петровны на русский престол русское об-щество встретило с небывалым воодушевлением и большими надежда-ми. Царствование предыдущей императрицы, Анны Иоанновны, с «би-роновщиной», угнетением всего русского, печально прославившееся де-ятельностью Тайной канцелярии, являлось одной из самых мрачных страниц в истории «послепетровской» России. Естественно, обществен-ность надеялась на здравомыслие «дщери Петровой» — Елизаветы Пе-тровны. Как обычно это бывает, трагедии недавние — «бироновщина» и Тайная канцелярия — затмили события более далекие, и людская молва уже не вспоминала ни сомнительное происхождение матери Ели-заветы — Екатерины I, ни насильственную «модернизацию» России, проведенную ее отцом, Петром Великим, ни судьбу царевича Алексея. Все, составлявшее мрачноватую «изнанку» петровского правления, бы-ло забыто, и от дочери Петра ожидали повторения и продолжения славных деяний великого родителя.

 

Ожидания русской общественности оправдались. Взойдя на пре-стол в результате дворцового переворота, Елизавета I двадцать лет пра-вила страной мудро и умело. Седьмого мая 1744 года императрица под-писала указ об отмене смертной казни, и до самого конца ее правления

 

не было подписано ни одного смертного приговора. Был наведен поря-док в армии, воскрес из запустения русский флот, проводилась после-довательная и продуманная внешняя политика, служившая не келей-ным интересам той или иной группировки в придворной камарилье, но интересам России.

Многое сделала Елизавета и для православной веры. Русская цер-ковь при ее правлении не была «смущаема» никакими иностранными влияниями и процессами представителей духовенства. При Елизавете Петровне оставшиеся при дворе протестанты сидели тихо, не смея вы-ступать против православия, хотя во время царствования Анны Иоан-новны оно открыто подвергалось гонению. Елизавета Петровна пре-имущественно отдавала предпочтение тем, кто исповедовал правосла-вие, и при ее правлении многие из немецкого дворянства приняли православие.

 

В отличие от своего отца, Елизавета Петровна явно благоволили «божьим людям» и охотно заводила с ними знакомства. Часто посещала она епископа Белгородского Иоасафа, впоследствии причисленного к лику святых Православной церкви, наезжала в Александровскую сло-боду, в которой монашествовала одна из ее теток, встречалась в Москве с юродивым Василием-болящим. Елизавету Петровну интересовал быт обитателей, высказывала она свое мнение о назначении настоятелей, в особенности для популярнейших монастырей, ходила пешком на бого-молье в Троице-Сергиеву лавру из Москвы.

 

Казалось бы, все это слабо вяжется с обликом молодой красавицы (да и в зрелые годы Елизавета отличалась привлекательной внешнос-тью), которая обожала балы и, как отец ее едва ли не насильно загонял дворян на свои ассамблеи, заставляла цвет петербургского общества участвовать в ее любимых карнавалах. Но кто сказал, что человек — не противоречивое существо и что красавица, обожавшая появляться на маскарадах в мужском костюме, не может заказать роскошнейший ок-лад и ризу для Царскосельской иконы «Знамения», а потом во главе крестного хода сама будет помогать нести ее в свежепостроенную цер-ковь? И разве не может человек, жестко пресекающий малейшие прояв-ления инакомыслия, взять на себя заботу о двух сиротах — дочерях ма-ло кому известного генерала.

 

Случай этот произошел в 1748 году. Возвращаясь в Петербург, вдова генерала барона Вейделя и две ее маленькие дочери вынуждены были остановиться в Ахтырке, что в Харьковской губернии. Мать тя-жело заболела и, волнуясь за судьбу своих детей, со слезами молилась перед чудотворной Ахтырской иконой в местном Покровском храме. Она просила себе исцеления. Ночью в сновидении она увидела Богоро-дицу, говорившую ей: «Напрасно просишь об исцелении. Твой час на-стал. Поторопись раздать по церквам и нуждающимся все, что име-ешь. Этим ты успокоишь свою душу».

 

Безутешная женщина напомнила о бедных девочках, которые ос-танутся сиротами и без средств. На что Богородица ответила: «Не пе-чалься о детях. Я всегда буду их покровительницей. А ты готовься

 

к смерти, которая наступит через пять дней. Раздай имущество ни-щим, чтобы они молились о тебе».

Проснувшись, несчастная женщина рассказала свой сон духовни-ку и своим близким, поспешила раздать все, что имела, сделав соот-ветствующие распоряжения. Смерть наступила действительно через пять дней.

 

Императрица узнала об этом случае от своих приближенных. Она расчувствовалась до слез, сказав, что если Небесная Царица не может почему-то покровительствовать несчастным сиротам, то это сделает она, земная царица. И стала девочкам вместо матери.

 

Высочайшим распоряжением сироты были привезены из Харьков-ской губернии в Петербург и оставлены во дворце, под покровительст-вом Елизаветы Петровны. Обе девушки получили отличное воспита-ние и неплохое по тому времени образование. Обе затем стали фрейли-нами двора и вышли замуж за достойных мужчин.

 

Истинно православную царицу, еще не старую, потеряла Россия в 1761 году. Все произошло по словам прозорливой блаженной Ксении. Страна сорок дней пекла блины — древнее, еще дохристианское, риту-альное поминальное кушанье — за упокой души Елизаветы Петровны. И если смерть ее великого отца русский народ встретил по-разному — кто с горечью, а кто и с облегчением, — то в трауре по дочери все были единодушны.

 

Со смертью Елизаветы Петровны закончилось двадцатилетнее воз-рождение эпохи «древлего благочестия», почитания заветов дедов и отцов, и началась эпоха Екатерины Великой. Эпоха Просвещения, эпоха рационализма, когда поклонялись только человеческому разу-му. Рационализм XVIII века весьма быстро привел к полному безбо-жию, к атеизму. Семена эти обильно взошли в XX веке. Вероятно, эти «всходы» также предвидела блаженная Ксения, поэтому так и опла-кивала императрицу Елизавету, «дщерь Петрову».

 

«Кровь, всюду кровь...»

 

Второе известное «глобальное пророчество» блаженной Ксении было сделано ею в конце весны 1764 года и также было связано с кончиной представителя правящей династии. Однако, приступая к разбору этого предсказания, нам необходимо сделать небольшое историческое отступление, чтобы яснее стала та уникальная истори-ческая ситуация, в которой это предсказание было произнесено. Корни этого события, как и многих событий XVIII века, уходят во времена правления Петра I и лишний раз показывают нам противо-речивость и неоднозначность некоторых действий великого рефор-матора.

 

В 1722 году император издал «Устав о наследии престола». Если до этого момента поддерживался старинный обычай, по которому власть передавалась от отца к старшему сыну, то теперь правящий монарх мог назначать себе преемника по своему усмотрению.

 

Указ этот, несомненно, был написан Петром для разрешения того неприятного положения, в котором оказался первый император Рос-сии. Первый сын Петра — и, согласно старым традициям, законный наследник престола — был ребенком от первого его брака с Евдокией Лопухиной. Жена, воспитанная и выращенная по «старомосковским» заветам, кроткая и недалекая, не могла ни понять, ни разделить грандиозных замыслов мужа-реформатора, и Петр еще в молодые го-ды спровадил ее в монастырь. Сын, Алексей Петрович, тоже стремил-ся вернуться к старомосковским порядкам, не понимая, что его отец-реформатор зашел в своих действиях слишком далеко и возврата к прежней Руси уже нет и не будет. Петр, в свою очередь, тоже не по-нимал, что маховик его преобразований уже раскрутился и, как бы наследник ни мечтал о древнем «благолепии», сделать ему ничего не удастся — будь он хоть трижды самодержец. Взаимоотношения его с сыном строились скорее на эмоциях, а нам слишком хорошо извест-но, какие эмоции у императора вызывал любой человек, противя-щийся его идеям.

 

Дальнейшие события развивались трагично и стремительно. Пере-пуганный срочным вызовом к отцу, бывшему тогда в Копенгагене, Алексей сбежал в Вену и превратился в разменную пешку в политиче-ской игре австрийского императора. Узнав о мнимом предательстве сына, Петр пришел в ярость и употребил все свое влияние и способно-сти лучших своих дипломатов, чтобы в феврале 1717 года сын был вы-слан в Москву. Впоследствии Алексея Петровича перевезли в Петро-павловскую крепость, где 24 июня ему был оглашен смертный приго-вор. Однако исполнен приговор не был. По одной из версий, Алексей умер в результате слабого здоровья и примененных к нему пыток, по другой — был задушен. Существует легенда, что сыноубийство, со-вершенное Петром I, стало причиной проклятия, довлеющего над всем родом Романовых.

 

Второй сын Петра, царевич Петр, прожил только четыре года и умер в 1719 году. Таким образом, наследников мужского пола у царя-рефор-матора не осталось. Отсюда и появление «Устава о наследии престола». Надо сказать, что и после принятия этого закона выбирать императору было особо не из кого. Внук, девятилетний Петр Алексеевич, вызывал подозрения деда-императора — как бы не пошел по отцовскому пути, до-черей Анну и Елизавету Петр всерьез не принимал, а с второй женой Екатериной отношения строились неровно и в последние годы жизни Петра случались частые размолвки. Даже перед смертью император не смог решить стоявшую перед ним проблему.

 

В результате после смерти Петра I русский престол отдавался на во-лю случая, становился игрушкой в руках всевозможных проходимцев, и наступившая впоследствии «эпоха дворцовых переворотов» принесла России вреда больше, чем возможное правление Алексея Петровича. Фактически первый переворот в длинной цепи роковых событий, по-трясших российское государство, произошел в 1725 году, а послед-ний — в 1801.

 

Орудием переворотов в России стала гвардия. Именно гвардия

и Александр Данилович Меншиков в 1725 году посадили на русский престол жену Петра I, Екатерину, от имени которой страной правил все тот же Меншиков. Гвардия, а не завещание императрицы, возвели

в 1727 году на трон Петра II Алексеевича — того самого внука царя-реформатора, которому он так не доверял. Но несчастный юноша умер

в 1730 году, так и не поняв, что на деле он — не Император Всерос-сийский, а лишь пешка в игре двух придворных группировок — Мен-шикова и Долгорукого.

Снова встал вопрос: кому наследовать русский престол? И опять придворные группировки, опираясь на гвардейские полки, выбирали между дочерью Петра, Елизаветой Петровной, и его племянницей, Ан-ной Иоанновной (дочерью брата Петра, царя Ивана). Выбор был сде-лан в пользу последней — посчитали, что утратившая все связи и вли-яние при дворе вдова курляндского герцога будет более удобной мари-онеткой.

 

Десятилетнее царствование этой императрицы показало, как жесто-ко ошиблись все участники закулисной политической борьбы. Все рус-ское — и все русские — оттиралось от трона курляндскими баронами

и фаворитом императрицы — бывшим конюхом Бироном, который был жаден и жесток. Внутреннее состояние России можно было охарактери-зовать одним словом — кризис. Внешнее — тоже. Флот пребывал в за-пустении, армия разлагалась, шпионство разрослось до невероятных размеров. Можно сказать, случилось все, чего так боялся царь Петр, за одним исключением: дворянство продолжало ходить в европейских костюмах и трясти напудренными париками.

 

Анна Иоанновна скончалась в 1740 году, назначив наследником престола малолетнего Иоанна Антоновича, сына своей племянницы, Анны Леопольдовны. Регентом был назначен все тот же Бирон. Через 22 дня, 9 ноября 1740 года, гвардия свергла «курляндскую каналью» и регентшей объявила себя Анна Леопольдовна. А еще через год, в ноя-бре 1741 года, солдаты и офицеры Преображенского полка возвели на престол царевну Елизавету Петровну. 12 декабря низложенного полуто-рагодовалого императора Иоанна VI Антоновича вместе со всей семьей отправили в Ригу и обязали родителей от имени сына отречься от пре-тензий на русский престол. Елизавета Петровна обещала отпустить их за границу только после выполнения этого условия.

 

Однако через семь месяцев была предпринята очередная попытка организовать заговор против «дщери Петровой», чтобы вновь возвести на престол Ивана VI. В этой ситуации императрица безопасности ради решила не выпускать Иоанна за границу, где в любой момент он мог быть использован против нее в политической игре. Не следует забы-вать, что, несмотря на прямое родство с Петром I, Елизавета имела весьма спорные права на престол — ее ни разу не назначали наследни-цей согласно «Уставу о наследии престола», а с точки зрения традици-онной системы престолонаследия она не могла править, так как счита-лась незаконной дочерью Петра.

 

Императрица издала указ, по которому Иоанна VI и его семью пере-возили из одной крепости в другую, пока наконец не доставили в Хол-могоры возле Архангельска. Здесь Иоанна поместили отдельно от ос-тальной семьи, и он прожил двенадцать лет в полном одиночестве, даже не подозревая, что родители здесь же, рядом. Единственным человеком, с кем мог общаться мальчик, был присматривающий за ним майор Миллер. Чтобы обезличить царственного арестанта, Миллеру предписы-валось называть его Григорием. Мальчик на новое имя не откликался и все время плакал от горя.

 

Несмотря на строжайшую конспирацию, «шила в мешке» утаить не удалось. Слухи о пребывании в Холмогорах малолетнего свергнутого императора просочились в народ, и в начале 1756 года Елизавета велела тайно перевезти свергнутого двоюродного племянника поближе — в крепость Шлиссельбург. Остальных членов его семейства под охраной оставили на прежнем месте до самой их кончины.

 

В Шлиссельбургской крепости Иоанна содержали в одиночной ка-мере. Правду о том, кто он такой, знали лишь три офицера, его охра-нявшие. Даже комендант крепости не подозревал, кто скрывается за безликим обозначением «известный арестант». Однако арестант продол-жал называть себя государем. Обучать грамоте малолетнего арестанта было запрещено, однако он сумел научиться читать, и тогда ему разре-шили чтение Библии.

А годы тем временем шли. И перед Елизаветой Петровной, как

и перед ее отцом, встал вопрос о престолонаследии. Тайно обвенчан-ная с Алексеем Кирилловичем Разумовским (бывшим придворным певчим из малороссийских казаков) в ноябре 1744 года, она имела от этого брака двоих детей, но не рискнула объявить ни одного из них наследником престола, понимая шаткость их позиций в будущей по-литической борьбе. Вместо этого наследником был провозглашен ее племянник, Петр Федорович — сын Анны Петровны и герцога Гольш-тейн-Готторпского Карла Фридриха. Петр III — внук императора Пет-ра I и внучатый племянник короля Швеции Карла XII — стал родона-чальником Гольштейн-Готторпской линии дома Романовых, правив-ших Российским государством до 1917 года.

 

После смерти Елизаветы Петровны в 1761 году (предсказанной блаженной Ксенией) и воцарения Петра III в России оказались два законных императора. Один правил в Петербурге, а другой находил-ся в заточении неподалеку — в Шлиссельбургской крепости. Петр Федорович высказывал намерение освободить заключенного родст-венника, но дальше разговоров и посещения узника дело не пошло. Положение «известного арестанта» не улучшилось, а скорее, наобо-рот, ухудшилось.

 

Петр III пробыл на царском престоле лишь полгода и был сверг-нут своей женой, опять-таки при поддержке гвардейских офицеров. Теперь уже в России одновременно находились три правителя: прав-нук царя Иоанна Алексеевича — Иоанн VI Антонович — был заточен в Шлиссельбургской крепости (шило вновь не смогли утаить в мешке

 

и слухи по стране ходили самые разные), в Ропше сидел под арестом внук Петра I — Петр III Федорович, а в Петербурге под именем Екате-рины II правила все еще с трудом говорящая по-русски немецкая прин-цесса София Фредерика Августа Ангальт-Цербстская.

Естественно, позиции немецкой принцессы были весьма шаткими,

и в стране открывалось широчайшее поле для всевозможных загово-ров. Охранникам Иоанна VI была послана недвусмысленная инструк-ция: «Разговоры вам употреблять с арестантом такие, чтобы в нем воз-буждать склонность к духовному чину. В покое с ним в ночное время находиться обоим. Ежели, паче чаяния, случится чтоб кто пришел с командой или один, хотя бы то был комендант или иной какой офи-цер, без именного за собственноручным Ее императорского величества подписанием повеления, и хотел арестанта у вас взять, то оного нико-му не отдавать, а почитать все за подлог и неприятельскую руку. Еже-ли спастись не можно, то арестанта умертвить, а живого никому в ру-ки не отдавать».

 

Однако, слегка укрепившись на троне, Екатерина II практично ре-шила, что оставлять в живых своих «известных арестантов» слишком опасно. Петр III был убит в Ропше братьями Орловыми, а потом на-стал черед и Иоанна VI.

 

Официальная версия событий гласит, что некий подпоручик Смоленского пехотного полка В. Я. Мирович, узнав тайну «известно-го арестанта» Шлиссельбургской крепости, задумал освободить его

и возвести на престол, естественно, «для пользы Отечества». В ночь с 4 на 5 июля 1764 года ему удалось склонить на свою сторону часть гарнизона, арестовать коменданта крепости Бередникова и потребо-вать выдачи Иоанна. Охрана поначалу сопротивлялась, а потом по-ступила в соответствии с предписанием Екатерины II. С обнаженны-ми шпагами они набросились на беззащитного узника и нанесли ему множество ранений. Иоанн сопротивлялся отчаянно и даже сломал у одного из нападавших шпагу, но один из офицеров сзади проколол несчастного насквозь.

 

Какое потрясающее стечение обстоятельств! В тот самый момент, когда император-узник представлял для Екатерины II наибольшую опасность, нашелся подпоручик Мирович, который бездарно попытался освободить узника. Не было никакой попытки внезапного нападения на охрану. Возникает ощущение, что Мирович не столько стремился осво-бодить Иоанна, сколько провоцировал его убийство. Мы никогда не уз-наем, был ли Мирович честолюбцем или агентом самозваной императ-рицы. Следствие по его делу было проведено со всей строгостью, и под-поручик был обезглавлен при большом стечении народа, а вечером того же дня тело его и эшафот сожгли.

 

За три недели до этого печального события блаженная Ксения ста-ла целыми днями горько плакать. Все, встречавшиеся с ней, видя это, жалели ее, думая, что кто-нибудь ее обидел, но на вопрос, не обидел ли ее кто-нибудь, блаженная отвечала: «Там кровь, кровь, кровь! Там реки налились кровью, там каналы кровавые, там кровь, кровь».

 

При этом слезы еще сильнее текли из ее глаз. Никто не понимал, что произошло со всегда спокойной и благодушной блаженной. Непонятен был смысл и странных слов ее. Лишь три недели спустя, когда по Пе-тербургу поползли слухи о страдальческой кончине Иоанна Антонови-ча, все поняли, что своим плачем и словами о реках крови блаженная предсказывала страдальческую смерть императора Иоанна VI Антоно-вича, принявшего мученический венец.

 

Непонятые пророчества?

 

Как видно, оба значительных пророчества блаженной Ксении объединяют две общие черты: оба пророчества касаются событий, происшедших непосредственно в Петербурге или в относительной близости от него; оба пророчества касаются представителей правяще-го дома Романовых. Но значит ли это, что не все случаи «провиде-ния» Ксении дошли до нас? С грустью приходится констатировать, что, к сожалению, никто не записывал ее речей и не вел ее жизне-описания. Она не оставила после себя тетрадей или книг с записан?-ными пророчествами, а Тропарь блаженной Ксении был составлен спустя долгое время после ее смерти. Очень велика вероятность того, что не все случаи «провидения» блаженной Ксении сохранились в людской памяти, не все дошли до нас.

Что же еще могла предсказать Ксения Петербургская?

Время жизни блаженной Ксении было богатым на драматические события. На престол возводились и свергались императоры и императ-рицы, и каждый такой удавшийся переворот был роковым событием не только для венценосной особы, но и для ее сторонников, друзей и товарищей. И если Ксения с такой удивительной прозорливостью смогла предсказать смерть Елизаветы Петровны и несчастного Иоанна Антоновича, то следует предположить, что, возможно, были предска-заны и еще две смерти — два странных и драматических события в истории правящего дома Российской империи.

 

Седьмого июля 1762 года в Ропше принял мученическую смерть еще один законный русский император Петр Федорович. Одни гово-рят, что он был убит вилкой, другие — что столовым ножом. Третьи утверждают, что император был задушен. Однако в любом случае нам достоверно известны имена заказчика и исполнителей. Заказчи-ца — жена Петра Федоровича Екатерина — она же Софья Фредерика Августа Ангальт-Цербстская. Исполнители — братья Орловы, ее фа-вориты.

 

Мало того, что Петр III был свергнут с престола собственной женой и отупевшими от безделья и пьянства гвардейскими офицерами, кото-рым просто не хотелось идти воевать, выполняя приказ своего импера-тора, в сражениях добывая себе славу, ордена и новые чины. Мало того, что Петр III был злодейски убит. После смерти он был еще и оболган. Во многом благодаря мемуарам и запискам самой Екатерины и ее сто-ронников Петр Федорович вошел в историю не как император, с первых

 

дней своего царствования начавший ряд далеко идущих проектов по преобразованию государственного строя России, а как пьяница, тупой солдафон, психически больной человек, продолжающий играть в солда-тики и не знающий, что делать с собственной женой.

 

11 марта 1801 года в Михайловском замке сын Петра Федорови-ча, Павел Петрович, также был убит заговорщиками, не понявшими и не принявшими его стремления преобразовать государство, ограни-чить всевластие дворянства, улучшить положение крестьян и город-ских обывателей. Как и его отец, Павел Петрович после смерти был еще и оболган победителями. Их стараниями он превратился в сумас-шедшего сумасброда, доведшего весь двор до отчаяния своими тупы-ми придирками.

 

Так что, вполне возможно, впереди у исследователей жизни и скитаний Ксении Петербургской новые большие и удивительные от-крытия.