Специфика анималистических традиций в литературе Казахстана в контексте кочевого образа жизни и древнетюркской мифологии

Анималистическая тема является интернациональной, общечеловеческой. Известный литературовед Эпштейн М.Н. пишет в статье «Поэтика зимы»: «Каждая национальная литература имеет свою характерную тонику – набор излюбленных мотивов» [14, 247-249]. Писатели Казахстана в своих творческих поисках также обратились к «эзопову языку» в произведениях анималистической направленности. Поиски казахской прозы ведутся в разных направлениях, при этом казахская литература достаточно прочно опирается на фольклорную традицию. Это определило художественный облик казахской анималистической прозы. Также на развитие анималистической темы в творчестве современных казахских прозаиков большое влияние оказала и собственная письменная литература.

Галерея анималистических персонажей казахских прозаиков широка и разнообразна и представлена дикими и домашними животными, которые выполняют различные идейно-эстетические функции в произведениях. Животные в произведениях авторов данного направления – это конкретные представители природного или аульного быта. Представители дикой природы – тигры, волки, лисы, джейраны, ласки, зайцы, хорьки, суслики – населяют бескрайние степные просторы. Домашние животные – кони, верблюды, овцы, куры, собаки являются непременной принадлежностью аульного подворья.

Казахская литература, как и любая другая национальная литература, имеет свою систему излюбленных, устойчивых образов, характеризующих ее эстетическое своеобразие. Национальную специфику казахской прозы небезынтересно проследить и через образы животных.

Издавна наиболее почитаемыми у казахов считались четыре вида скота – төрт тулк. Об особом отношении к ним свидетельствует и тот факт, что эти животные имели своих духов покровителей – кие: покровитель верблюда – Ойсыл Кара, овцы – Шопан-ата, коровы – Зенге баба, лошади – Жылкышы-ата. У казахского народа есть даже оригинальный фольклорный жанр – пастушеские песни, которые в фольклоре других народов, в частности, русского народа, не встречаются. Основными персонажами пастушеских песен являются перечисленные выше животные. Следует отметить, что корова и овца являют собой олицетворение материального достатка, символ предметного, материального мира, поэтому в качестве главных персонажей в казахской прозе они не встречаются.

Пристрастие казахов к тому или иному образу животного кроется в особенностях мышления казахского народа, сложившегося в результате кочевого образа жизни. Постоянная смена мест, пространственные перемещения сформировали определенные представления об окружающем мире, свою систему ценностей. Жизнь в открытом космосе, отсутствие четких границ привели к синтетическому восприятию мира как единого, большого дома людей и животных, следствием чего явилось ощущение кровного родства с животными.

Рожденное из-за постоянного движения по бескрайней степи ощущение открытости является доминирующей чертой мироощущения степного жителя. Мир воспринимается не статично, а динамично. Поэтому в системе ценностей казахского народа преобладают не материальные, а духовные ценности, среди которых способность к быстрому передвижению, покорению пространств является основополагающей. Более всех это качество присуще тулпару – крылатому скакуну. В иерархии животных ему принадлежит первенство. Конь занимает центральное место не только в казахской, но и в центрально-азиатской литературе в целом. Как утверждает известный исследователь Гачев Г., «кочевнику словно врождено ощущать и мыслить мир конем и о себе через коня рассуждать» [15, 64].

Значение образа коня в казахской литературе объясняется и древностью мифологических традиций. «Конь символизирует космос во всем его многообразии» [16, 32]. Так, конь является одним из центральных образов в мифах о Первотворении, возникновении Гармонии из Хаоса. «Вся Вселенная кружится вокруг центра мира, золотого кола, посоха бога Тенгри. К этому колу привязаны два ханских коня, две звезды: Ак бозат – Белый Сверкающий Конь и менее яркий – Кок бозат – Синий Сверкающий Конь» [17, 21].

В национальной художественной традиции казахов образ верблюда не так частотен, как, например, образы волка или коня. В то же время, являясь одним из четырех священных животных, он отражает особенности мировосприятия казахского народа и почти во всех мифологических традициях предстает как символ объединяющего начала (лошадь символизирует верхний мир, баран - материальный средний, корова – низший, подземный).

Следовательно, объединяя эти три уровня, верблюд выступает как символ единства бытия, космоса, а значит, обладает «концептуальной емкостью, исполняя функцию носителя мировоззренческой идеологии народа» [18, 131]. Он, так же, как и конь, связан с мифами о Первотворении и законами космического устройства. Так, верблюд, вкупе с конем, овцой и козой попытался изменить существующий миропорядок и с этой целью поймал Плеяды – огромного космического червя и удерживал его на земле.

В казахских сказках о животных образ верблюда интерпретируется неоднозначно. В одних случаях он символизирует мудрость и выносливость, безмерную материнскую любовь («Бозинген», «Бота»), в других случаях – доверчивость, наивность и глупость («Звери-товарищи», «Как звери избавились от жестокого хана-тигра»).

Художественный мир в анималистических произведениях казахских прозаиков далеко неоднозначен. В одних случаях – это произведения, в которых главным объектом изображения является животное; в других случаях - это произведения, в которых, как равнозначные, представлены и люди, и животные. И, наконец, есть повести, в которых судьбы героев животных служат проекцией на жизнь людей.

В художественном мире казахских прозаиков 2-й половины ХХ века образ верблюда, вобравшего мифологические, фольклорные представления, наполняется новыми смыслами. Образ его становится многомерным, многозначным. Например, в повести С. Санбаева «Белая аруана» верблюдица символизирует «верность традициям, вскормившим ее» [19, 81].

Излюбленным персонажем мировой анималистической прозы является собака. Национальное своеобразие в изображении пса в казахской прозе объясняется древностью мифологических воззрений. Собака для казаха – существо неоднозначное. С одной стороны, собака считается священным животным. Когда-то она была человеком, умела говорить и была человеку другом. Поэтому собаку нельзя было убивать, пинать, бить.

В то же время она – символ потустороннего мира. В одной из казахских легенд говорится о том, что собака нечаянно предала батыра и в наказание была спущена в воду, т.е. в потусторонний мир. Поэтому в представлении казаха собака означает семантику принадлежности к потустороннему миру. До сорока дней новорожденный носил рубашку – ит-койлек. Это означало, что ребенок еще находится между миром мертвых и миром живых.

С образом собаки в анималистической прозе Казахстана связана тема верности. В одной из казахских легенд повествуется о том, что когда человек после смерти попадает в потусторонний мир, он подвергается суду со стороны домашних животных. Собака, независимо от того, хорошо или плохо относился к ней хозяин при жизни, всегда готова защитить его перед Всевышним, выказывая свою преданность как при жизни, так и после смерти.

А вот от кошки казахи ждали предательства: она могла оклеветать хозяина перед Всевышним. Поэтому кошка у казахов неприкосновенна, и настолько, что если она садилась на подол женщины, то подол отрезали, чтобы ее не тревожить. Кошка – символ мести.

Как подчеркивалось выше, с образом собаки в анималистической прозе Казахстана связана тема верности. В рассказе М. Ауэзова «Серый лютый» в смертельную схватку с волком, главным врагом степняка, вступил пес Аккаска.

М. Магауин в повести «Гибели борзого» раскрывает «внутренний мир» своего любимого животного – собаки, показывая ее ум, доброту, верность и беззаветную преданность человеку.

Бескорыстное служение человеку, верность, преданность собаки оттеняются предательством, жестокостью других существ. Так, волк Коксерек проявил неблагодарность, убив мальчика Курмаша, вскормившего и воспитавшего его.

Верность пса Лашына своему хозяину оттеняется предательством жены последнего (после смерти мужа Камила становится любовницей Есенжола, виновного в гибели ее мужа).

Итак, галерея образов домашних животных в творчестве казахских прозаиков-анималистов в основном представлена следующими представителями мира природы: образами коня, верблюда, собаки.

Вышеназванные образы можно рассматривать, с одной стороны, в рамках традиционно сложившейся в литературе типологической разновидности образа животного как реалии домашнего быта.

С другой стороны, анималистические образы, часто наполняясь в творчестве писателей новым этико-эстетическим, философским содержанием, становятся образами-символами. Древние мифологические представления, заложенные в том или ином образе, обретают дополнительное значение и, «разрастаясь в своем символическом значении, становятся тождественными более широким понятиям» [20, 117].

Дикие животные в казахской анималистической прозе – волки, зайцы, тигры, олени, лисы, джейраны, ласки, хорьки, суслики – выполняют определенную функцию в художественной структуре произведений. Однако не все перечисленные персонажи являются главными объектами повествования. Таковыми обычно выступают волк, тигр, олень, чьи образы имеют мифологические корни. Являясь фольклорно-мифологическими архетипами в современной казахской прозе, данные образы разрастаются до образов-символов.

Одним из самых частотных в казахской литературе является образ волка. Он имеет очень древнюю традицию. В древнетюркской мифологии волк служил предметом культа. Это тотем, с которым связано происхождение многих тюркских народов.

Волк является самым распространенным персонажем в казахском сказочном эпосе. М. Ауэзов в свое время разделил сказки о волке на две группы. Первую группу составляют сказки, в которых волк наделен положительными качествами, является помощником человека («Золотая птица и серый волк», «Покровительство волка», «Джигит и волчица»). Вероятно, в этих сказках нашли отражение тотемические представления древних тюрок.

Во второй группе сказок волк сохраняет свою природную сущность, выступает в своем подлинном обличье – как настоящий степной хищник. В этой группе сказок высмеиваются такие качества волка как глупость, кровожадность и, согласно сказочной эстетике низкого, над волком всегда одерживает верх существо физически слабее его, чаще всего это лиса («Звери-товарищи», «Лисица и волк»).

Волк в литературно-художественных текстах казахских авторов осмысляется не только как реальный представитель природного мира, но и как символ «первозданной красоты и целостности природы».

Следующий хищник, встречающийся на просторах степи – это тигр. Образ тигра имеет «исключительное значение в военной идеологии кочевников Семиречья», по мнению исследователя А.Акишева [21, 46]. Зверь этот силен, яростен и страшен. «По логике магического сопричастия эти качества передавались воину и его оружию» [21, 48].

Образ оленя также является космогоническим. «Мифы и легенды о золотом космическом олене известны индоевропейцам (солнечный олень божества Рунда у хеттов, златорогий олень, преследуемый Рамой), в Приуралье, Сибири, Казахстане» [22, 39]. Олень не является хищником, он из категории гонимых, а не гонителей, и это определяет его функцию в анималистической прозе. Гонимый, но не находящий себе места в естественной природной среде, гибнущий олень символизирует саму Природу, гибнущую и взывающую о Помощи; символизирует жизненные Первоосновы.

Отметим, чтодиким животным в произведениях М. Ауэзова и М. Магауина недоступны категории человеческой морали и нравственности. Вот как происходит знакомство Серого Лютого с собственным потомством: «Из норы исходил сильный, незнакомый запах. Серый Лютый грозно ощетинился, сунул в нору оскаленную морду и вытащил зубами липкого, неказистого волчонка … Волчица, слабо тявкая, кинулась к нему, но не смогла ему помешать. Серый Лютый бил маленького волчонка о землю, пока тот не превратился в бесформенный серый комок, потом с отвращением швырнул через себя» [22, 519].

В повести М. Магауина «Гибель борзого» подросшие молодые хищники без всяких раздумий расправляются с собственной матерью: «Свою мать молодые волки заметили только тогда, когда с борзым было покончено... И едва волки увидели кровь, хлеставшую из страшной раны, как немедленно набросились на волчицу...

Прошло совсем немного времени, и от волчицы, которая родила их, вскормила своим молоком, взрастила сильными и беспощадными, остался лишь кончик короткого хвоста и четыре затвердевшие подошвы» [23, 547].

Вместе с тем при описании внешности хищника явно заметно авторское любование зверем: «голенастый, как теленок, крутогорбый, как бык, хвоста он не поднимал по-собачьи, а загривок и спина его напоминали натянутый лук... Мальчик любовался волчонком, его сумрачным, независимым взглядом исподлобья, его слегка темнеющим грозным загривком, его растущей день ото дня упрямой силой» [23, 45].

На развитие анималистической темы в творчестве современных казахских прозаиков огромное влияние оказало творчество Мухтара Ауэзова, точнее, его рассказ «Серый Лютый».

Исследователь М.Х. Адибаев, классифировавший малую прозу Ауэзова по жанрово-тематическим признакам (социально-психологический рассказ, морально-бытовой рассказ, эссе, новеллы), выделил рассказ «Серый Лютый» в отдельную группу, представленную только этим произведением: «рассказ, который носит символический характер» [24, 29].

После выхода в свет этого рассказа М. Ауэзова стала привычной аналогия «Серый Лютый» – «Белый Клык» Джека Лондона. Мнение об этой аналогии С. Викарий комментирует следующим образом: «Конечно, М. Ауэзов перевел на казахский в 1938 году «Белый Клык» Джека Лондона по велению великой страсти охотника, всегда живший в нем. Но когда он писал «Серого Лютого», он, как человек и художник, был выше, неизмеримо выше этой страсти» [25, 181-185].

Автор диссертации «Казахская анималистическая повесть 1960-70-х годов (генезис, образность, повествовательные формы)» Г.А. Алтаева пишет: «Рассказ М.Ауэзова отличает глубинное философское содержание, поднимающее его до уровня философской саги. Именно это выделяет его рассказ и ставит в один ряд с прозаическими шедеврами мирового значения» [26, 85].

Главное в рассказе – желание человека познать себя через существо низшей ступени. Основная идея произведения – человеческая вера в единение всех порожденных природой, в единение человека с природой.

Философское содержание определяет поэтику данного рассказа. М. Ауэзов использует тип повествования, который корнями своими обращен к легенде. Коксерек, с одной стороны изображается как реалия природного мира, он живет в тексте реально-чувственной жизнью. Автор подчеркивает в нем природную животную лютость – брюхо его всегда ненасытно: сколько не корми волка, он все смотрит в лес.

С другой стороны, Коксерек с первых же страниц рассказа превратился в легенду. У новорожденного волчонка люди уничтожили всю его семью. Постоянно голодный, рыщущий по степи, он слишком велик для аульных собак. Коксерек горд так, что, как бы сильно его не избивали, он не подает голоса. Серый Лютый потерял свою царицу – прекрасную белую волчицу.

Для Ауэзова волк – величественное произведение природы. Отказавшись от сытой, но несвободной жизни в ауле, убив мальчика Курмаша, вырастившего и воспитавшего его, волк доказал свою обособленность в природе, право на неприкосновенность и свободу. Перед нами мифологизированный образ волка.

Считается, что новаторским в рассказе Ауэзова является изобразительность, ставшая важным средством раскрытия внутреннего мира героя. Выполнять изобразительную функцию часто помогает пейзаж. Степь выковала характер волка, но она же способствовала формированию характера охотника, внушив ему определенные представления о добре и зле.

В указанной диссертации автор ее, анализируя творчество казахстанских писателей, приходит к мнению, что произведения, в которых главным объектом изображения является животное, стоит рассматривать как природоведческую прозу и художественную анималистику. Необходимо учитывать, что художники-анималисты творчески усваивают опыт и знания писателей-натуралистов. Доказательством такого утверждения может служить следующий факт: в художественной литературе о животных с максимальной точностью изображаются характерные особенности животных, условия их обитания. Вот как, например, описан борзой в повести М. Магауина «Гибель борзого»: «Грудастый – значит, в беге выносливый. Шея короткая, морда скуластая – значит, зубастый, сильный. задние лапы с приземистой голенью – верный признак быстроты... Темя высокие, уши крупные, в меру широки, свисающие книзу мохнатые кончиками. А зубы Лашына ровные, белые, где положено – длинные и острые, где положено - короткие и крепкие» [27, 431]. Подобные описания свидетельствуют о том, что автору хорошо известны анатомические особенности собаки. Таких примеров можно привести множество.

В анималистических произведениях, как было отмечено ранее, главным героем является животное. Однако при этом образ животного в собственно анималистическом жанре должен сохранять свою природную сущность, сохранять объективные, натуральные черты, быть, прежде всего, представителем мира природы. Следствием нарушения этого основополагающего принципа является усиление условного начала в образе животного (речь идет о так называемой «вторичной» условности – сознательном смещении реальных пропорций, ведь условность в принципе присуща всем видам искусства), к аллегоризации образа. А это, в свою очередь, может привести к трансформации анималистического жанра в басенный, где персонажи-животные выступают как иносказание о жизни вообще, как отвлеченно-назидательное воплощение отдельных сторон человеческой натуры.

В литературной анималистике, по мнению исследователей данного жанра,не существует особых художественных приемов и средств изображения животных, и поэтому используется выработанный литературой за годы ее существования арсенал художественных приемов. Выбор средств и приемов обуславливается спецификой жанра.

В качестве рабочего термина в литературной анималистикенередко используется термин «анималистический психологизм». Козлова А.Г. дает следующее толкование данного термина: «анималистический психологизм обозначает приемы психологического анализа, используемые применительно к образам животного» [28, 27].

Психологизация образа животного встречается в современной казахской литературе, в частности, в небольшой повести М. Магауина «Гибель борзого». Основная проблема этой повести – сопоставление судьбы и поведения животного и человека.

В сюжетной линии повести ярко представлена судьба пса Лашына: история жизни, взросления и трагической гибели собаки. Лашын постепенно осваивает мир и накапливает определенный опыт жизни.

При помощи образа собаки М. Магауин стремится определить сущность своих персонажей. В данной повести М. Магауина представлены две жизни, две судьбы: жизнь человеческая и жизнь животного.

Анималистические образы в этом произведении М. Магауина, при всей своей близости к людям, человеческими чертами не наделяются и воспринимаются только как неординарные реалии природного мира.

Писатель мастерски избегает нарушения той грани, которая отделяет проникновенное изображение животного от очеловечивания его, делает попытку проникнуть во внутренний мир животных.Так, сцена прощания Адиля с Лашыном завершается следующими строчками: «... Лашын был обижен и обижен без всякой вины... Это он чувствовал. А понять, что чувствовал Адиль, уезжавший на тряской арбе из аула, – это было ему, разумеется, недоступно» [29, 450]. Лашын, как и человек, может мечтать: «... Одно-единственное чувство целиком захватило его, одна-единственная мечта...» [29, 450].

Интересна «речевая характеристика» героя. Пес не разговаривает на человеческом языке с другими персонажами, но в некоторых эпизодах он наделяется «внутренней речью», в то время как внешние проявления соответствуют естественному поведению животного. Лашын наделен способностью вспоминать, да и вся повесть строится как воспоминания пса о прожитой жизни. Однако образ животного не отождествляется с человеком. Лашын не идентифицируется с человеком, оставаясь в восприятии читателей реальным природным существом, псом.

В небольшой повести Санбаева «Белая аруана» животное, как представитель мира природы, выполняет важную идейно-художественную функцию в раскрытии основной идеи произведения. Один главных персонажей повести – верблюд. Образ верблюда часто встречается в фольклорных произведениях казахского народа. Однако в сказках о животных образ верблюда интерпретируется неоднозначно. В одних случаях, он символизирует мудрость и выносливость, безмерную материнскую любовь («Бота»), в других случаях – доверчивость, наивность и глупость («Звери-товарищи»).

В художественном мире писателя традиционные фольклорные представления наполняются новыми смыслами. В повести «Белая аруана» верблюдица символизирует «верность традициям, вскормившим ее», как утверждает исследователь И.Крамов[30, 81].

Автор не приписывает объекту изображения – белой аруане способности мыслить и совершать сознательные действия. В этой повести нет прямого очеловечивания, а есть лишь «расшифровка» поведения верблюдицы и внешнего проявления ее настроения: «Она как будто уменьшилась за это утро, постарела, шерсть на ней свалялась, запачкалась. Постанывая, она слабо мотала окровавленной головой, глаза были плотно зажмурены, и с длинных ресниц часто-часто падали красные горошины» [31, 338].

Верблюдица У Санбаева – представительница мира природы; в ней сохранены объективные, натуральные черты, присущие ее виду. С другой стороны, можно отметить и определенную обобщенность этого образа: белая аруана – символ верности родному краю, родине.

Мир природы, мир животных и мир людей в творчестве казахских прозаиков, разрабатывающих анималистическую тему, объединяет система сходных эпитетов, сравнений, различных аналогий, которыми изобилуют тексты вышеназванных авторов. Это объединение происходит по принципу «очеловечивания» мира природы: растительного и животного миров.

Другим, не менее распространенным в казахской анималистической прозе, является прием сравнения.

В художественной литературе о животных анималистичен не только предмет изображения, но и сам способ авторского видения. Так, в произведениях казахских прозаиков голубая вершина может превращаться в серого волка, небо сравнивается то с косяком лошадей, то с овцами, то с бородатым олененком, буланый конь видом похож на породистую борзую, готовую кинуться на волка. В этой связи отметим, чтов приведенных примерах сравнительный ряд представлен исключительно миром природы.

Подытоживая, отметим, чтохудожественные достижения современной казахской прозы в значительной степени связаны с разработкой анималистической темы». В творчестве О. Бокея, С. Санбаева, М. Магауина сопоставления и противопоставления, аналогии между человеческим и животными мирами подчинены задаче создания единой философии мира, целостной картины действительности. Философия природы и философия общества слиты воедино. Можно отметить также две линии отношения отечественных художников к миру дикой природы: природа как стихия, враждебная человеку, и природа как источник красоты.

Писатели-анималисты художественно доносят до читателя великое эстетическое воздействие мира дикой природы на человека. Природа является важным источником формирования истинно человеческих эмоций, в том числе чувства прекрасного. Через созерцание представителей мира дикой природы происходит приобщение человека к извечным тайнам бытия и мироздания, к непреходящим этико-эстетическим ценностям.

Художники-анималисты подчеркивают, что предметом изображения являются реальные представители мира дикой природы – волки, тигры, лисы – с характерными для своего вида особенностями поведения. В то же время вышеназванные образы – это не только реальные животные, но еще и образы-символы, символы самой Природы, жизненных Первооснов, характеризующих особый, кочевой образ пребывания в мире.

Итак, казахские художники показывают мир диких животных с различных точек зрения: и как реальное окружение человека, и как эстетический объект, и как средство раскрытия человеческого характера, и, наконец, как образы-символы.