Работа научными текстами: основные методики и специфика научной критики

Принципы научного исследования источников вырабатывались постепенно, ученые разных стран и эпох внесли вклад в их формирование и на этой основе подвергли пересмотру традиционную историографию, в которой подлинные события смешивались с легендами. Методы критического анализа открыли перед историографией новые перспективы.

 

Особая роль в этом достижении исторической науки принадлежит создателю критического метода немецкому ученому Г.-Б. Нибуру, который представлял деятельность историка в виде решения двойной задачи, состоящей, во-первых, в критическом анализе источников с целью выявления достоверной информации, и, во-вторых, в реконструкции исторической действительности на основе полученных данных.

 

Для историков середины XIX в. объективность исторических фактов не представляла проблемы. Свою основную функцию ученые видели в сборе фактов, которые "говорили сами за себя". Существовали настоящий культ фактов и незыблемая уверенность в том, что после критической проверки исторических текстов достоверность содержащихся в них фактов может считаться установленной, и эти тексты не будут нуждаться в каких-либо интерпретациях. Таков был метод работы самого авторитетного историка своего времени (остававшегося эталоном для многих поколений исследователей) Л. фон Ранке. Ученый видел миссию историка в том, чтобы раскрыть историческое прошлое, "как оно было на самом деле". Идеалом для него являлась полная беспристрастность исследователя при анализе документов прошлого, исключение им своего "я", субъективности, интересов, мировоззрения. Историк должен был стремиться точно, без прикрас, описывать факты. Главным правилом для него было внимание к оригинальным историческим текстам, авторитетным свидетельствам. Реконструированные на основе детального и объективного анализа источников события прошлого следовало представить в виде исторического нарратива, т. е. повествования. Именно описание последовательности событий могло привести, по мнению Ранке и многих его современников, учеников и последователей, к выявлению истинного хода всемирной истории.

 

В понимании исторического факта довольно близко к Ранке стояли позитивисты второй половины XIX – начала XX в. Одним из них был известный французский историк НЮМА ДЕНИ ФЮСТЕЛЬ ДЕ КУЛАНЖ (1830–1889), у которого культ факта превратился в культ письменных источников. Следуя девизу "Тексты, все тексты, ничего, кроме текстов!", он был убежден, что прошлое непосредственно предстает перед историком в источниках, а потому историческая наука сводится "к здравому толкованию документов".

 

Соотечественники Фюстеля де Куланжа – ШАРЛЬ ВИКТОР ЛАНГЛУА (1863–1929) И ШАРЛЬ СЕНЬОБОС (1854–1942), обобщив опыт историографии XIX в., дали в своем знаменитом "Введении в изучение истории" (1897) свод правил критики источников. В этом сочинении, которое долгое время было своеобразной "библией позитивистского историзма", утверждалось: "История пишется по документам. Документы – это следы, оставленные мыслями и действиями некогда живших людей. Лишь очень немногие из человеческих мыслей и поступков оставляют после себя заметные следы; к тому же следы эти редко бывают долговечными: чтобы стереть их, достаточно простой случайности. Всякая же мысль и всякий поступок, не оставившие прямого следа или видимый след которых исчез, навсегда потерян для истории, как если бы он никогда не существовал. За неимением документов, история обширных периодов прошлого человечества останется навсегда неизвестной. Ничто не может заменить документов: нет их, нет и истории".

 

При этом они обращали особое внимание на то, что каждый документ требует критического исследования с опорой на точный метод и соблюдением многочисленных предосторожностей, а самой этой процедуре должна предшествовать эвристика (поиск и сбор документов, необходимых для изучения того или иного вопроса), которая составляет первую и одну из самых главных частей работы историка. Неполнота источников, даже с применением в их анализе всех предписанных правил, приводит к самым серьезным ошибкам и искажениям. Огромное значение придавалось вспомогательным дисциплинам, их роли в профессиональной подготовке историка. Допускалось два ряда вопросов, соответствующих двум рядам процессов, путем которых составляется документ: во-первых, следовало обнаружить, что его автор действительно думал, потому что он мог быть неискренен ("критика достоверности"); во-вторых, надо было определить, что он действительно знал, потому что он мог ошибаться ("критика точности"). Когда автор неизвестен, возникает новая проблема: поскольку критика действует, мысленно воспроизводя условия труда автора, то в случае анонимного свидетельства она может воспользоваться только одним приемом – изучить общий характер документа.

 

Подчеркивая трудности исторического познания, Ланглуа и Сеньобос заявляли, что прошедшую реальность историк не наблюдает, он знает ее только по сходству с существующей реальностью. Одновременно изменилось понятие факта и вера в его абсолютную объективность, а также убежденность в универсальности научного метода. Поскольку исторические факты узнаются только косвенным путем, по оставшимся от них следам, и историческое знание, таким образом, не основано на непосредственном наблюдении, то и метод исторической науки должен коренным образом отличаться от метода положительных наук, т. е. всех наук, кроме геологии, которые основаны на непосредственном наблюдении. Действительно, хотя следы прошлого, называемые историческими памятниками, историк наблюдает непосредственно, дальше он действует исключительно путем умозаключений, руководствуясь принципами исторической критики. Если во всех науках, основанных на наблюдении, подчеркивали Ланглуа и Сеньобос, исходной точкой для умозаключений служит сам наблюдаемый факт, то для историка отправной пункт – документ, а конечная цель исследования – факты прошлого. И между этой отправной точкой и конечной целью нужно пройти ряд тесно связанных друг с другом умозаключений, рискуя то и дело впасть в ошибку. Исторический, или косвенный, метод в силу этого гораздо уязвимее метода, основанного на непосредственном наблюдении. Но только он позволяет историкам установить истину.

 

Наряду с внешней и внутренней критикой источников, считавшихся важнейшей частью исторического метода, Ланглуа и Сеньобос специально остановились на проблеме синтеза полученных разрозненных фактов и выстроили целый ряд процедур, необходимых для того, чтобы сгруппировать изолированные факты в научное целое. Во-первых, это создание в воображении историка мысленного образа, максимально похожего на тот, какой могло бы дать непосредственное наблюдение факта прошлого. Во-вторых, это группировка полученных фактов на основе предположения о том, что совокупность явлений настоящего аналогична совокупности явлений прошлого. В-третьих, это заполнение неизбежных пробелов в рядах фактов (ввиду отсутствия следов в сохранившихся источниках) посредством рассуждений и умозаключений, исходя из уже достоверно известных фактов. В-четвертых, это сведение массы фактов к некоторым формулам, позволяющим выяснить их общие признаки (данный процесс приводит к окончательным выводам и венчает историческое построение с научной точкой зрения). И наконец, в-пятых, изложение результатов работы.

 

Первым в мировой литературе фундаментальным исследованием своеобразия исторического познания с неокантианских позиций стал двухтомный труд выдающегося русского историка АЛЕКСАНДРА СЕРГЕЕВИЧА ЛАППО-ДАНИЛЕВСКОГО (1863–1919) "Методология истории" (1910–1913), опубликованный в качестве пособия к лекциям, прочитанным студентам Санкт-Петербургского университета. В этой книге впервые было обосновано определение методологии истории как особой отрасли научно-исторического знания.

 

В русле неокантианской методологии Лаппо-Данилевским были поставлены коренные вопросы исторического познания, по сей день сохраняющие свою актуальность: принципы исторического знания, критерии оценки, познавательные цели и объект исторической науки, специфика исторического факта, методология источниковедения и т. п. Лаппо-Данилевский подчеркивал тесную связь между теорией исторического знания (определяющей исходные принципы исторического познания), методологией источниковедения (устанавливающей принципы и приемы, на основании и при помощи которых историк, пользуясь известными ему источниками, утверждает, что интересующий его факт действительно существовал) и, наконец, методологией исторического построения (с ее принципами и приемами, при помощи которых историк объясняет этот факт). Источник понимался как реализованный продукт человеческой психики, объективированная форма человеческого творчества. Автором были рассмотрены основные виды источников, принципы их классификации, методы интерпретации и критики.

 

Историк изучает индивидуальные события, но поскольку действительность слишком разнообразна, чтобы ее можно было изобразить во всей полноте индивидуальных черт, то необходимо осуществить процедуру отбора фактического материала в соответствии с представлением о его историческом значении и ценности. Однако историк судит об историческом значении индивидуального не только по его ценному содержанию, но и по степени его действенности, или влияния. Сочетание ценности и действенности индивидуального служит критерием отбора исторических фактов. Следующая необходимая процедура – построение целостного образа исследуемого объекта на основе понимания и переживания его ценности. При этом каждый отдельный факт определяется в своей индивидуальности как незаменимая часть целого.

 

При признании субъективной стороны исторического познания, научность и объективность исторического описания могла быть все же обеспечена высоким профессионализмом историка, строгим критическим анализом источников, использованием норм и правил проведения синтетических процедур. Историк, который применяет научные методы изучения и критики свидетельств прошлого, стоит на достаточно прочной основе. В науке под критикой понимают совокупность приемов, направленных на выявление ценности источника. Задача научной критики состоит в том, чтобы, вскрыв различные недостатки и пробелы в показаниях источника, лучше его понять и восстановить его подлинный смысл.

 

Разумеется, материалы, которыми располагает историк, даже в своей совокупности представляют лишь часть объекта изучения, в то время как целое давно исчезло и существует лишь в той мере, в какой его может воссоздать историк. Следовательно, то, что мы знаем как историю, – лишь часть человеческого прошлого, которая помается сознательной реконструкции на основании имеющихся свидетельств и привлекаемых историком косвенных данных. При этом уже Ланглуа и Сеньобос считали требование не использовать выводы других историков, содержащихся в так называемых вторичных источниках, чрезмерными: "Такая сложная наука, как история, где прежде, чем формулировать вывод, приходится, обыкновенно, накоплять факты миллионами, не может основываться на подобном вечном написании снова. Историческое построение не делается прямо по рукописям, точно так же как история "не пишется по рукописям" на одном и том же основании – ради сбережения времени. Чтобы двигать вперед науку, нужно комбинировать выводы, добытые тысячами частичных работ".

Этос и этика исследователя

ЭТОС НАУКИ

множество этических ценностей, регулирующих отношения между членами научного сообщества в ходе осуществления ими научной деятельности. Одна из первых экспликаций этоса науки была предложена американским социологом науки Р. Мертоном. Он считал, что научный этос включает в себя четыре ценностных императива — универсализм, коллективизм, бескорыстность и организованный скептицизм. Позднее к ним было добавлено еще два императива: рационализм и эмоциональная нейтральность. Императив универсализма утверждает вне-личностный, объективный характер научного знания. Императив коллективизма говорит о том, что результаты научного исследования являются собственностью всего научного сообщества и общества в целом, а не отдельных ученых или научных коллективов. Императив бескорыстности означает, что главной целью деятельности ученых должно быть служение объективной истине, а не достижение личных выгод. Императив организованного скептицизма предполагает не только запрет на догматическое понимание Истины в науке, но, напротив, вменяет в профессиональную обязанность ученому критиковать взгляды своих коллег и свои собственные взгляды, если на то имеются малейшие основания. Ценность рационализма утверждает, что ученый должен стремиться не просто к истине, а к доказанному знанию. Наконец, императив эмоциональной нейтральности запрещает ученым использовать при решении научных проблем эмоции, личные симпатии и антипатии. Научный этос — это понимание науки с точки зрения должного характера взаимоотношений между учеными. Реальное же (эмпирическое) поведение ученых, как показывают исследования, существенно амбивалентно по отношению к нормам научного зтоса. Однако вне указания ценностей научного этоса, отличить науку от других социальных подсистем оказывается весьма проблематично. (См. этика науки, биоэтика, социология науки, социальная психология науки).

Успех, как видно, во многом зависит от личности самого педагога-исследователя. Безусловно, его интеллект, специальные психолого-педагогические и социально-педагогические знания играют решающую роль в определении результатов научной работы. Однако исключительно много зависит от уровня развития нравственных качеств исследователя: уважения того, что уже сделано по проблеме другими, скромности, объективности в оценке личного вклада в коллективную работу и др.

 

От того, насколько полно изучены работы предшественников, зависит не только дань уважения, признания их вклада в разработку той или иной проблемы, но и качество ее разработки.

 

Исключительной добросовестности требует экспериментальная работа. Исследователю доверяют, обычно его никто не контролирует: какой объем выборки им использован, насколько оптимальными были условия исследования и т.д. – все эти вопросы на его совести.

 

Принципиальность исследователя проявляется многообразно. Это и отстаивание своей концепции, методики исследования, стремление к объективности результатов, аргументация выводов, с сомнением воспринимаемых теми или иными лицами и т.п. В конечном счете, принципиальность проявляется в высокой результативности научного труда, в практической действенности выводов и рекомендаций.

 

В процессе научного поиска педагог-исследователь вступает в непростые отношения с испытуемыми, коллегами по работе, с учеными, работающими в одной с ними предметной области. И общий итог, эффективность, плодотворность научного исследования в значительной степени зависит от его умения этически правильно построить взаимоотношения с окружающими.

 

Как показывает практика, проблем здесь возникает немало. Так, современные социально-педагогические исследования все в большей степени требуют коллективных усилий. Это обусловливается чрезвычайно сложным объектом исследования, необходимостью накопления большого объема экспериментального, эмпирического, а нередко и теоретического материала. Все это ставит отдельного исследователя при решении конкретных прикладных научных задач перед множеством аргументов, фактов, данных, осмыслить которые всесторонне и глубоко в относительно короткий промежуток времени предпочтительнее, используя коллективный разум, интеллект научного коллектива.

 

При написании диссертации по требованию Высшего аттестационного комитета России назначается научный руководитель, по ее структуре и содержанию высказывают свои мнения рецензенты, основные положения диссертации обсуждаются на конференциях, заседаниях кафедр, семинарах аспирантов, активно участвуют в обсуждении результатов научной работы аспиранта (соискателя) члены предметно-методических секций. Как показывает опыт, в результате этой работы помощь диссертант получает немалую. В диссертационной работе, таким образом, воплощается дух, интеллект коллектива кафедры, на которой она выполнялась.

Но диссертация, согласно требованию «Положения... ВАК» должна быть самостоятельным исследованием. В принципе так оно и есть. Вклад каждого члена кафедры в общий итог, в выработку концепции, написание диссертации может быть не очень заметным, но в итоге все же диссертант как бы аккумулирует в своем научном труде помощь, мнение окружающих людей.

Социально-педагогическое исследование – это всегда работа с людьми. И в этом отношении исследователь должен быть в высшей степени этичен и корректен. Доброжелательность, стремление помочь проникнуть в психологическое состояние респондентов, терпение, выдержка и другие качества – необходимые компоненты этики педагога-исследователя, его психолого-педагогической культуры.

Внедрение результатов исследований в педагогическую практику этично по своей сути. Так, например, применение в целях профессионального отбора сомнительных методик, тестов без предварительного определения их валидности и надежности нравственно недопустимо. Это своеобразное этическое преступление, которое негативно влияет на людей, искажает реальное состояние дел, вводит в заблуждение руководителей учреждений.