Годы жизни после смерти С. А. Есенина.

«Смерть Есенина, потрясшая всю писательскую и читательскую общественность, провела резкую черту в поэтической среде. Многие порвали с пьяной богемой, с её литературными спекулянтами и паразитами, с поклонниками рафинированного искусства, с изобретателями модных течений, с теми, кто уводил в бессмысленность и мрак. Порвал с богемой и Вольф Эрлих»[42] — писал об этом времени Н. Тихонов.

1926 — последний год В. Эрлиха с имажинистами. В Союзе поэтов он остался. Там Эрлих занимался вопросами приема в Союз, причем, Л. Карохин отмечает, что Эрлих был довольно строг. Союз выпускал поэтические сборники и альманахи, устраивал литературные вечера, организовывал шефские выступления писателей в различных клубах и в рабочих коллективах. Кроме того, необходимо было заниматься и чисто техническими моментами оформления новых членов. В. Эрлих активно участвовал во всех видах деятельности, разворачиваемой Союзом.

С 1926 г. Вольф Эрлих начал строить литературную деятельность независимо от каких-либо литературных группировок.

Еще один из излюбленных фрагментов исследователей творчества В. Эрлиха — воспоминания И.М. Басалаева о поэте в период знакомства (А.Кобринский указывает примерно 1928-1929 г.[43]): «У Вольфа Эрлиха тихий голос, робкие жесты, на губах — готовая улыбка. Он худ и черен. Носит длинные серые брюки, черные грубые ботинки. Немножко хвастается знакомством с Есениным. Был имажинистом. Из-за этого пришлось уйти из университета…».[44]

8 июля 1928 г.[45] он и Н. Тихонов отправляются на Кавказ, особенно впечатляет поэта Армения. Ей Эрлих посвящает несколько своих произведений и переводит армянских поэтов и народные армянские песни.

Через год после путешествия с Тихоновым Эрлих снова отправляется в Армению и Нагорный Карабах. Там он собирал материалы на книгу «От Алагира до Арарата», но этот замысел не был реализован.

В начале 30-х гг. Эрлих работает в периодических изданиях и много публикуется. А. Кобринский пишет об этом времени: «…его стихотворения выходят в журналах "Звезда", "Красная новь", "Литературный современник", в "Красной газете", в газетах "Наступление", "Литературный Ленинград"».[46]

Кроме всего прочего, в начале 1930-х В. Эрлих побывал на Беломоро-Балтийском канале. «Впечатления от этой поездки нашли отражение в его поэме "Математики", которая была опубликована в 1937 году в последнем прижизненном сборнике стихотворений "Необычайные свидания друзей"».[47]

В последние годы жизни В. Эрлих проявлял творческую и общественную активность. «В 1930-е г. Эрлих много работает в периодических изданиях. В 1930-1931гг. он — член редколлегии журнала "Ленинград", а в 1932-1933 гг. — ответственный секретарь газеты ЛАППа "Наступление"».[48] Кроме этого, 30-е гг. В. Эрлих активно сотрудничал с Ленфильмом.

В то время Эрлих был «достаточно заметной фигурой в литературно общественной жизни Ленинграда»[49].

С 18 августа 1930 г. по конец 1931 г. Эрлих жил в Доме писателей (д. №19) на улице Литераторов. С 1924 по 1937 г. там жил А.П. Чапыгин. В 20-30-е гг. в Доме писателей проживало много членов Ленинградского отделения Союза поэтов и Союза писателей (Александр Чуркин, Бронислав Кежун, Ю. Лебединский, Б. Четвериков, А. Жуба). Здесь В. Эрлих подготовил и сдал в печать сборник «Арсенал». Сборник В. Эрлих посвятил гражданской жене, но именно в это время намечается разлад в их отношениях.

Л. Карохин отмечает, что Эрлих критически относился к своему творчеству. «После сдачи в печать сборника "Арсенал", он готовил следующую книгу под названием "Двадцать стихотворений", но она не вышла из печати. В Пушкинском Доме хранится предисловие, где Эрлих пишет о недостатках своих книг».[50]

В архиве Н. Тихонова в папке с бумагами В. Эрлиха хранилось «предуведомление к читателям, которое В. Эрлих готовил для книжки "Двадцать стихотворений"».[51] Этот текст был опубликован Д. Хренковым и также дает понять, насколько критичен В. Эрлих был по отношению к своему творчеству: «Мною написаны до сего времени три книжки стихов, из которых ни одной я не хотел бы видеть в переиздании.

Основные пороки этих книг: безыдейность в самом жестоком смысле этого слова и как неизбежное следствие — эпигонство и политическая безответственность».[52]

В конце 1931 г. переехал на Троицкую и поселился в «первой ленинградской литературной коммуне — знаменитом доме инженеров и писателей на улице Рубенштейна, названном в народе "Слезой социализма" (соседями Эрлиха в те годы были Ольга Берггольц, Ида Наппельбаум, Михаил Фроман, Николай Костарев, Михаил Чумандрин, Юрий Либединский, Савелий Леонов и другие важные для литературной жизни Ленинграда тех лет люди)».^[53]

В. Эрлиха этого времени И. Басалаев также упомянул в своих мемуарах. После описания голых стен его комнаты с единственной выбивающейся деталью — противогазом — следует описание самого поэта: «Эрлих, как и некоторые теперешние поэты-книжники, страдает "смирдинизмом", то есть собиранием по всем книжным лавкам и киоскам "Старой книги" изданий Смирдина. <…> Они стоят на полках рядом с большущими томами медицинских словарей — наследством отца.

Сейчас Эрлих читает Стэнли — путешествие в Африку в поисках Ливингстона. Он в восхищении от методов его работы и организации этого предприятия. Читал нам отрывки из предисловия.<…>

Эрлих давно забросил сапоги. Потолстел... У него появился, если сравнивать с 1926 годом, округленный жест, твердость в шаге. <…> Эрлих не нашёл еще ни настоящих друзей, ни себя в стихах. И в том, и в другом он идет не по тому пути».[54]

В сентябре 1933 г., Эрлих вошел в состав «Бюро для руководства творческими дискуссиями и разработкой суммы всех творческих вопросов, возникающих в повседневной работе»[55] во время подготовки к Первому съезду советских писателей.

1934 г. Л. Карохин называет «пиком активности»[56] в деятельности Эрлиха. Эрлих принял участие в конференции 11 августа 1934 г., где выступил с «обстоятельным содокладом по вопросам поэзии».[57] Там же выступил Н. Тихонов и про В. Эрлиха сказал, что тот избрал «путь стиха рассудочного, суховатого, саркастического. <…> Стихи его аккуратны».[58] Осенью этого года В. Эрлих участвовал в работе Комакадемии «Переделка людей и новая дисциплина труда». В начале февраля 1935 г. он читал свои переводы на вечере грузинской поэзии в Доме советских писателей им. Маяковского.

В конце марта 1935 г. Эрлих участвовал в обсуждении доклада Д. Мирского на заседании критической секции ЛО ССП, где заявил: «В нашей поэзии нет ещё сложившихся четких новых образований».[59] А. Кобринский пишет, что были и другие выступления и вечера с участием В. Эрлиха. В мае Эрлих принимал участие в антологии армянской поэзии под редакцией Н. Тихонова и П. Антокольского и проявлял большой интерес к встречам с армянскими поэтами.

В 1935 г. же Эрлих становится членом Литфонда.

Осенью этого же года Эрлих отправился на Дальний Восток в ходе работы над сценарием кинофильма «Волочаевские дни».

На этот же год приходится «окончательный разрыв со "школой" Есенина». О. Петыркина пишет: «…на совещании драматургов, критиков и творческих работников Эрлих отмежёвывается от опального к тому времени Есенина, объявляя "единственным "мастером стиха" в советской поэзии" Маяковского»[60].

В феврале 1936 г. он участвовал в писательских дискуссионных собраниях и читал стихи на вечерах поэзии. 28 марта В. Эрлих выступил на дискуссии о формализме (вместе с Н. Заболоцким и С. Спасским).

В конце августа Эрлих подал заявление о приеме в сочувствующие ВКП(б). В начале сентября участвует в принятии решения об исключении В. Шершеневича из Союза.

В октябре 1937 г. Эрлих побывал в Петрозаводске на юбилее литературной деятельности Ядмари Виртанена, народного поэта Карелии.

Смерть В. И. Эрлиха.

А. Кобринский называет гибель Эрлиха «почти случайной».^[61] Н. Тихонов, друг поэта, также видит в смерти В. Эрлиха «трагическое недоразумение»[62]. Л. Карохин, комментируя слова Н. Тихонова, принимает другую позицию: «Нет, арест и расстрел Эрлиха не были "трагическими недоразумениями", как он пишет, а были, к сожалению, закономерными. Самому же Тихонову, можно сказать, повезло, - он каким-то чудом избежал репрессий. <...> он написал замечательные воспоминания о многих своих друзьях и знакомых, и, в частности, о Вольфе Эрлихе».[63]

В это время набирали обороты сталинские репрессии. В 1937 г. навеянная поездкой на Беломоро-Балтийский канал вышла книжка «Необычайные свидания друзей». «Ни в одном из стихотворений сборника <…> нет зримого отражения происходящих в то время в Ленинграде и в стране зловещих поисков "врагов народа". — Комментирует Л. Карохин, — Тем не менее, известно, что Эрлих принимал участие в митингах-собраниях писателей и присутствовал на судебных процессах. Официальная пропаганда не обошла его стороной, о чем свидетельствуют отдельные стихи тех лет, где он осуждает "банду троцкистов". Вероятно, он чувствовал, что скоро и за ним придут, ведь один за другим исчезали его друзья и знакомые. Он наивно считал, что его воззвания о наказании "троцкистов" помогут избежать ареста. Но этого не произошло, хотя он и предпринял попытку "скрыться", — уехать подальше от Ленинграда. И тут как раз подоспело предложение из Армении приехать для сбора материалов для очередной книги».[64]

По данным А. Кобринского, в середине июля 1937 г. Эрлих отправился в творческую командировку в Армению. И там, 19 или 20 июля был арестован в Эриване (Ереване) сотрудниками НКВД Армянской ССР как «участник троцкистской террористической организации в Ленинграде» по циркуляру, присланному из Ленинграда. Под конвоем В. Эрлих был этапирован для ведения следствия в Управление НКВД по Ленинградской области. Ему были предъявлены обвинения по статьям 58-1 «а» (измена Родине), 58-7 (подрыв государственной промышленности, транспорта... в контрреволюционных целях), 58-10 (антисоветская пропаганда и агитация), 58-11 (организационная деятельность, направленная к совершению контрреволюционного преступления) УК РСФСР.

«А ведь повода для ареста и предъявления таких жутких обвинений не было. — Комментирует Л. Карохин, — Но для НКВД особого повода не требовалось»[65]. Причиной ареста Л. Карохин считает «сфабрикованное» в недрах УНКВД в начале 1937 г. «Дело о троцкистском подполье», будто бы действующем в Ленинграде.[66]

«Причем в этом "подполье" заправляли ученые-востоковеды с японским уклоном. По "Делу" первым начал давать "показания" заведующий сектором истории культуры и искусств Востока Государственного Эрмитажа Дмитрий Петрович Жуков. Сломив духовно и физически, из него буквально "выбили" нужные НКВД сведения. На основании "показаний" Жукова были арестованы ученые и аспиранты института Востоковедения, сотрудники Эрмитажа, изучающие культуру Японии, сотрудники торгпредставительства СССР в Токио, их родственники и даже знакомые. Всем арестованным, естественно, были предъявлены обвинения в подготовке террористических актов и в шпионаже в пользу Японии». [67] Жуков был знаком с Эрлихом с 1927 и назвал его в числе членов «троцкистской группировки».

18 сентября В. Эрлих был помещен в Дом предварительного заключения УНКВД ЛО, 9 ноября состоялся единственный допрос. «Но какой! — Эмоционально возмущается Л. Карохин, — У Эрлиха "выбили" показания, что его "соучастниками" являются двое — поэт М. Ф. Чумандрин, который, якобы, его завербовал и критик И. Л. Гринберг. И, что удивительно, ни тот, ни другой не были даже арестованы».

19 ноября В. Эрлих был приговорен к расстрелу, 24 ноября расстрелян.

В. Эрлих прожил 35 лет. Где находится его прах — неизвестно.

Данных об изъятии каких-либо материалов нет. Через несколько лет мать и сестра передали весь архив В. Эрлиха в Пушкинский Дом. Там же хранятся две повестки из НКВД, пришедшие 11 ноября (но к этому времени В. Эрлих уже несколько месяцев находился под арестом).

Позже дело В. Эрлиха было пересмотрено. «Через 19 лет (4 апреля 1956 года) определением Военной коллегии Верховного суда СССР Эрлих был реабилитирован «в связи с отсутствием в его действиях состава преступления»[68].

К 1963 г. произошли положительные изменения в стране, и Н. Тихонов, друг В. Эрлиха, «участвовал в хлопотах по его реабилитации и способствовал изданию сборника стихотворений и поэм в 1963 году».[69]

Книга воспоминаний «Право на песнь» не переиздавалась, но целиком вошла в сборник «Как жил Есенин»[70] с научными комментариями А. Л. Казакова.

Творчество В. И. Эрлиха.

Так как в данном исследовании основное внимание сосредоточено прежде всего на оригинальной поэзии В. Эрлиха, о произведениях, не попадающих в эту категорию приходится говорить кратко.

В. Эрлих несколько своих произведений посвятил Армении, А. Кобринский называет следующие:

1. «Алагезские рассказы», о жизни армян и курдов[71];

2. Поэма «Ёська из Багдада» 1933г. — «о проходимце Ёське, который втерся в доверие к беспечному журналисту, а затем улизнул, прихватив, его документы»[72];

3. Очерк «Гыргыр» на тот же сюжет, что и «Ёська из Багдада»[73];

4. Очерк «Эривань» (первоначальное название «Путеводитель по Эривани»);

5. Очерк «Профессор "Бонжур"»;

6. Киносценарий «Иммигранты» — «об армянских репатриантах, возвращающихся из Франции в советскую Армению»[74].

Также В. Эрлих занимался переводами армянских и грузинских поэтов. А. Кобринский приводит имена В. Норенца, Р. Севака, Фрика, А. Цатурьяна, М. Нагиша, М. Адженяна^[75].

Кроме этого, В. Эрлих опубликовал статью «Похвала глупости»[76], которую Н. Тихонов цитировал в своем докладе «Вопросы поэзии» 11 августа 1934 г.

В июне 1935 выступил со статьей «Поиски стихотворной пьесы»[77].

А. Кобринский упоминает, что тогда же Кукольным театром в Доме писателя им. Маяковского была поставлена комедия В. Эрлиха «Золотые лбы»[78].

Здесь также стоит упомянуть рассказ «Вор». По данным документов, хранящихся в Пушкинском доме, он должен быть опубликован в альманахе «СМВ»/ «В.Света»[79].