Псеводоисповедальные формы в советской культуре.

У Достоевского в «Преступлении и наказании» есть идея того что Раскольников должен сам сознаться в убийстве старухи-процентщицы, а после покаяться в совершенном преступлении. Такая версия исповеди была распространена в СССР, с отличием лишь в том, что порой человек ничего не совершал, а признание, и в следствии покаяние выбивалось через угрозы и пытки.

Вообще, Советский Союз перенял многие вещи из религии, хотя сама идеология коммунизма всегда преследовала религию как «опиум для народа», но не стоить забывать, что советскую идеологию порой называют квазирелигией.

Пауль Тиллих считал, что социализм, по своей сущности, обладает большой квазирелигиозной силой: «В нем ожидание «нового порядка вещей» выступает направляющим религиозным элементом, и это ожидание может выражаться в христианском символе конца истории и в секулярно-утопических символах «бесклассового общества» как цели истории. Этот квази-религиозный элемент всех типов социализма был радикализирован в революционный период коммунизма…»[51]. Также Пауль Тиллих, вероятно имея ввиду этнорелигиозную родословную Карла Маркса и многих других деятелей коммунистического движения, считал, что коммунизм, как квазирелигия помимо общей для всех типов социализма квазирелигиозной силы обладает в качестве основополагающего источника «ветхозаветный профетизм и иудейское законничество»[52]. Пауль Тиллих считал, что сильную подпитку квазирелигия социализма и коммунизма получила от российской коммунистической интеллигенции, потому что энергия российской коммунистической квазирелигии, порожденная «потрясающе сильным типом предельного интереса», направлялась и на переустройство общества по эсхатологическому предписанию, а также не острую борьбу с «религиями в собственном смысле», прежде всего – на борьбу с православием. Тиллих считал, что православие сумевшее обуздать «суеверные предрассудки» и охвативший всё общество «социальный критицизм», оказалось слабым соперником перед лицом коммунистической квазирелигии. Также Пауль Тиллих полагал, что православие большей или меньшей степени несёт ответственность за развитие в России такой стойкой квазирелигиозной системы. Отмечая слабость восточного христианства в борьбе с вторжением витальных религиозных движений, Тиллих сравнивает «вторжение» в Россию коммунистической квазирелигией, как если бы было вторжение в среду обитания древнего восточного христианства ислама. Он не ограничивается поиском исторических подобий, но также и утверждает о существовании типологического сходства между квазирелигией коммунизма и религией Мухаммеда. Пауль Тиллих признаёт различия, но в то же время отмечает, что «различие между ними много меньше с психологической точки зрения, чем с теологической. Идентификация с коллективом, пренебрежение индивидуальным существованием, утопический дух – все это в равной степени свойственно исламу и коммунистической квазирелигии»[53].

Если же говорить о подобиях, то можно провести несколько парраллелей:

Крестный ход совершаемый на Пасху – Майские демонстрации, и вообще, демонстрация как таковая напоминает крестный ход, только вместо икон портреты вождей, а вместо церковных песнопений – гимны.

Крещение – посвящение в октябрята, которые называли также октябринами. Также были звездины, комиссары советской власти, развернувшие идеологическую борьбу с христианством, не просто запрещали сложившиеся веками церковные обряды и праздники, но активно изобретали новые. Церемония звездин проводилась в заводских клубах или же в каком-либо другом заводском помещении, которое обязательно украшали большой красной звездой, советским флагом и портретами вождей. Для проведения обряда на трибуну приглашались родители с новорожденным и почетные родители, они же красные кумовья. Тут же сотрудница ЗАГСа предлагала выбрать революционно-коммунистическое имя новому гражданину (отсюда такое распростарнение имен типа: Даздраперма, Тракторина, Лист, Кукуцаполь и т.п.) Страны Советов, которое заносилось в свидетельство о рождении. В качестве «батюшки» чаще всего выступал третий секретарь по идеологической линии, который осенял коммунистической звездой новонареченного и, если можно так назвать, давал ребенку ее поцеловать, другими же словами, просто прикладывал звезду к губам младенца. Также идеолог вместо нательного крестика водружал на грудь «озвезденного» главный символ коммунистической партии – красную октябрятскую звезду. После этого родители клялись воспитать свое перепуганное и, чаще всего, орущее чадо согласно заветам партии Ленина, а красные кумовья обещали стать наставниками новоиспеченного гражданина и следить за тем, что дите вырастет истинным коммунистом и богоборцем. В завершение ритуала в порядке очереди и возрастания статуса к ребенку подходили октябренок, юный пионер, молодой комсомолец и, конечно же, заслуженный коммунист. Смысл их поздравления и наставления сводился все к тому же, что и клятва счастливых родителей и кумовьев. Следует отметить, что вся церемония проводилась под звуки революционных маршей и коммунистические лозунги красных комиссаров, которые нередко и становились почетными родителями[54]. Этот так называемый обряд не прижился, и осталось только посвящение в октябрята.

И если мы говорим о том, что заменили важные моменты в жизни христианина, то естественно такая важная для христианина вещь как исповедь тоже была заменена, причем она имела разные ступени и это называлось естественно не исповедью или покаянием, а саморазоблачением, когда человек принародно, вспоминаем практику публичной исповеди у протестантов, сознавался в том или ином преступлении, которое он порой даже не совершал.

Теперь давайте поподробнее остановимся на каждой из ступеней, каждая имела свою тяжесть наказания и свою форму саморазоблачения.

Первая ступень это анкета (см. приложение 2), которая заполнялась при поступлении на работу, при повышении, при вступлении в комсомол и т.д. В этой анкете были несколько «опасных пунктов» таких как: Происхождение, т.е. нет ли в роду врагов народа, бывших политических заключенных и так называемых неблагонадежных граждан. Далее был пункт, нет ли выездов заграницу или родственников проживающих за границей. И последнее пункт о судимости, эти анкеты были распространены во времена сталинской эпохи, они помогали тоталитарному аппарату следить за гражданами.

Вторая форма или ступень - покаяние на собраниях, партийном или коллектива. Обычно за не очень серьёзные проступки. Так в фильме "Иван Перепелица" парня прорабатывают на колхозном собрании за мелкое хулиганство, угрожая лишить его права пойти в армию. Но проработка на собрании могла служить и предварительной ступенью для следующей степени ответственности.

Третья ступень саморазоблачения - покаяние преступников перед органами следствия и судом. Второе ярко проявилось на публичных процессах 1930-х, когда "преступники" чуть ли не хором признавались в самых страшных замыслах и свершениях. На выбивании признания, фабрикации уголовных дел, например, дело ленинградских врачей, была построена вся система сталинских репрессий.

Но дабы не быть голословным, приведу пример из произведения А. Солженицына «Архипелаг ГУЛАГ», пример будет кратким, но он будет отображать суть происходящего в советском режиме сталинской эпохи:

«Следствие по 58-й статье почти никогда не было выявлением истины. Его целью было согнуть, сломить человека, превратить его в туземца Архипелага. Для этого применялись пытки. Человека пытали бессонницей и жаждой, сажали в раскалённую камеру, прижигали руки папиросами, сталкивали в бассейн с нечистотами, сжимали череп железным кольцом, опускали в ванну с кислотами, пытали муравьями и клопами, загоняли раскалённый шомпол в анальное отверстие, раздавливали сапогом половые части. Если до 1938 года для применения пыток требовалось какое-то разрешение, то в 1937-38 ввиду чрезвычайной ситуации пытки были разрешены неограниченно. В 1939 году всеобщее разрешение было снято, но с конца войны и в послевоенные годы были определённые категории арестантов, к которым пытки применялись. Перечня пыток не существовало, просто следователю нужно было выполнить план. И он выполнялся всеми возможными способами.

Но в большинстве случаев, чтобы получить нужные показания от заключенного, пытки были не нужны. Достаточно было нескольких хитрых вопросов и правильно составленного протокола. Подследственные не знали своих прав и законов, на этом и основывалось следствие. Выжить мог только сильный духом человек, который поставил точку на своей прошлой жизни. Когда меня арестовали, я ещё не знал этой премудрости. Только потому воспоминания о первых днях ареста не грызут меня раскаянием, что избежал я кого-нибудь посадить. Я подписал обвинительное заключение вместе с 11-м пунктом, который обрекал меня на вечную ссылку[55].»

Как мы видим советская идеология полностью переосмыслила покаяние, изменив его под удобную для нее систему. Исповедь стала инструментом идеологии, которая позволяла ей следить за гражданами. Местами ужесточив, а местами заимствовав некоторые идеи, например, ссылки, причем в те же монастыри тот же Соловецкий монастырь или лагерь «СЛОН».

После смерти Сталина такие методы и способы со временем упростились. Ссылок и фабрикации дел становилось все меньше. К анкетам относились уже не так строго, общество уже полностью контролировалось за счет идеологии. В самом обществе царил мир покой и порядок, общество плавало в своем «болоте» и мало рассказывало друг-другу о своих грехах, это естественно еще были пережитки сталинской эпохи, но главным показателем может явиться поговорка: «В СССР секса не было», из этого можно сделать вывод, что люди редко делились своими переживаниями или проступками.