От политики реакции к политике предвидения.

Четвёртая политическая теория и её исторический субъект.

Подводя итог ценностной ревизии трех магистральных идеологий XIX–XX веков, можно с большой степенью приближения сделать вывод о том, что «четвертая политическая теория» отбрасывает в либерализме капитализм, индивидуализм и «религию денег»; в коммунизме – материализм, атеизм, прогрессизм и теорию «классовой борьбы»; в фашизме – все формы расизма, тоталитаризм и идею доминации одной культуры над другой. Вместе с тем из либерализма «четвертая политическая теория» черпает ценность свободы; из коммунизма – этический идеал справедливости, равенства и гармоничного человеческого общежития, основанного на преодолении отчуждения; от «третьего пути» берет ценность этноса, народа, религии, духовности, семьи и сакральности.

Эти принципы вполне достаточны для того, чтобы служить основанием для новой парадигмы международных отношений. Это позволит не только укрепить идентичность каждого участника этих отношений, но и выстроить гармоничную, плюралистическую и открытую систему межкультурного и межцивилизационного диалога.

Субъектом «четвертой политической теории» может выступать не индивидуум, не класс, не раса и не государство, но Dasein – конкретное и укорененное в своей органической, культурной, языковой и духовной истории человеческое бытие. Термин «Dasein» лежит в основании философии Мартина Хайдеггера, жесткого критика «техники» как негативной судьбы западного человечества (и всех остальных вместе с ним). Зловещие предсказания Хайдеггера о том, сколь роковую роль сыграет техника в судьбе человечества, сегодня сбываются на наших глазах. Пророческой оказалась и критика Хайдеггером как национал-социализма, так и американского либерализма и советского коммунизма. С философской точки зрения, «четвертая политическая теория» может быть отнесена к области феноменологии, структурализма, экзистенциализма, этносоциологии и культурной антропологии. Все эти философские и гуманитарные дисциплины ставят акцент на многообразии человеческих культур и видят в этом многообразии высшую ценность, сокровище человеческого духа, то, что требуется не искоренять и уравнивать, а всячески сохранять, поддерживать и оберегать, сводя все противоречия и конфликты не к насилию, универсиализму и колонизации (под какой бы то ни было оправдательной фразеологией), а к гармонии и диалогу.

«Четвертая политическая теория» долна разрабатываться разными народами и культурами, и каждый может внести в нее свой вклад. Но расположенная в Евразии, на пространстве пересечения культурных и цивилизационных тенденций Запада и Востока Россия самим своим положением призвана встать во главе этого концептуального мировоззренческого процесса. Поэтому неслучайно об этой теории впервые стали системно размышлять именно в России.

Без новой идеологии международной архитектуры многополярного мира сложиться не может. Поэтому разработка «четвертой политической теории» является важнейшим направлением при планировании внешнеполитической стратегии России будущего.

Четвёртый номос Земли.

Немецкий философ права Карл Шмитт [6] развил учение о «номосе» Земли, то есть о базовой структуре, лежащей в основе международных отношений. Он выделял три «номоса» («закона», «парадигмы»), существовавших в последние века в западноевропейской истории и служивших образцом для остальных, не европейских, обществ.

Первый «номос» он связывал с Вестфальской системой, сложившейся в 1648 году по результатам Тридцатилетней войны, когда в качестве субъектов международного права были признаны государства-нации как носители суверенитета. Этот «номос», согласно К. Шмитту, просуществовал в той или иной степени до конца Второй мировой войны, после чего «де факто» носителями суверенитета стали два противостоящих друг другу идеологических блока – «западный» во главе с США и «восточный» во главе с СССР[7].

Распад Варшавского договора и СССР привел к появлению однополярного мира – третьего «номоса» Земли, по Шмитту. Эта парадигма номинально длится до сих пор под эгидой мирового либерализма и непрекра щающихся усилий США по строительству американской гегемонии (при Обаме эти тенденции проявляются более мягко, чем при неоконсерваторах, задававших тон во внешней политике при прежнем президенте США Дж. Буше-мл.) Очевидно, что в таком «номосе» Россия обречена на то, чтобы быть простым объектом глобализации, утратить свой суверенитет и постепенно раствориться в новой глобальной архитектуре под контролем Запада, претендующим на то, чтобы стать «глобальным».

Россия сможет рассчитывать на сохранение и укрепление суверенитета только в случае альтернативного мироустройства, при альтернативной архитектуре международных отношений. Поэтому мы должны говорить о «четвертом «номосе» Земли», о многополярном «номосе», который должен сменить собой существующий однополярный. Четвертый «номос» Земли, конкретизация его структуры, облечение его в формы стратегического проекта напрямую связаны – даже терминологически – с «четвертой политической теорией»[8].

От политики реакции к политике предвидения.

После краха СССР Россия пережила две фазы осмысления однополярной глобализации: в 1990-е годы российское руководство пыталось вписаться в глобализм, следуя в фарватере США и претендуя лишь на то, чтобы занять какое-то место в «мировом правительстве», а в 2000-е годы, после избрания Президентом РФ В. Путина мы, напротив, бросили все силы на укрепление суверенитета, пытаясь вырваться из-под внешнего управления и давления со стороны Запада.

И первая, и вторая фазы представляли собой не столько четкий курс внешней политики, сколько интуитивную, подчас эмоциональную, реакцию на предыдущий этап. Чрезмерная открытость и копирование Запада в 1990-е годы во многом было обусловлено долгим периодом чрезмерной закрытости и конфронтации в советский период. А политика правления Путина, в свою очередь, исправляла издержки либерально-реформаторской западнической политики 90-х годов ХХ века.

Но постепенно назревала потребность в формулировке более взвешенной и самостоятельной международной политики России, безотносительно ошибкам прошлого, эмоциональному настрою или личностному фактору во главе государства.

Сегодня, как никогда ранее, нам необходима трезвая оценка реального положения дел в международной политике. На основании такой трезвой оценки и следует строить эффективную политику с учетом прагматического подхода к современной международной обстановке.

Сегодня Россия, с учетом реальностей в политической расстановке сил, должна четко обозначить цели в проведении последовательного геополитического курса. Самое главное при этом – учитывать, что США не изменили и не хотят менять стратегического курса внешней политики на установление гегемонии и мирового контроля под своей эгидой. Мы слишком рано выбросили из своего лексикона понятие «противник». Нужно честно и ясно сказать, что у России есть противники, и США среди таких противников является первым. 4. Долгосрочные ориентиры внешней политики РФ.

В основе геополитической стратегии России должны лежать ее национальные интересы. Они должны быть описаны со всей возможной ясностью и однозначностью. Главенствующей оценкой в определении правильности целей внешней политики должно быть их соответствие национальным интересам. При этом важно выделить то, что следует сделать в ближайшее время, а что – в отдаленной перспективе. неполитической деятельности Россжна исходить из следующих долгосрочных задач:

1. Россия должна стать самостоятельным политическим игроком в пределах всей планеты, обеспечивая свою национальную безопасность в глобальном масштабе, так как развитие современных технологий расширяет зону возможной дислокации вооруженных сил потенциального противника до границ всего земного шара.

Для этого России следует установить отношения стратегического партнерства как со странами, находящимися в непосредственной близости от ее территории, так и в самых далеких уголках мира. Вопрос «противников» и «союзников» в условиях глобализации становится вопросом глобальным, а не локальным.

2. Россия должна распространить зону своего непосредственного влияния на территорию Восточной Европы, и особенно на православные страны (Румынию, Болгарию, Македонию, Сербию, Грецию).

3. Россия должна осуществить прочную интеграцию стран СНГ в наднациональный союз (Евразийский союз) по аналогии с Европейским союзом и образовать на основании этого союза единую сплоченную политико-экономическую и военно-стратегическую структуру.

4. России следует организовать систему двусторонних военно-политических альянсов с другими полюсами силы (Евросоюзом, Китаем, Индией, Ираном, Турцией, Пакистаном, Бразилией, Израилем) для совместного сдерживания планетарных гегемонистских амбиций США, а в последующем – для предотвращения возникновения нового асимметричного полюса, способного взять на себя роль нового мирового гегемона.

Для реализации этого проекта потребуются последовательные усилия. В первую очередь, необходимо разработать такую идеологию, которая могла бы быть приемлемой для самых разных стран и народов. В качестве такой идеологии не может выступать ни марксизм ( исторически изживший свой потенциал), ни либерализм (используемый для этих целей США и странами НАТО, конкурентными России), ни российский национализм (заведомо ограничивающий интеграционный потенциал территорией Российской Федерации и непригодный в силу этого для экспорта). Поиск такой идеологии следует осуществлять в области «четвертой политической теории»[2].

Четвертая политическая теория – это модель политической организации многополярного мира, который должен прийти на место современного однополярного мира. В основе этой теории лежит критический пересмотр традиционных политических идеологий, сложившихся в период XIX–XX веков, главными из которых являются либерализм, коммунизм и фашизм (включая национал-социализм). Все эти идеологии на пороге XXI века оказываются неприемлемыми и, следовательно, основывать на них международную политику далее непродуктивно и неконструктивно. Вместе с тем необходимо заимствововать у каждой из них определенные моменты, отвергнув остальные.

В основе либерализма лежит идея полного освобождения индивидуума, представление о рынке как об оптимальной инстанции самоорганизации человеческого общества и фигура торговца, буржуа, представителя третьего сословия как нормативного образца социального устройства.

Именно в момент своего триумфа в конце ХХ века, после краха советской идеологии и мирового марксизма, либерализм обнаружил свои границы и слабые стороны. Упор, сделанный на индивидуальные свободы, привел к десоциализации человека, к его полному отрыву от социальной и природной среды, к его виртуализации, к появлению симулякра[3] человека. Победа либеральной идеологии лишила человека его историчности и означала, по мнению самих либеральных идеологов, «конец истории»[4].

Эта победа оказалась Пирровой. Индивидуум не может быть субъектом истории, так как, встав в центре истории, он лишает ее дальнейшего содержания. С этим и связана глобализация – она претендует на замену международной политики, международных отношений чисто экономическими рыночными процессами в планетарном масштабе. Соглашаясь с либерализмом, мы тем самым соглашаемся с «концом истории» и «десуверенизацией» самобытных культур, цивилизаций, религий и обществ.

Четвертая политическая теория противостоит либерализму как идеологии, ставящей во главу угла индивидуума, но берет на вооружение ценность свободы. Эта ценность должна, однако, соответствовать иной инстанции, иному социальному субъекту, нежели индивидуум (его природу мы рассмотрим далее).

Пересмотр второй политической теории – марксизма – связан с явной неадекватностью исторических прогнозов самого Маркса, предсказавшего неизбежность социалистических революций в развитых буржуазных обществах Европы (где они не произошли) и отказавшегося допускать саму возможность таких революций в обществах Азии и в России (где они частично произошли).

Кроме того, исторический материализм, некритическая вера в прогресс и догматический атеизм делают коммунистическую идеологию неприемлемой сегодня в том виде, в котором она была сформулирована классиками. Вместе с тем марксизм дает точный анализ отчуждения в буржуазном обществе, справедливо критикует капитализм и механизмы присвоения прибавочной стоимости, верно предсказывает его неизбежные кризисы и описывает их механизмы. Критику капитализма можно перенести и на современные условия, а выделение в качестве субъекта истории класса стоит признать неадекватным. Из марксизма «четвертая политическая теория» принимает анализ отчуждения в буржуазном обществе. На уровне внешней политики системная критика капитализма и разоблачение его эксплуататорской природы требуют отказа от самой парадигмы либеральной глобализации и делегитимизации мировой капиталистической системы как экономической матрицы глобальных процессов.

В идеологиях «третьего пути» (фашизм, национал-социализм и т.д.), которые появились позже других политических идеологий и раньше других исчезли, следует категорически отбросить расизм как идею заведомого превосходства людей одной расы над другими. Именно расовая теория и экстремистский национализм фашизма и национал-социализма привели к неисчислимым трагедиям, морям крови, миллионам человеческих жертв, а самиэти политические режимы – к историческому поражению и полному политическому краху. В то же время «четвертая политическая теория» расширяет критику расизма, распространив ее не только на биологический расизм и национализм, но и на все формы признания неравенства человеческих обществ – по культурному, религиозному, технологическому или экономическому признакам. Представление о том, что народы, не имеющие тех или иных социальных институтов, культурных обычаев или экономических механизмов, являются низшими и нуждаются в «развитии», есть не меньший расизм, нежели гитлеровские идеи о расах «унтерменшей», «недолюдей». «Четвертая политическая теория» отвергает все формы расизма и отказывается считать субъектом истории «расу» (как в национал-социализме Гитлера) или «государство» (как в итальянском фашизме). В международных отношениях это проецируется на признание равенства всех обществ и цивилизаций, всех народов и культур Земли независимо от цвета кожи, уровня развития, системы верований, социально-политической системы, и на отказ от выделения какой-либо одной системы ценностей (западной или восточной) в качестве универсальной. Позитивным моментом теорий «третьего пути» может явиться интерес некоторых его нетипичных и диссидентских мыслителей к ценностям «этносов» и «народов» в мировой истории, причем всегда эти понятия должны браться во множественном числе. Важными являются также правовая теория «больших пространств», теории «прав народов» и «политической теологии», развивавшиеся сторонниками немецкой консервативной революции (антигитлеровской оппозиции справа).