Глава V. Ленинградская музыкальная критика и кампания «по борьбе с безродным космополитизмом».

10 февраля 1948 г. в печати появилось печально известное правительственное постановление «Об опере "Великая дружба" В. Мурадели», в котором музыкальное произведение было ошельмовано и за «сумбурную и дисгармоничную» музыку, и за исторически «фальшивое» либретто, искаженно изображающее борьбу за установление советской власти на Северном Кавказе в 1918–1920 гг.: «Из оперы создается неверное представление, будто такие кавказские народы, как грузины и осетины, находились в ту эпоху во вражде с русским народом, что является исторически фальшивым, так как помехой для установления дружбы народов в тот период на Северном Кавказе являлись ингуши и чеченцы».[171] Не сложно заключить, партия не только продолжила курс идеологической политики в области музыки, начатый в 1936 г. осуждением творчества Д. Д. Шостатовича, но и развязала ряд послевоенных кампаний на музыкальном фронте. Не будем подробно останавливаться на предыстории этого постановления и на частных музыковедческих вопросах непосредственно касательно самой оперы «Великая дружба». Довольно обстоятельно в статье Е. А. Добренко освящены вопросы о месте и значении упомянутого постановления в сталинской послевоенной культурной политике.[172] А в монографической работе Е. С. Власовой[173] говорится о подготовке послевоенной идеологической кампании, предыстории ее появления, а также в разделе «Ленинградская фронда» подробно описывается обсуждение «Постановления об опере "Великая дружба"» в стенах Ленинградского отделения Союза советских композиторов (далее — ЛО ССК). В бесспорно фундаментальном труде упоминается и о самой травле музыковедов-космополитов в Московском (Центральном) отделении ССК, но ни слова не сказано о Ленинграде, поэтому в предложенном исследовании мы решили восполнить этот досадный пробел.

5 марта 1949 г. в ЛО ССК состоялось собрание, посвященное обсуждению статей об «одной антипатриотической группе театральных критиков» и состоянию ленинградской музыкальной критики. В обвинительной речи заместителя председателя упомянутой творческой организации М. А. Глуха в упрек всем музыковедам-космополитам ставилось, что в 1920-е гг., в годы расцвета «современничества» они «боролись за формалистическое искусство, стоя на позициях космополитизма», в своих статьях и выступлениях доказывали «превосходство упаднической музыки», хвалили Кшенека,[174] Альбана Берга,[175] Шенберга[176] и Стравинского, восхищались творчеством молодого Д. Д. Шостаковича и молодого Г. Н. Попова, но при этом охаивали «Тихий Дон» И. И. Дзержинского, «первый опыт реалистической советской оперы».[177]

Перейдем на личности и проследим, за что конкретно линчевался каждый музыковед в отдельности. Ведь в обвинительном докладе прямо говорилось: «В Москве это Мазель, Житомирский, Оголевец, Белза, Шлифштейн, Мартынов и ряд других. У нас — своя ленинградская группа, идейно связанная, деятельность и идеология которой восходят к Ассоциации современной музыки[178]».[179]

Заключение

Кампания «по борьбе с безродным космополитизмом», чуждая здравому смыслу, псевдонаучная вакханалия по сути своей представляла межклановую разборку Агитпропа, критиков из ВТО и Союза советских писателей, драматургов. В годы разрыва с бывшими союзниками по антигитлеровской коалиции и неблагоприятной внутриэкономической ситуации после окончания Великой Отечественной войны советской идеологией был взят на вооружение новый шаблон: на смену внешнему врагу-нацисту пришел враг внутренний — космополит.

Идеология «позднего сталинизма» также претерпевала значительные изменения. Вопреки, марксизму-ленинизму, с присущим ему интернационализмом, после войны появилась новая обратная формула, основанная на обращении к светлым страницам русской истории и памяти народной о недавно пережитой трагедии.

Кампания «по борьбе с безродным космополитизмом» в Ленинграде имела свои отличительные особенности. Во-первых, ленинградская театральная критика не представляла собой слепое подражание московской, а имела свою историю, методологию и традиции; во-вторых, идеологи из Москвы, в частности небезызвестный А. А. Фадеев, пытались всячески склонить ленинградцев на свою сторону, чего им добиться не удалось, хотя первоначально, до печально известного «Ленинградского дела» город на Неве со своей старой интеллигенцией и профессурой, вызывал у сторонников «литературного генсека» даже больше негатива и опасений, чем Москва.

Рассматривая борьбу с низкопоклонством перед заграницей, ее не стоит отрывать от других идеологических акций «позднего сталинизма», так как она является закономерным продолжением и частью всей политики культурного прессинга: постановлений о журналах «Звезда» и «Ленинград», о «репертуаре драматических театров и мерах по его улучшению», философской дискуссии 1947 г. и совещания деятелей советской музыки в ЦК ВКП (б) по поводу «фальшивой» оперы «Великая дружба» В. Мурадели.