Грешников, из которых я первый. (1 Тим. I; 15)

Друзья, заранее прошу прощенья,

Быть может и не время вспоминать.

Я вспомнил, вспомнил вдруг мгновенно

Деревню нашу, дом, отца и мать.

Отец и мать мне часто говорили:

"Сыночек милый, к Богу обратись!" -

И ежедневно обо мне молились.

Но я любил совсем другую жизнь.

Вино, друзья и сотни развлечений

Мне ослепили сердце и глаза,

И, ослепленный диким наслажденьем,

Смотрел я в рюмку, а не в небеса.

Молитвы для меня страшнее ада были,

О Боге я и слышать не хотел,

Летели дни, я жил в грязи и пыли,

И думал я, что в этом мой удел.

Мне не забыть, наверное, навеки

Тот страшный день: отец мой умирал.

Из материнских глаз слез вытекали реки,

А я стоял хмельной и хохотал:

"Ну, где же Бог твой? Что ж он не спасает?"

Он исцелитель! Что ж ты не встаешь?

Без Бога люди также умирают,

И ты, отец, как все в земле сгниешь".

Он улыбнулся и сказал сердечно:

"Я жив еще, а ты, сынок, мертвец,

Но знай, что мертвым ты не будешь вечно,

И скоро воскресит тебя Творец"

Отца похоронили, мать молилась.

Втройне молилась о душе моей,

Потоки слез, что за меня пролились,

Я буду помнить до кончины дней.

Ну а тогда я думал о другом.

Я думал, как уйти бы прочь мне

Была противней мать мне с каждым днем,

И вот однажды я ушел из дома ночью,

Тогда вскричал я: "Вот она, свобода!

Теперь я волен в мыслях и делах

Не видел я тогда, что жизнь -болото,
Ступил на кочку - и в трясину вгряз.
И жизнь меня как щепку закружила
В водовороте суеты и зла,

Вначале хорошо кружиться было,

Но вскоре закружилась голова.

И вскоре сделался ужасной мукой

Мне каждый шаг и каждый оборот.

Я волю напрягал, ум, и до боли – руки,

Но жизнь - водоворот, водоворот.

Вино: источник зла и тысячи лишений -

Кровавый друг, он многих потопил.

Но есть источник жизни и спасенья,

Не пил я из Него, а из бутылки пил.

Друзья, какое лживое, обманчивое слово

В водовороте есть и этот круг.

О, если б жизнь могла начаться снова,

Со мной бы был единственный и самый лучший друг

Круг развлечений... в золото одетый.

Так ярок он, меня он ослепил,

Я был слепым, не видел рядом света

И в страшном мраке по теченью плыл.

Но кто же мог спасти меня от смерти,

От тех кругов, влекущих так на дно?

Не человек, не человек, поверьте,

Ответьте, кто же? Ну, ответьте, кто?

Мотался я, не находя ответа...,

И вот однажды летом, в сильный дождь,

На улице я друга детства встретил.

Увидев земляка, почувствовал я дрожь.

И вот предстал передо мною милый образ;

Глаза печальные и мокрые всегда.

Забилось сердце, задрожал мой голос,

И вырвались бездушные слова:

"Ну как там мать, меня хоть вспоминает?

Наверное, давно уж прокляла?"

Хотел заехать все, да время не хватает,

Сам понимаешь - все работа и дела".

"Дела, работа, помолчал бы лучше,

Твои дела не трудно угадать.

Я расскажу, но только сердцем слушай,

О том, как 'позабыла" тебя мать.

Когда ты скрылся, мать твоя от горя

Вся поседела, ведь тобой она жила,

И каждый день, с невзгодой лютой споря,

Шла на распутье и тебя ждала...

И, руки простирая свои к Богу,

Молилась в имя Пролитой Крови.

Она стояла, влитая в дорогу,

Столпом надежды, веры и любви.

Ну, а когда стоять была не в силах,

Тогда она совсем в постель слегла.

Кровать к окну подвинуть попросила,

Смотрела на дорогу и ждала! "

Его слова стремительным порывом,

Смутив, сорвали равнодушье мое враз,

Я задрожал и прошептал пугливо:

"Скажи, что с ней? Она жива сейчас?"

"Сейчас - не знаю. Уезжал - дышала,

В бреду шептала странные слова:

"Сыночек, милый, ты приехал, я ведь знала..."

А ты вот говоришь: "работа да дела..."

Я побежал, подстегнутый, как плетью,

Одним желаньем, жгучим, как огнем:

Увидеть мать, не опоздать, успеть бы

Упасть пред ней, раскаяться во всем!

Вокзал... и поезд, и одно лишь слово

В висках стучало, молотя сильней,

Хотел не думать, но - напрасно, снова

Я слышал лишь одно: скорей, скорей!

Вот поезд стал. Я вышел. От волненья

Меня трясло ичто-то жгло в груди,

Я в ночь шагнул дрожащей страшной тенью

От пламени, горевшего внутри.

Знакомая дорога и деревья,

И только незнакомый сердца стук...

Вот кладбище... за кладбищем деревня... Могилу тут отца я вспомнил вдруг;

И ноги как-то сами повернули,

И, в тишине зашелестев листвой,

Меня к его могиле потянули

Заросшей и заброшенной тропой.

Я шел, до боли напрягая зренье.

Склоненная березка - значит здесь!

Впервые в жизни встал я на колени,

Прижал к щеке холодный влажный крест.

"Отец, прости безумную ошибку,

Ты прав: ты, жив, я слышу шепот губ,