Кого считать злодеем, или почему вор не должен сидеть в тюрьме

 

Рассказывают, что как-то, придя в синагогу, великий раввин Хефец Хаим увидел, как разъяренная толпа евреев избивает какого-то человека.

– Остановитесь, евреи! Что тут происходит?! – крикнул возмущенный Хефец Хаим.

– Мы поймали вора, ребе! – радостно сообщил ему кто-то из толпы. – Прямо на месте преступления! Злодей хотел украсть свитки Торы!

– Нет, – покачал головой Хефец Хаим. – Возможно, этот человек – вор, но он не злодей! Злодеи и преступники – это вы, нарушившие закон Торы! Кто дал вам право поднять на него руку?! Сказано в Торе, что вор должен лишь возместить нанесенный им ущерб, но нигде не написано, что его следует еще и избить. Вы же нанесли ему увечья, и теперь вас, а не его, следует судить, и вы должны будете расплатиться с ним по закону!

Для человека, далекого от еврейской традиции, эта история наверняка звучит, по меньшей мере, странно. Нет, поведение толпы, застигнувшей вора на месте преступления, ему наверняка как раз понятно. А вот почтенный рав Хефец Хаим, похоже, просто не понимал, как важно бывает проучить вора так, чтобы у него навсегда пропала охота воровать и, похоже, даже готов оправдать преступника и называет «злодеями» пылающих праведным гневом людей.

Что ж, с точки зрения нееврейской логики все и в самом деле правильно. Воровство, как известно, является одним из самых древних видов преступлений и уже в древности наказывалось у всех народов самым жестким образом. Подтверждение этому мы можем найти в «Кодексе Хаммурапи» и других дошедших до нас юридических манускриптах древности, написанных за много веков до возникновения еврейского народа, дарования ему Торы и создания системы еврейского права. Трудно найти народ, у которого оно бы не каралось, по меньшей мере, тюремным заключением, а то и смертной казнью. В некоторых мусульманских странах вору до сих пор отрубают руку, превращая его в инвалида.

Но вот к евреям все эти законы не имеют никакого отношения, и воровство никогда не входило у них в число преступлений, за которые полагались лишение свободы, побои, нанесение вору какого-либо телесного ущерба и уж, тем более, смертная казнь.

«Как же так?! – вправе спросить читатель. – Разве заповедь «Не кради» не является одной из десяти важнейших заповедей Торы? И разве человек, нарушивший эту заповедь, не должен быть подвергнут самому суровому наказанию?!»

Да, разумеется, заповедь «Не кради» – это одна из десяти заповедей. И, конечно, за нее полагается достойное наказание. Но, во-первых, давайте разберемся, о чем говорит эта заповедь, а во-вторых, неплохо бы задаться вопросом, какое наказание следует считать в данном случае суровым и справедливым?

 

«Не кради» – это… не про воровство

 

«Десятки прекрасных комментариев слышал я на заповедь “Не кради!”, – сказал как-то Виленский гаон, – и все время удивлялся тому, что многие комментаторы забывают о прямом и буквальном смысле этой великой заповеди: “Не кради!”. А ведь это так просто: “Не кради!”…»

И все же, воздавая должное великому авторитету Гаона, отметим, что, по мнению большинства великих знатоков Торы, восьмая заповедь Декалога «Не кради!» не имеет никакого отношения к похищению имущества. Нет, она относится исключительно к краже, похищению людей с целью их порабощения или последующей продажи в рабство. И ее нарушение действительно карается смертной казнью, ибо, как следует из вышесказанного, преступивший ее человек посягнул на святое и неотъемлемое право другого человека – право на личную свободу.

Запрет же на кражу имущества включен в числе других запретов в десятую заповедь: «Не желай дома ближнего своего, не желай жены ближнего своего, ни раба его, ни рабыни его, ни быка его, ни осла его и ничего, что у ближнего твоего».

Причем, согласно еврейской традиции, эта заповедь входит в число «семи заповедей потомков Ноя» – то есть распространяется не только на евреев, но и на все человечество, так что с точки зрения Торы совершенно неважно, кто именно выступает в качестве вора – еврей или нееврей, как совершенно неважно и то, кто стал жертвой вора-еврея – нееврей или его соплеменник.

В целом при определении наказания, которое полагается за кражу, еврейская традиция руководствуется принципом «Мера за меру».

Применение его к воровству сводится к следующему: так как, совершая кражу, вор тем самым нанес материальный ущерб человеку на определенную сумму, то, будучи пойман, он должен не только возместить нанесенный им ущерб, но и сам понести такой же. То есть он должен не только вернуть хозяину украденную у него вещь или выплатить ее стоимость (что само собой разумеется), но и заплатить компенсацию в размере стоимости украденной вещи.

Предельно четко этот принцип был изложен Рамбамом в разделе «Законы о воровстве» его фундаментального труда «Мишнэ Тора»:

 

«Вор, преступление которого засвидетельствовано очевидцами для дачи показаний, возмещает потерпевшему убыток в двукратном размере. Если он украл один динар – выплачивает два. Украл осла, одежду или верблюда – возмещает убыток в двукратном размере. Таким образом, он терпит ущерб в той же мере, в какой хотел причинить ущерб другому».

 

Принцип этот напрямую вытекает из текста Торы: «Если найдется в руках его украденное – бык, осел или овца – живым, то пусть заплатит вдвое».

Но любопытно, что еще до этого в той же главе «Мишпатим» говорится: «Если украдет кто-нибудь быка или овцу и зарежет или продаст их, то стоимость пяти быков заплатит за быка и стоимость четырех овец за овцу».

Этот закон, с одной стороны, представляет собой разительный контраст со всеми древними, да и современными законодательными кодексами. В кодексе Хаммураппи, к примеру, сумма компенсации, которую вор должен выплатить за украденное животное, зависит от того, кому это животное принадлежало – Храму, царю, богачу или бедняку. Однако в любом случае речь идет о 10-15-кратном возмещении, а в случае если у вора не оказывается денег на выплату компенсации, он подвергается смертной казни.

Еврейская традиция, как видим, во-первых, вообще исключает смертную казнь за воровство, во-вторых, вводит сумму компенсации в разумные пределы, а в-третьих, уравнивает в правах всех потерпевших от такого преступления, не делая разницы между ними по материальному достатку или социальному статусу в обществе.

Но почему же, когда речь идет о краже скота, перестает действовать принцип двойного возмещения ущерба и сумма компенсации превышает сумму украденного в четыре раза в случае кражи овцы и в пять – в случае кражи быка? Причем, опять-таки, этот принцип нарушается лишь в случае, если овца или бык уже забиты или проданы, если же у вора отобрали живое животное, которое он не успел продать, то в силе остается принцип двойной компенсации.

Следует сказать, что над целесообразностью этого закона Торы ломали голову многие комментаторы. Большинство из них сходятся во мнении, что кража быка или овцы является более тяжелым преступлением, чем кража имущества, так как оба этих животных составляли основу жизни еврейской семьи: на быке крестьянин вспахивал свое поле, овца наряду с коровой являлась главным поставщиком молока, а также шерсти, необходимой для изготовления одежды. Если вор не продал и не забил животное, то нанесенный им убыток оказывается временным и потому выплата двойной компенсации считается вполне достаточной. Но если животного больше нет, то ущерб оказывается необратимым и возместить его следует в многократном размере.

Что касается разницы между выплатой ущерба за кражу быка или овцы, то этому также есть множество объяснений. Одно из самых забавных заключается в том, что обычно укравший овцу несет ее на плече, то есть затрачивает некие физические усилия, в то время как укравший быка просто гонит его в нужную сторону.

Ибн-Эзра же дает по этому поводу два объяснения. Во-первых, ущерб, причиненный хозяину вола или быка, серьезнее, чем владельцу овцы, так как эти животные используются при пахоте. А во-вторых, похитить, а затем утаить быка куда труднее, чем овцу, и сделать это может только опытный вор, который уже закоснел в своих преступлениях.

Лишь в случае, если вор не в состоянии выплатить назначенную ему судом компенсацию (как и во всех других случаях имущественных преступлений), он может либо сам продать себя в рабство, либо быть проданным в рабство еврею по решению суда, но на строго определенный срок, с тем чтобы вырученная от такой продажи сумма покрыла нанесенный им ущерб. Таким образом, в данном случае речь идет опять-таки не о лишении свободы, а о принудительных работах как средстве возвращения долга.

 

Что считать воровством?

 

Возможно, кому-то из читателей после всего вышесказанного покажется, что иудаизм довольно мягко относится к ворам и воровству.

Однако на самом деле кража объявляется тягчайшим преступлением, и под само понятие «воровства», которого следует остерегаться любому человеку, с точки зрения иудаизма, подпадают порой самые невинные на первый взгляд действия.

Например, если вы, прогуливаясь по рынку, пробуете выставленные на прилавок фрукты и овощи, но при этом не намерены их покупать, то, с точки зрения еврейского закона, вас вполне можно судить за воровство и заставить выплатить двойную стоимость того, что вы съели «для пробы».

Даже отламывание щепки от чужой вязанки дров для того, чтобы поковырять ей в зубах, некоторые еврейские мудрецы трактовали как мелкое воровство. Ну, а тот, кто совершил мелкое воровство, вполне способен когда-нибудь решиться и на крупное – такова уж человеческая натура. И не случайно, когда у одного из учеников мудреца Мара Зутры пропал серебряный кубок, тот безошибочно указал на человека, который его украл. Когда же ученики спросили Мара Зутру, как он сумел с такой легкостью «вычислить» вора, тот ответил:

– Однажды я заметил, как он после омовения рук вытирает их тайком об одежду товарищей и тем самым наносит ущерб их имуществу. А тот, кто так относится к чужому достоянию, вполне способен на воровство!

Воровством считается у евреев также любое пользование чужим имуществом без разрешения хозяина – даже в случае, если человек взял ту или иную вещь на время, твердо намереваясь вернуть ее, или просто чтобы таким образом подшутить над ее владельцем. Это правило распространяется и на имущество близкого друга или родственника, который не возражал бы против того, чтобы человек взял эту вещь.

Малейшее подозрение в том, что продаваемая вещь была у кого-то украдена, должно заставить человека отказаться от ее покупки.

Например, Талмуд запрещает покупать женские платья и драгоценности у мужчины и какие-то предметы чисто мужского назначения у женщины, если те торгуют ими «по случаю»: ведь не исключено, что речь идет о предметах, принадлежащих жене этого мужчины или мужу этой женщины, которые взяли их без разрешения своих супругов, то есть совершили кражу.

И уж, само собой, и Тора, и Талмуд, и все другие еврейские источники категорически запрещают заниматься скупкой краденого и вообще извлекать какую-либо пользу из ворованного или ограбленного.

Скупщик краденого, указывает Талмуд, не просто становится соучастником кражи – он совершает даже большее преступление, чем вор, так как поощряет его и подталкивает ко все новым и новым кражам: ведь если вор не найдет покупателя, то не будет и красть. Причем неважно, идет ли речь о скупке краденого у еврея или нееврея: ведь запрет на воровство и извлечение из него выгоды носит общечеловеческий, универсальный характер. В связи с этим Галаха запрещает даже разменивать деньги, если есть подозрение, что они добыты воровством или грабежом, или просить вора разменять деньги. У человека, про которого известно, что он является профессиональным вором или грабителем и все его имущество нажито нечестным путем, запрещено просить цдаку. И даже если он сам хочет дать деньги бедняку или на нужды общины, то запрещено принимать эти деньги.

Правда, Галаха все же предусматривает один случай, когда можно купить краденую вещь: если покупатель делает это для того, чтобы вернуть ее владельцу. Но и здесь в силу немедленно вступает оговорка: такая покупка позволена, если сам владелец не в состоянии купить эту вещь. Если же у него есть деньги для того, чтобы за нее заплатить, следует просто сообщить ему место, где он может ее приобрести.

 

Что хуже воровства?

 

Если вы подумали, что это простота, то вы сильно ошиблись.

Куда более тяжелым преступлением, чем воровство, является, с точки зрения Талмуда, грабеж.

И это понятно: если вор уносит чужие вещи или деньги тайком, то грабитель – это тот, кто отбирает их силой. И, соответственно, он заслуживает более сурового наказания: еврейский суд может приговорить его не только к выплате денежной компенсации в размере двойной стоимости награбленного имущества (это уж само собой!), но и к публичной порке, то есть ударам палкой. Правда, если он не совершил более тяжкого преступления, то запрещено давать ему больше 40 ударов, так как превышение этого числа может привести к нанесению непоправимого ущерба его здоровью или, не дай бог, к смерти.

Грабеж наряду с сексуальными извращениями объявляется Торой одним из самых страшных преступлений не только против конкретного человека, но и против всего общества, ибо подрывает сами его устои, заменяя власть закона правом силы. И не случайно в качестве одной из главных причин Всемирного Потопа Тора называет «хамас» – наглый, неприкрытый грабеж, который был провозглашен современниками Ноя нормой жизни.

Но под грабежом всегда понималось любое отнятие чего-либо силой, даже если это было сделано под прикрытием закона или под лозунгами торжества справедливости. И многие еврейские мудрецы каким-то «шестым чувством» определяли, идет ли речь о честно заработанной вещи или добытой с помощью того или иного вида грабежа.

Рассказывают, к примеру, что как-то рабби Хаиму Гильбертштраусу из Ценза подали в субботу превосходный чолнт, внутри которого была морковка. Рабби попробовал чолнт, а затем отложил ложку в сторону и больше к нему не прикоснулся.

– Что такое, ребе? – удивленно спросили его сидевшие за столом члены семьи и гости. – Чолнт такой невкусный?

– Его просто невозможно есть! – ответил рав Гильбертштраус. – Не может ли кто-нибудь сказать мне, откуда взялась положенная в него морковка?

И тут выяснилось, что морковку родственники раввина отобрали у нееврейского мальчика, который разбил камнем стекло в его доме. В качестве компенсации за разбитое стекло они отобрали у него связку моркови, которую он только что нарвал в огороде и нес домой.

– Вот почему у этой морковки такой отвратительный вкус! – воскликнул рав Гильбертштраус. – Это – вкус грабежа! Ведь отобрав у него морковку без всякого суда и следствия, без того, чтобы установить, соответствует ее стоимость стоимости разбитого стекла, вы попросту ограбили этого мальчика!