Люди с повышенной виктимностью часто происходят из семей, которые принято называть дисфункциональными.

Признаки дисфункциональной семьи таковы: отрицание ролей и поддержание иллюзий, вакуум интимности, «замороженность» правил и ролей; конфликтный характер взаимоотношений; недифференцированность Я каждого члена семьи; смещение границ личности или усиление их глухой невидимой стеной; хранение секрета семьи при поддержании фасада псевдоблагополучия; склонность к полярности чувств и суждений; закрытость семейной системы; абсолютизация воли и контроля.

Таким образом, при нарушении внутрисемейных отношений возникает неблагополучный фон для эмоционального развития ребенка, что в конечном итоге и может стать источником формирования генерализованной неудовлетворенности. И наибольшую опасность с точки зрения повышения уровня виктимности у подростков представляют семьи, в которых за фасадом внешнего благополучия скрываются нарушения семейного взаимодействия, часто даже не осознаваемые его участниками.

Для таких семей характерно:

-чрезмерно эмоциональное, болезненное отношение подростков к своим родителям, ранимость;

-использование ребенка супругами как средства давления и манипуляции;

-непоследовательность в отношениях с ребенком, которые колеблются от максимального принятия до максимального отвержения;

-отсутствия вовлеченности членом семьи в жизнь и дела друг друга;

-директивный стиль отношений и эмоциональное отвержение;

-запутанные отношения, размытые границы между поколениями, когда старшие члены семьи активно вмешиваются в жизнь своих взрослых людей, продолжая их воспитывать;

-использование прямых провокаций при общении с ребенком;

-заниженная оценка достижений ребенка;

-сексуальное насилие;

-генетическая предрасположенность к алкоголизму или злоупотребление кем-то из членов семьи алкоголем;

-отсутствие в ближайшем окружении ребенка значимого взрослого.

Если говорить о механизме формирования виктимности, наиболее опасными нарушениями внутрисемейных отношений, являются симбиоз и депривация.

Родители, не прошедшие через собственное психологическое рождение невольно создают симбиотическую или запутанную систему, где каждый член семьи должен стать созависимым со всеми остальными. В результате формируется структура, похожая на паутину, которая связывает всех и одновременно запутывает эти связи. Этот тип симбиотической семейной системы поощряет все убеждения, ценности, суждения и мифы, поддерживающие его существование и обеспечивает кажущийся единым фасад, выставленный на всеобщее обозрение. Бунт ли другие попытки стать независимым от этой структуры, как правило, пересекаются с помощью физического наказания, унижения, стыда, угроз. В симбиотических семьях фактически не существует личных границ, а в тех созависимых системах, где родители очень симбиотичны, дети и взрослые могут даже поменяться ролями.

Если в человеческих взаимоотношениях имеет место любая форма насилия, то симптомы виктимности становятся более выраженными. Так, в случае физического насилия, они проявляются особенно ярко. Лица, вовлеченные в такие взаимоотношения, часто являются жертвами в течение продолжительного времени. Они годами страдают от презрения, бедности, унижения, инцеста или изнасилований, потому что боятся, что их бросят либо опасаются за свою жизнь. В таких случаях жертвы пытаются оградить себя от осознания боли и страданий с помощью отрицания. Отрицание-это механизм защиты, используемый для того, чтобы избежать неприятных чувств:своих собственных предубеждений, страха быть избитым или брошенным. Большинство людей научаются отрицанию от своих родителей. Которые в свою очередь, узнали о нем от своих.

Форма воспитания ребенка, поддерживающая в семьях механизм отрицания, обозначается термином порочный цикл жестокости. Это явление служит примером того, как опустошающее влияние передается из поколения, чтобы взять реванш за грубость, испытанную человеком в детстве.

Еще одна теория, объясняющая формирование повышенной виктимности – это теория влияния насилия, пережитого в детстве. В настоящее время представители ряда теоретических направлений сходятся в признании патогенного влияния физического и психологического насилия на личность и психику. Большинство исследователей сходятся в том, что результатом пережитого в детстве сексуального насилия (так называемыми отставленными эффектами травмы) являются нарушение Я-концепции, чувство вины, депрессия, трудности при выстраивании межличностных отношений, сексуальные дисфункции. При этом представители концепции объектных отношений фокусируются на особенностях взаимоотношений в диаде «мать-ребенок» и усматривают среди условий, необходимых для развития здоровой и полноценной личности, дифференциацию ребенком восприятия самого себя и других объектов, формировпние адекватных границ для разделения Я и не-Я, прохождения периодов нормальной зависимости. Несоблюдение этих условий ложится в основу развития особой личностной организации, получившей впоследствии определение пограничной и описанной в форме сложного синдромокомплекса размытой идентичности.

Пережитое в детском возрасте насилие специфическим образом связано с формированием пограничной личностной структуры. Это сложившаяся в патогенных семейных условиях устойчивая конфигурация психической организации Я и отношения со значимыми другими, в основе которой лежат тотальная психологическая зависимость и недифференцированность. В кризисные периоды становления Я системные нарушения эмоциональных связей (такие, как депривация, симбиоз, сексуальные посягательства и жестокие телесные наказания создают искаженную ситуацию развития личности и самосознания. Лишение родительской любви, равно, как и ее навязывание в виде сексуальных домогательств или симбиоза способствует развитию синдрома неутолимого аффективного голода, который и служит преградой адекватному формированию как телесных, так и психологических границ. Я и обедняет образ Я, делая его дефицитарным как в эмоциональном, так и в когнитивном плане. В результате формируется особая личностная организация, которую отличают диффузная самоидентичности, полезависимый, когнитивный стиль как целостная форма познания, отношений и взаимодействия с миром, а также мало опосредованные, низкоактивные способы саморегуляции. Особое внимание современные исследователи уделяют феномену нарушения физических и эмоциональных границ как последствию насилия, перенесенного в детстве, в результате которого травматический опыт человека хронифицируется.

Как психологическое насилие можно квалифицировать ситуацию, в которой оказывается ребенок, члены семьи которого отличаются аддиктивным поведением (например, один или два его родителя – алкоголики или наркоманы). Психический статус ребенка при этом определяется паттерном зависимости от компульсивного поведения взрослых, формирующимся, как следствие попыток индивида обрести безопасность, сохранить собственную идентичность и самоуважение. Этот паттерн получил название созависимость.

Когда ребенок пытается взять на себя решение семейных проблем, он начинает отрицать свои собственные потребности. В результате становится зависимым от нужд, желаний, надежд и страхов семьи. Результатом такой формы родительского отношения исследователи называют хрупкость и проницаемость границ Я, обесценивание чувств(и утрату способности их выражать), нарушение способности к установлению эмоциональной близости.

Другая форма неадекватного родительствования – так называемый эмоциональных симбиоз, - будучи абсолютно противоположным паттерном взаимоотношений, приводит к тем же искажениям образа Я, как и депривация. Он представляет собой экстремальную форму взаимной зависимости, связанную с переживанием полного «слияния» и «растворения» в другом, когда границы Я утрачиваются. У участника симбиотических отношений отсутствует потребность в собственной индивидуальности, так велико желание «утонуть» в другом.

Вполне очевидно, что феномены психологического насилия (к которым в настоящее время относят неадекватные родительские установки, эмоциональную депривацию и симбиоз, унижения и угрозы, словом все, что разрушает отношения привязанности или, напротив, насильственно их фиксирует) играют крайне значимую роль в этиологии личностных расстройств и формировании виктимности.

У людей, перенесших в детстве физическое или психологическое насилие, были обнаружены единые системообразующие особенности самосознания, среди которых:

-низкая степень внутренней целостности образа Я (вплоть до нарушения переживания телесного единства с чрезвычайно высокой проницаемостью, уязвимостью, слабостью границ телесного образа Я);

-особые искажения телесного пласта самосознания человека, специфически связанные с пережитым насилием, а именно расщепление системы телесных смыслов и ценностей, выраженное в грандиозном расширении анатомически-функционального потенциала определенного органа, сосредоточенности на его физической целостности и здоровье, и отщеплении его от «анестезируемых» эмоционально-чувственных смыслов;

- метафорический характер репрезентации детско-родительских отношений, когда в образах Я и Другого выступают отдельные, выхваченные из контекста качества объекта, что приводит к нарушению его целостности, а также фрагментарности и расщепленности;

-стратегии личностной защиты, которые опираются по преимуществу на примитивные защитные механизмы (преобладающими при этом являются расщепление, отрицание и обесценивание), в то время как идеализация встречается редко и не является типичной, что связано с эмоционально дефицитарным детским опытом;

- низкий уровень когнитивной оснащенности образа Я с высокой зависимостью от поля и значительной долей участия аффективных компонентов.

Результаты ряда исследований последних лет, в которых учеными была прослежена связь между некоторыми видами насилия и эмоциональной депривации(когда-то пережитыми в прошлом) с формированием у человека пограничного или нарциссического расстройства, позволяют рассматривать различные расстройства личности, нарушения в питании, аддикции и разные формы девиантного поведения в рамках единого теоретико-методологического подхода.

Любая ситуация насилия вряд ли является случайной для жертвы. Скорее всего. Она была подготовлена всей предыдущей жизнью ребенка и прежде всего-историей его отношений с родителями.

Еще одной теорией, которая подробно исследует, каким образом у человека формируется сценарий виктимной личности, является транзактный анализ, который мы будем изучать на следующей лекции.

 

ПСИХОТЕРАПИЯ ВИКТИМНОСТИ.

 

Традиционно в виктимологии психологическая психотерапия проводится с жертвами, перенесшими различные формы насилия, либо непосредственно после события, либо спустя некоторое время, когда проявляются отсроченные последствия травмы. Эти вопросы будут рассмотрены нами позднее.

Однако не менее актуальной, чем работа с последствиями перенесенной травмы, является психотерапевтическая работа с комплексом жертвы или виктимностью, в первую очередь с целью профилактики превращения потенциальной жертвы в жертву реальную или латентной виктимности реализованную. Особенности структуры личности (психологии жертвы) подробно рассмотрены нами ранее. Исходя из этих особенностей мы и будем рассматривать сущность консультирования (психотерапии).

Клиент-жертва подавляет специфические факты, мысли, чувства, поведенческие реакции по отношению к себе и окружающим, а также к происходящим событиям. Тем самым он способствует подтверждению принятых им в детстве решений относительно себя и окружающего мира, и это помогает ему чувствовать себя жертвой. Жертва интерпретирует происходящие события в соответствии со своей жизненной установкой и даже сама пытается создавать ситуации, подчеркивающие ее значимость. Она демонстрирует свое несчастье и закрепощенность в разнообразных ситуациях, чувствуя при этом вину, обиду, печаль, стыд, беспокойство, страх, гнев. При этом ее чувства носят хронический характер.

Для клиента-жертвы характерно убеждение в том, что его восприятие является отражением действительности, но никак не внутреннего состояния и не выбранных им самим мыслей и чувств. С его точки зрения, кто-то или что-то заставляет его чувствовать себя несчастным, подавленным, злым и обиженным: за его чувства всегда ответственны другие люди и сложившаяся ситуация. «Посмотрите, что вы со мной делаете!» - восклицает жертва. Такие клиенты, используют свои «излюбленные» эмоции, выученные с детства, для получения поглаживаний для окружающих. Один жалуется и ждет поглаживаний за продолжение своих страданий. Другой клиент живет в ожидании катастрофы и приводит факты, подтверждающие его страхи. Третий стремится повысить свою самооценку за счет других и ждет перемен с их стороны. «Я не сдамся, пока этот человек не сделает что-нибудь для меня» - твердит он.

Жертвы бессильны и могущественны одновременно. Выставляя на показ свое несчастье и свои эмоции, они используют их для шантажа и манипулирования: «Если я буду достаточно несчастна, он изменится!», «Если я буду злым и усталым, то мне не придется общаться с женой и детьми» и т.д. Жертвы ищут союзников в своих несчастьях.

Работа с клиентами-жертвами может вызвать определенные трудности у консультантов, особенно начинающих. Они могут оказаться в ловушке, если решат ограничиться лишь эмпатическим слушанием. В этом случае клиент может перейти в разряд постоянных, чтобы удовлетворить свои ненасытные потребности в позитивных поглаживаниях посредством «доброго» консультанта. Если консультант не поддерживает правила игры, диктуемым клиентом-жертвой, он может столкнуться с негодованием и агрессией, которым должен профессионально противостоять.

Для успешной работе с клиентами-жертвами необходимо использовать психотерапевтические приемы, препятствующие закреплению стереотипных негативных чувств и «жертвенной» позиции.

Основные усилия при работе с клиентом-жертвой необходимо направить на осознание клиентов того факта, что возникающие чувства обусловлены не событиями, а их интерпретацией и внутренней установкой. Если клиент продолжает верить, что его злость (беспокойство, печаль, чувство вины и т.д.) вызвана окружающими людьми и ситуацией, а консультант его в этом поддерживает, то их совместная работа может направиться на решение сиюминутной внешней проблемы. Но, решив ее, клиент обязательно создаст новые неприятности для оправдания собственного гнева(страха, печали, вины). «Что заставляет вас чувствовать себя подобным образом?» или «Как этот человек повлиял на вас?» - такими вопросами консультант поддерживает представление клиента о себе как о беспомощной жертве обстоятельств, не способной контролировать даже собственные эмоции, а тем более отвечать за свои мысли, чувства, поведение и брать на себя обязательства. В результате человек перестает верить в возможность принятия новых решений в своей жизни.

Консультанту необходимо понимать, когда необходимо раздавать поглаживания. Поглаживания за демонстрацию стереотипного негативного чувства будут препятствовать переосмыслению происходящего и нахождению новых (более здоровых) моделей поглаживания. Клиентов, сдерживающих слезы, следует поглаживать, когда они впервые плачут выражают чувства, но это является антитерапевтичным для хронически слезливых жалобщиков.

Обращающиеся за помощью клиенты жертвы, с одной стороны, желают изменений в своей жизни, хотят «по-другому» себя ощущать, «по-другому себя вести» и думать иначе; с другой стороны, они борются против этих изменений, потому что их может подстеречь страшная «опасность» получить то, чего они так страстно хотят - любовь к себе, осознание собственной значимости, счастье и благополучие(то, что им мало знакомо). И они не спешат расставаться с прежним стилем жизни. Сочувствие и поддержка на начальном этапе помогут успокоить и разоружить клиента, а внимательное слушание и сопоставление, профессиональная постановка вопросов, грамотная раздача позитивных поглаживаний и использование подходящих психокоррекционных методов поможет при консультировании данной категории клиентов.

Р. Фицджеральд приводит перечень условий, необходимых для успешной психотерапии: - укрепление психотерапевтических отношений, - укрепление надежды пациента на положительный исход психотерапии; - создание условий для усвоения пациентом новых представлений и форм поведения; - -стимуляция положительных эмоций в качестве одного из мотивационных факторов изменений в установках и поведении пациента; -укрепление уверенности пациента в своих силах за счет успешного выполнения им различных заданий; - использование новых представлений и форм поведения в повседневной жизни пациента.

Весь процесс психотерапии делится на три этапа: начальный, средний и завершающий.

На начальном этапе клиент сосредоточен на своих жалобах, которые в основном касаются неудовлетворительных отношений, собственных страданий, депрессивного состояния, апатии, ощущения беспомощности. Как бы ни вел себя созависимый клиент, очевидно одно: он сосредоточен на своей проблеме, а выход из нее видится ему весьма туманным и нереалистичным либо вовсе отрицается.

Начальный этап психотерапии – это сбор информации и ее систематизация. Клиент может хаотично рассказывать о своих несчастьях, о том, что ему «в жизни вообще не везет». Задача психотерапевта – стимулировать клиента к переходу от общих жалоб и рассуждений к описанию конкретных ситуаций, постепенно продвигаясь от неструктурированных описаний к переживанию «здесь и сейчас» того, о чем он говорит.

Н. Мак-Вильям предлагает перед началом пролонгированного консультативного сопровождения (или немедицинской психотерапии) проводить интервью, структура которого дана ниже в адаптированном к консультативному процессу виде, но без значительных изменений:

1. демографические данные: имя, возраст, пол, национальность, религиозная ориентация, состояние отношений, родители, уровень образования, работа, предшествующий опыт психотерапии (общение с психологами), инициатор консультации;

2. Текущие проблемы и их состояние: главные трудности и понимание клиентом их причин, история этих проблем, опыт их решения, причины, подтолнувшие обратиться к психологу именно сейчас;

3. Личная история: место рождения и взросления, количество детей в семье и место клиента среди них, основные переезды, родители и сиблинги(живы ли, причина и место смерти(если умерли), возраст, здоровье, профессия), характеристика их личностей (сточки зрения клиента); психологические проблемы в семье(например, алкоголизм, психические заболевания, выраженные акцентуации, личностные особенности и др.);

4. Младенчество и детство: был ли клиент желанным ребенком, условия в семье после рождения, что-то необычное в критические периоды развития, некоторые ранние проблемы(еда, туалет, речь, двигательная активность, ночные кошмары, засыпание и др.); ранние воспоминания, семейные истории или шутки в адрес клиента.

5. Латентный период: социальные проблемы, проблемы в учебе и поведении, жестокость к животным, болезни, переезды или семейные стрессы в данный период и т.п.

6. Возраст полового созревания: физические проблемы, связанные с созреванием, семейная подготовка к сексуальности, первый сексуальный опыт, школьный опыт, успеваемость и социализация, нарушения питания, использование лекарств, рискованные эксцессы, суицидальные импульсы, антисоциальные паттерны; болезни, потери, переезды и семейные стрессы в это время.

7. Взрослая жизнь: история работы, отношений, адекватность текущих интимных отношений, отношение к детям, хобби, таланты, гордость и удовлетворение.

8. Текущие представления (ментальный статус): состояние аффектов, настроение, качество речи, уровень интеллекта, адекватность памяти, оценка надежности информации, возможность суицида, возможные пути развития проблемы.

9 Заключение: клиента просят сообщить иную важную, с его точки зрения, информацию, которая еще не была освещена в интервью.

10. Выводы: главные текущие темы, области конфликтов, основные защиты, бессознательные фантазии, желания и страхи; центральные идентификации, контридентификации, неоплаканные потери, самооценка, связанность Я-представлений.

Средняя часть психотерапии – это довольно длительный период, на протяжении которого необходимо создать новое Эго. Мы говорим о создании нового Эго, поскольку (если утрата произошла в раннем возрасте) реального «взрослого» Эго у пациента практически никогда не было.

На данном этапе клиент полностью раскрывает свой способ выстраивания взаимоотношений со значимым другим. Им выступает психотерапевт, и в этих отношениях клиент будет вести себя привычным для него образом. Психотерапевт начинает чувствовать на себе, как клиент шаг за шагом стремится установить с ним виктимные отношения. И все это становится материалом для обсуждения и анализа: чувства, возникающие в отношениях «консультант-клиент», методы, которыми клиент добивается любви и внимания консультанта, способы манипуляции, к которым он прибегает, чтобы заставить психолога делать то, что ему хочется, а также его обиды, злость, желание наказать своего терапевта – Емельянова.

Именно возможность наполнения новым содержанием своего Я благодаря отношению психотерапевта и делает любую психотерапию эффективной только тогда, когда в ней присутствует и даже превалирует терапия отношений.

С настойчивостью и настырностью подростка клиент будет раз за разом провоцировать психотерапевта на агрессию и осуждение в свой адрес. В данной ситуации терапевту важно открывать все новые и новые горизонты своего терпения и принятия. Этот процесс вполне объясним, если учесть, что на среднем этапе терапии новое содержание Я еще крайне неустойчиво. Клиенту трудно поверить, что отношения терапевта искренне и не является обманом, которого он постоянно ожидает. Он сомневается, что возможно неосуждающее, некритикующее отношение при сохранении свободы, т.е. при отсутствии необходимости играть роль, «заслуживать» и «добиваться».

Снова и снова он будет проверять свою возможность быть искренним, выражать самые нелицеприятные чувства и сообщать о себе самые постыдные факты. При этом клиент учится у терапевта обсуждать и анализировать, не прибегая у привычному осуждению и утаиванию.

Необходимо обсуждать поведение клиента, вызывающее негативные чувства у терапевта. Анализируя провокационное или манипулятивное поведение, терапевт не перекладывает ответственность за свои чувства на клиента. Он говорит о них, предлагает задуматься о том, что аналогичным образом могут реагировать и другие люди. Он не обижается, не наказывает клиента, а открывается и спрашивает: «Для чего ты так себя ведешь?», «Что на самом деле хотел сказать мне, когда провоцировал мою злость или мою жадность или мое бессилие?». Не столько важно, что говорит и делает человек, сколько – для чего он это делает.

Именно таким диалогом, открытостью, но в то же время принятием и терпением (поскольку свое раздражение терапевт должен исследовать не только с клиентом, но и самостоятельно) он задает конструктивную модель взаимодействия в эмоционально сложной ситуации.

Постепенно клиент понимает, что его не осуждают и не считают плохим. Его поведение внимательно рассматривается, но при этом оно отграничивается от самой сущности личности. Не человек плох, а его поведение для других может быть неудобным. Более того, подобное поведение создает неудобства самому клиенту.

Человек чувствует, что не теряет, ни уважения, ни внимания, ни принятия и что имеет право на любое поведение: он может сам выбрать, следует ли изменить его или оставить прежним. Он обучается рассматривать паттерны своего поведения не с точки зрения собственной вины и самоуничижения, а с точки зрения созидания нового для него мира на осознанной, выбранной основе. Все это повторяется не один раз, и постепенно такой процесс становится глубинным опытом.

Чтобы психотерапевт не остался единственным человеком (а потому незаменимым и сверхценным) человеком, с которым клиент может быть самим собой и решиться свободно выражать себя, ему необходимо: осознать свои виктимные модели; осознать защитное и сценарное поведение; пересмотреть систему своих убеждений; проработать хронические напряжения; научиться позитивно относиться к себе; научиться связывать цели со средствами их достижения; приобрести некоторые коммуникативные умения.