Еще о разбуженных и воодушевленных войной

Большинство приходящих с «чеченских войн», как и с любых других, - это все-таки не «посттравматики», а люди с пробужденными душами. Преодоленный страх, отвага, безотчетная самоотверженность разбудили у них силу души, личную энергию и стойкость характера. Их большинство. Они, героически или просто выполняя свой долг, воевали, были честны перед смертельной опасностью.

Мальчики, которым в мирной жизни долго бы оставаться недорослями, узнали, на что они способны, стали мужчинами, своими руками вырвали право на жизнь. Они хотят распоряжаться своей судьбой, судьбой страны. Немолодые контрактники и милиционеры выходят из Чечни с

жизненным опытом, опытом боев, юторый может помогать им утверждаться в мирной жизни, может и мешать.

После вьетнамской войны самоубийством закончили жизнь в три раза больше вернувшихся с нее солдат, чем погибло в боях во Вьетнаме. Американские психологи пытались объяснить: «Смерть догнала тех, кто приехал с войны с покалеченной на фронте душой». Это не так. В большинстве вернулись нормальные парни, осознавшие свою силу, способность жить энергичней, интенсивней других, успокоенных в мирном довольстве. Рутинно процветающая Америка не приняла их, «не востребовала» их фронтового задора У вьетнамских ветеранов возникал «вторичный послевоенный синдром». Добровольно уходя из жизни, они присоединялись к погибшим на фронте друзьям, героям, не признанным обществом, оставались верными фронтовому братству.

Может ли быть такое после «чеченской войны»? Нет, в таких масштабах, как в США, не может. Потому что у нас трудна и жестока не только война, но и мирная жизнь с непроходящим кризисом экономики и политики. Для россиян не столь велик контраст между военным и мирным бытом, как для американцев.

И все же у чиновников, администраторов всех уровней, особенно низших, к кому непосредственно придет недавний солдат, должны быть терпение, доброта и даже любовь к повзрослевшим в кошмаре войны мальчишкам, которые полны душевных сил, но не знают, что с ними делать, не знают другой жизни, кроме военной. Нужно по-доброму, с пониманием относиться к бесконечно усталым на войне контрактникам и милиционерам, кровью и потом исполнявшим свой служебный долг, со смертельным риском добывавшим «боевые выплаты», чтобы прокормить свои семьи.

Глава V СТРЕСС ВОЙНЫ У МЕСТНЫХ ЖИТЕЛЕЙ

Злой чечен ползет на берег, Точит свой кинжал.

М.Ю. Лермонтов

У чеченцев война дома, и уходить с нее некуда. Лишь временный приют находили они в лагерях беженцев, в соседней Ингушетии. В Западной Европе беглецов с Кавказских гор встречали без всякого радушия.

Не одинаково опасна «чеченская война» для женщин и мужчин, потому по-разному складываются их судьбы.

Крах мужской психологии

Важная особенность кавказской компании 1999-2001 годов- это использование российской армией преимущественно артиллерийского, ракетного, авиационного оружия без контакта сражающихся людей на поле боя. При такой «бесконтактной» войне чеченцы утрачивали персонифицированный образ врага, не видели в лицо того, кто послал снаряд, ракету, пулю. Это расстраивало осознание мужчинами-чеченцами себя мстителями кому-то конкретно за своих убитых родственников.

Мощь современного армейского оружия лишала чеченцев надежды на победу, разрушая их главное этнопсихологическое свойство - осознание каждым чеченским мужчиной себя во всем всегда Победителем.

Другая особенность второй чеченской кампании- в том, что «зачистки» чеченских сел и городских кварталов (поиски там террористов) специальными отрядами (СОБРом и ОМОНом) стали смертельно опасны исключительно для мужчин-чеченцев: их всех подозревали в терроризме. Они скрывались, оставляя свои дома, женщин, детей, теряя роль Защитника семьи. Рушилось вековое горское достоинство мужчины.

Чеченец, не мстящий врагу, лишенный Победы, не защитивший свой род, по законам обычаев- изгой. Это уже не совсем чеченец, не глава

семьи и даже не совсем мужчина На эту участь обречены многие мужчины-чеченцы

Что же им делать? Какая психо-социальная роль становится их уделом, их судьбой?

«Социальные старцы»

Многие мужчины укрылись, прозябая в лагерях беженцев, отсиживались в полуразрушенных селах. Все меньше чеченцев гордо воевало в боевых отрядах без надежды на победу.

В лагерях беженцев, во многих чеченских селах с их жестким вековым (архаическим) распределением ролей не воюющие, не работающие мужчины, не могут жить изгоями. Они «выталкиваются» на роль «старцев». Это позволяет женщинам (и обязывает их), с одной стороны, оказывать им уважение, кормить, поить, обстирывать. С другой стороны, не требовать, не ждать от них ничего, кроме неких мудрых рассуждений или глубокомысленного молчания. Напомним, у чеченцев старики уважаемы, но не обладают реальной властью.

Какой же психологический механизм внутрисемейной трансформации, какой механизм перестройки личности мужчин включается для превращения реальных мужчин в «социальных старцев»?

Этот механизм - реактивная, невротическая депрессия - не что иное, как психическое заболевание.

Психо-социальное «всплывание» женщин

Массовость чеченской мужской депрессии вовлекает женщин в измененные социальные процессы. При этом женщины выдвигаются, «всплывают» на утраченные мужчинами доминантные (главенствующие) роли в семьях, в лагерных и сельских органах при решении вопросов местного самоуправления. Это, нарушая национально-этнические устои чеченского семейного устройства, ведет к гендерному кризису (к вопиющему нарушению исполнения мужчинами и женщинами своего предназначения в семье и в совместной жизни). При этом чеченки входят в новое взаимодействие со своими психологически депрессирован-ными мужчинами. Мы наблюдали четыре формы:

1. Заняв главенствующие (доминантные) мужские роли, женщины-лидеры в большинстве случаев всячески провозглашают яюбы незыблемое первенство мужчин. Это хотя и облегчает душевные страдания муж-

чин и примиряет их с понесенными утратами своего положения в семье, но не спасает, а, напротив, углубляет их невротическую депрессию.

2. Немало лидирующих женщин открыто обличают своих мужчин в утрате мужских достоинств, доблести и чести. Это также углубляет депрессию мужчин, но делает их податливее женским влияниям.

3. Женщины-лидеры временами угрожают мужчинам распадом семьи, изгнанием или даже, как бы в шутку, призывают их к самоубийству для сохранения мужской чести.

4. Однако в своем большинстве чеченки стараются безропотно не замечать депрессии своих мужчин, ухаживать за ними как за «старцами», сохраняя видимость незыблемости горских традиций.

Возникающее во время войны «всплывание» женщин (и, особенно, девушек) на мужские роли может порождать феномен «девицы-воина» -этакой боевой двуполой жертвы (у французов- это Жанна д'Арк, в СССР - Зоя Космодемьянская), либо за счет «взрыва» на войне юной сексуальной энергии, удерживаемой в мирное время традиционными и религиозными запретами, либо, напротив, путем религиозного ритуального тренинга, пробуждающего женский героизм. Такой тренинг разработан ваххабитами, исламскими экстремистами. Надо сказать, что жертвенное самоубийство несвойственно чеченцам, более того, запрещено горскими законами.

Чеченская женщина всегда опрятно, даже празднично одета: и дома, и на работе. Особенно заметно, что и по пыльной дороге, и по грязи чеченки иду т в изящных, лакированных туфельках, в ярко вышитых тапочках, в начищенных до блеска сапожках.

Трудности войны изнуряют женщин. И вот в 2001 году в Чечне можно увидеть невероятное. Теперь в чеченских селах, в лагерях беженцев можно встретить чеченок в грязной обуви, в небрежно повязанных платках, неопрятно одетых. Для чеченской женщины это не просто признак плохого настроения, это симптомы глубокой невротической депрессии.

Военные дети

В самом начале первой «чеченской войны», в начале апреля 1995 года, на высоком холме расположилась группа чеченцев. Они все молча смотрели, как горело село Самашки; в селе были родственники этих людей. Я заговорил с чеченским мальчиком лет четырнадцати. Меня поразили в разговоре с ним две постоянно повторявшиеся фразы:

-В каюй класс пойдешь?

Тогда казалось - война скоро кончится.

-Если не убьют - в восьмой.

-После школы кем будешь?

-Если не убьют, пойду в институт: буду агрономом.

И так при ответе на любой вопрос.

-Что будешь делать, когда война кончится?

-Если не убьют, буду убивать.

- А сейчас что делаешь, чем занимаешься? -Если не убьют, буду убивать сейчас.

- Кого же?!

-Если не убьют, буду убивать русских.

Тихий, спокойный, даже будничный детский голосок Застенчиво-нежная ребячья улыбка. Живой, заинтересованный взгляд.

- Как тебя зовут? -Ахмед.

Русые волосы, светло-голубые глаза. Сначала я подумал, что это русский мальчик. Нет. Это чеченский ребенок.

Этнографам и историкам известны несколько чеченских тейпов (родов), называемых «русскими». Их прародителями были русские люди, поселившиеся на Кавказе, принявшие чеченский язык и горский образ жизни. В горах не по-горски жить нельзя - не выживешь. Говорили, что в известных полевых командирах: Руслане Гелаеве и Ахмеде Закаеве течет славянская кровь. Голубоглазого мальчика Ахмеда буду помнить, наверное, всегда.

В сентябре 1996 года, мягко сказать, «странно» кончилась первая «чеченская война». Боевиков (с оружием и даже с захваченными ими российскими БТРами?!) выпускали из наглухо окруженного российскими войсками города Грозного. Чеченцы ехали ликуя. Из битком набитых вооруженными людьми автомашин, ободранных автобусов, грузовиков, обшитых листами толстого котельного железа, гремело: «Аллах акбар!» Боевики трясли победно поднятыми автоматами, гранатометами.

Подумалось: «Не может быть, чтобы здесь встретился Ахмед». Машины с чеченцами шли и шли. Проехал самосвал, полный детей младшего школьного возраста, они кричали от радости, у всех автоматы в руках. И вдруг проехал УАЗик. На его откинутом заднем бортике сидели пятеро мальчишек с автоматами Калашникова. Один из них- повзрослевший Ахмед.

У этих пятерых почему-то были одеревеневшие серые лица, сжатые губы Выглядели они очень контрастно на фоне остальной орущей кавалькады. От чего эти пареньки были такими? Наверное, в УАЗике везли

свежие трупы, которые должны были похоронить до захода солнца (таково мусульманское правило).

Я не рискнул, побоялся окликнуть Ахмеда, или хотя бы сфотографировать «мыльницей», которую держал в руках. Фотовспышка могла быть рефлекторно воспринята как выстрел. Боевой навык- палец на спусковой крючок - ответная очередь из автомата. А ведь машины шли рядом с блокпостом, из которого гневно смотрели на чеченцев российские солдаты Психическое напряжение и готовность к бою с обеих сторон были максимальными. Тогда один лишь выстрел возобновил бы обоюдную бойню.

Где сейчас Ахмед? Жив ли? Быть может ответит, напишет мне, если эта книжка попадет к нему? Станет ли он агрономом?

Поразительна судьба детей на войне. Может показаться, что дети легче, бездумнее взрослых переносят бомбежки и тяготы гражданской войны: проще привыкают, быстрее забывают благодаря своему быстро несущемуся детскому времени. Так ли это?

Журналистка Юлия Калинина жила в Грозном, блокированном российским войсками, под ракетно-бомбовыми ударами авиации. Она рассказывала: «Когда в соседних дворах разрывались ракеты «Град», разрушая дома, сжигая все живое, в доме лопались стекла. Я думала-вот! Сейчас! Следующий залп- по нам... конец... смерть! И тут же дети 8-10 лет продолжали незамысловатую игру в карты, жмурясь от налетавшей после взрывов пыли, переговаривались, смеясь, о чем-то своем».

Можно подумать, ужасные сцены минуют детское сознание, недо-росшее до осмысления противоестественных опасностей. Это не так. Страшные образы, погрузившись на дно души ребенка, мрачными демонами будут мучить его, коверкая психику, порочно влиять на выбор жизненного пути.

Много лет мы исследовали детей в экстремальных ситуациях. Оказалось, что психологические последствия зависят от того, защищен ли ребенок взрослым или оказался один на один с опасностью и своим страхом.

Защищенные не отворачиваются от опасности, помнят ее и не страдают от ее последствий. Не защищенные дети пытаются скрыться в детский мирок от ужасающих событий, не хотят вспоминать их, но травма души остается. Особенно тяжкие психические последствия у детей, ставших свидетелями трагической беспомощности взрослых, очевидцами неотвратимых трагедий.

Если ребенок не болен, то в экстремальных условиях он страстно ищет игры и общения. Однако воспитание не любовью и добрым примером, а

жестокостью и страхом войны поселяет в детских душах раннюю детскую «болезнь войны» с порочными страстями и преступным будущим.

Чеченские девочки воспитываются в строгости и послушании. Сыновей чеченцы растят настойчивыми в их проказах. Мальчиков не бьют, чтоб не поселить в их душах страха. Главные военные проказы детей -участие в войне. Чеченские дети не боятся «чужого человека» в сю ем селе, во дворе. Я сколько мог, столько с ними об щался. Доблестью и личным правом мальчишек 7-10 лет считалось иметь какое-либо свое «громкое» оружие: гранату Ф-1, пистолет Макарова, полные карманы патронов. «Тихое» оружие - кинжал, штык-нож от автомата Калашникова ценились меньше. Дети понимали, что их сил не хватит, чтобы владеть ножом как оружием. Из пистолета они могли стрелять лежа, положив его перед собой. У меня в животе холодело, когда я видел гранаты, снаряженные запалами, то есть готовые к взрыву, в детских руках. Но ничего сказать я, конечно, не мог, меня бы слушать не стали и больше не подпустили бы к своим «тайнам».

Родители только сокрушенно пожимали плечами, когда я им рассказывал о детских арсеналах. Мальчишки старше 9-10 лет имели непременно по два «горячих» оружия на каждого: я видел у них пистолеты, автоматы, ручные гранатометы и пр.

На краю села Сержень-Юрт мальчишки тайно стали разминировать минное поле. Взрослые узнали об этом, когда прогремел взрыв: мальчик шел, держа перед собой в руках противопехотную мину и... споткнувшись, упал.

Ребятам старше 14-ти разрешалось участвовать с оружием в боях. Конечно, не всем, а только тем, кого невозможно было удержать дома, -пусть уж воюют (или считают, что воюют) под присмотром мужчин, чем в компании малолеток совершают рискованные авантюры

Еще до войны режим Дудаева, может быть, бездумно или, борясь с русификацией чеченцев, разрушил школьную систему Чечни. Стала нарастать дисгармония в культурных основах и нормах взрослого и юного поколений чеченцев. Все взрослые в совершенстве владели и пользовались двумяязы-ками: чеченским и русским, которому обучались в школе и у своих родителей. Школы с русским языком исчезли. С накалом национализма взрослые перестали использовать русский язык в быту. Что получилось? Детине знают русского языка, разве что отдельные слова, и не понимают взрослых, когда те говорят по-русски. Но это еще не все.

После прихода Дудаева к власти были начаты попытки исламизации населения Чечни. Двести молодых парней были посланы в исламские страны для овладения исламом и соответственно арабским языком Корана. Они вернулись и стали обучать мальчиков.

Итак, старшее поколение двуязычное: чеченский и русский языки -основа сплава горской и европейской культур и способов мышления. Выросшее поколение, овладев на бытовом уровне чеченским и на уровне Корана арабским языками, сформирует у себя иные культурные, душевные и ментальные нормы. Тяжелый конфликт между поколениями неизбежен. Когда друг другу будут противостоять поколения, население Чечни будет расколото наихудшим образом.

И все же можно верить, что в Чечне, в целом приверженной общечеловеческому прогрессу и отрицающей фундаменталистский Ислам, будут восстановлены современные систы обучения и высшего образования. Тогда нынешние «арабизация» и «исламизация» окажутся не более чем попыткой ухода от русификации и «советизации».

Ущерб, нанесенный чеченской культуре и образованию молодежи, уже выросшей за 10-летие сепаратизма, представить нелегко. В лагере беженцев «Кара-Булак» на территории Ингушетии я говорил с двумя молодыми парнями (20-ти и 22-х лет). Мы сидели в большой старой солдатской палатке. Ее края у земли местами истлели. Двухярусные солдатские кровати, стоявшие вплотную, были аккуратно застланы синими шерстяными одеялами. На небольшом столе в углу чеченка готовила еду. В темноте блестели глаза ребятишек. В этой палатке (как и в десятках других в этом лагере) жили две семьи - 22 человека.

- Как ты думаешь, за сколько времени можно проехать Россию на машине? - Спросил я парня помоложе.

- За два дня, если найду хорошую дорогу.

Сидевшие вокруг старшие родственники смущенно завозились, заулыбались. Хотели его поправить, но я попросил их ничего не говорить. Второй парень постарше неверно поняв их смущение, решил все-таки поправить друга:

- На хорошей машине, с русским бензином, проеду всю Россию за полтора дня. Ночь не буду спать - буду ехать.

Тут уж старшие чеченки не выдержали, на перебой стали говорить какая Россия большая. Оба парня снисходительно улыбались. Потом один сказал:

- Какая большая! Чечня сильнее! - Он хотел сказать: «Разве может быть Россия большой, если ее победили чеченцы в 1996 году?»

Очень многие парнии подростки, неучившиеся в школах, читавшие с трудом по чеченски лишь пропагандистские листовки боевиков, не знают ни географии, ни истории, ни того, какой мир, какая жизнь за пределами Чечни.

Мне показалось, что у одного из парней на указательном пальце правой руки желтело мозольное уплотнение. Оно образуется при стрельбе.

Но может возникнуть и при хозяйственной деятельности. Я стал разговаривать в полголоса, становясь то справа, то слева от него. Правым ухом он почти не слышал. Это тоже признак мно гократного пользования автоматом Калашникова. Звук при стрельбе из него - больше 130 децибел. Но, возможны и другие причины тугоухости, например, воспаление среднего уха (отит).

В Чечне выросло поколение, повзрослели люди, интеллект которых развит и накоплен только войной. Их таланты и профессиональные умения, их душевные порывы формировались лишь для того, чтобы выживать в боях, чтобы непременно воевать.

Что можно требовать, что можно ждать от людей, которые с молодым рвением жаждут что-нибудь делать, а делать-то они могут только войну, стрельбу и взрывы, умеют только скрываться, скитаясь в горах. И лишь изредка находить домашний приют у своих родных, сбежавших из дома в лагерь беженцев.

«Приобщение молодого поколения чеченцев к мирной жизни будет самым трудным делом при установлении правопорядка в Чечне. Нужно срочно восстанавливать там систему школьного образования. Кроме того, для перевоспитания юношей следует использовать про-фобучение в специально создаваемых интернатах»*

Этот наш призыв был доведен до сведения высшей российской администрации еще в конце 1999 года. После этого были начаты выплаты заработной платы всем чеченских учителям. Обучение детей возобновилось даже при отсутствии работоспособных школ. Выделялись деньги для создания детских интернатов. Через четыре месяца это финансирование почти иссякло, «ушло в песок».

Перевоспитание молодежи остается первейшей проблемой демилитаризации Чечни.

Слом психики боевиков

Наши исследования показали, что у изнуренных войной чеченских боевиков, под психологическим давлением обилия смерти и военных поражений, возникла массовая реактивная депрессия с множеством вы-

* Из тезисов научного сообщения Л.А. Китаева-Смыка на Ученом Совете Российского института культурологии Министерства культуры РФ 26 января 2000 года: «Северный Кавказ, 1994-2000. Трансформация

раженных болезненных проявлений. Из-за массивности губительных причин она по ряду симптомов становится похожа на настоящую психическую болезнь. Иными словами, этавойнаделаетарабскихи чеченских воинов подчас похожими на сумасшедших.

Депрессивное ослабление воли, уменьшение чувствительности к внешним воздействиям и событиям снижают боевую инициативу боевиков, замедляют их действия. Вместе с тем, увеличивается возможность психологического влияния на их сознание и волю религиозных исламских ритуалов, молитвенных песнопений, боевого хороводного танца-«зикра».

Для чеченских боевиков становится характерно:

• апатичное поведение с приступами немотивированной жестокости («холодной» либо яростной);

• вспышки «священной» злобы (маниакальной агрессии), поощряемой фундаментальным Исламом;

• инверсия («переворачивание») депрессии и поведение, характерное для трикстеров (ритуальных шутов), с ерническим (самоуничижительным и злым) смехом;

• интеллектуальное упрощение, временная дебильность (поглу-пение), возможно, вследствие примирения с неизбежной своей смертью, с отрешенностью от жизни и «вручением себя Аллаху»;

• психологическая депрессия нередко отягчается мыслями о самоубийстве; у исламских боевиков с депрессивной дебильностью эти мысли легко превратить в стремление к боевому самоубийству «в борьбе за веру». При этом уныние инвертируется (переворачивается) в радостное ощущение своей причастности к «высшим силам», и человеке экстазе идет на смерть, боясь возврата к мукам депрессии.

Чеченцы-боевики, страдающие военной депрессией с указанной выше симптоматикой, возвратившись в мирные села или в лагеря беженцев, как правило, не могут полноценно включиться в трудную жизнь своей семьи. Вернувшиеся боевики конфронтируют с женщинами (не могут понять или принять их новой лидирующей роли) и с невоевавши-ми мужчинами. Это усиливает невротизированность и депрессивность вернувшихся с войны чеченцев и еще больше нарушает шаткое семейное равновесие.

Все указанные кризисные явления в семейном звене чеченского социума могут перерасти в катастрофическую трансформацию чеченского этноса с широким спектром нежелательных последствий.