Глава III жизнь под прицелом снайпера

Война - это эпидемия аморальности.

Ветеран афганской войны,
полковник медицинской службы в запасе,
профессор М.М.Решетников

Крупные бандформирования в Чечне в настоящее время ликвидированы или рассеяны Части и подразделения Министерства обороны Российской Федерации частично выводятся из Чечни в места постоянной дислокации. Однако остатки бандформирований используют для дестабилизации политической и экономической обстановки на Северном Кавказе минную войну и снайперский террор.

При этом тяжесть борьбы за установление правопорядка ложится в значительной мере на внутренние войска МВД и отряды милиции, дислоцированные в Чечне.

Борьба со скрытым врагом, с террористами в психологическом отношении намного труднее, чем участие в контактных боях. Велико неблагоприятное воздействие снайперов противника.

Учитывая это, рассмотрим психологические обстоятельства, сопутствующие убийству полковником Юрием Будановым чеченки Эльзы Кунгаевой - предполагаемой снайперши.

Ожидание снайперской пули - наихудший стресс

Полк Буданова и он сам находились под огнем чеченского снайпера. Были жертвы. Стресс под прицелом снайпера - наиболее психотравми-рующий.

Во-первых, важной психологической его особенностью, как показали наши исследования в Чечне, является то, что образ врага-снайпера становится из-за его неосязаемости как бы ирреальным в сознании расстреливаемых солдат и офицеров. Снайпер-убийца повсюду и нигде.

Он подло стреляет из-за угла. Солдат ждет пулю своей спиной, готов принять ее грудью, виском, в затылок, в лоб.

Пораженные пулями снайпера друзья-соратники рядом. Есть их кровь и боль, и трупы еще недавно живых бойцов. А врага-убийцы-нет! Но где-то он есть?! Возникает двойственность образа опасности, она травмирует сознание. Из-за такой смертоносной двойственности возникают крайне мучительные ощущения во всем теле и переживания в душе. У некоторых возникает невротизация, а у отдельных военнослужащих -состояние, похожее на шизофрению.

Во-вторых, смерть угрожает постоянно и ежесекундно. Эмоциональное напряжение не только изнуряет психику офицеров и солдат, но и ведет к болезням стресса (повышению артериального давления, болям в сердце, желудочно-кишечным заболеваниям и др.). Из-за длительной нервной нагрузки под прицелом снайпера могут нарушаться взаимоотношения военнослужащих (взаимные обиды, подозрения, ссоры, ожесточается фронтовая дедовщина).

Исследования показали, что неопределенность снайпера-убийцы, постоянное ожидание смерти от его пули значительно усиливает у военнослужащих психически травмирующий эффект ранения и гибели сослуживцев.

Ночной выстрел

Снайпер может быть более опасен ночью. Потому, что у чеченцев российские снайперские винтовки с инфракрасной оптикой. Через нее видно все теплое. Теплое человеческое тело на фоне холодных камней, травы в таком оптическом прицеле ночью заметнее, чем днем.

В декабре 1999-го года, проводя психологические исследования в Чечне, я заночевал в армейской палатке на высоком берегу Аргуна. Той ночью погиб солдат. Он был в наряде, в окопчике на краю обрыва. Его сменили. Он должен был уйти в расположенный рядом блиндаж. Но не пришел туда. Утром, когда рассвело, его тело нашли внизу под обрывом. В голове было входное отверстие от снайперской пули (только входное - значит, пуля была на излете). Рядом валялись: надкуренная сигарета и зажигалка Вероятно, сменившись, он сел на край обрыва и решил покурить. Чеченский снайпер с другого берега реки, заметив вспышку зажигалки, нашел в инфракрасном прицеле тепло сигареты и тело солдата. И, выстрелив в кромешной тьме с очень большого расстояния, все же попал в цель.

На другом берегу в селе Дуба-Юрт незадолго до этого случая побывали российские военные и договорились с жителями-чеченцами о мир-

ном сотрудничестве. Стрелял ночью из села не его житель. Туда тайно вошли ваххабиты. Какой-то снайпер-боевик, наверно, рассматривая через инфракрасный прицел ночной российский военный лагерь, не стерпел беспечности незадачливого солдата и убил его.

Тем ночным выстрелом ваххабиты обнаружили себя. Их выбили из Дуба-Юрта Часть села была разрушена. Оказались жертвы среди его жителей. Родственники убитых пошли в боевики. Свою задачу ваххабиты посчитали выполненной.

Психические сдвиги

К несчастью, психические сдвиги при стрессе под прицелом снайпера бывают небезопасными.

Неожиданным может показаться, что постоянная опасность при ее полной неопределенности вытесняет из сознания в подсознание страх смерти от пули снайпера. О снайпере его потенциальные жертвы почти перестают думать. Может показаться, что у них возникает нарочитая беспечность. Нет, в действительности это бравада невольная. Она - неосознаваемый, подсознательный «протест» против своей беспомощности перед источником смерти (снайпером), хотя неосязаемым, как бы ирреальным, но что ни день напоминавшем о себе новыми трупами. Многие ходят по лагерю или рядом с блокпостом так, что их хорошо видно из перелесков и чеченских сел. Снайперы, затаившись там, кажется, задались целью не убить как можно больше, а как можно сильнее устрашить всех, расстреливая только приглянувшихся. Чтобы страх мучил российских солдат и офицеров, парализовал их волю и боеспособность. Чтобы они рисковали собой бесцельно и бездумно.

В разговорах со мной о снайперах все говорили неохотно, как бы с трудом вспоминая о них. Некоторые солдаты будто бы видели нечто смешное в чеченском снайпере, рассказывали о результатах его стрельбы ерничая. Контрактник мне рассказывал:

-Первая пуля сорвала радисту наушник Вот он напугался! Вторая-в рацию. Всю разворотила. А радисту хоть бы.. что!

Потом я слышал разные варианты этой истории много раз, в соседних военных лагерях. Фронтовой эпос, веселые байки лечат страх, защищают от эмоционального перенапряжения. По ночам все эти «противо-страховые» психологические механизмы отключались, растормаживая, раскрепощая «ночной ужас».

Капитан В. заместитель командира батальона (у них были убитые снайпером) рассказывал мне:

- Днем страха нет. По расположению нашей части хожу без автомата. Я его спрашиваю:

- Что нарочно, чтобы казаться себе смелым?

- Да нет, - говорит, - просто не нужен он мне, и чего бояться-то. А вот ночью страх наваливается. Говорю себе, что боятся нечего, ведь снайперу я в палатке не виден. Но спать ложусь в обнимку с автоматом.

Капитан посмотрел в сторону «зеленки» и неожиданно для меня стал читать стихи:

Открой сердце утреннему солнцу,

Пусть согреет его, покаты молод.

И позволь ласковым ветрам полудня

Охладить твою страсть.

Но остерегайся ночи,

Смерть таится там

И ждет, ждет, ждет.

- Это Ваши стихи?

-Нет, это Артюр Рембо. Он воевал в XIX веке набаррикадах Парижской Коммуны

Я достал блокнот и записал эти строки Рембо о чеченской ночи.

Уклонения от разговоров о страшном, то есть неспособность говорить о своих эмоциях (это психологи называют «алекситимией»), ерническая шутливость вместо серьезной оценки опасности (это - «гебофренность») и неуместная, невольная, вместе с тем как бы нарочитая беспечность (это похоже на то, что называется - «неконтролируемые насильственные действия»)- все это примеры того, как сразу у многих совершенно здоровых людей на войне возникают психологические особенности, которые в мирной жизни можно видеть при болезнях психики.

Кроме того, стресс под прицелом снайпера создает психическое смещение, «перенос» образа врага с неосязаемого снайпера на любые другие реальные (осязаемые) неблагоприятные факторы. Против них часто непроизвольно (неконтролируемо рациональным сознанием) выплескивается раздражительность, злоба, агрессивность.

И, наверное, самым ненавистным для всех в военном лагере под прицелом снайпера становилась... грязь под ногами.

Грязь

По траве ходить опасно - могут быть мины. А пешеходные тропинки и размешанные гусеницами танков дороги даже после небольшого дождя становятся в Чечне непролазными. Грязь набивается в ботинки.

Пачкается амуниция. Липкая грязь в палатках, в БТРах, на блокпостах. Она в Чечне вязкая и очень скользкая. Поскользнувшись, упадешь - потом не отмыть.

На чеченскую грязь жаловались мне все. Два кадровых офицера написали рапорты (трудно представить такое!) об увольнении из армии из-за грязи. Я посоветовал командировать их на неделю во Владикавказ, чтобы они отдохнули от ожидания снайперской пули.

Работая в мирном российском селе, даже приезжие горожане уже за неделю привыкли бы к дождям и грязи под ногами. Перестали бы ее замечать. Но в Чечне, из-за психологического давления страха смерти от пули чеченского снайпера, ирреальный образ его, невидимого и неуловимого, как бы «перетек» на ставшую врагом вполне реальную грязь под ногами. В психоанализе это называется «замещением», «переносом». Это еще одна необычная особенность, одновременно возникавшая у многих обычных людей, офицеров, прапорщиков и солдат, из-за стресса под прицелом снайпера.

Участившиеся ссоры, обиды, неподчинение командирам - это тоже «перенос» образа врага с ирреального снайпера на реальных сослуживцев.

Российские военные называют грязь «чеченским асфальтом». Может быть, ощущают ее как бы причастной к боевым действиям. Или желают чувствовать под ногами, под гусеницами танков твердое покрытие дороги, отданной бронетехнике, а не ускользающее природное тело земли. На ее скользкой поверхности даже тренированные бойцы лишаются вертикальности, стремительности. Нелепо размахивающих руками, балансирующих по грязи людей изумляет и злит их детская беспомощность.

Предельно напряженные чеченским снайпером внимание и воля ломаются внезапной неспособностью устоять на земле, «безумием» тела, падающего в грязь.

Беспомощность перед снайпером и своя неустойчивость находит олицетворенного врага-чеченскую грязь.

Детоубийца

Если вражеский снайпер-убийца пойман, то накопленный в подсознании его живых мишеней эмоциональный потенциал, то есть страх смерти и ненависть к ее источнику, проявляются как взрыв бо евой агрессивно сти против обнаруженного врага.

Такая взрывная агрессивность всегда протекает при «суженном» сознании, как яростное стремление покарать, уничтожить врага. Эта эмоциональная «подпитка» агрессивно-боевых действий и «сужение» сознания

необходимы в боевой обстановке, так как обеспечивают быстроту и силу действий, упреждающих смертоносные вражеские действия.

Рассмотренная психологическая ситуация значительно усложняется, если пойманным врагом, снайпером-убийцей оказывается женщина.

В боевой обстановке с обилием Смерти любая женщина воспринимается эмоционально обостренно потому, что она потенциальная женщина-мать, она может и возможно будет рожать детей - новых людей на место погибших.

Но если перед мужчиной на войне женщина, убившая его друзей, соратников, снайперша, террористка, то она воспринимается не просто женщиной. Она воплощает собой сложный, психологически, комплексный образ матери-детоубийцы.

Для настоящего офицера (как полковник Юрий Буданов) его солдаты, убитые пулями этой снайперши, как бы его убитые дети, злодейски, из-за угла застреленные сыновья. Полк Буданова отличался малыми потерями «живой силы» в успешных боях. Юрий Буданов постоянно был нацелен на то, чтобы сохранить солдатам, как своим боевым сыновьям, жизнь на войне.

В подсознании офицера женщина на войне остро напоминает его жену, мать его детей. Если же перед ним снайперша-убийца, то в его подсознании выкристаллизовывается представление о том, что она не только убивала его «сыновей-солдат», а еще - как женщина предала его.

Эмоциональное состояние командира в такой ситуации перенапрягается. Возникает гнев против женщины-детоубийцы, жажда мести за застреленных ею детей-солдат, ожесточение за предательство ее женского, материнского предназначения.

Эти психологические процессы, сужая сознание, нацеливают его на уничтожение опасностей, исходящих от женщины-детоубийцы, то есть на уничтожение ее самой.

При этом действия по ликвидации преступной «детоубийцы» становятся в такой ситуации быстрыми, кажутся полностью оправданными и срочно необходимыми. Именно в такой стрессоюй обстановке оказался полковник Буданов.

Еще одно психологическое обстоятельство могло усугубить ситуацию. Неуловимый - значит «могущественный», смертный враг, терроризировавший снайперским огнем боевой полк, оказался слабой и как бы ничтожной женщиной-девушкой. Подсознание командира фиксировало в этой «подмене» мерзкий обман, унижающий его достоинство. Этот подсознательный фактор усиливал эмоциональную «подпитку» агрессивно-боевых действий, субъективно оцениваемых как экстренно необходимое возмездие убийце.

Сексуальные мифы

Образ неосязаемого снайпера иногда вырывался из подсознания у солдат, приобретая таинственность. Слухи превращались в легенды, например, о литовских снайпершах в белых колготках.

А вот еще одна легенда. На TV-экранах многие видели в репортажах из Чечни пойманную снайпершу: крупную девушку-блондинку со смущенно-блудливой улыбкой, неуклюжую в ватных солдатских штанах. Нанявшись к боевикам, она стреляла в наших. В разных войсковых частях солдаты, говоря о чеченских снайперах, вспоминали эту передачу и рассказывали, что будто бы, в юнце концов, одну ногу той снайперши привязали к одному БТРу, другую - к другому. И БТРы разъехались по своим делам.

И в этой легенде, и в слухах о «Белых колготках» есть сексуальный оттенок. Он не из-за солдатской грубости. Научные эксперименты показали, что секс, даже упоминание о нем, являются мощным противоядием против страха и стресса.

Случалось, бестелесные чеченские снайперы обретали голос. У них были японские карманные радиостанции. По радио чеченские командиры наводили своих снайперов нацель. Настроившись на нашу волну, чеченцы переругивались с российским военными радистами, расспрашивали их, рассказывали о себе.

Мне случилось быть свидетелем такого радиознакомства. В январе 2000-го года во время боев в Аргунском ущелье меня пустили переночевать в солдатскую палатку. Там в углу, у постоянно включенной рации дежурил радист (см. фото на 2-й странице обложки). Слышались треск, переговоры, команды Вдруг в палатке все солдаты замолкли. Один мне шепнул:

-Слушай, слушай!

Сквозь треск слышу матерную ругань, обращенную к женщине:

- Ты, такая-растакая..

В ответ нежный женский говорок:

- Не бойтесь, мальчики,... на Рождество я вам... не буду отстреливать.. В коленки буду целить. Расшибу - домой живыми уедете..

Боевой настрой

Следует иметь в виду еще и то, что указанные выше психологические обстоятельства, обуславливающие действия полковника Буданова, инкриминируемые ему как преступные, реализовались на фоне психоло-

гического состояния боевого настроя. Такое состояние возникает, когда человек на войне готов к постоянной опасности.

О «боевом настро е» не подозревают, не догадываются в мирно й жизни люди, у кого под выстрелами не проносились мысли: «Не убьют! Если буду ранен - выживу!»

Сознание бойца концентрируется на том, что происходит и произойдет «здесь и сейчас». О прошлом не думается. Оно важно лишь тем, что накопило для выживания сейчас. Будущее эфемерно, в него надо «пролезть» через узкое «отверстие» текущего мгновения. Волевые решения нацелены на одно: «Поразить врага раньше, чем он поразит меня».

В состоянии боевого настроя у настоящих бойцов становится очень сильным стремление сохранить, спасти жизнь окружающим соратникам, даже рискуя собой. И они будут спасать тебя, рискуя собой. Это психосоциальная основа сплочения и боеспособности армейского подразделения, части, всей армии.

Стремление сохранить, спасти жизнь своим солдатам руководило полковником Будановым в боях. Потому у него в полку было мало потерь. Это стремление, конечно, владело им и при встрече со снайпершей.

Психологическое, моральное напряжение командного состава вызвано еще и тем, что командир, выполняя боевое задание, посылает своих подчиненных в бой, то есть кого-то из них на смерть. Боевая и человеческая, гуманистическая задача командира - побеждать, уничтожать врагов, сохраняя жизнь своим бойцам. У офицеров во время боя часто возникает острое желание, неодолимая потребность самому идти в атаку, чтобы убивать врагов и не дать им убить, изувечить своих мальчишек-солдат. Полковник Юрий Буданов ходил в атаку.

При «боевом настрое» концентрация внимания может стать чрезмерной. Тогда психологи говорят о «сужении» сознания и внимания. Состояние с аффективно (эмоционально) суженным сознанием может стать даже патологическим (болезненным) «сумеречным состоянием». Тогда все мысли и действия человека устремлены на что-то одно. Все остальное вокруг как бы в сумерках.

После окончания аффективного состояния нередко наступает амнезия (человек не помнит ничего, что происходило, пока у него было такое состояние).

Состояние аффективно суженного сознания может оказаться полезным, к примеру, во время штыковой атаки, когда все внимание бойца концентрируется на кончике его штыка, устремленного в тело противника.

Но такое сужение сознания может стать нежелательным, если из-за него человек совершил преступные действия, казавшиеся ему в том состоянии срочно не обходим ым и.

Такое аффективное состояние «заразительно». Возникнув у одного, оно может охватить (индуцировать) окружающих, иногда очень многих людей. И все они не вполне отдают себе отчет в творимых ими действиях, а потом не могут правильно вспомнить, что же происходило с ними и вокруг них.

Агрессивно-злобное аффективное состояние может быть спровоцировано у человека в «боевом настрое» внезапным оскорблением, смертельной угрозой. Особенно сильно при этом действуют звуки детских криков о помощи, женского плача, женской ругани, звериного рычания, звуки взрывов.

Сексуальность боев

На всех войнах обилие Смерти пробуждает у многих бойцов жажду продления Жизни- не только лично своей, но и неодолимое стремление оставить Жизнь в своих потомках, продлить свой род в своих детях.

В реальной обстановке это проявляется во взрывах сексуальной страсти во время упоения победой. Боевое торжество - сексуально. Но в нашем христианском мире об этом не принято говорить, тем более писать.

Эти чело вече с кие сексуальные влечения (похожие наживотные) возникли эволюционно на заре истории человечества (и даже раньше него), чтобы на место погибших в бою незамедлительно воссоздавалось новое поколение. При этом насилуемые победителями женщины убитых врагов «присваиваются» и как бы делаются женами победителей, матерями их будущих детей.

Хорошо зная об этом, древние полководцы, если осада вражеского города затягивалась, нередко обещали своим воинам право насиловать, «владеть» женами и дочерьми врагов после победы над ними. При этом превозносились сексуальные прелести чужих женщин. И сексуальный порыв, окрыляя боевую доблесть наступавших, устремлял их к победе.

На всякой войне повышается сексуальная окраска поведения бойцов в виде чрезмерностей ненормативной (матерной) лексики, скабрезного ерничества, похабных частушек и анекдотов. Научные исследования обнаружили, что они способствуют психологической адаптации (приспособлению) к тяжелой боевой обстановке потому, что мужские сексуальные гормоны уменьшают действие гормонов стресса.

Тех, кто не может сдержать в военных условиях своих сексуальных действий, психологи называют «гиперсексуалами войны». Они могут оказаться виновными в сексуальных преступлениях.

Итак, боевая активность подчас усиливает активность сексуальную. Напротив, пассивное состояние войск в обороне, при отступлении, при расположении на обстреливаемых блокпостах, на КПП, а также при долгом перемещении в мотоколоннах по дорогам с минной опасностью, могут приводить военнослужащих к временной сексуальной импотенции (возникают «импотенты войны») или к неожиданным вспышкам извращенной сексуальности у тех, кому она не была свойственна в мирной жизни.

Эти обычно не обсуждаемые особенности военной психологии упомянуты здесь в связи с тем, что, по сообщениям прессы (из зала суда над Будановым), на трупе предполагаемой снайперши Э.Кунгаевой якобы обнаружены повреждения половых органов, нанесенные рукояткой саперной лопатки солдатами- подчиненными полковника Буданова

Если это действительно случилось, то действия солдат могут расцениваться как приступ извращенной сексуальности, возникший из-за стресса под огнем вражеского снайпера. Чувство ненависти к коварному врагу выплеснулось у них сексуальной агрессивностью. Извращенность этой агрессии солдат (имитация ими сексуального акта), видимо, связана с их временной сексуальной импотенцией, вызванной долгой беспомощностью перед убийцей-снайпером, угрожавшим смертью каждому из них.

Мораль войны?..

Важно, что психологическое состояние боевого настроя изменяет на войне систему моральных ценностей. Так абсолютная недопустимость убийства людей в мирное время сменяется в боях обязанностью убивать врагов, угрожающих смертью тебе, твоим сослуживцам и подчиненным. Об этом, как правило, не говорят, вернувшись с войны, ветераны. Одни, стараясь забыть о своих «военных бесчинствах», благодаря которым, возможно, была спасена не одна солдатская жизнь; другие - наталкиваясь на непонимание или даже отвращение не воевавших друзей к относительной «аморальности» боевых подвигов.

Война и мир во многом разные и противоречащие одно другому состояния человеческого бытия. Законодательные акты, необходимые на войне (боевые уставы, приказы, распоряжения и др.), отличаются от законодательства мирного времени. Боевые поступки с мирных позиций ни судить, ни хвалить не надо.

Сообщения журналистов с полей любой войны и мемуары пишутся всегда с учетом мирного мировоззрения и тылового морального кодекса.

Неприкрытая боевая реальность может психически травмировать штатских людей. Это и жестоко, и не заслуженно. Фронтовые события способны откровенно оценивать лишь сами фронтовики. «Военные преступления» можно судить только военными судами.

На войне в неразрешимом конфликте противостоят люди, которые принуждены стрелять друг в друга. По разную сторону фронта есть Правда, ив каждом случае своя. Этот моральный конфликт не всегда разрешим.

Недавно в Чечне я спросил западноевропейскую журналистку:

- Ведь Ваш сын служит сейчас в Косово в миротворческих войсках «Кэй-фор», и он сейчас с оружием в руках?

- Да. Он там защищает общечеловеческую мораль, чтобы никого не убивали.

- Если в Вашего сына будет целиться, чтобы убить, вооруженный мальчишка сербский или албанский, что тогда должен сделать Ваш сын? Позволить убить себя или застрелить мальчишку, чтобы потом родить Вам внуков и правнуков?

Лицо журналистки покрылось красными пятнами:

- Вечно вы русские! - крикнула она. - Всегда вы так! У вас в мыслях только смерть и убийство!. Я об этом не хочу говорить!..

Мне показалось, дай ей сейчас пистолет - не только того мальчишку, но и меня застрелит. Жизнь ее сына, конечно, была ей дороже того, что она называла «общечеловеческой моралью».

Посмотрим на проблему «морали войны» с другой стороны. Никогда не забуду, как во время боев в селе Комсомольском прапорщик-контрактник прикрыл голову камуфляжной курткой и вбежал в горевший чеченский дом. Выскочил, держа ребенка. Другой рукой тащил его мать.

Вотеще случай. За нарушение пропускного режима в ноябре 1999 года я был задержан на КПП «Кавказ-1» и посажен в тюремную будку. Ночью ударил мороз. Заместитель командира дежурившего там курского ОМОНа привел в будку арестованных боевиков, так как только наше помещение отапливалось. Он боялся, что чеченцы простудятся.

Такие случаи на войне нередки.

Говоря о «морали войны», в частности на Северном Кавказе, надо помнить, как действовал там еще в XIX веке генерал Ермолов. Решительно, беспощадно расправлялся он с воюющим противником. Но тем, кто был разгромлен в боях и сдался на милость победителям, гарантировались жизнь и сохранность имущества. Более того, перешедшие на российскую сторону горские военачальники осыпались почестями и подарками. С не-воевавшими горцами офицеры Ермолова обращались уважительно, поддерживали их экономически, защищали от бандитов.

Итак, «мораль войны», во-первых, - громить непримиримого противника, в каком бы ни был он обличии: и в боевом, и в виде «мирных» жителей, минирующих дороги, стреляющих из снайперских винтовок.

Но очень важно, что, во-вторых, надо доказательно гарантировать защиту жизни и всяческое улучшение ее мирному населению и тем, кто прекратил боевые и диверсионные действия.

Преодоление стресса

Как избавиться от мучений стресса в ожидании смерти от снайперской пули? Только выбросив, выпустив ужас из подсознания. Для этого надо сделать врага осязаемым, найти его и расправиться с ним.

Это метод снижения стресса путем, как говорят психологи, «отреа-гирования». От перенапряжения эмоций боец избавляется, ликвидируя врага. То есть активной ликвидацией злостного источника стрессового переживания и торжеством победы над ним. При этом реализуется правило «Зло рождает зло!» В нем немалый психологический смысл: накопленный страх перед злом, чтобы исчезнуть, изливается злой агрессией в поисках радости триумфа.

В Чечне познакомили меня с российским офицером, у которого был сильный стресс потому, что нескольких его солдатубил чеченский снайпер. Не в силах терпеть свое бездействие в полевом лагере, офицер стал ходить в поиск с разведчиками в горы, занятые чеченскими боевиками. После успешных боев он всегда чувствовал себя оздоровленным. Особенно когда приводил пленных.

Но видел я и то, как по-другому избавлялись от ужаса смерти, накопившегося в душе. Бессилие и отчаяние перед чеченским снайпером нередко превращались в ярость мщения плененным чеченским бойцам. Унижение своим прошлым бессилием перед снайперской пулей подчас рождало садизм.

Снайпер у чеченцев

Как о сознается чеченцами снайперская война?

Снайпер - воин-одиночка, даже если у него есть «группа обеспечения». У чеченцев, горцев Кавказа есть традиционное понятие: воин-одиночка- «абрек»- мститель, выслеживающий врага и убивающий его в одиночку. Абрек нечувствителен к холоду, к голоду, к любым невзгодам. Он «человек без нервов». Абрека уважали и побаивались.

Абрек подстерегал врага, встречался с ним один-на-один, побеждал как более достойный. Из засады в ничего не подозревающую жертву-зверя стрелял охотник, а не воин.

Потому, согласно горским обычаям, снайпер не столько доблестный воин, сколько меткий охотник. Убитый им воспринимается не побежденным противником, а убитым зверем.

Но убит-то все-таки человек. Убийство врага исподтишка умаляет в глазах чеченцев достоинства убийцы-снайпера.

Может ли женщина быть «абреком»? Конечно, нет.

Какой видят чеченцы женщину-снайпершу? Воюющая женщина узурпирует, присваивает право мужчины быть воином. Она имеет право мстить за кровную родню. Потому «женщина-снайпер» - это не хорошо! Но допустимо, терпимо, когда в семье нет достойных мстителей-мужчин. При этом женщина-снайперша - всегда неприятный укор мужчинам, особенно - не воюющим с врагом, не ставшим боевиками.

Женщина с оружием в руках (с «мужским» оружием!) в глазах чеченцев уже не совсем женщина. Ее называют «жеро». Дословно - это «вдова» (она может мстить за убитого мужа). Но в слове «жеро» есть оттенок пренебрежения, даже отвращения. Так как «жеро» еще и «женщина легкого поведения».

В слове этом слышится вопрос: «Разве может она, занимаясь не женским делом, войти в лихое мужское сообщество, сохраняя женскую честь?» И ответ: «Нет. Не может она как мужчина сражаться, и по-женски скромной, застенчивой, взяв оружие, уже не будет». Тем более не приемлемы претензии женщины-снайперши быть одиноким мстителем-абреюм.