Глава I психология боевого стресса

Есть упоение в бою...

А. С. Пушкин

Исследования боевого стресса (в реальных боях) почти не проводились. Психологов было мало. Не хватало им идти в бой в цепи с солдатами и сидеть под выстрелами на передовой.

Военные психологи работали (и работают) в частях, вышедших из боя, в штабах и тыловых подразделениях, в госпиталях, с воинами, уволенными в запас, и с документами, в которых отражено психологическое состояние воинов.

Нам приходилось изучать на первой и второй «чеченских войнах» боевой стресс. Это очень сложное изменение человеческих эмоций, самочувствия, деятельности, устремлений, образа мыслей, человеческих взаимоотношений. Здесь мы опишем лишь то, какими разными могут стать в боях воины (типологию боевого стресса). Стресс в бою бывает у одних людей благоприятным, у других — весьма нежелательным.

Боевое взросление

Один, скажем, положительный полюс боевого стресса — у обстрелянных солдат, освоивших науку воевать. Офицеры называют их «состарившимися». Солдаты зовут себя «старичками». Изменения их поведения и личности можно считать конструктивными, созидающими новые, полезные свойства психики.

Это хороший (конструктивный) боевой стресс.

«Старички» психологически ориентированы на жизнь. Они более опрятны, следят за оружием, охотно овладевают новыми его видами. В бою — устремлены на победу, чтобы выжить. К пленным и местным жителям-чеченцам - лояльны. Их страх, как правило, адекватен опасности. Смерть страшна, но она не ввергает в уныние. Убивать стало привычным.

Недавнее довоенное прошлое для «старичков» остается близким, хотя они себя чувствуют очень изменившимися.

Заметно, что «старички» более дисциплинированны, но своей, личной дисциплиной, с которой офицер должен считаться. Они более надежны в боях, командуют и подчас помыкают солдатами других психологических типов (это - фронтовая «дедовщина»).

Поначалу я был удивлен, когда еще в апреле 1995 года во время кровопролитных боев у чеченского городка Шали девятнадцатилетний солдат, один из тех, кого называли «старичками», говорил мне:

- Вернусь домой - учиться пойду.

- В военное училище?

- Нет, буду строителем.

Каждый день в их роте были и раненые, и убитые, а он — в мыслях о будущем. Надо сказать, это хороший способ психологического самоукрепления в обстановке, создающей боевой стресс.

Другой парнишка с детским лицом в сетке морщинок пожилого человека добавил:

- А я сразу женюсь. Чтобы дети были.

- Девушка есть?

- Нет. Дураком был. Несерьезно к девчонкам относился. Но теперь — выберу хорошую и женюсь.

Таких «старичков», отлично воюющих, умеющих выжить в боях, не мало было и есть на первой, и на второй «чеченских войнах». Обилие убийств, свидетелями которых они становились (а то и «виновниками»), формирует в подсознании такого типа людей (с конструктивными проявлениями стресса) не вполне осознаваемый ими протест против Смерти и, более того, стремление восстанавливать Жизнь зачатием и рождением собственных детей. Этот феномен свойственен не только людям, но и животным: после гибели многих сородичей значительно увеличивается рождаемость.

То, что солдатам на войне видится, как они когда-нибудь, став строителями, будут воздвигать красивые дома, наверно тоже не случайно.

Такие мысли могут быть сложно преобразованным в подсознании протестом против вида сотен разрушенных сельских домов Чечни, десятка городских кварталов города Грозного, стоящих руинами. (Обширные разрушения были в ходе первой «чеченской войны» из-за так называемых «точечных ударов», оказывавшимися артиллерийскими и авиабомбовыми ударами «по квадратам» - по карте. На второй войне разрушений - меньше.)

Психологами и социологами прослеживалось после войны то, что успешно воевавшие солдаты, вернувшись домой, склонны и способ-

ны к продуктивной, успешной деятельности: к работе, учебе, созданию семей.

Однако, те, что ушли воевать мальчишками без житейского опыта, возвращаясь к мирной обыденности, очень часто не умеют реализовать свой конструктивный психологический потенциал. Они хотят быть полезными и себе, и другим, но не умеют быть «мирными взрослыми». Война пробудила в них энергию, но не научила борьбе с житейскими трудностями, преодолению нудных и скучных житейских преград.

Если не помочь им в мирном жизненном обустройстве, то очень вероятно возникновение тяжкого психического состояния - «вторичного военного стресса». Он - из-за непонимания устремлений и мечтаний ветеранов войны их невоевавшими друзьями, родными и, что страшнее всего, из-за равнодушия чиновников, заведующих трудоустройством, жильем, лечением ран, учебой вчерашних солдат, молодых ветеранов войны.

Вторичный военный (послевоенный) стресс — опасен. Боевой энтузиазм солдат-мальчишек может инвергироваться (перевертываться), превращаясь в отчаяние и способность к протестному суициду (самоубийству) как мести обидчикам.

Нарушения психики

Плохой (деструктивный) боевой стресс. На другом полюсе военных изменений психики те, кто в ходе жестоких боев сделался менее приспособленным к боевой обстановке, чем был, прибыв на фронт. У них произошли деструктивные, разрушительные психологические изменения. Такое бывает нечасто. Вот несколько типов таких солдат.

«Сломавшиеся». Главная их особенность - страх. Он перестал быть боязнью, испугом, ужасом. Он стал мучением, тоской, стыдом из-за страха, болью души и болезненной тяжестью в теле. Страх гнетет. Он и днем, и во сне в сновидениях ужаса своей смерти, своих преступлений. Сны с кошмарами. Они будят ночью и не уходят из памяти днем, путаясь с военной реальностью.

«Сломавшимся» прошлая, мирная жизнь кажется такой далекой, будто ее не было. Потому, что она не сравнима с ужасом боев, а если, вспоминая прошлое, сравнивать с настоящим, то ужас станет кромешным.

Мыслей о будущем у них нет, они его боятся, так как впереди только Смерть. Стараясь не думать о ней, эти люди лишают себя представлений о будущем.

У такого солдата лицо «убитого горем» из-за снижения тонуса лицевых мышц. Из-за ослабления тонуса мышц тела возникает внешнее проявление «опечаленности»: поникшие плечи, ссутулившаяся спина, нетвердый шаг.

У «сломавшихся» бывают приступы жестокости — как правило, к слабейшим, к местным жителям, пленным чеченцам. Психика таких солдат как бы требует самоутверждения. «Сломавшиеся» ищут самоудовлетворения, самореализации и не находят их.

Для них характерно «бегство в пустой окоп». Это симптом психической депрессии, возникшей как парадоксальный ответ требованиям войны, как пассивная защита от ее ужасов. Сломавшегося солдата мучительно раздражает все: сослуживцы, приказы начальства, особенно — жестокие бои, вид трупов, крики раненых. Солдат во время затишья между боями старается уединиться в пустом окопе или еще где-либо. Но уединение также мучительно для него. Потому что наваливается тоскливый стыд и страх. «Сломавшийся» спешит обратно к боевым сослуживцам. Но с ними ему вновь невмоготу. «Сломавшийся» раздражителен и плаксив, неуклюж и начинает казаться бестолковым. Такие солдаты - легкая добыча Смерти в бою. Их легко «украсть» вражеской разведке.

При слабой выраженности изменений состояния, характерных для «сломавшихся», солдат называли «надломившимися». Если у «сломавшихся» выраженные проявления психологической депрессии, то у «надломившихся» она проявляется не ярко и не постоянно (субдепрессия).

Перед возвращением домой к мирной жизни «сломавшиеся» должны пройти психологическую реабилитацию. Но даже после реабилитации (и особенно, если ее не было) «сломавшиеся в боях» приносят домой в своих душах (в своей психике) боль войны, память об ужасах боев. Их состояние психологи (и психиатры) в городских поликлиниках диагностируют (называют): невроз, невротическое состояние, реактивная депрессия. Эти болезненные послевоенные состояния излечиваются намного труднее, чем с такими же названиями болезни «мирного» происхождения.

Главное - «сломавшиеся» ветераны нуждаются при лечении в большем терпении со стороны психологов и врачей, в большей доброте и даже в любви. И еще в прощении их несносности, раздражительности, душевной слабости.

Стараясь уйти от душевных мучений, «сломленные войной» ветераны подчас пытаются найти облегчение в алкоголе и наркотиках. Это всегда лишь усугубляет их болезненное состояние и затрудняет излечение. Иные из них склонны к самоубийству.

«Дурашливые» — еще один тип солдат с неблагополучными психологическими изменениями. Эти постоянно склонны шутить, как правило, невпопад. Дурацкие шутки их чаще беззлобны, нередко эротичны (матерны). Они шутят о своем, не вникая в смысл задаваемых вопросов, не отвечая подробно на них. Настойчивость моих расспросов в ходе психологического исследования вводит «дурашливых» в угрюмость. Прикрываясь ерничаньем, они уходят от напрягающих тем об их прошлом и будущем. Неуместная шутливость таких людей не веселит и не ободряет, а раздражает окружающих. Потом на «дурашливых» перестают обращать внимание.

Психологи называют этот вид стрессового поведения реактивной инфантилизацией (временным одитячиванием). Так невольно, не осознавая того, ведут себя люди (и животные), как бы демонстрируя побеждающему противнику, себя шаловливыми детьми, к которым нужно относиться снисходительно.

В боевой обстановке «дурашливые» дурачатся и под пулями, и на минных полях, не способные ни оценить опасность, ни укрыться от нее. Это у них не смелость, а болезненное состояние. Опытный командир откомандирует подчиненного, проявляющего неуместную дурашливость в тыловые подразделения, а лучше к психологам и медикам для лечения.

В безопасной обстановке, в госпитале «дурашливость» быстро исчезает, поведение становится нормальным. Однако, вернувшись с войны к мирной жизни, этот тип людей некоторое время проявляет психологическую слабость в житейских стрессовых ситуациях: иногда может вновь возникать чрезмерная шутливость, либо, напротив, угрюмость. Суицидальное поведение у людей этого типа маловероятно, но возможно. Это надо учитывать, оказывая им дружескую (и психологическую) помощь.

«Остервенелые». За время боев они стали отличаться застойной злобностью. Неадекватно агрессивны по отношению к другим солдатам, к старшим по званию, к местным безоружным жителям-чеченцам и пленным.

«Остервенелый» заметен среди других солдат. Взгляд злобный. Спрашиваешь такого солдата о чем-то нейтральном — у него на скулах желваки заиграли. Отвечает отрывисто, резко. О чем с ним ни заговоришь - все у него: «Суки!» и... (матерно). Рот с кривым оскалом. Наконец, обругав и меня, уходит. «Все время такой злой. Не знаем, как и говорить с ним, — замечает слышавший разговор прапорщик. — Здесь, на войне, таким он стал. Раньше был спокойным парнем».

Офицеры рассказывали, что в обстановке боя чрезмерная злобность лишала «остервеневших» возможности трезво осмыслить ситуацию, вовремя укрыться от огня противника.

Злоба, вытесняя страх, лишает «остервенелых» осторожности в боевой обстановке. Их, отчаянных, легко подстрелить, у них больше шансов напороться на вражескую пулю, на осколок снаряда, на мину.

Гнев мобилизует физические силы, концентрирует внимание на противнике, уменьшает чувствительность к боли. Это полезно в борьбе с врагами. Но зачем возникает остервенелая озлобленность ко всем - и к врагам, и друзьям?

Природой в ходе развития (эволюции) животного мира сформирован механизм «включения в боевой обстановке» озлобленности (без страха), толкающий людей (и животных) навстречу даже непобедимому врагу, это значит- на смерть. Так возникает «жертва-смертник». Погибая в борьбе с сильнейшим противником, «смертник» может нанести ему раны или хоть задержать ненадолго ценой своей жизни нападение врага на свою семью, на свой отряд (на свою стаю - у животных), тем самым дать время своим убежать, укрыться.

Но гибель «остервенелых» бойцов на современной войне с ее технологией убийств, наверно, всегда бесполезна.

Опытный командир, заметив неукротимую злобность у подчиненного, не должен использовать его в боевых операциях и, если может, откомандировать в тыловое подразделение.

За редким исключением (когда злоба — симптом психического заболевания) «остервеневшие» в боях- отходчивы. Вернувшись в мирную жизнь, они довольно скоро освобождаются от постоянной озлобленности. Но внезапный гнев и дома может взрываться у них в любой стрессовой, нервно-перенапрягающей обстановке. После таких вспышек неглупых людей мучает раскаяние. Оно может протаптывать дорожку к накоплению психической депрессии и через нее к суициду (самоубийству).

Для избавления от приступов «остервенения» ветеранам войны надо учиться и уметь вспоминать в критической обстановке: «Мои вспышки гнева всегда избыточны, почти всегда- неуместны. Лучше отойду от обидчика, раз не могу сдержать свой гнев». Владеть эмоциями помогают специальные психологические тренинги.

«Открытие на крови»

Возникает вопрос — часто ли боевая обстановка, вид смерти, страх смерти делают бойцов «сломавшимися», «дурашливыми», «остервенелыми». Нет - не часто. Даже после продолжительных, тяжелых боев у солдат, офицеров могут не возникнуть эти болезненно-стрессовые состояния.

Мне (автору) пришлось увидеть многих российских солдат в таких состояниях в самом начале первой «чеченской войны», в апреле-мае 1995 года. Почему их было много? Потому, что тогда в Чечню были введены плохо подготовленные и, главное, плохо то, что «сводные», то есть укомплектованные «с бору по сосенке», бригады, полки российской армии.

Вот что пишет о них (но уже в 2001 году) «окопный генерал» Геннадий Трошев:

«Во-первых, стало ясно, что войска просто не готовы действовать в подобных ситуациях, выполнять несвойственные им функции. Требовалась подготовка по специальной программе.

Во-вторых, сказывалось то, что все подразделения в составе сводных отрядов были сборными (на 80%), не прошли полный курс обучения и боевого слаживания. А что такое боевое слаживание? Это значит, что экипаж танка или БМП должен быть единой крепкой семьей, где все понимают друг друга с полуслова. Тот же механик-водитель, например, обязан мгновенно улавливать, куда вести боевую машину, где остановиться, где поддать газу, как помочь наводчику точно прицелиться и выстрелить. Что происходит с семьей, когда супруги, знакомые всего несколько дней, попадают в сложнейший житейский переплет?! Неизбежны, как минимум, ссоры и истерики, а то и полный разлад. У боевого экипажа финал страшнее - смерть»*.

Смерти было много. Боевые потери были очень большими: в некоторых ротах до 70—80% личного состава. Такое может быть при разгроме, при уничтожении окруженных войск, но не в стабильно воюющей, не в наступающей на слабейшего противника армии.

Отчего это случилось в Чечне? Сначала там в январе 1995 года огромные потери «живой силы» были из-за отсутствия боевой слаженности, из-за боевой и технической неподготовленности войск, из-за шапкозакидательского отношения высшего военного командования России к боевым действиям. И сейчас помнится: «...четырьмя батальонами десантников за 4 часа!» Так хотел победить чеченцев и стать маршалом министр обороны России П.С. Грачев. (Его роль в начале и в ходе «чеченской войны» не так проста!)

Тогда, в самом начале первой «чеченской войны», главной причиной массового возникновения деструктивно-стрессовых состояний у российских солдат стало обилие Смерти: изуродованные трупы очень многих еще недавно живых сослуживцев, крики и кровь раненых боевых друзей.

Потом в боях возникал «порочный круг» — страшная картина множества убитых и раненых способствовала нарушению психики. Бойцы становились «сломленными», «дурашливыми», «остервенелыми» - и оказывались легкой добычей смерти от вражеских пуль, умножая страшные картины, вводившие в эти состояния все новых и новых солдат-мальчишек, пока еще живых, но начавших скатываться на роли как бы жертв-смертников.

Такое, пожалуй, невозможно увидеть ни в Чечне после мая-июня 1995 года, ни в других современных военных конфликтах. Вряд ли столь вопиющие боевые потери и массовые нарушения психики еще живых солдат встречались в прошлых победных войнах. В первые месяцы боев в Чечне с чеченцами сражались взвода и роты с множеством «сломленных» (депрессивных), «дурашливых» (инфантилизировавшихся), «остервенелых» (впавших в брутальное состояние) солдат. Их массу цементировала боевая стойкость «старичков» (солдат, ставших опытными и обстрелянными) и истинный героизм офицеров.

Обнаруженная нами психологическая обстановка была научным «открытием на крови» погибших российских солдат.

Уже в мае-июне 1995 года недостаточно подготовленные части и подразделения российских войск были заменены в Чечне боеспособными. Началась «нормальная» война. Возникновения деструктивных форм боевого стресса стали нечастыми. Но и сейчас, и всегда необходимо своевременно замечать людей с проявлениями «сломленности», «дурашливости», «остервенелости», выводить их из боевой обстановки, психологически реабилитировать.

После возвращения домой надо им помогать сохранять нормальное психологическое состояние.

Боевой стресс 1-го, 2-го, 3-го рангов
(этот раздел только для специалистов по психологии боевого стресса)

В чем же «открытие», которое оказалось возможным сделать в первые месяцы «чеченской войны»? Предельно кратко опишем его.

Смелые и интересные психологические исследования проводились в январских боях 1995 года в Грозном*:

Трошев Г.Н. Моя война. Чеченский дневник окопного генерала. - М.: ВАГРИУС, 2001.-С. 15.

См. Лысиков П.Т. Психологическое обеспечение служебно-боевой деятельности... //Психологические обеспечение профессиональной деятельности сотрудников внутренних дел и внутренних войск МВД России. - М., 2000. - С. 65-75.

«На примере одного из эпизодов боевых действий в г. Грозном мотострелкового полка МО РФ еще в январе 1995 года можно проследить динамику психических состояний военнослужащих при служебно-боевой деятельности острой психотравматизации факторами интенсивного воздействия. Практически с началом огневого воздействия боевиков, отличавшегося значительной интенсивностью, эффективностью поражения и масштабностью применяемых боевых средств, значительная доля военнослужащих потеряла не только боеспособность, но и контроль своих собственных действий и поведения. Результатом этого стала частичная потеря управления подразделениями и значительные боевые потери личного состава. Офицеры вспоминали об ощущении полного апокалипсиса, справиться с которым им (по их мнению) помогла ответственность за жизни подчиненных. Попытки восстановить управление подразделением первоначально имели лишь частичный успех, так как четко прослеживались две основные категории военнослужащих, которые независимо от противоположного типа реагирования на ситуацию, не могли действовать адекватно. Первая (условно - «взорвавшиеся») - военнослужащие, чьи действия характеризовались гиперактивностью, беспорядочной стрельбой, метаниями и другими реакциями взрывного типа. Вторая (условно - «парализованные») - те, чье состояние можно охарактеризовать как струпор. Вместе с тем, в первые минуты боя наибольшее количество потерь было среди тех, кто, справившись с первыми реакциями, начал действовать адекватно требованиям боевой ситуации, то есть: «вести прицельный огонь на поражение после обнаружения огневых точек противника, оказывать помощь и эвакуировать раненых и тела убитых. Так как они стали представлять угрозу для боевиков, тем самым оказывались объектом их огневого воздействия. Не меньшее количество потерь было и среди «взорвавшихся», которые своей гиперактивностью легко себя обнаруживали и становились мишенями. Постепенно (приблизительно после часа боя) именно из категории «парализованных» начинали появляться бойцы, чьи реакции приобретали относительно адекватный характер. Они начинали вести прицельный огонь, выполнять команды, действовать осмысленно и достаточно адаптивно. Вместе с тем, из оставшихся в живых около одной трети личного состава не были способны вести боевые действия по причине явных психогенных расстройств. Проявления, полученных ими психических травм, были практически идентичны: подавленность, отрешенность от происходящего, глубокий аутизм, почти полное отсутствие вербального контакта с окружающими. Этих военнослужащих после занятия круговой обороны вынужденно содержали вместе с ранеными и телами убитых под присмотром раненого офицера. Постепен-

но, по истечении суток, определенная часть психотравмированных бойцов начинала приобретать адекватное реагирование и возвращалась в строй»*.

Объединив результаты этих наблюдений с нашими**, кратко опишем первоначальный боевой стресс. Мы называем его боевым стрессом 1-го ранга.

Известно, что при внезапной и большой опасности, люди ведут себя по-разному: одни активны, возбуждены, другие — напротив, пассивно замирают. Так по-разному «включаются», «срабатывают» врожденные программы поведения при стрессе (см. таблицу на стр. 18).

Одни «активно реагирующие» солдаты в первых для них боях могут, подвергая себя ненужной опасности, метаться, беспорядочно стрелять, бежать без команды «На врага!» или, напротив, панически спасаясь (действовать неконструктивно). Их называют «взорвавшимися».

Другие «активные» даже в первом для них бою, быстро справившись с первоначальной дезориентацией (потерей ориентировки) начинают смело действовать соответственно боевой обстановке и приказам командира, ведут прицельный огонь, помогают раненым. Их можно назвать «отважными».

У тех солдат, кто становятся «пассивными» в бою, так же наблюдается два типа поведения. У одних - в боевой обстановке - психологическая подавленность, отрешенность от происходящего, почти полная утрата способности говорить и понимать, что им говорят. Их условно называют «парализованными», у них — неконструктивное поведение. Во время боя их надо содержать вместе с ранеными. И быстрее выводить из боя.

Другие, первоначально «пассивные», осмотревшись как бы притерпевшись к боевой обстановке начинают прицельно стрелять, прислушиваясь к командам офицера. Но выполняют их не сразу - замедленно. Они - «осмотрительные» (с конструктивной пассивностью).

Еще на первой мировой войне Эрнст Кречмер заметил активное и пассивное поведение солдат, назвав их «двигательной бурей» и «мнимой смертью»***.

Все это эмоционально-поведенческие проявления боевого стресса 1-го ранга, когда в психике и во всем теле человека мобилизуются, как по пожарной тревоге (alarm), «поверхностные адаптационные резервы»,

* См. Лысиков П.Т. Психологическое обеспечение... - С. 69-70. ** Китаев-Смык Л.А. //Архетип. - 1995, № 2; 1996, №2. *** Кречмер Э. Об истерии. - М.; Л.: ГИЗ, 1928.

которые у каждого из нас «всегда наготове». Каждый при внезапном стрессе станет «активным» либо «пассивным».

Долго находясь в боях, большинство солдат, остающихся в строю (не раненых, не убитых) и вернувшихся в строй после заживления ран, становятся «отважными» либо «осмотрительными».

Но могут быть и такие, у кого пассивность поведения нарастает, превращаясь в болезненное состояние. Их называют «надломившимися». Одни — несколько напряжены, другие — расслаблены. У них боевой стресс 2-го ранга*.

При этом бывают нежелательные, можно сказать, болезненные нарушения общения и служебных взаимоотношений. Стресс 2-го ранга это еще и начало разных телесных «болезней стресса»: артериальной гипертонии, стенокардии, гастрита, язвенной болезни желудка и кишечника и др. При этом, конечно, заметно снижаются выносливость и боеспособность солдат и офицеров. Целесообразно их, если нет возможности госпитализировать, то хотя бы отправить в тыловые подразделения.

Военнослужащие с начинающимися болезнями из-за стресса 2-го ранга, как правило, попадают на излечение к медикам. Но для быстрейшего возвращения в строй их надо не только лечить, но и интенсивно психологически реабилитировать.

Крайне неблагоприятное психологическое действие на солдат больших боевых потерь в январе-апреле 1995 года в Чечне создавало у многих из них психологическое состояние, в котором они не только лишались боеспособности, но и вели себя так, что могли стать легкой добычей для вражеских пуль. «Сломавшиеся», «дурашливые», «остервенелые», - те, у кого возникал боевой стресс 3-го ранга.

Спросим не «От чего он возникает?», а — «Зачем он?». Какую психологическую, биологическую функцию он выполняет? Отвечая предельно кратко, можно сказать, что при третьем ранге стресса самоубийственно уничтожаются те, у кого невыносимый стресс**.

Когда становишься свидетелем боевого стресса 3-го ранга, тяжелейшего стресса (в мирной жизни его не встретишь), то возникает впечатление, что Природа «включает» психологические социальные и физиологические механизмы уничтожения (самоуничтожения!) тех, кого поражает и нестерпимо мучает стресс. Зачем?

* О рангах стресса читайте монографию: Китаев-Смык Л.А. Психология стресса. - М.:

Наука, 1983. ** См. подробнее Китаев-Смык Л.А. Открытие на крови //Архетип. 1996, № 2. - С. 5-8.

Схема. "Эмоциональный субсиндром стресса"

Может быть, так действует природный (зооантропологический) механизм селекции (очистки) с «выбраковкой» и самоуничтожением тех, кто не способен переносить и терпеть ужасы и тяготы войны? Быть может, это невольное самоубийство должно происходить с пользой для остающихся в живых, то есть тех, для кого стрессовая обстановка еще не столь мучительна и губительна?

Этология (наука о поведении животных) свидетельствует о том, что такое самоубийственное поведение бывает и в животном мире.

Разные формы стрессового поведения животных в экстремальных ситуациях сопоставлены нами с проявлениями боевого стресса 3-го ранга (с глубинной депрессией «сломавшихся», инфантилизацией «дурашливых», брутальной агрессивностью «остервеневших»).*

Наверное, отражение в фольклоре динамики стресса 3-го ранга можно встретить в анекдоте о Чапаеве:

Петька спрашивает: «Почему ты не женат, Василий Иванович?» Чапаев отвечает: «Был женат. Жена капусту резала - палец порезала. Очень мучилась - пришлось пристрелить».

При стрессе 3-го ранга природа выступает в роли «Чапаева». Персонаж этого анекдота ликвидирует стрессовую ситуацию, уничтожая тех, кто чувствует, переживает непереносимый стресс, когда и терпеть его уже невозможно, и удалить никак нельзя того, кто стресс создает и то, что его вызывает.

Надо сказать, что боевой стресс 3-го ранга бывает в виде патофизиологических (внутрителесных) проявлений. Во время Великой Отечественной войны описаны случаи, когда в тяжелейших условиях разгрома, отступления, плена у ранее совершенно здоровых солдат очень быстро возникала язва желудка размером с ладонь, гипертония более 280/150 мм ртутного столба. Эти люди умирали.

К счастью, такой стресс и на войне, и в мирной жизни бывает очень редко. И, наверное, всегда стресс 3-го ранга выходит из ведения психологов. Его лечат врачи, а диагностируют — патологоанатомы. Намного более эффективным было бы комплексное лечение фронтовых «болезней стресса 3-го ранга» с участием не только врачей, но и психологов, специалистов по боевому стрессу. Но много ли найдешь их в России.

Следует сказать, что стресс 3-го ранга с «самоуничтожительными» тенденциями проявляется и в общении людей. Особенно у тех, кто скло-

06 этом можно прочесть в журнальных публикациях книги Л.А.Китаева-Смыка «Психология чеченской войны»: Архетип. 1995, № 2; 1996 №№ 2-А\ 1997, № 1; Солдат удачи. 1995, № 12; 1996, № 2; Дружба народов. 1996, № 2; Московский комсомолец. 10 октября 1996 и др.

нен к девиантному («отклоняющемуся», а попросту, преступному) поведению, если их «допекут» обстоятельства жизни. Это убийства и самоубийства при так называемом «беспределе». И криминальные «мо-крушные разборки» со взаимным уничтожением (практически с самоуничтожением) конкурирующих криминальных группировок.

Не будем обсуждать здесь эти явления, хотя похожие мы видели на первой «чеченской войне» в социальной среде комбатантов.

В заключение этого раздела, можно сказать, что лишь немногим военным психологам довелось увидеть боевой стресс 3-го ранга. Дай Бог, им его не встречать. Но знать о нем - надо.