Глава 18. О распорядительных правах незаконного владельца

 

Еще 15 лет назад фигура незаконного владельца не признавалась в судебной практике. С тех пор какие-то довольно робкие шаги по легализации фактического владельца сделаны. Одним из таких шагов можно считать Постановление Конституционного Суда РФ от 21 апреля 2003 г.

Теперь не только позитивным правом, но и высшей судебной инстанцией прямо признано незаконное владение (пусть только в виде добросовестного и с упоминанием "прав добросовестного приобретателя" без указания, впрочем, хотя бы одного из этих прав в связи с их отсутствием), и вполне игнорировать владельца уже затруднительно.

Понятно, однако, что Постановление КС РФ от 21 апреля 2003 г. только открывает путь к юридическому освоению владения, но никак не завершает его.

Одним из аспектов, который до сих пор не привлекал большого внимания, является вопрос о праве незаконного владельца на совершение сделок относительно той вещи, которая находится в его владении.

Показательно такое дело.

Д. застраховал автомобиль "Ауди-А6" на случай хищения в ОАО "Военно-страховая компания" в ноябре 2001 г. В апреле 2002 г. застрахованный автомобиль был похищен. После отказа страховщика выплатить страховое возмещение Д. обратился в суд с иском о взыскании страхового возмещения, процентов за пользование чужими денежными средствами и возмещении морального вреда.

В суде страховщик заявил встречный иск о применении последствий ничтожной сделки, сославшись на то, что застрахованный автомобиль не прошел таможенного оформления и потому не мог быть застрахован. Мещанский районный суд г. Москвы в иске о выплате страхового возмещения, процентов и морального вреда отказал, а встречный иск удовлетворил, указав, что договор страхования является незаконным "в силу того, что предметом данного договора является автомобиль, не прошедший установленного законом таможенного оформления и в связи с этим не являющийся объектом гражданских правоотношений, в отношении которого могли бы заключаться гражданско-правовые сделки". Суд в порядке реституции вернул страхователю страховой взнос.

Добросовестность владельца, насколько видно из решения суда, под сомнение не ставилась.

Как и во многих других случаях, не прошедшие таможенного оформления транспортные средства оказались не только средствами передвижения, но также и средством введения в судебную практику темы незаконного владения, на этот раз - в аспекте распорядительных возможностей незаконного владельца.

Конечно, судом допущена очевидная ошибка. Незаконное владение само по себе не влечет утраты вещью оборотоспособности. Свойство вещи быть объектом гражданских правоотношений зависит от качеств самой вещи, а не от того, кому она принадлежит. Например, ядовитые или радиоактивные вещества ограничены в обороте по своим собственным качествам. Эти качества указываются в соответствующих законах именно как качества вещи <1>, а не как свойства их собственников или владельцев.

--------------------------------

<1> О том, что избираемые законом качества вещи отражают ее социальность, отношения между людьми, уже говорилось. Радиоактивность, кстати, будучи физическим свойством, важна для людей, что вполне очевидно.

 

Нетрудно убедиться, что добросовестное приобретение вещи, изъятой из гражданского оборота, невозможно. Ведь любой приобретатель такого рода вещи не может не знать, что отчуждать и приобретать ее нельзя, а значит, он всегда недобросовестный. Так, никогда не может быть добросовестного приобретения наркотиков, не используемых в медицинских целях. Не может быть добросовестным приобретение оружия, взрывчатки и т.п. лицом, не имеющим полученного от компетентных органов разрешения на их приобретение. Этот вопрос, кажется, вполне ясен.

Понятно, что автомобиль - это товар, не изъятый из оборота и даже не ограниченно оборотоспособный. Понятно также, что если мы рассматриваем владельца вещи как добросовестное лицо, то тем самым мы не можем рассматривать приобретенную им вещь как изъятую из оборота или ограниченную в обороте вещь, в отношении которой не могут совершаться сделки.

Следует, видимо, отметить, что ошибочный довод о том, что нерастаможенные товары (а также, надо полагать, арестованные) изъяты из оборота, и ранее приводился защитниками неограниченного действия ст. 131 ТК РФ (1993 г.), запрещающей распоряжение товарами, не прошедшими таможенного оформления. Эту ошибку можно интерпретировать и как признание того, что более убедительных средств против добросовестного владения в действующем праве не обнаружено. Но завершить анализ дела лишь указанием на неверную мотивировку судебного решения, конечно, было бы преждевременно.

На самом деле попытка прибегнуть к расширительному толкованию ст. 129 ГК таит иную проблему - распорядительных возможностей незаконного владельца. Проблема эта довольно обширна и практически не затронута теорией.

Рассмотрим, раз уж мы коснулись страхования, вопрос о праве на страхование вещи, находящейся в незаконном владении. Ключевым является вопрос о наличии или отсутствии страхового интереса. Для того чтобы сориентироваться в этом вопросе, попробуем понять, имеется ли у владельца интерес в вещи <1>, ведь понятно, что права у него нет. Право на вещь остается у собственника, который лишен владения.

--------------------------------

<1> Я не вижу оснований отходить от принятой большинством цивилистов концепции страхового интереса как юридической связанности, имущественного права (будущего права). Эта концепция противостоит отождествлению страхового интереса с материальной сохранностью вещи (см., например: Цитович П.П. Очерк основных понятий торгового права. М., 2001. С. 332; впрочем, П. Цитович не высказывается достаточно определенно; Брагинский М.И., Витрянский В.В. Договорное право. М., 2002. Книга третья: Договоры о выполнении работ и оказании услуг. С. 538; Шершеневич Г.Ф. Курс торгового права. М., 2003. Т. II: Товар. Торговые сделки. С. 324. Вопрос подробно рассмотрен В. Серебровским в цитируемой далее работе).

 

Нет сомнения, что мы можем описать интерес в вещи как будущее право, поскольку речь идет о добросовестном владельце, ведущем приобретение для давности. Понятно, что если вещь погибнет, то владелец не сможет приобрести ее в собственность по правилам ст. 234 ГК, что следует рассматривать как невыгодные последствия в том смысле, как это принято в страховом праве. Размер выгоды равен в этом случае стоимости вещи. На мой взгляд, этого уже достаточно, чтобы признать за добросовестным владельцем интерес, достаточный для страхования. Страховой интерес добросовестного владельца, насколько известно, никогда и не подвергался сомнению <1>.

--------------------------------

<1> Серебровский В.И. Очерки советского страхового права // Избранные труды по наследственному и страховому праву. М., 2003. С. 374.

 

К сожалению, в п. 2 информационного письма ВАС РФ от 28 ноября 2003 г. N 75, где рассматривается аналогичный казус со страхованием автомобиля, не прошедшего таможенного оформления, суд ушел от определенного суждения о том, содержит ли добросовестное незаконное владение само по себе страховой интерес, и сослался на то, что страховщик должен был проверить, имелся ли у страхователя интерес в сохранении автомобиля "при заключении договора страхования" <1>.

--------------------------------

<1> Вестник ВАС РФ. 2004. N 1. С. 81.

 

Притом что само решение, в отличие от приведенного выше решения Мещанского суда г. Москвы, вынесено против страховщика, его мотивировка все же недостаточна для решения вопроса о наличии страхового интереса. Ведь если интерес в сохранении автомобиля у добросовестного владельца "в момент заключения договора страхования" имеется, то он, надо полагать, не может исчезнуть при отпадении доброй совести, т.е. при обнаружении того, что на самом деле автомобиль приобретен с нарушением закона. Интерес - все же объективное, а не субъективное понятие. Кроме того, для приобретения для давности отпадение доброй совести не существенно; она необходима лишь в момент приобретения. Соответственно и интерес в сохранности вещи (будущее право) не исчезает при обнаружении незаконности приобретения вещи. Однако из текста письма ВАС РФ следует, что если страховщик обнаружит незаконность приобретения имущества, то он должен отказать в заключении договора страхования, а если не обнаружит, то не вправе затем ссылаться на отсутствие интереса. Тем самым проблема переводится скорее в плоскость презумпций и доказывания (так и сформулирован тезис <1>), тогда как вопрос должен быть решен положительно как вопрос материального права.

--------------------------------

<1> Там же см. предписание: "При возникновении спора о действительности договора страхования имущества в связи с отсутствием интереса у лица, в пользу которого заключен договор, обязанность доказывать отсутствие интереса лежит на лице, предъявившем требование".

 

Это приводит нас к обсуждению страхового интереса у владельца, не имеющего доброй совести с момента приобретения вещи. По смыслу ст. 234 ГК он не может считаться субъектом будущего права, хотя концепция развития законодательства о вещном праве вполне обоснованно предлагает расширение действия приобретательной давности на владельцев без доброй совести. И тем не менее мы должны признать за ним право на защиту владения хотя бы потому, что иначе нам придется признать возможность неограниченного самоуправства, что принципиально недопустимо и, судя по юридической литературе, не признается никем, даже самыми убежденными противниками защиты владения. А если мы хотим считаться цивилизованными и признаем защиту фактического владения, то мы должны признать и интерес в самом сохранении вещи. Действительно, если собственник утратил владение и не может его вернуть, то необходимо найти лицо, которое будет нести социально важное бремя сохранности вещи, ведь общество в целом заинтересовано в том, чтобы имущество, национальное достояние не уничтожалось. Таким лицом, естественно, будет фактический владелец.

Но сохранение вещи, поддержание ее в исправном состоянии включает, помимо права на собственные действия, также и возможность обратиться к помощи иных лиц для той же цели. Эта помощь может быть оказана лишь посредством договоров (хранения, охраны, подряда и др.). Признав интерес фактического владельца в сохранности вещи, мы тем самым признаем и право на заключение договора страхования.

Действительно, страховой интерес увязывается не только с правом, но и с имущественным благом, понятие которого, конечно, шире права. Говорится также о "юридической связанности" <1> - этот термин избран для того, чтобы выйти за рамки права. Само по себе наличие страхового интереса необходимо для отграничения данных отношений от сделок игр и пари, когда судьба имущества рассматривается лишь как повод для вознаграждения <2>. Понятно, что фактический владелец, относясь к имуществу как собственному, никак не может рассматривать его сохранность как повод для игры. Вполне поддается объективному расчету и размер страхового интереса, увязываемый со стоимостью вещи, тогда как в играх и пари сумма выигрыша лишена материального основания и определяется субъективно.

--------------------------------

<1> Серебровский В.И. Страхование // Избранные труды по наследственному и страховому праву. С. 492 - 493.

<2> Там же. С. 490.

 

Наконец, другой критерий, отграничивающий страховой интерес, состоит в том, что он "не противоречит воззрениям данного правопорядка" <1>.

--------------------------------

<1> Серебровский В.И. Очерки советского страхового права. С. 386.

 

Кажется, скорее именно этот довод затрудняет признание за незаконным владельцем страхового интереса. Если это так, то придется в очередной раз отметить неудачность термина "незаконное владение". Незаконность владения состоит, как известно, лишь в том, что оно ведется не по воле собственника. Но это не означает противоправности. Речь идет в точном смысле слова об отсутствии правоотношений владельца с собственником. Поэтому и взыскание по виндикационному иску (в рамках которого и возникает понятие незаконного владения (ст. 301 ГК)) не является формой ответственности.

Поскольку незаконное владение защищается (п. 2 ст. 234 ГК), оно рассматривается правом как самостоятельная юридическая ценность, причем ценность высшего, гуманистического порядка, о чем уже многократно говорилось применительно к владельческой защите как таковой, достаточно сослаться хотя бы на К. Савиньи, Р. Иеринга и И. Покровского. Тот факт, что отечественное право долгое время не удостаивало владения защиты, говорит не против владения, а скорее против такого права. Поэтому нет оснований считать фактическое (незаконное) владение неправомерным, противоправным. Стало быть, и в этом отношении у нас нет препятствий признавать за незаконным владельцем страхового интереса.

Можно достаточно уверенно заключить, что добросовестный (и незаконный, естественно) владелец во всяком случае имеет право страховать вещь, находящуюся в его владении, независимо от того, утрачена ли им добрая совесть к моменту страхования, поскольку приобретение по давности владения требует наличия доброй совести лишь в момент получения вещи во владение. Полагаю, что то же самое можно сказать и вообще о незаконном владельце независимо от наличия у него доброй совести в момент приобретения вещи и независимо от того, имеет ли он право на приобретение собственности по давности.

Соответственно, страховщик не вправе оспаривать этот договор по мотиву отсутствия права на вещь у страхователя.

Этот вывод позволяет обнаружить, что в некоторых отношениях незаконный владелец имеет более широкие распорядительные возможности, чем законный. Например, арендатор имеет страховой интерес не в сохранности вещи, а лишь в размере получаемых от арендованной вещи доходов. Поэтому и право на страхование арендатором (законным владельцем) риска гибели вещи в свою пользу вызывает сомнения <1>.

--------------------------------

<1> Подробнее см.: Фогельсон Ю. Страховой интерес при страховании имущества // Хозяйство и право. 1998. N 9. Страхование арендатором вещи в пользу собственника является правомерным, хотя бы арендатор и нес ответственность за сохранность имущества по договору аренды (п. 3 информационного письма от 28 ноября 2003 г. N 75 // Вестник ВАС РФ. 2004. N 1. С. 81). В другом деле высказана позиция: хотя владелец автомобиля получил владение по недействительной доверенности, такое владение тем не менее дает право требовать страхового возмещения. В данном случае отсутствует противоправное завладение автомобилем, которое является незаконным владением для целей страхования (Постановление Президиума ВАС РФ от 6 февраля 2007 г. N 10950/06). Можно, следовательно, предположить, что незаконное владение в силу недействительности сделки не является порочным в отношениях со страховщиком.

 

Тесно связан с правом на страхование вопрос об отношениях владельца к причинителю вреда имуществу, находящемуся в незаконном владении.

Тот факт, что закон прямо не увязывает право на возмещение вреда с правом собственности потерпевшего, а говорит лишь об "имуществе лица", позволяет, видимо, утверждать, что правом на возмещение вреда, причиненного имуществу, обладают не только собственники <1>.

--------------------------------

<1> Ю. Фогельсон отмечает, что причинитель вреда (рассматривается случай дорожно-транспортного происшествия) "должен возместить потерпевшему вред не потому, что нарушил его право, а потому, что причинил ему вред своими неправомерными действиями" (Фогельсон Ю.Б. Избранные вопросы общей теории обязательств: Курс лекций. М., 2001. С. 144).

Далее автор рассуждает об обязанностях перед обществом, отличных от субъективных обязанностей (Там же. С. 144). Я вполне согласен с Ю. Фогельсоном, что третьи лица не имеют перед собственником обязанности не нарушать его права - этот вопрос уже рассматривался выше. Но, думаю, не следует говорить и об обязанностях перед обществом тогда, когда речь идет о запретах. Запрет и обязанность все же не тождественны. В частности, там, где действует запрет, нет того управомоченного лица, в том числе и в виде общества или публичного органа, представляющего общество, которое может потребовать исполнения обязанности. Значит, нет и обязанности. Есть только ответственность за нарушение запрета.

 

Очевидно, что если рассматривать деликтную ответственность как регулятор поведения не только возможных нарушителей, но и потерпевших, то мы должны все же признать, что решение, отрицающее права незаконных владельцев из деликта, вступит в противоречие с самим назначением ответственности за причиненный вред.

Необходимо учитывать, что именно владелец - то лицо, от поведения которого в значительной мере зависит возрастание или уменьшение опасности причинения вреда имуществу. Если бы было верным предположение, что причинитель вреда не несет ответственности перед незаконным владельцем (тогда лицом, обладающим правом на взыскание, был бы исключительно собственник), то владелец был бы вынужден принимать дополнительные, превышающие обычные меры по охране имущества, предотвращению различных рисков и т.д. Но эти издержки были бы со всеми основаниями предъявлены собственнику в счет полученного им возмещения, что вступило бы в явное противоречие с интересами самого собственника.

Кроме того, и это представляется более важным, владелец должен иметь возможность преследования от собственного имени нарушителя, включая сбор доказательств, предъявление исков, выбор форм защиты и т.д. Учитывая, что сама по себе ситуация незаконного владения предполагает отсутствие или пассивность собственника, допустившего утрату владения, признание за отсутствующим собственником исключительного права на деликтный иск повлечет практическую безответственность нарушителя, что несовместимо с самим понятием правопорядка и защиты гражданского оборота и гражданского мира.

Следует обратить внимание на то, что владение является традиционным объектом, защищаемым от деликтов в германском праве. При этом говорится именно о защите "ценностей" <1>, а фактическое владение, несомненно, ценностью является. Французское право настолько широко толкует понимание вреда, что достаточно ухудшения имущественных перспектив потерпевшего, чтобы возникло право на деликтный иск <2>.

--------------------------------

<1> Цвайгерт К., Кетц Х. Введение в сравнительное правоведение в сфере частного права: В 2 т. / Пер. с нем. М., 1998. Т. 2. С. 366.

<2> Там же. С. 390. Следуя традиции ФГК (ст. 1382), ГК Квебека говорит о "причинении вреда другим лицам" (ст. 1457). Такая формулировка концентрирует внимание на противоправных действиях в отношении потерпевшего, что как раз и характеризует защиту фактического владения.

 

В рамках советского правопорядка А.В. Венедиктов, вообще не жаловавший институт владения, допускал взыскание убытков, причиненных фактическому владельцу "самоуправными действиями нарушителя его владения" <1>.

--------------------------------

<1> Венедиктов А.В. Избранные труды по гражданскому праву: В 2 т. М., 2004. Т. II. С. 350.

 

Единственное возможное возражение состоит в том, что незаконный владелец, обладая лишь физической властью над вещью, над ее материальной субстанцией, до истечения срока приобретательной давности не имеет права на ее стоимость, меновую ценность. С этой точки зрения получение им компенсации в размере стоимости вещи оказывается лишенным правового основания. Это возражение снимается, однако, тем, что между владельцем и собственником существуют отношения, подчиняющиеся нормам о неосновательном обогащении. В рамках этих отношений и следует регулировать распределение сумм, полученных от причинителя вреда. В частности, владелец вправе, конечно, зачесть необходимые расходы на содержание вещи, на преследование нарушителя и т.п. Если его лишить этого права, то, как нетрудно понять, никакие суммы с нарушителя вообще не будут взысканы, если затем предполагается кондикционный иск.

Собственник соответственно вправе получить суммы, полученные от причинителя вреда, за вычетом необходимых расходов.

Если возмещение вреда состоит в предоставлении иного аналогичного имущества, то владелец становится его собственником до истечения срока приобретательной давности, но не освобождается от обязательств перед собственником из неосновательного обогащения.

В качестве казуса должен быть рассмотрен и случай причинения вреда (уничтожения вещи) самим собственником. В этом случае, надо полагать, собственник несет деликтную ответственность перед владельцем на общих основаниях. А принадлежащее собственнику право уничтожения вещи следует признать утраченным вместе с утратой им владения <1>. В этом случае собственник, на мой взгляд, лишается и права на кондикционный иск постольку, поскольку вред им причинен виновно и тем самым он обнаружил отсутствие интереса в вещи.

--------------------------------

<1> В этом выводе не будет ничего необычного, если иметь в виду, что и возможность отчуждения утрачивается вместе с утратой владения (подробнее вопрос рассматривался выше).

 

Следующим является вопрос о праве незаконного владельца на совершение сделок с имуществом.

Ранее уже говорилось, что признанный законодателем интерес владельца в сохранности вещи дает ему право совершать сделки, направленные на сохранение вещи и поддержание ее в исправном состоянии. Кроме страхования здесь можно указать на договоры хранения (охраны), подряда, перевозки.

Некоторая, впрочем, достаточно отдаленная параллель этой теме прослеживается в споре между судебным приставом <1> и хранителем, который растратил переданное ему на хранение арестованное имущество и отказался возмещать убытки.

--------------------------------

<1> Судебный пристав, как говорилось выше, не является законным владельцем; впрочем, и незаконным он также не является, пока действует в рамках полученной в административном процессе компетенции.

 

Суд кассационной инстанции в иске о взыскании убытков отказал, полагая, что пристав выступает как "уполномоченный" должника и только должник как собственник имеет право на взыскание убытков. Президиум ВАС РФ отменил постановление кассационной инстанции и оставил в силе решения судов первой и апелляционной инстанций, которыми убытки в пользу поклажедателя-пристава были взысканы <1>. Кроме того, что здесь правильно опровергнута уже обсуждавшаяся применительно к вопросу об отчуждении имущества на торгах идея представительства судебным приставом должника, я хотел бы обратить внимание также и на то, что договор хранения не требует права собственности на стороне поклажедателя; достаточно признанного правопорядком интереса в сохранности вещи. Что касается судьбы взысканных убытков, то они должны рассматриваться в рамках исполнительного производства как имущество должника, полученное приставом, причем все потери, связанные с утратой имущества и состоящие, например, в невозможности взыскания долга с хранителя и т.п., могут рассматриваться как вред, причиненный судебным приставом вследствие ненадлежащего исполнения своих обязанностей (ст. 1069 ГК). За рамками исполнительного производства, если полученные суммы не переданы взыскателям в установленном порядке, собственник имеет право на кондикционный иск к приставу, как это будет показано далее.

--------------------------------

<1> Постановление Президиума ВАС РФ от 17 октября 2006 г. N 7074/06 // Вестник ВАС РФ. 2007. N 1. С. 175 - 178.

 

Следует признать совершенно недопустимым право хранителя, перевозчика, иных лиц, получивших вещь от незаконного владельца, на отказ от выдачи вещи по тому основанию, что владелец не имеет на нее права. Конечно, требовать выдачи вещи можно было бы и в порядке реституции, если бы закон запрещал подобные сделки. Но такого запрета нет. Более того, квалификация данных договоров в качестве недействительных лишала бы и хранителя (перевозчика и т.д.) права на вознаграждение, обусловленное договором, оставляя лишь требования из неосновательного обогащения. Поэтому тем более недопустимы попытки самого владельца прибегнуть путем ссылки на незаконность своего владения и ничтожность договора хранения и подобных ему для уклонения от исполнения своих договорных обязательств.

Одним из наиболее сложных является вопрос о праве владельца передать вещь во временное пользование.

Технической возможностью передачи вещи в пользование обладает любое лицо, которое владеет вещью. Закон вводит дополнительное условие как решающий критерий: в силу ст. 608 ГК РФ арендодателем может быть только собственник. Иные лица могут выступать арендодателями в силу правомочия, полученного от собственника, либо имеющие такое правомочие по закону. Очевидно, что незаконный владелец никак не может считаться лицом, управомоченным распоряжаться имуществом, если под правомочием понимать право действовать в чужом интересе (что возможно в рамках договоров комиссии или доверительного управления имуществом). Позиция незаконного владельца вообще исключает возможность действовать в чужом интересе, так как суть этой позиции - отсутствие юридической связи с иными лицами, прежде всего с собственником, тогда как действия в чужом интересе такую связь предполагают. Что касается права (правомочия) на собственные действия в отношении вещи, то незаконный владелец по определению такого права не имеет. "При этом добросовестность или недобросовестность владения не имеет значения" <1>.

--------------------------------

<1> Победоносцев К.П. Курс гражданского права. Первая часть: Вотчинные права. М., 2002. С. 297. Необходимо отметить, что К.П. Победоносцев специально выделил в своем курсе параграф о распоряжении имуществом во время незаконного владения, в котором проводится тот же присущий русскому праву принцип: сделки по отчуждению имущества (а также залогу), совершенные незаконным владельцем независимо от его доброй совести, недействительны. Автор, однако, не затрагивает судьбы сделок, не связанных с отчуждением (Там же. С. 294 - 297).

 

Следовательно, незаконный владелец не вправе передавать вещь в аренду и совершать иные аналогичные договоры (ссуды и пр.). Если такой договор совершен и вещь передана, то между сторонами возникают отношения, описанные ст. 167 ГК, по возврату всего полученного по недействительной сделке.

Реституция имеется и при недобросовестности владельца, возникшей как после заключения договора аренды, так и до него. Возражение арендатора, основанное на п. 4 ст. 1109 ГК и состоящее в том, что имущество передано по заведомо несуществующему обязательству, не достигнет цели, так как нормы о неосновательном обогащении применяются к последствиям недействительности сделки лишь субсидиарно, если соответствующие отношения не урегулированы ст. 167 ГК или иными подлежащими применению нормами о недействительности сделок. Поэтому правило ст. 167 ГК о возврате всего полученного вытеснит норму п. 4 ст. 1109 ГК. Это, однако, не исключает возможности предъявления собственником иска к владельцу о неосновательном обогащении в размере полученной от арендатора по ничтожному договору аренды стоимости пользования имуществом (п. 2 ст. 167 ГК). Если же имущество передавалось в пользование безвозмездно, то собственник вправе предъявить иск к пользователю (ссудополучателю по ничтожному договору) в размере сбережения имущества.

На мой взгляд, не исключен и иск собственника непосредственно к арендатору о взыскании арендной платы как неосновательного обогащения в случае сдачи в аренду имущества незаконным владельцем. При этом арендатор освобождается от обязанности вернуть те же суммы владельцу, хотя и не освобождается от обязанности вернуть незаконно полученную вещь. С учетом права собственника на прямое кондикционное требование к арендатору представляется, что сам по себе факт передачи в аренду имущества, находящегося в незаконном владении, не дает собственнику права на иск о применении последствий ничтожности договора аренды между незаконным владельцем и арендатором, если собственник не докажет определенного интереса в реституции (например, тем, что арендатор неплатежеспособен, либо тем, что имущество может быть им утрачено и стать предметом первоначального приобретения третьими лицами, что пресечет право собственника на получение сумм неосновательного обогащения и т.п.).

Право незаконного владельца на отчуждение вещи, в отличие от иных аспектов, касающихся распорядительных возможностей незаконного владельца, - традиционный сюжет юридической литературы. Отсутствие в ГК РФ прямого запрета на продажу и отчуждение чужой вещи иногда расценивается как свидетельство допустимости таких сделок. Преобладает, впрочем, противоположный взгляд, решительно отрицающий возможность распоряжения вещью против воли собственника. Этого подхода придерживается и судебная практика <1>.

--------------------------------

<1> Подробнее этот вопрос рассматривался раньше.

 

На самом деле прямого запрета на распоряжение чужими вещами не требуется, поскольку принцип распоряжения правом собственности не иначе, как по воле собственника, вытекает из всей системы частного права. В силу ст. 209 ГК собственнику принадлежит вся полнота права на вещь. Право собственности может быть ограничено только законом или интересами других лиц. Понятно, что это делает излишними дополнительные запреты, адресованные третьим лицам. Напротив, пределы права собственности описываются законом путем изъятий и ограничений, адресованных собственнику, а не третьим лицам.

Известно, что право собственности на вещь может возникнуть из сделок, совершенных не собственником, а иными лицами (продажа залога, в том числе ломбардом, продажа вещи в порядке удержания, продажа вещи неисправного должника с торгов и др.). Все эти случаи, имеющие то или иное основание, прямо указаны в законе. Они выступают как исключения из общего правила, согласно которому вещь может быть отчуждена только по воле собственника. Это устраняет необходимость какого-либо общего запрета, лишающего третьих лиц права на отчуждение чужой вещи. Такой запрет был бы излишним и бессмысленным.

Итак, незаконное владение исключает возможность отчуждения имущества. Это правило, само по себе вполне логичное, влечет ряд осложнений, в частности, на стадии ликвидации лица, имеющего статус незаконного владельца.

Понятно, что если владелец ведет владение для давности, то его правопреемник в порядке универсального правопреемства продолжает это владение. Если владение не обладает свойствами, указанными в ст. 234 ГК, то отдельная передача вещи вне состава имущества (наследственной массы или передаваемого при реорганизации) не имеет природы сделки, т.е. не охватывается правилами о правопреемстве и носит исключительно фактический характер.

В том случае, когда правопреемство не возникает, т.е. при ликвидации, в том числе банкротстве, невозможно продолжение владения вещью независимо от его квалификации. В связи с этим возникают проблемы юридического положения вещей, находящихся в незаконном владении лица, подвергнутого процедурам ликвидации.

Понятно, что если вещь, находящаяся в незаконном владении, не может быть им отчуждена, то она не может быть и включена в конкурсную массу должника и не может быть реализована в порядке конкурса. Нет никакой возможности передачи ее кредиторам, учредителям, иным лицам, так как такие действия имеют природу (невозможных) сделок об отчуждении вещи и влекут только незаконное владение. Видимо, на этот случай можно предложить следующее.

Очевидно, что вещь, находящаяся в незаконном владении, получена по недействительной сделке. Следовательно, ее владелец имеет право на реституцию. Это право, скорее всего, может быть предметом цессии и зачета. Примеры из судебной практики, подтверждающие признание судами права на цессию и зачет требований о реституции, известны.

Если так, то владелец может уступить в порядке цессии, в том числе путем продажи, право на реституцию. Это возможно после признания сделки недействительной судом.

По совершении цессии права на реституцию цессионарию передается и сама вещь. Передача вещи в этом случае не является распорядительной сделкой о вещи и не переносит на цессионария никакого права на вещь; не переносится и владение для давности. Дело в том, что в рамках реституции присуждение производится не по праву; соответственно и вручение вещи не имеет характера сделки, акт является исключительно фактическим. А для такого акта нет никаких юридических препятствий.

Аналогично решается и проблема реализации права на собственную вещь ликвидируемой организации, находящейся в чужом незаконном владении. Здесь достаточно одной уступки права на получение вещи в порядке реституции.

В завершение мне бы хотелось, несколько расширив тему главы, обсудить недавно возникший частный вопрос о праве на имущество, находящееся в законном владении, поскольку здесь так же затрагивается возможность внесения чужого имущества в конкурсную массу.

Общество с ограниченной ответственностью "КОМТЕКС" обратилось в арбитражный суд с иском об освобождении от ареста, наложенного службой судебных приставов, объектов недвижимости.

Исковые требования мотивированы тем, что объекты недвижимости, на которые наложен арест во исполнение взыскания недоимки и пеней с компании, принадлежат истцу в силу заключенного им с компанией договора купли-продажи и акта приема-передачи недвижимого имущества.

Решением суда первой инстанции в удовлетворении исковых требований отказано. Это решение было отменено судом апелляционной инстанции, иск был удовлетворен.

Оспаривая принятое постановление, ответчик ссылался на то, что право собственности могло возникнуть у истца лишь после государственной регистрации перехода права собственности на недвижимое имущество. Кроме того, исполнение договора купли-продажи объектов недвижимости истцом (покупателем) вызывает сомнения.

Принятые судебные акты были отменены Президиумом ВАС РФ, который не согласился с тем доводом, что истец как покупатель является законным владельцем спорного имущества и вправе заявить об освобождении спорного имущества от ареста, указав, что право требовать освобождения имущества от ареста принадлежит собственнику имущества. Следовательно, истец, не являясь собственником спорного имущества, не вправе требовать освобождения его от ареста <1>.

--------------------------------

<1> Постановление от 26 августа 2003 г. N 8501/03.

 

Вероятно, спор не возник бы, если бы судебный пристав-исполнитель, накладывая арест, обеспечил бы и владение объектом недвижимости, например, взяв его под охрану. Тогда не было бы возможности передать этот объект иным лицам по договору купли-продажи независимо от даты заключения договора. Таким образом, отпал бы и предмет спора. А вот попытки суда отреагировать на сомнения в заключении и исполнении договора утверждением, что законный владелец не вправе требовать освобождения имущества от ареста, трудно признать бесспорными.

Возникает, конечно, вопрос: подлежит ли включению в конкурсную массу имущество, проданное и переданное должником, но не ставшее собственностью покупателя? С одной стороны, это имущество еще остается в собственности должника и он, стало быть, не лишен права его продать. С другой стороны, он уже не может вернуть имущество ни виндикационным иском, так как покупатель является законным владельцем, ни договорным, так как все переданное по договору не может быть возвращено даже при его расторжении (ст. 453 ГК). Поскольку судебный пристав не может иметь прав больше, чем их имеет собственник, то и изъятие имущества приставом дает законному владельцу право потребовать освобождения имущества от ареста и исключения из описи. Удовлетворение этого иска влечет за собой и исключение имущества из конкурсной массы. Это, впрочем, не означает, что активы должника не могут быть