Кафедра экономической теории и предпринимательства

РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК

Кафедра экономической теории и предпринимательства

Дзарасов С.С.

МЭЙНСТРИМ В РОССИИ:

ПРОВАЛ И АЛЬТЕРНАТИВА

Доклад подготовлен для его обсуждения на экономической

секции ООН РАН 25 Октября 2005 г.

 

 

Москва 2005

Содержание

 

1. Неиспользуемые возможности
2. Монополизм или плюрализм в разработке и преподавании экономической теории?
3. Теория общего равновесия и диспропорциональность российской экономики.
3.1. Равновесие (пропорциональность) как условие роста.
3.2. «Экономический человек» и гипотеза рациональности
3.3. Совершенная конкуренция и свободное ценообразование
3.4. Пропорциональность советской и диспропорциональность современной российской экономик
3.5. Сраффианская цена
4. Основной экономический закон социализма и капиталистическая оптимальность по Парето
5. Предельная производительность капитала или эксплуатация труда?
6. Зависимость между занятостью и заработной платой
7. «Потемкинская деревня» роста российской экономики.
8. Способен ли частный капитал модернизировать российскую экономику?

 

 

Неиспользуемые возможности

Настоящий доклад посвящен обсуждению вопроса о том, насколько утвердившаяся у нас неоклассическая теория, с одной стороны помогает понять сегодняшнюю российскую действительность, а с другой - отвечает потребностям нашего дальнейшего развития.

С помощью посткейнсианской концепции мы намерены доказать следующее:

· Несмотря на то, что основные неоклассические постулаты получили широкое распространение в мире, онине выдерживают критику с альтернативных позиций;

· хотя такая критика ведется уже давно, но теперь она подкреплена еще и практическим опытом постсоветских государств;

· переход большого числа стран с плановой на рыночную модель развития сопровождается разрушением производительных сил и ухудшением жизни населения, что требует от них замены не оправдавшей себя теоретической концепции новой, более соответствующей специфике и потребностям постсоветских обществ и открывающей перед ними лучшую перспективу.

Это значит, что мы намерены рассмотреть теоретический фундамент принятой нами модели экономики и те результаты, к которым привело ее осуществление. Речь, таким образом, пойдет о том, какая экономическая теория нам нужна сегодня? Для ответа на этот вопрос опыт последних 15-20 лет является бесценным. Как он ни печален сам по себе, но именно благодаря ему открылись небывалые возможности для научного анализа. На наш взгляд, они пока должным образом не используются.

Во-первых, появился уникальный материал для теоретического анализа, поскольку мы можем теперь сравнить нынешнее состояние рынка с прошлым опытом планового развития. Эта исключительная возможность имеет особую научную ценность и заслуживает самого серьезного внимания. Ни один из гениальных мыслителей прошлого не располагал таким благодатным материалом, который волей судьбы предоставлен любому самостоятельно мыслящему экономисту нашего времени.

В свое время известный американский экономист А. Бергсон, столкнувшись с некорректностью сравнения показателей экономики США и СССР ввиду слишком больших различий в условиях социально-экономического развития двух стран задался вопросом: каким был бы Советский Союз, если бы там существовала система частного предпринимательства? «В любом случае, - писал он, - разве не интересен вопрос: каков социализм в России в сравнении с частнопредпринимательской системой, которая могла бы там существовать? Или каково частное предпринимательство сравнительно с социализмом, которое могло быть на его месте?» (Bergson, 1964, p. 355). Происшедший в нашей стране исторический поворот как бы создал гигантскую лабораторию, позволяющую сравнить две системы хозяйства и ответить на эти вопросы.

Во-вторых, в связи с окончанием «холодной войны» исчезли старые идеологические препятствия дляболее объективного научного анализа двух способов ведения хозяйства, беспристрастного сопоставления их плюсов и минусов. В условиях противоборства двух систем каждая сторона была заинтересована в искажении картины к собственной выгоде. В результате как мы, так и наши зарубежные коллеги стали жертвой своей тенденциозности. Однако, на мой взгляд, объективного сравнения двух систем хозяйства не происходит и сейчас. Мы ударились в другую крайность и стали идеализировать западные ценности. А наши «тамошние» коллеги продолжают оставаться под властью прежних предвзятых представлений, и ничего положительного ни в нашем опыте, ни в нашей экономической науке, как правило, не находят.

Понятно, что негативное в своем прошлом мы обоснованно осуждаем и должны от него решительно избавляться. Но здесь речь пойдет о том, что не следует вместе с водой выплескивать и ребенка. В нашем опыте планомерного ведения хозяйства было немало положительного, а наша экономическая теория в определенной мере все-таки была его обобщением. Хотя этот анализ далеко не всегда был адекватным, но и в таком качестве он представляет несомненный научный интерес не только для нас самих, но и для мировой экономической мысли. Однако в этом направлении, к сожалению, мы ничего, или почти ничего не делаем. Безропотно приняв неоклассическую теорию, мы не вступили с ней в полемику даже по тем вопросам, по которым у нас есть очевидное преимущество и есть что сказать.

В-третьих, с отказом от государственной цензуры и преодолением изоляции возникла возможность более тщательного изучения, отбора и использования подтвержденных практикой достижений мировой и отечественной экономической мысли. В советское время мы не располагали такой свободой. Наша необъективность в отношении западных коллег во многом была обусловлена тем, что мы не имели должного доступа к их научным работам, не говоря уже об их использовании для совершенствования своей экономики. Нельзя было и свободно излагать свое мнение о наследии отечественных экономистов. Сегодня мы располагаем такими возможностями. Однако вновь они во многом остаются лишь потенциальными.

Из зарубежного наследия мы воспринимаем не то, что сами считаем ценным, а то, что нам навязывают разные западные центры в соответствии со своими политическими и идеологическими целями. Именно так была принята рыночная ортодоксия, на основе которой мы реализовали у себя угодную Западу модель периферийной экономики. Этой не соответствующей нашим условиям теории мы теперь обучаем молодежь. В то же время за пределами нашего внимания остались достижения более соответствующие нашим условиям и альтернативные по отношению к мэйнстриму теорий. Мы уже не говорим о том унизительном положении, в которое мы ставим себя, игнорируя достижения отечественной экономической мысли.

В свете этого следует оценить смысл того любопытного факта, что в советское время, несмотря на жесткий идеологический контроль, проводились широкие дискуссии по разным теоретическим проблемам. Теперь же, когда, казалось бы, есть большая свобода суждений, мы покорно, почти без звука возражений приняли предложенную нам модель рыночной экономики первой половины позапрошлого века. Никакого научно компетентного обсуждения того, какие ее элементы подходят нам, а какие нет, проведено не было. Модель экономики была принята келейно, узкой группой малосведущих людей, скорее, в их собственных интересах, чем в интересах страны и народа.

Таким образом, все неиспользуемые возможности плодотворного развития экономической мысли в нашей стране связаны с отношением к отечественному и зарубежному экономическому наследию – и практическому, и теоретическому. Как и во многих других случаях, крайности здесь несовместимы с научным познанием.

При всем значении опыта других стран и культур собственное историческое наследие со всем его положительным и отрицательным представляет для нас, так же, как для всех других народов, особую ценность. Прежде всего, из него, а не из позаимствованных извне идей, при всей их важности вытекают значимые для нас выводы. Все оригинальные школы экономической мысли возникали путем осмысления, прежде всего своего собственного хозяйственного опыта. Так складывались английская политическая экономия, немецкая историческая школа, теория исключительности развития США и т.д. Никто извне не мог сказать этим странам, что им надо и что не следует предпринимать. Это могли сделать только те, кто родился в этой стране, вырос в ее культуре, пережил ее судьбу, как собственную боль и глубоко осознал ее проблемы.

Мы не можем быть исключением из этого правила. Семидесятилетний опыт планового развития СССР и такой же полувековой опыт Китая, когда обе страны достигли недоступных иным путем высот в своем экономическом и социальном развитии, бесценны не только для них самих, но для всей мировой цивилизации. Неслучайно ведь, что почти все страны мира под влиянием советской практики в той или иной мере восприняли и теперь широко используют плановые формы ведения хозяйства. Мы же с необдуманной поспешностью отказались от бесценного наследия планирования экономики и теперь пожинаем плоды этого решения. Последствия реформ должны помочь нам осознать роковой характер этой ошибки. Выработанный за годы советского развития опыт незаменим потому, что отражает нашу специфику, которую никакие заезжие нобелевские лауреаты лучше нас знать не могут. Это и есть наш собственный творческий актив. Без него мы будем оставаться глухой провинцией и никогда не сможем выбраться на центральную магистраль мировой экономической мысли.

Это не значит, что надо фетишизировать собственный опыт, что было бы проявлением национальной ограниченности и принесло бы только вред. Обратной стороной игнорирования собственной специфики и традиций, является их идеализация, которая наблюдается в последнее время под влиянием провала рыночных реформ. В области экономической теории это проявляется в попытках оставаться в пределах советской ортодоксии и игнорировать достижения западной экономической мысли вообще.

Ни отечественная, ни мировая экономическая наука не является мировоззренческим монолитом. И то, и другое представляет собой сложное переплетение различных, порой противоречивых школ и позиций. Реальная ценность этих элементов неодинакова. Поэтому ни то, ни другое интеллектуальное течение нельзя принять или отвергнуть целиком, если, разумеется, речь идет о выработке современной и практически значимой системы взглядов. Более того, оригинальность собственных идей можно понять, только сравнив их с чужими. Соответственно и ценность для нас зарубежных школ можно осознать, лишь рассмотрев их модели в собственном контексте.

На этих исходных позициях построен предлагаемый доклад. В соответствии с таким замыслом мы критически рассмотрим основной круг неоклассических постулатов, положенных в основу российских рыночных реформ и принятых к преподаванию в наших учебных заведениях. Путем сопоставления нынешнего рыночного опыта с прошлым опытом советского планирования мы намерены показать неадекватность основных постулатов неоклассической школы как инструмента познания наших проблем. Тот же анализ, как мы надеемся, позволит продемонстрировать, что как для понимания нашей ситуации, так и для поиска выхода из нее больше подходит альтернативная неоклассике, но родственная нашей собственной традиции посткейнсианская (постклассическая) теоретическая концепция.

.

В 1990-2003 гг.

Рис. 1

Составлена по данным: Российский статистический ежегодник, 2001, с. 593, 595, 5970598). Россия в цифрах, 2004, с. 385, 387, 389.

 

 

Рост цен, обусловленный не нуждами экономики, а необходимостью удовлетворения интересов частной наживы, привел к колоссальным диспропорциям и увел экономику далеко от того относительно равновесного состояния, в котором она была в советское время. Сложившийся теперь диспаритет цен поставил одни сектора в незаслуженно привилегированное положение, в то время как другие стали жертвами этой практики. Это отчетливо показывают различия в уроне рентабельности отраслей.

Сраффианская цена

В наших условиях не наблюдается также тот жестко действующий маршаллианский механизм ценообразования в результате взаимодействия рыночного спроса и рыночного предложения, который во всех учебниках подается как основа рыночного хозяйства. Цены на энергоносители в нашей стране постоянно повышаются не потому, что без этого невозможно удовлетворить растущий спрос потребителей, а потому, что производящие топливо крупные компании все большую часть продукции вывозят на мировой рынок, и искусственно вздувают внутренние цены. Не рыночный спрос, а господство капитала диктует цены в российской экономике. Отсюда и показанная выше более высокая рентабельность одних отраслей в ущерб тем, которые лишены условий нормального воспроизводства и технического прогресса.

Позитивное воздействие на этот и другие подобные процессы в экономике, на наш взгляд, предполагает альтернативную концепцию цены, разработанную П. Сраффой (Сраффа, 1999.). В отличие от неоклассической теории, согласно которой цена определяется соотношением спроса и предложения и независимо от распределения национального дохода, по П. Сраффе, продолжавшему традицию классической политической экономии, цена и распределение определяются одновременно.

Разумеется, здесь нет возможности сколько-нибудь подробно осветить эту непростую модель. Но даже самое общее представление о ней убеждает в ее чрезвычайной практической ценности для современной российской экономики. Продолжая попытки Рикардо найти неизменную меру стоимости, Сраффа разработал относительные цены, которые являются результатом межотраслевых пропорций обмена товаров. Такие цены выполняют две основные функции: во-первых, возмещают материальные издержки производства и тем создают условия простого воспроизводства; во-вторых, обеспечивают распределение чистого продукта (добавленной стоимости) между социальными классами и отраслями экономики. Рассмотрим подробнее вторую функцию.

Все помнят из прежнего курса политической экономии, как К. Маркс объясняет образование цены производства в результате межотраслевой конкуренции. В этой конструкции не все так гладко, как говорилось в наших прежних учебниках. К. Марксу не удалось до конца решить данную проблему, и пресловутое утверждение о противоречии между первым и третьим томами «Капитала» имеет под собой известное основание. Но здесь не место отклоняться на рассмотрение этого вопроса. Сейчас для нас важнее другое: Маркс показал процесс межотраслевого обмена, в результате которого товары продаются по ценам производства, которые в одних отраслях выше стоимости, а в других ниже стоимости, что необходимо для выравнивания нормы прибыли. В модели Маркса одни отрасли выступают как доноры, а другие как реципиенты общей величины прибавочного продукта и только благодаря этому достигается равновесие и осуществляется единый процесс общественного воспроизводства.

Хотя у П. Сраффы никаких ссылок на Маркса нет, но разработанная им модель цены, во всяком случае, в некоторых важных аспектах, строится сходным образом. Взяв в качестве исходной предпосылки анализа для всех отраслей единую норму прибыли и единую ставку заработной платы, П. Сраффа показывает, как распределяется созданный в обществе чистый продукт в соответствии с этими требованиями.

Ему удалось продемонстрировать, что изменение распределения ведет к изменению относительных цен товаров при неизменности физических параметров производства. Наиболее интересным обстоятельством является то, что направление этих изменений зависит не отчего иного, как от соотношения труда и средств производства в данной отрасли. Зависимость между ценой и распределением в рассматриваемой модели является столь жесткой, что П. Сраффа констатирует: одно не может измениться без другого.

Мировая экономическая мысль высоко оценила эту модель, признав ее главным вкладом в теорию стоимости ХХ в. Она не только возрождает взгляд классической политической экономии на цену как на социальный феномен, но и показывает ее роль в межотраслевом распределении чистого продукта. Цена не просто опосредует обмен одного товара на другой, а предопределяет межотраслевые пропорции. Именно благодаря этому экономика страны выступает как единый организм, в котором отношения между отраслями строятся по принципу сообщающихся сосудов.

В советской экономике далеко не идеально, но так или иначе это единство соблюдалось благодаря планомерности развития и соблюдению необходимой пропорциональности между ее отраслями. Иначе не было бы роста экономики, ибо темпы роста можно рассматривать как меру соблюдения равновесия (пропорциональности).

На устранение имевшихся в этой области нарушений была направлена концепция плановой цены В.С. Немчинова. Любопытно, что он раньше других советских экономистов обратил внимание на модель П. Сраффы, причем вскоре после выхода его книги, когда даже на Западе она еще не приобрела достаточную известность. Причина, очевидно, в том, что у того и другого поиск шел в одном и том же направлении. Что для П. Сраффы относительная цена, то для В.С. Немчинова народнохозяйственные издержки, выраженные в плановой цене.

Есть определенные сходства и в их подходах. Во-первых, сходство в том, что относительные цены испытывают воздействие затрат труда на производство. Проанализировав продуктово-трудовую модель Сраффы, В.С. Немчинов писал, что при установлении цены «затраты труда неизбежно должны быть приняты во внимание даже при соизмерении структуры сферы материального производства на основе количественных соотношений между самими продуктами» (Немчинов, 1969, с. 16). Во-вторых, при определении стоимости В.С. Немчинов отвергает денежный метод исчисления и предлагает все три рассматриваемых им элемента общественно необходимых затрат исчислять в затратах рабочего времени. Лишь на конечной стадии он предлагает использовать денежный измеритель. «В схеме определения стоимости по труду, - писал он, - таким образом, все три измерения ведутся в трудовых единицах, вплоть до постоянного множителя (денежный масштаб стоимости), позволяющего на конечной стадии перейти от трудовых единиц к денежным» (там же, с.245). П. Сраффа тоже выражает стоимость не в деньгах, а в натуральных величинах. Правда, у него измерителем является стандартный товар – составной товар, взятый в физическом виде. Однако он превращается в однородную величину, приравниваясь к количеству труда, которое можно купить на эту единицу при данной ставке реальной заработной платы.

То обстоятельство, что П. Сраффа и В.С. Немчинов разрабатывали свои модели для разных систем, предопределило многие различия в их подходах и решениях. Так, у П. Сраффы объектом распределения выступает весь чистый продукт (добавленная стоимость), которая распадается на прибыль и заработную плату пропорционально соотношению труда и капитала в каждой отрасли в результате конкуренции. У Немчинова объектом распределения и фактором определения цены выступает прибавочный продукт, распределяемый пропорционально фондоемкости каждого производства в целях повышения эффективности планового хозяйства (см. там же, с. 79). Есть немало и других различий. Но они не мешают нам думать над сходством подобных подходов, выражающих связь нашей науки с мировой. Было бы нелепо игнорировать ее и в то же время слепо принимать идеи, которые никакого отношения к нашей реальности не имеют.

К сожалению, в современной российской экономике необходимое единство ее различных сторон нарушено, и многим стало казаться, что оно и не нужно. Но рано или поздно гром очередного кризиса неизбежно грянет и станет ясно, что без определенной пропорциональности между различными своими сторонами экономика развиваться не может. Тогда, надо думать, научные разработки данной проблемы понадобятся. Пока же дело так обстоит, что отдельные части единого экономического организма отданы на откуп тем, кому до общества никакого дела нет. Бесконтрольное положение, которое занял крупный российский капитал в результате «дармовой» приватизации, позволяет ему контролировать финансовые потоки и извлекать сверхприбыли, не прилагая к этому особых усилий и без соблюдения необходимых в экономике пропорций. Западный капитал таких тепличных условий не имеет. Рынок и конкуренция диктуют ему такие правила игры, конечным результатом которых является соблюдение определенной пропорциональности (равновесия).

В нашей экономике подобной системы принуждения нет. Российский капитал живет одним днем, по существу свободен во всех своих действиях и имеет возможность бесконтрольно использовать попавшие в его руки ресурсы. Это дает ему уникальную возможность извлечения краткосрочной прибыли путем осуществления не инвестиций в экономику, а контроля над финансовыми потоками. Подобный доход, как отмечалось, получил название инсайдерской ренты.Ее существование является постоянно действующим побудительным стимулом повышения цен, поскольку таким путем прибавочный продукт перераспределяется в пользу обладателей капитала. Как мы покажем в следующем разделе, именно в этом главный источник нашей инфляции. Таким образом, не монетаристская, а, скорее, сраффианская концепция проясняет российскую ситуацию.

 

Таблица 5

Темпы роста экономики России в %

Год
Рост	6,4	10,0	5,0	4,3	7,6	6,2

В свете калецкианского подхода, придающего первостепенное значение специфическим для данного общества социальным условиям, особый интерес приобретают труды отечественных разработчиков теории роста (А.И. Ноткина, А.И. Анчишкина, Ю.В. Яременко), в которых наши условия нашли наиболее полное отражение. Это бесценное наследие нашей теоретической мысли мы должны взять на вооружение, если хотим найти ответ на вопрос о том, какая теория роста нам нужна.

Особое значение имеет теория качественной неоднородности технологических ресурсов акад. Ю.В.Яременко (см. Яременко, 1997а, 1997б, 2001)[7]. Обобщая опыт плановой экономики, она отражает те черты отечественного хозяйства, которые остаются – и, скорее всего, еще долго будут оставаться – решающими для процессов его роста. Отправной точкой для данной системы взглядов является констатация неоднородности технологических ресурсов, которые можно условно разделить на два противоположных класса: качественные и массовые. Один и тот же уровень ВВП может быть обеспечен либо меньшим количеством первых, либо большей величиной вторых факторов производства. Нехватка качественных ресурсов может быть компенсирована применением большего количества их массовых аналогов (эффект компенсации). В свою очередь массовые факторы производства можно заместить меньшим количеством качественных.

Из этого видно, что в центре внимания Ю.В.Яременко находится проблема замещения, вокруг которой, как показано выше, вращается вся дискуссия о теории роста. Один из самых оригинальных советских экономистов, предоставляет важные аргументы в пользу отсутствия, предполагаемой неоклассиками свободы замещения факторов производства. Ведь переход к новой структуре потребления ресурсов предполагает другие технологии, а их внедрение требует времени и затрат. Можно сказать, что речь идет о своеобразной и, насколько мы можем судить, не имеющей аналога за рубежом модели технологического выбора, но только развитой не для отдельной фирмы (как это делается в западных теориях), а для народного хозяйства в целом.

Однако Ю.В.Яременко идет дальше, показывая глубокую связь и взаимообусловленность технологической (соотношение эффектов компенсации и замещения) и стоимостной структуры экономики. Если экономика опирается на применение массовых ресурсов, то они должны быть достаточно дешевы. Если качественных, то они должны быть доступны. Этим определяется значение очень важной в системе Ю.В.Яременко концепции экономических функций ряда отраслей народного хозяйства. В экономике, в которой рост достигается за счет все большего применения массовых ресурсов (компенсация), все большая нагрузка ложится на сектор, создающий эти капитальные блага. Таков метод обеспечения равновесия в плановой экономике. В СССР экстенсивный экономический рост требовал все большего производства электроэнергии, металлов, наращивания капитального строительства и т.д.

К 1980-м гг. источники дешевой рабочей силы и полезных ископаемых подошли к концу, и экономика потребовала перемен. Однако, по мнению Ю.В.Яременко, технологическая структура народного хозяйства решительно не соответствовала радикальному переходу к рынку. Все проблемы советской экономики, по мнению Юрия Васильевича, упирались, как в стену в «технологическую неоднородность». Это емкое понятие отражает тот факт, что наибольшая часть качественных ресурсов нашей страны концентрировалась в ВПК. В результате гражданские отрасли воплощали затратные технологии. Вот почему развитие осуществлялось за счет все большего закачивания массовых ресурсов, и вот почему их дешевизна была критически важна. С либерализацией ценообразования, предупреждал Ю.В. Яременко, массовые ресурсы вздорожают. В условиях отсутствия предложения качественных инвестиционных товаров гражданские отрасли не перейдут к ресурсосберегающим технологиям, как прогнозируют реформаторы, а просто рухнут.

По расчетам академика, требовались 2-3 пятилетки для осуществления плановым путем технологической перестройки, которая позволит начать эффективные рыночные реформы (Яременко, 1997 а, с. 25). Разумеется, эти здравые суждения были полностью отвергнуты в угаре рыночного энтузиазма на том основании, что у нас, мол, «нет времени ждать». Куда так спешили реформаторы, теперь стало видно всем.

Следует подчеркнуть, что в отличие от нобелевского лауреата Р. Солоу советский экономист не ограничился только абстрактной формулировкой своей теории роста. Им была разработана уникальная математическая модель, позволявшая обработать огромный массив данных о распределении технологических ресурсов в советской экономике и о соответствующих отраслевых пропорциях (см. ее подробное описание в: Яременко, 1997 б, гл. 1-8). Хотел бы прямо сказать, что, несмотря на обилие заезжих консультантов, иностранных фондов и выплаченных грантов, неоклассическая концепция роста российской экономики не имеет и тени количественного обоснования, подобного тому, которым была оснащена теория Ю.В.Яременко. Приведенный выше материал о ценовом диспаритете и технологической деградации экономики полностью подтверждает выводы советского ученого.

Таким образом, неоклассическая теория роста, имеющая ярко выраженный идеологический уклон, не может служить сколько-нибудь надежным ориентиром эффективной экономической политики нашей страны. Несостоятельная теоретически, она полностью опровергнута и самим непрекращающимся кризисом нашей экономики. Ключ к пониманию социальных механизмов, препятствующих развитию капиталистического хозяйства, содержится в марксистских и кейнсианских подходах. Полноценная альтернатива рыночному радикализму выработана лучшими представителями отечественной экономической мысли.

 

Основной вывод

Принятая нами как руководство к действию и как основа преподавания экономики неоклассическая теория соответствует узкокорыстным интересам правящего класса, но не помогает понять российскую ситуацию и не отвечает коренным интересам страны, перспективам ее развития. Не отменяя изучения и преподавания этой теории, нам следует ознакомиться с альтернативными научными школами и включить в образовательные программы их концепции. Именно они представляют собой научную основу альтернативной модели экономики, больше соответствующей нашей специфике и открывающей лучшую перспективу нашего социально-экономического развития.

 

 

Использованная литература:

Абалкин Л. И. (2005). Россия: поиск самоопределения. М. Наука.

Адамс В., Брок Дж. В. (1994). Адам Смит шагает по Москве: диалог о радикальной реформе: Пер. с англ. – М.: Дело ЛТД.

Анчишкин А. И. (2003). Прогнозирование темпов и факторов экономического роста. М., Макс Пресс.

Ананьин О. (2005). Структура экономического анализа., М. Институт экономики РАН.

Вереникин А.О., Волошин Д.И. (2004). Теория многоуровневой экономики в контексте современной экономической мысли.// Проблемы прогнозирования. №1.

Гольдман М.(2005). Пиратизация России. Новосибирск-Москва.

Гончаров Н. (2005). Прожиточный максимум, // Forbes, май, с. 140-147.

Десаи Р. и Голдберг И. (2000). Замкнутый круг управления: региональные правительства и инсайдеры на приватизированных российских предприятиях // Wold Bank. WP №2287. February, http://woldbank.org.

Дзарасов С.С. (1997). В тупике нерыночного капитализма, // Вопросы экономики, № 8,

Долгопятова Т.Г. (2002). Модели и механизмы корпоративного контроля на российских предприятиях // Препринт WP1/2002.05. – М.: ГУ ВШЭ.

Дорофеев Е.А. (2001). Модели ценообразования на российском фондовом рынке: Дис. канд. экон. наук. – М.

Калецкий М. (2004). Теории роста в различных социальных системах. // Теория капитала и экономического роста. М., издательство Московского университета.

Капелюшников Р. (1999). Крупнейшие и доминирующие собственники в российской промышленности: свидетельства мониторинга РЭБ. // Вопросы экономики. №10.

Кейнс Дж. (1993). Избранные произведения, М.: Экономика.

Дж. Б. Кларк. (1992). Распределение богатства. М. Экономика.

И.Лакотос (2003) Методология исследовательских программ). М. Изд. Ермак.

Львов Д.С.. (2004). Экономический рост и качество экономики, М.: Русская книга, (Б-ка «Гудка»).

Меньшиков С.М. (1996). Экономика России: практические и теоретические вопросы перехода к рыку, М.: Международные отношения..

Меньшиков С. (2004). Анатомия российского капитализма. М.: Международные отношения.

Мизес Л. (1995) Либерализм в классической традиции, М.Ю Начала-пресс.

Некипелов А. Д. (1996). К вопросу о рационализации отношений собственности в российской экономике. //«Российские реформы глазами американских и российских ученых. М. Изд. Наука.

Немчинов В. С. (1969) Избранные произведения. Общественная стоимость и плановая цена. М.: Наука.

Новоженов Д.В. (2003,(а). Организационные структуры в российской экономике. //Э кономист. №12.

Новоженов Д.В. (2003,(б). Управление инвестициями в российских корпорациях в условиях доминирования инсайдеров: Дис. канд. экон. наук. – М.

Паппэ Я.Ш. (2002). Российский крупный бизнес как экономический феномен: специфические черты, модели его организации. // Проблемы прогнозирования». №2.

Пчелинцев О.С. (2004). Была ли альтернатива «шоковой терапии»? (О теоретическом наследии академика Ю.В. Яременко) //Э кономико-философские тетради. Журнал современной социальной мысли. Выпуск 2, С. 97-105.

Радыгин А. (2001). Собственность и интеграционные процессы в корпоративном секторе (некоторые новые тенденции). // Вопросы экономики. №5.

Радыгин А. и Сидоров И. (2000). Российская корпоративная экономика: сто лет одиночества? // Вопросы экономики. №5.

Рогов С. М. (2005). Функции современного государства: вызовы для России. Институт США и Канады.

Самуэльсон П., Нордхаус В., (1997), Экономика. М. Бином-КноРус.

Скоробогатов А.С. Экстенсивный рост банковского сектора и упадок кредитной сферы в современной России. (1998). – фев. – http://ie.boom.ru/scorobogatov.

Фишер С., Дорнбуш, Р., Шмалензи Р. (1993). Экономика. М. Дело.

Эйхнер А. (2005). Почему экономикс еще не наука? // Теория капитала и экономического роста. изд. МГУ, с. 341-367.

Яременко Ю.В. 1997(а) Теория и методология исследования многоуровневой экономики. – М.: Наука.

Яременко Ю.В. 1997(б) Прогнозы развития народного хозяйства и варианты экономической политики. – М.: Наука.

Яременко Ю.В. Экономический рост. Структурная политика // Проблемы прогнозирования. – 2001. – №1.

Arrow K. (1998) Economic theory and the hypothesis of rationality. // The New Palgrave a Dictionary of Economics. Macmillan Reference LTD, Vol.2., p. 72).

Baumol W.J. (1965) Economic Theory and Operation Analysis. 2-nd ed. Englewood Cliffs, N.J.: Prentice Hall.

Bergson A. (1964) The Economic of Soviet Planning. New Haven; L..

Dillard D. (1948) The Economics of John Maynard Keynes. The Theory of a Monetary Economy, (London: Crosby Lockwood & Son Ltd.).

Eichner A.S. (1991) The Macrodynamics of Advanced Market Economies, (N.Y., London: M.E.Sharpe Inc.).

Friedman M. (1968). The role of monetary policy, American Economic Review, 58,).

Hutton W. (1996) The State We’re In, (London: Vintage).

Jones H. (1975) An Introduction to Modern Theories of Economic Growth, (London: Thomas Nelson and Sons Ltd.).

Morishima M. (1973) Marx’s Economics. A Dual Theory of Value and Growth, (Cambridge: At the University Press).

Sardoni C. (1987) Marx and Keynes on Economic Recession. The Theory of Unemployment and Effective Demand, (Brighton: Wheatsheaf Books Ltd.).

Sato R. (1962-1963). Fiscal Policy in a Neo-Classical Growth Model: An Analysis of Time Required for Equilibrium Adjustment. // Review of Economic Studies. 1962-1963, Vol. XXX,

Slinko I., Yakovlev E. and Zhuravskaya E. Institutional Subversion: Evidence from Russian Regions / CEPR Discussion Paper №4024, 2003.

 

 

[1] Первым вопрос о «российской школе экономической мысли» в современной литературе поставил акад. Л. И. Абалкин (Абалкин, 2005, с. 278-324), и мы отдаем ему за это должное. Леонид Иванович убедительно показал, что она отражает специфику нашей культуры (цивилизации). Однако национально-географическая трактовка проблемы нам кажется недостаточной. Согласно этому подходу в одну школу зачислены такие марксисты как Плеханов, Ленин и Богданов, и одновременно такие их оппоненты, как Витте, Чупров и Прокопович. На наш взгляд культурная подпочва российской экономической школы предопределила ее тяготение именно к классической традиции политической экономии. Это подтверждается не только тем, что ее наиболее значимые фигуры развивали эту традицию, но и тем, что даже религиозные философы и экономисты (Бердяев, Булгаков) испытали значительное влияние ее марксистской ветви. Своеобразие отечественной экономической мысли, таким образом, проявилось главным образом в оригинальном вкладе, сделанном в одно из ведущих направлений мировой науки. Важно подчеркнуть и то, что именно влияние классической школы породило советскую плановую экономику.

[2] Я работаю за данную заработную плату, потому что полезность благ, которые я могу получить за последнюю единицу вознаграждения, равна тягости труда за то время, которое требуется, чтобы ее заработать.

[3] Сопоставление взглядов Дж. Кейнса и К. Маркса на природу кризисов капитализма проведено итальянским экономистом Клаудио Сардони (Sardoni, 1987). Он показывает, что эти подходы синтезированы в теории цикла М. Калецкого и могут быть органично дополнены концепцией П. Сраффы.

[4] Под этой категорией Дж. Кейнс понимает дисконтированный доход от капитального имущества. Можно подумать, что английский экономист делает здесь уступку неоклассике, применяя маржиналистский анализ. Однако, это не так. Дело в том, что Дж. Кейнс не связывает данный показатель с величиной накопленного фонда основного капитала, и следовательно, не обращается к закону убывающей производительности. Чтобы избежать неоклассических аналогий, А. Эйхнер предлагает использовать показатель «предельная эффективность инвестиций» (Eichner, 1991, p. 430).

[5] Здесь нельзя не вспомнить вопрос А. Солженицина реформаторам, прозвучавший на всю Россию, но так и оставшийся без ответа: «Вы свою мать шоковой терапией лечить будете?»

[6] Подробнее о теории роста Р. Солоу можно прочитать в книге «Теория капитала и экономического роста» (М., изд-во МГУ, 2004, с. 199-213).

[7] Общий очерк теоретичес