С другом детства Иваном Гусевым

Иван Гусев – уже расписанный в начале повествования «малошалежный Кулибин», у которого, что называется, «руки тем концом вставлены». Большая тревога возникала, однако, у меня за парня в том 76-м: не спился бы. Хоть и не пожалел я для него в свое время лестных эпитетов, а о том, что «змию зеленому» он пристрастие имел, умолчал. И не очень верилось, что сумеет скоро Иван одолеть это пристрастие, что обзаведется семьей, детьми. В 76-м Ивану было25, но и в 27, и в 28 гулял он неженатым, вводя в полное расстройство мать свою, Евдокию Лазаревну. А в 29 лет, наконец, взялся за ум и женился. И встречали меня в году нынешнем Ивановичи и Ивановны – две дочери и два сына – мал мала меньше. Хозяин был занят делом – веранду пристраивал. Дом хотя и с Малой Шалеги перевезен, но обустройства требует еще немалого.

- Все одному приходится, Михалыч,- пожав мне руку, сетует Иван.- Брат, конечно, помогает, где уж никак одному не справиться. Но больше все один. Детки еще малы. А сколь денег требуется. У-у! За один тес для веранды четыре сотни выложил. Да на похороны тыща триста ушло…

- На какие похороны?- осторожно интересуюсь я.

- Так ведь мамку я шестьдесят дней назад схоронил.

- Вот те на!- сражен известием.- Так мечтал Евдокию Лазаревну повидать!

- Опоздал,- меняется с лица Иван.

- Опоздал…

- Ты проходи, проходи,- приглашает в избу хозяин.- Сто лет не виделись.

Идем в комнату. Говорить есть о чем. Конечно же о ней, Малой Шалеге! Иван знает все обо всех: кто куда выехал, кто как живет, словно бы все малошалежцы члены одной семьи, а в семье полтораста душ!

- А что на поселок к брату не перебрался?- задаю вопрос.

- Земли не дали. Никому не дали. Один Павел Назаров до высоких властей дошел, землю пробил. Да, откровенно говоря, не особо я на поселок и стремился. Два километра и всего-то до него отсюда, зато своя земля рядом. Кладбище малошалежное рядом. Земли у меня на усаде тридцать соток, так что хватает. На поселке столько бы не дали. А так – корову держу, телочку, поросенка. И ребятам сытно и вольготно. Вон какие бутузы на молочке-то растут!

- А работаешь сейчас где?

- На ферме оператором, за телятами с женой ухаживаем. И еще две семейные пары. Одна – Мухины Алексей с Марьей – малошалежные.

- Семейный подряд, выходит?

- Вроде того. Но больше одно название. Пробовали семейный подряд по книжке организовать. Да не получилось. Как зарабатывали по сто пятьдесят рэ, так и при подряде зарабатывать стали. Выгоды-то нет, одно разочарование. Кормов не хватает, теляток соломой кормим. Концентратов дают мало. Какая уж там выработка. А вообще-то подряд дело стоящее, если б все по уму.

- А на аренду перешли бы?

- Опять же, если все по уму. По договорам то есть. Вы нам – все корма по высшей раскладке, мы вам – мясо по высшей категории. И оплата чтоб строгая была: что заработал, то и получи.

- Личное хозяйство здорово помогает?

- А то как же. Разве на триста рублей, что мы с супругой напару получаем, шесть ртов прокормишь? С хозяйством же живем – не тужим: захотел – драчены испечем, захотел – пельменей настряпаем. А как иначе? В деревне живем. В магазин за продуктами ходить стыдно. Деревня без города всегда проживет.

- И городских удобств не требуется?

- Да вроде нет. По что они деревенщине? Для меня, если всерьез, и хлеб в деревне вкуснее пахнет, нежели в городе. Там ванилью какой-то, а у нас – хлебом.

Передо мной сидел законченный патриот деревни, пусть и пережимающий в своей иронии по поводу города, но патриот, на каких пока еще деревня держится. А Иван явно увлекся в отстаивании преимуществ деревни перед наступающим городом.

- Не пойму чудаков, которые из деревянных домов в каменные рвутся. Единственная беда у деревянного – сгореть может. А во всем остальном – одни преимущества. И суше, и теплее. Да одно сверление дыр в каменных стенах полжизни отымает!

Но вывожу, однако, Ивана на разговор на сокровенную тему:

- А в Малой Шалеге не интересней жилось, чем здесь, в Титкове?

- Наивный вопрос, Михалыч. Сравнения нет. Ежели я к маленькой деревне привык, где всё про всех знаю, то к большой плохо привыкать. В Малой Шалеге я за свой труд, за свои «подвиги» перед соседями привык краснеть. В Титкове же иного человека я и не знаю, иного по году не вижу. Оттого и плевать мне на то, что он обо мне думает. Единственное спасает, что и в Титкове мы своей деревней живем. Вон в соседях с одной стороны братовья Федор да Василий Назаровы, а с другой - Анна Петровна Торопова, Анна Крайняя, то есть. И планировка Титкова мне шибко не нравится: не поймешь, где какая улица начинается, где какая кончается. Не зря цыгане его под свой табор облюбовали.

- Иван, а кто деревню ломал? Вас, случаем, не привлекали?

- Ты чё, в самом деле!- изумился Иван.- Злодеи мы, что ли? С поселка работников из ПМК пригнали. Вот они все крушили и жгли. За полста километров дымы были видны. Единственно, тополя у дома Татьяны Ивановны пожалели. Вот и стоят они в чистом поле…

- И кого в гибели деревни винить, Вань?

- Все мы виноваты. Все! Зачем не дрались, зачем по другим деревням разбежались? Стыдно мне… До сих пор скрежет тех тракторов, что деревню ломали, в ушах стоит.

Такой вот он, патриот деревни, Иван Гусев. Есть, стало быть, еще у нас отпрыски Микулы Селяниновича, жива еще душа крестьянская. Уверенность в этом укрепилась у меня еще более от встречи с молодыми ребятами, бывшими малошалежцами, Алексеем Тороповым и Михаилом Мухиным, живущими сегодня на центральной усадьбе в Песочном.

PS: спустя некоторое время Иван, не вынеся тягот «все улучшающейся в стране жизни», добровольно ушел из этой, проклятой им жизни.

Встреча восьмая

С друзьями игрищ и забав

 

Алексей и Михаил – трактористы, и резонным было искать их поутру в мастерской. Там и нашел. Смуглые, обветренные лица, экономность в речах и движениях – этим они схожи. А еще – природной застенчивостью, столь свойственной большинству деревенских жителей. Внешне же – никакого сходства. Почему я пытаюсь найти между ними сходство и различие? Да потому, что и на работе они, похоже, крепко держатся друг за друга. По старой памяти. Как земляки. Как малошалежцы.

Алексею – 33 года. В 76-м он был единственным неженатым парнем, живущим и работающим в Малой Шалеге. В том же году и женился. Сегодня у него трое детей, жена работает в детском садике. Михаил на 8 лет моложе, отец двоих детей. Оба живут в колхозных квартирах, в арболитовых домах.

- По деревне тоскуете?- сразу спрашиваю.

- Как не тосковать,- вздыхает Алексей.

- Такую деревню загубили!- добавляет Михаил.

- А согласились бы обратно вернуться? Бросили бы вот клич: «Малошалежцы, а ну, давайте на старое место!»

- О, о!- вскинулись ребята.- Хоть ночью подымай! Разрешили б только дома поставить.

- А что, колхозные дома не нравятся?

- Да ну, какие это дома,- наперебой.- Это не дома. Квартиры. Стоят в голом поле. Ни дерева, ни кустика. А ведь в Малой Шалеге красотища была! Эх, погубили деревню…

- И что, думаете, не возродить уже?

- Чего, чего?- изумился Алексей.- А разве можно?

Пожимаю плечами.

- А, может, можно?- с мольбой и надеждой взирая на меня, вопрошает Михаил.

- Да ведь не в моих это силах,- беспомощно отвечаю я.- Хотя политика сегодня другая. Правление колхоза может решить…

И разом потускнели лица ребят. Они знают, какое настроение у правления. Нужна им волокита с Малой Шалегой! Выезжай – заезжай. Но в то же время чувствую: искру надежды я в сердца Алексея и Михаила занес. А что, чем черт не шутит! Возьмут и примут в колхозе решение отстроить деревню на старом месте.

Беседа наша была короткой. При работе ребята все-таки. И я тороплюсь в правление – застать кого-нибудь из экономистов, узнать, чем дышит сегодня колхоз. Прощаемся, уговорившись, что обязательно еще встретимся, обмозгуем идею возрождения Малой Шалеги. А, может, лишь утешаем себя этим?

В колхозной конторе получаю интересующую меня информацию. На сегодняшний день в хозяйстве 10 деревень, 4 сотни дворов. Трудоспособных чуть более 300 человек. В 1981-м было 400. Детей до 12 лет около ста. Что утешает: цифра эта уже многие годы стабильна.

Энергетическая мощность колхоза – 14285 лошадиных сил. Хорош табун! Если б еще каждая «лошадка» на отведенной ей земле сполна отрабатывала! Одних тракторов в колхозе около семи десятков на 5000 га сельхозугодий. По 14 тракторов на 1 тысячу. Впрочем, если взять страны Западной Европы, то там приходится 60 (но тракторов куда менее мощных, нежели у нас).

В растениеводстве производство всех видов продукции убыточно. «Благодаря», конечно, позорно низким закупочным ценам (килограмм зерна сравнялся по стоимости с одноразовым посещением кооперативного туалета). Прочие показатели также неутешительны. В глубь производственной цифири я забираться не стал. Мне интереснее живые люди. Что они думают о сегодняшнем дне колхоза и о дне завтрашнем.

Встреча девятая