Индивидуация: одиночество или коллективность?

Данная глава представляет собой подробное описание индивидуации, доказывающее практическую ценность этого юнгианского понятия для исследования психологии человека.
Индивидуация — это процесс, который вместе с тем можно именовать влечением, поскольку индивидуация столь же настоятельна, как и голод, жажда, агрессия, размножение, стремление к релаксации и благополучию. Юнг всегда подчеркивал, что существуют различные аспекты индивидуации. Он делал акцент на важности индивидуального развития души, которая, уходя корнями в коллективную психику, и, оставаясь внутри нее, должна развиться самостоятельно. Юнг часто писал о важности становления сознания, указывая на то, что бессознательное начало должно интегрироваться сознанием. Порой он связывал индивидуацию с аналитическим процессом, но никогда не утверждал, что индивидуация возможна лишь в рамках психоанализа.
Влечение к индивидуации подталкивает нас к соприкосновению с божественной искрой, заключенной внутри нас, которую Юнг назвал самостью.
Цель и процесс индивидуации могут изображаться лишь при помощи символов. К примеру, жизнь Иисуса Христа — один из возможных символов данного процесса, стремящегося привести человека в соприкосновение с центром мира, как говорят верующие, с Богом, который одновременно является центром нашей самости.
Другой символ индивидуации — образ "путешествия к золотому граду Иерусалиму". Например, в "Паломничестве" Беньяна очень подробно изображается полное тягот и приключений странствие паломника. Правда, в действительности, путешествуя к золотому граду Иерусалиму, мы всегда находимся в начале или в середине пути, но никогда не достигаем цели.
Сказки очень часто содержат символику индивидуации. Герой должен преодолеть много препятствий, чтобы получить возможность жениться на возлюбленной принцессе. Эта свадьба — символ соединения с собственной душой. Мужчина проецирует свой образ души на женское начало. В этом смысле брак в сказках олицетворяет цель душевного развития.
Часто паломничество оборачивается бесконечными скитаниями принца, т. е. принц способен уклониться от цели своего путешествия, увлечься самим процессом поисков и, прибыв в замок, узнать, что принцесса давно умерла.
К сожалению, в сказках процесс индивидуации часто изображается слишком просто и приблизительно. Древние мифы в этом смысле имеют ряд преимуществ. Приведу в пример древнюю валлийскую легенду о Куллохе и Олуэн. Имя Куллох можно перевести с валлийского как "свиной ров". Он родился среди свиней, а после родов его мать сошла с ума и скончалась. Добрая мачеха воспитала его, и от нее он услышал о девушке по имени Олуэн, дочери великана, на которой Куллох решил жениться. Но великан пообещал выдать за него свою дочь лишь после того, как Куллох совершит сорок возможных и невозможных подвигов, условия некоторых из них были просто ужасающими по своему коварству и жестокости. Многие подвиги Куллох совершает один, некоторые — со своими друзьями; остальные исполняются без его участия друзьями или самим королем Артуром. Куллох бродит по всему известному кельтам миру. Кульминацией его приключений становится грандиозная охота на диких кабанов и пролитие крови ведьмы.
Хотя психическое развитие и индивидуация изображаются также и в образах искусства, однако изображения эти слишком идеализированные и беглые. Например, благородный рыцарь Георгий, верхом на лошади в элегантном снаряжении, пронзающий копьем извивающегося на земле дракона, запечатлен многими художниками, скульпторами и ювелирами в церквах, дворцах и частных домах.
Как символ данный образ олицетворяет победоносное столкновение Эго с бессознательным, т. е. то же самое, что и миф о Куллохе, но в последнем случае налицо большая полнота изображения. После победы над могучим кабаном друзья находят в своем гроте черную ведьму. Помощник Куллоха, король Артур, посылает слуг в пещеру; они тащат ведьму за волосы, между тем как она, сопротивляясь, тоже хватает мужчин за вихры и бросает их оземь, и они с воплями выбегают из пещеры. Тогда король Артур собственным мечом разрубает ведьму пополам, выпускает из нее кровь, вероятно, с намерением дать ее выпить Куллоху и укрепить его силы для решающего столкновения с великаном, отцом Олуэн, которому позднее сбреют заодно с бородой кожу вместе с ушами, а голову отсекут и разрубят на куски. Наконец-то наш герой может сочетаться с Олуэн законным браком: теперь он соединился со своей душой, которая проецируется на женское начало.
Мужество, трусость, агрессия, грязь и отталкивающий ритуал насыщения кровью ведьмы включены в эту историю. Для образа Георгия, убивающего дракона характерна дистанцированность.
В кровавой и хаотичной истории Куллоха индивидуация изображается точнее, чем в образе элегантного рыцаря Георгия.
Индивидуация подразумевает активную, трудную и тревожную переработку собственного психического содержания вплоть до интеграции противоположностей, которую символизирует соединение мужчины и женщины.
Индивидуация — длительное и захватывающее путешествие. Нужно преодолеть долгий путь, прежде чем мужчина не столкнется с разнообразными аспектами материнского начала. Сначала он получает опыт общения с кормящей, грубо говоря, животной матерью, которая кажется ему консервативной и лишенной духовности. В мифах ее изображает экстравертная плодоносящая Деметра. Она привлекает своей способностью насытить, как привлекал пряничный домик ведьмы Гензеля и Гретель, но она вместе с тем отталкивает, поскольку возникает ощущение, что она хочет поглотить мужчину. Преувеличенно крепкая связь с матерью препятствует развитию мужчины.
Другая сторона материнского начала, которому противостоит мужчина, представлена мифологическим образом Персефоны, богини загробного мира. Персефона — тщеславная мать, вдохновляющая мужчину и в то же время влекущая его к смерти и безумию. Тщеславные фантазии матери могут подвигнуть мужчину на великие достижения духа или погубить его.
Для того чтобы мужчина понял, что архетипические, душевные силы, которые он усматривает в матери или проецирует на других женщин, присутствуют в нем самом, иными словами, для того чтобы осознать, что поиски виновных бесперспективны, требуется большое душевные мужество. И это лишь одна из грандиозных задач, которые необходимо решить в процессе индивидуации.
Решающая роль в процессе индивидуации принадлежит столкновению мужчины с женщиной, или с женским началом, и наоборот. Одной из главных тем индивидуации является переживание великого чуда бытия, которое плодотворно развивается лишь на пространстве между двумя великими полярностями мужского и женского начал. Любовь и ненависть, разлука и союз с существом другого пола действительные или воображаемые — элемент психического развития, которое происходит под знаком счастья-спасения.
Переживание страдания и смерти, величия Бога и его творения, осознание причин нашего упования, нашей тоски и терзаний — непременный и неизбежный этап индивидуации. Вне конфронтации с деструктивными аспектами Бога, мира и собственной души индиви-дуация невозможна.
Выдержать это столкновение очень трудно как индивиду, так и коллективу. Для каждой эпохи свойственны свои основные пути уклонения от деструктивности. Сейчас вошло в моду возлагать ответственность за наши страдания и деструктивное поведение на общество. Выходом из сложившейся ситуации, согласно этой точке зрения, может стать реорганизация общества, которая повлечет за собой исчезновение страданий. Выходит, что "зло" — результат дурного воспитания, сила, которой манипулирует общество, находящееся под руководством нескольких подлецов.
Другая принципиальная форма уклонения от страданий выражается в вере в прогресс: еще многое погрязло во зле, но каждый день приносит улучшение, и рай на земле — лишь вопрос времени и организации.
Понятия индивидуации и счастья очень тесно взаимосвязаны. Можно сказать, что цель индивидуации — спасение души, счастье-спасение. Фридрих Великий, не слишком симпатичный мне прусский король, сказал как-то: "Каждый человек становится счастливым на свой манер". Добавлю, что и поиск счастья происходит у каждого человека по-своему.
Люди всегда вели кровавые войны ради счастья, поскольку индивид ошибочно полагает, что должен навязать другим свое отношение к счастью. В действительности причины такой нетерпимости кроются в деструктивных теневых элементах человеческой психики. Под личиной стремления к счастью обнаруживаются при ближайшем рассмотрении желание власти и разрушительная ярость.
Перед счастьем все равны, оно обещано каждой душе. Иначе говоря, Христос умер за всех людей.
Однако счастье может выражаться лишь символически, в различных образах и достижимо разными способами. Выражение "Sine ecclesia nulla salus" (Вне церкви нет никакого блага) — трагическое недоразумение, поскольку ecclesia имеет отношение к определенному сообществу людей, ищущих счастье.
Элитарность, избранность в понимании возможностей достижения счастья грозит девальвировать ценность понятия индивидуа-ции. К примеру, часто полагают, что индивидуация открывается лишь людям, имеющим опыт психоанализа, т. е. способным толковать свои сновидения и т. п. Это можно сравнить с настроениями, которыми проникнуты некоторые христианские секты, представители которых утверждают, что Христос спас в общей сложности лишь четыреста тысяч человек, само собой разумеется, членов данной секты.
Такая же надменность лежит в основании мнения о том, что только люди определенного уровня интеллекта и образования готовы к индивидуации. Существует огромное количество посредников, предлагающих свои услуги по индивидуации, причем не только психологические, но и интеллектуальные. Поэтому хотелось бы подчеркнуть, что человек может приблизиться к индивидуации, занимаясь искусством и подогревая суп, переживая влюбленность и увлекаясь техникой, торговлей или политикой.
Насколько различными могут быть пути индивидуации, демонстрируют следующие примеры.
Однажды я слушал в Новом Орлеане выступление негритянского оркестра. Всем музыкантам было не меньше шестидесяти лет, некоторые из них плохо владели инструментами, поскольку их суставы уже лишились подвижности. Играли они старомодный джаз. Наблюдая за ними, я пришел к заключению, что музыканты хотят высказать что-то, имеющее непосредственное отношение к индивидуации. Они как бы говорили, что нашли свой путь спасения.
Другим переживанием, которое произвело на меня глубокое впечатление, было посещение церковной службы одного реформированного религиозного ордена, в которой принимали участие дети, страдающие дебильностью и имбецильностью. Причастие разделили прихожане, среди которых были и родители больных детей. Воспитатели всевозможными способами стремились посвятить детей, полностью обделенных интеллектом, которые едва могли связывать слова, в таинство церемонии причастия, объясняя им его значение целый месяц, предшествовавший ритуалу. Бог знает, что происходило в душах этих детей, когда они принимали облатку и делали глоток из чаши. Но рассматривая их лица и пытаясь настроиться в унисон с их душами, я стал ощущать, что эти несчастные дети не так уж далеки от индивидуации. Перед церемонией священнику с помощью ярких образов удалось показать детям, как страдал и воскрес Иисус Христос. Поняли ли они это? Переадресуем данный вопрос так называемым нормальным людям: понимаем ли мы сами, что такое страдания и воскрешение Христа? Ведь никто не может постичь индиви-дуацию вне образов. Все, кто присутствовал в тот момент в храме, явственно почувствовали, что дети во время причастия переживали что-то, смутно напоминающее счастье.
Когда на конференции психологов, посвященной вопросам индивидуации, был поднят вопрос: "Доступна ли индивидуация для человека, страдающего идиотизмом?", участники совещания недоуменно покачивали головами. Между тем как сам вопрос был сформулирован нетактично. Тот факт, что для идиота доступна индивидуация, неоспорим, поэтому следовало бы поставить вопрос следующим образом: "Как может протекать процесс индивидуации у человека, страдающего идиотизмом?"
Подозреваю, что, говоря о символическом выражении индивидуации в сказках, преданиях и мифах, мы упустили еще один аспект данного процесса. Индивидуация и счастье сконцентрированы на самости. Некоторые люди двигаются в этом направлении, находясь наедине со своей душой, в кабинете, в тихой комнате своего дома, другие приближаются к индивидуации через брак, иными словами, через контакт с другим человеком. Возникает банальный, обывательский вопрос, в чем состоит выгода от этого процесса для общества, государства и наших ближних?
Индивидуация — это не индивидуализм. Деятельное участие в жизни общества, будь то соседи, община и т. д., тоже относится к индивидуации.
Душа каждого индивида — составной элемент коллективной души. Глубинные слои нашей психики связаны с коллективным бессознательным, объединяющим всех людей. Индивидуация — это не личное удовольствие, которое получают наедине.
Анализируя сказки и мифы, описывающие процесс индивидуации, можно заметить, что герой не одинок, ему помогают друзья, короли, принцы, принцессы, волшебники или боги.
Короли и принцы — фигуры политические, они символизируют коллектив. В связи с этим индивидуация королей должна быть полезна обществу, без участия которого, учат нас предания, подобный процесс вряд ли был бы возможен. Проследим эту мысль на примере средневековых образов, королей, рыцарей, отшельников и анахоретов. Одни вели активную общественную жизнь, другие — удалялись от общества, но при этом молились не только о спасении своей души, а о ниспослании благодати всему роду человеческому.
Таким образом, процесс индивидуации протекает повсюду. Человек, вставший на путь индивидуации, может заботиться о ближних или решать коллективные проблемы наедине с самим собой.

Брак как спасение

Необходимо понятийно различать счастье и благо. Согласно Карлу Густаву Юнгу, индивидуация — стимул, направленный на достижение счастья.
Учитывая, что процесс индивидуации может быть выражен только через символы, представляется естественным тот факт, что люди с давних времен пытались передать свои познания в области психологии с помощью мифов, образы которых на момент их появления определяют человеческое поведение. Мы поступаем так или иначе не на основании умозаключений, а руководствуясь смутными образами. Осознание же подразумевает способность увеличить резкость, четко увидеть довлеющие над нами образы, размышлять над ними и фантазировать.
Благо также изображается с помощью различных образов. Описанная греками страна феаков является одним из олицетворений блага. В этой стране всегда царит мир и благоденствие, и все люди счастливы. Здесь нет борьбы, конкуренции и конфликтов. Однако Одиссей не смог вынести жизнь в счастливой стране феаков!
В историях мореплавателей часто встречаются описания подобных "сказочных стран", например, путешественник высаживается на некий остров, где имеется в достатке пища и женщины и где он может целыми днями лежать в гамаке. Такие "блаженные острова" чаще всего "помещались" в южные моря. Таковы проявления внутренних образов. Характерно, что во всех подобных историях рассказчик рано или поздно должен покинуть остров благоденствия, да и сам жаждал это сделать. Очень редко он достигал в тех краях душевной гармонии.
С благом связан и образ так называемой естественности. Многие полагают, что существует возможность естественных отношений, что есть естественные во всех своих проявлениях люди. Однако человек постоянно фантазирует, размышляет, рефлектирует, сталкивается с необходимостью решать глобальные вопросы. Человек был "естественным" только до грехопадения. До тех пор пока Адам и Ева не вкусили запретного плода, рай был средоточием "естественного блага".
Образы, лежащие в основе современного массового туризма, тесно связаны с благом и так называемой естественностью. Туристическая реклама лживо пытается уверить нас, что бюро путешествий может отправить нас в такое место, где мы избавимся от всякого напряжения, от мучительных раздумий и конфликтов. Бюро путешествий берет на себя всю заботу о нас, обещая питательную и полезную еду и вкусные напитки, солнце и роскошные морские пляжи. Кроме того, обычно проскальзывает намек на необычайные сексуальные переживания, подразумевающий, что турист не будет разочарован и в этом плане. Счастье и благо, конечно, не абсолютно изолированы друг от друга. Вполне вероятно, что люди, позволяющие туристическим агенствам вводить себя в заблуждение обещанием тропического рая, ищут не только страну феаков или другую сказочную область, а то место, где они найдут свою душу, к которой они стремятся, подобно грекам, тосковавшим по родной земле. Но примесь счастья в современном туризме очень мала; по-видимому, этим и объясняется то обстоятельство, что для населения стран, куда устремляются толпы путешественников, туризм часто оборачивается культурной катастрофой. Туземное население туристических мекк теряет свою индивидуальность, а все культурные, религиозные и политические идеалы девальвируются, ибо культура служит отныне лишь для привлечения туристов. Речь идет не о контакте с экзотическим населением, которое очаровывает обитателей больших зарубежных курортов, а об огромной массе искателей блага, которая вызывает презрение у туземного населения.
Возникает вопрос: к чему имеет отношение брак, к благу или счастью? Есть ли он институт счастья или институт пользы? Является ли брак, opus contra naturam*, одним из путей индивидуации или только способом хорошо себя почувствовать?
* Здесь: искусственное творение (лат.).
Церемонии бракосочетания у всех народов связаны с религиозными ритуалами. Так называемый гражданский брак практически нигде и никогда не существовал. Жители Таити и островов Фиджи, "язычники", известные своей раскомплексованностью, посылают жреца молиться богам во время бракосочетания. У якутов и калмыков присутствие шамана на свадьбах обязательно. У древних египтян бракосочетание сопровождалось определенной религиозной церемонией. Ахиллес говорит в "Орестее": "В браке боги соединяют мужчину и женщину". Платон подчеркивал необходимость религиозной церемонии при заключении брака. Молитвы, обращенные к богам, играют очень большую роль в ритуале бракосочетания у индусов. Даже в коммунистических странах пытаются придать блеск и торжественность псевдорелигиозной церемонии гражданского брака. Тамошние гражданские учреждения всячески избегают превращения бракосочетания в подписание семейного контракта.
В рамках большинства человеческих культур любая деятельность, будь то принятие пищи, охота, отплытие корабля и т. д., сопровождается определенными церемониями. Но свадебный обряд уступает по пышности лишь церемонии погребения и крещения. Впрочем, всегда находились оппоненты религиозной церемонии при бракосочетании. Так как каждый становится счастливым на свой манер, связь жизни с определенными сакральными церемониями непременно наталкивается на неприятие.
Некоторые буддисты воспринимают религиозную церемонию при бракосочетании лишь как уступку человеческой слабости. Собственно говоря, они полагают, что брак — не более, чем гражданский договор. В Римской империи с течением времени брак освобождался от религиозного значения и становился чисто контрактным... В Талмуде встречаются строки, подчеркивающие, что брак не является религиозным договором. Лютер объяснял, что брак — дело юристов, а не церкви.
Но в то же время у буддистов брак сопровождался многими религиозными церемониями, а евреи в течение своей долгой истории всегда связывали бракосочетание с религиозными обрядами. Тот же Лютер говорил: "Бог осенил крестом брак".
Даже реформация по руководством Цвингли пыталась придать бракосочетанию гражданский вид. Однако под давлением общественного мнения бракосочетание снова стало религиозной церемонией.
Подчеркнуто гражданский характер носило бракосочетание в пуританской Шотландии. До 1856 г. в Шотландии для женитьбы требовалось только волеизъявление обоих партнеров; любые церемонии были упразднены.
Католическая церковь ясно сформулировала положение о сак-ральности брака лишь на Триентском соборе в 1563 г., объявив брак символом глубокой связи Христа с церковью. Поэтому законно позволялось расторгать его лишь при содействии священника.
В 1791 г. Франция вводит гражданский брак. "La loi considere le mariage comme contract civil" (Закон рассматривает брак как гражданский контракт) — так это звучит. Гражданский брак был обставлен чрезвычайно торжественно. Представитель государства украшал себя шелковой лентой и имитировал движения священника. Гражданский брак во Франции зачастую был более торжественным, чем венчание в Цюрихе.
Не указывает ли присутствие трансцендентных аспектов в большинстве брачных церемоний — вопреки серьезным возражениям — на то, что брак в значительно большей степени связан со счастьем-спасением, чем с благом? Не потому ли брак и является столь "неестественным институтом"?
Союз мужчины и женщины, существующий до самой смерти, может толковаться как особый путь индивидуации. Одной из существенных черт этого пути счастья является невозможность избежать друг друга. Так же как отшельник не может уклониться от запросов своей души, так и супругам не удасться игнорировать своего партнера. В этой отчасти возвышенной, отчасти мучительной реальности и заключена специфика подобного пути.
В христианском представлении счастья важную роль играет любовь. До сих пор мы почти не упоминали об этом чувстве.
Слово "любовь" охватывает различные феномены, но все они, вероятно, имеют один и тот же источник, хотя и отличаются друг от друга. Брак — один из способов познания любви, которая, однако, далеко не всегда идентична тому, что вытворяет ветреный младенец Купидон. От нее можно ожидать всяких неожиданностей, она капризна, необузданна. Любовь в браке характерна еще и своей "противоестественной" долговечностью. "For better or worse, for richer or poorer, in sickness and in health, until death do us part"*. Существуют пожилые супружеские пары, в которых один из партнеров здоров и бодр, а другой болен и пребывает в унынии. Тем не менее оба любят друг друга и, заметьте, не из сострадания или потребности в защите. В таких случаях проявляет себя вся противоестественность и все величие этого вида любви, который выходит за пределы "личных отношений", становится чем-то большим, чем просто отношения.
* "В хорошем и в дурном, в бедности и в богатстве, в болезни и в здравии, до той поры, пока смерть не разлучит нас" (англ.).
Любой человек ищет свой собственный путь счастья. Художник находит его в живописи, монах — в монастырских заботах, инженер — в строительстве электростанций и т. д. Но часто люди идут по неподходящему для них пути счастья. Многие хотят быть художниками, а затем обнаруживают, что их призвание в другом.
Но является ли брак общедоступным путем счастья? Разве не существуют люди, душевному развитию которых не поспособствовал брак? Мы не требуем от каждого, чтобы он находил свое счастье, скажем, в музыке. Почему же мы считаем, что любой человек найдет себя в браке?
Само собой разумеется, что нормальный человек, достигнув определенного возраста, женится. В противном случае люди считают его жизнь не совсем нормальной. У пожилых холостых мужчин усматривают инфантильно-порочное развитие; они подозреваются в гомосексуализме; женщин считают недостаточно привлекательными "Поди ты, бедняжка, не смогла найти себе хотя бы какого-нибудь мужчину". В обществе господствует своеобразный террор: все должны жениться. В этом, пожалуй, и заключается одна из основных проблем современного брака.
Вопрос достижения счастья в браке приобретает сегодня все большую важность, превращая супружеские узы из учреждения в совместный поиск спасения, в призвание. Доминирование подобного подхода пагубно сказывается на супругах. В браке состоит бесчисленное количество людей, которые ни к чему не стремились, заключая этот союз.
Несмотря на то что раздаются голоса против супружества, в социальном контексте оно все же оценивается выше, чем положение холостяка. Так было не всегда. В средние века безбрачие ценилось очень высоко. Призвание монахини или монаха глубоко почиталось как одна из многих возможностей счастья, но, к сожалению, для женщин такой удел был связан главным образом с отсутствием сексуальности. По отношению к мужчинам общество более терпимо; холостяки редко жалуются на отсутствие сексуальной жизни.
Наше время поощряет существование вне брака, что только укрепляет авторитет супружества. Социальное положение и материальное обеспечение холостяков улучшается, они получают возможность воспитывать детей. В этом случае брак оказывается сознательным выбором человека, стремящегося найти свое счастье именно таким образом.
Множество женщин хочет иметь детей, но не связывать свою жизнь с мужчиной, жизнь с которым оборачивается для них по этой причине трагедией.
Современный брак возможен лишь в том случае, если существует гарантия достижения счастья. Но общественное мнение все еще толкает многих людей к тому, чтобы вступать в брак, стремясь достигнуть блага. Многие молодые девушки выходят замуж, чтобы обеспечить свою жизнь и не переживать тяготы профессиональной деятельности, а мужчины женятся потому, что ищут того, кто смог бы о них позаботиться. Поэтому очень незначительное число браков может продлиться "до самой смерти".
В настоящее время набирают силу некоторые движения, выступающие против брака; женщины хотят освободиться от пресса общественного мнения, вынуждающего их вступать в брак или просто "изъявляющего настоятельное желание", чтобы они выходили замуж. "Женщины не нуждаются в мужчинах",— провозглашают участницы подобных союзов, которые, к сожалению, часто бывают настроены против мужчин в целом. Согласно последним данным статистики, сейчас в западных странах люди вступают в брак в более старшем возрасте и реже, чем прежде. Вероятно, на этом фундаменте и будет воздвигнуто здание нового брака, который станет призванием некоторых, а не всеобщей повинностью. Именно в связи с этим многие молодые люди живут вместе, не давая друг другу супружеских обязательств. Но свидетельствует ли это о действительно новом понимании брака, с полной уверенностью сказать невозможно. Ведь это может быть также выражением коллективного пессимизма, отсутствия веры в существование какого бы то ни было пути к счастью.
Рассмотрим другие проблемы современного брака, который представляет собой в первую очередь институт счастья, а не пользы. Психологи, консультанты по браку, продолжают настаивать на том, что все супружеские отношения обязаны быть счастливыми, забывая, что путь к гармонии лежит через преисподнюю. Благополучие, счастье в житейском смысле этого слова — это не счастье-спасение, это только благо, польза. Цель настоящего брака — спасение, и поэтому в нем есть взлеты и падения, страдания и радости. Любой супруг спустя некоторое время после свадьбы обнаруживает некоторые патологические аспекты психики своего партнера, которые неизменны и имеют мучительные последствия для них обоих. Чтобы брак не разрушился, кто-то должен уступить, и, как правило, уступает тот, кто менее подвержен психопатии. Если один из супругов охладевает, Другому не остается ничего другого, как с большей пылкостью демонстрировать свою любовь даже в том случае, если партнер реагирует на это очень слабо и неадекватно. Поэтому все те, кто советует супругам заботиться о себе, не терпеть какие-то проявления своей половины и т. д., лгут.
Брак вообще функционирует только тогда, когда дозволено то, что в обычной жизни не приветствуется. Как и любой другой путь к счастью, путь брака полон лишений.
Писатель, создающий выдающееся произведение, думает не о бытовом счастье, а о своем творческом призвании. Так и супруги, стремящиеся к спасению, редко могут вести ровную, гармоничную жизнь, к которой призывают их психологи. Довлеющий образ "счастливого брака" весьма небезопасен.
Для тех, кто способен пройти путь счастья в браке, этот институт сулит не только страдания, но и глубочайшее экзистенциальное удовлетворение. Данте не попал бы на небеса, если бы попытался обойти ад. Абсолютно гармоничные браки едва ли существуют.

"Мужское" и "женское" не гармонируют

Чтобы лучше понять феномен современного брака, необходимо принять во внимание еще несколько соображений, касающихся отношений между мужчиной и женщиной, разобраться в том, что, собственно, представляют собой мужчина и женщина и что определяет повседневное поведение индивида. Мы остановимся подробно лишь на тех аспектах проблемы, которые имеют прямое отношение к теме данного исследования.
Поведение животных во многом определяется врожденными поведенческими стереотипами, которые часто провоцируют или вызывают внешние стимулы. Как правило, они бывают адекватны определенной ситуации. Благодаря существованию подобных стереотипов поддерживается жизнь вида и отдельного животного.
Например, весной под влиянием определенных стимулов некоторые птицы строят гнезда, их поведение определяется общей для вида схемой. После того как на свет вылупляются птенцы и родители видят их раскрытые клювы, вступает в сипу стереотип поведения, связанный с кормлением. Надо отметить, что в случае замены естественных стимулов на искусственные, скажем, в лаборатории, результаты будут те же самые. В брачный сезон при появлении самки самец выполняет определенный ритуал "сватовства". Однако он воспринимает самку в виде сочетание некоторых форм, окраски и звука, и в связи с этим имитация, например, звуков, издаваемых обычно самкой, вызывает у самца такой же стереотип поведения, что и реальная самка в естественных условиях. Это характерно не только для птиц. Известен случай, когда в Канаде лось-самец во время брачного периода бросился навстречу движущемуся поезду. Объяснялось это тем, что свисток локомотива был подобен звуку, который издает лосиха во время течки. Следовательно, поведение — это не результат размышлений. Животное реагирует "инстинктивно", однако это не означает, что реакция животного просто темпераментна и бессмысленна. Она срабатывает в рамках отрегулированного стереотипа поведения, который в точности соответствует определенной ситуации и характеризуется рациональностью.
Люди отличаются от животных, но и в психике индивида сокрыты врожденные модели и реакции поведения — архетипы, которые отличаются от поведенческих стереотипов животных отсутствием детализации, утонченностью и сложностью. Кроме того, образно говоря, архетипы влияют, как правило, на закулисное поведение индивида и, несмотря на свою многочисленность, часто остаются невостребованными. Иными словами, не все архетипы проявляются у человека в течение жизни, хотя он хранит в своей психике множество стереотипов поведения, которые едва ли играют хотя бы минимальную роль в его эндемичной жизни. Кроме того, человек способен оценивать стереотипы поведения, размышлять о них и даже осознавать их. Происходит это по большей части символическим, образным путем, а не посредством логического мышления.
Несмотря на то, что все это хорошо известно, в вопросе "мужского" и "женского" царит путаница. Очевидно, что существует не только женский, но и мужской архетипы, и в каждом случае количество вариантов этих архетипов едва ли не достигает сотни. Во всяком случае, их намного больше, чем принято полагать. Но не все архетипы проявляются одновременно в жизни человека. Даже для той или иной исторической эпохи характерно доминирование женского и мужского архетипов. Индивид лишь выбирает стереотип поведения, которое тем не менее определяет модель, господствующую в коллективе в данный момент. Здесь берет свое начало распространенное заблуждение, согласно которому на данный момент существующие мужские и женские архетипы оказываются единственно возможными, на основании чего и делается вывод о сущности "мужского" и "женского". В результате возникают, например, юнгианские постулаты о том, что "мужское" идентично понятию "логос", а "женское" — "эрос", поскольку женщина — существо, сильнее привязанное к близким, более интимное, пассивное и обладает большими мазохистскими чертами, чем абстрактное, интеллектуальное, агрессивное, активное и склонное к садизму существо мужское. Однако в действительности это мнение свидетельствует лишь о том, что на момент его появления в обществе доминировали такие стереотипы мужского и женскою поведения, и не более того.
Существует множество женских архетипов. Среди них — архетип матери, выражающий заботу и вместе с тем способность поглотить, вдохновляющий и грозящий смертью.
Зловещие черты характеризуют архетип "mater dolorosa" (скорбящей матери), который неоднократно становился источником вдохновения живописцев и скульпторов. Его символизирует женщина, потерявшая своего сына, который, быть может, умер в детстве или погиб на войне, будучи, например, пилотом военного самолета. Такие матери зачастую столь сильно идентифицируют себя с архетипом "mater dolorosa", что им кажется, будто они превосходят других женщин.
Архетип Геры, жены божественного Зевса,— символ ревнивой супруги, жестокой по отношению к соперницам.
Существует и архетип гетеры, независимой женщины, которая может доставить мужчине сексуальное наслаждение и поддержать остроумную или даже научную беседу. Таковой в современном обществе принято считать, скажем, Шерли Маклейн, интеллектуальную, независимую, но вполне симпатизирующую мужчинам даму.
Другой женский архетип символизирует Афродита, богиня чистого сексуального удовольствия, это архетип любовницы, который выражают по-детски независимые Рэкел Уэлч и Брижит Бардо.
Афина символизирует архетип мудрой, мыслящей женщины, самостоятельной, несексуальной, но охотно помогающей мужчинам. Подобную роль часто исполняют супруги американских президентов.
Некоторые вдовы и разведенные женщины часто также имеют черты определенного архетипа. Они независимы, и, после того как мужчина покидает их, нередко создается впечатление, что эти женщины добились какой-то победы и благодарят бога за свое достижение. Отношение к умершему мужу тоже зачастую оказывается подобным отношению победительницы к побежденному.
Данные архетипы соседствуют с образами супруга, любовника, детей и семьи, и если бы женские архетипы этим и исчерпывались, то можно было бы с полным правом утверждать, что для женщин характерно эротическое, нежное отношение к мужчине. Однако существуют и женские архетипы, отвергающие образы мужчин и семьи, более близкие к коллективному бессознательному.
Среди них — архетип амазонки, женщины-воительницы. Она использует мужчин только для того, чтобы зачать ребенка. Согласно некоторым легендам, после того как похищенные амазонками мужчины выполняли свою детородную функцию, их убивали. По другой версии, амазонки использовали мужчин еще и в домашнем хозяйстве, заставляя их готовить пищу и ухаживать за детьми. Они любили покорять и властвовать и прекрасно чувствовали себя в сугубо женском обществе. Перед нами архетип независимой деловой женщины, сосредоточенной на своей профессии и отвергающей мужчин. Известен еще один архетип — одинокая амазонка, пожилая или молодая женщина, которая любит путешествовать в одиночестве, общаться с людьми, но никого не пускает себе в душу, относится к мужчинам с недоверием, но комфортно чувствует себя в обществе женщин, не будучи при этом лесбиянкой.
Другой женский архетип — Артемида. Она враждебно настроена по отношению к мужчинам и не желает, чтобы о ней что-нибудь узнали. Мужчины, которые осмелились приблизиться к ней, должны умереть. Если Артемида и поддерживает с кем-то отношения, то только со своим братом Аполлоном. Иными словами, такие женщины проявляют нек<