Первый искомый мною принцип философии.

 

Рене Декарт родился 31 марта 1596 года в знатной дворянской семье из Бретани. Он рано проявил способность к критическому мышлению, за что отец шутливо прозвал его маленьким философом. Рене получил хорошее образование; во всяком случае учился в одном из лучших учебных заведений того времени иезуитском колледже города Ла Флеши, основанном королем Генрихом IV, в котором в тече­ние 6 лет изучал гуманитарные науки, а затем - в течение 3 лет - математику и богословие.

И все же Рене был неудовлетворен. Схоластика, обращенность к прошлому не оставляли времени для изучения современной эпохи, задач сегодняшнего дня. Вспоминая годы учебы, Р. Декарт писал в «Рассуждениях о методе»: «Беседовать с людьми из других эпох - все равно что путешествовать; конечно, хорошо узнать обычаи других народов, чтобы лучше судить о своих собственных и не считать смешным и неразумным все то, что расходится с нашими привычками, как поступают те, кто никогда ничего не видел; но когда человек тратит слишком много времени на путешествия, то в конце концов он становится иностранцем в своей стране. Подобным же образом тот, кто слишком интересуется прошлым, по большей части ничего не знает о настоящем».

Примечательно в этой связи также его суждение о богословии: «Узнав, что путь на небеса открыт в одинаковой мере невеждам и образованным людям и что истины, открываемые для того, чтобы попасть туда, выше вашего понимания, я бы никогда не осмелился охватить их своим слабым рассуждением». Ирония очевидная. После Ла Флеши Р. Декарт учился в университете в Пуатье, получил звание бакалавра и лиценциата права.

В 1618 г., когда началась тридцатилетняя война, Декарт вступает в армию Морица Нассауского, сражающегося против Испании за свободу Нидерландов.

Вскоре он приезжает и остается в Голландии, чтобы в этой относительно свободной и терпимой стране полностью посвятить себя науке. Декарт изучает метафизику, физику, космологию, антропологию. Он самостоятельно пришел к выводу о вращении Земли вокруг Солнца, но, узнав об осуждении Галилея, решил не публиковать свою работу, посвященную этому открытию.

В Голландии Декарт познакомился с Еленой Ян, однако верный своему принципу «не жениться», не вступил с ней в официальный брак. У них была дочь, которую Декарт очень любил; но она рано - пяти лет - умерла.

В 1633-1637 гг. Декарт пишет свой знаменитый труд «Рассуждения о методе», в котором доказывает объективный характер знания и указывает правила, которым надо следовать, чтобы достичь объективности знания. В 1641 г. он опубликовал работу «Размышления о первой философии», в которой рассматривал проблемы бытия Бога и бессмертия души и которая вызвала острые нападки протестантского богослова Гисберта Боэция. В эти же годы Декарт работает над «Началами философии», где обосновывает связь между философией и наукой. Работа была опубликована в Амстердаме и посвящена прин­цессе Елизавете, дочери Фридриха V Пфальцского.

Поскольку и в Голландии начались всякого рода придирки (Лейденский университет запретил преподавание его трудов), Декарт в 1649 г. по приглашению королевы Христины переезжает в Швецию. Однако этот переезд был роковым. Королева имела обыкновение начинать беседы с Декартом в 5 часов утра. Для слабого здоровьем Декарта это было тяжело. Суровый климат, жесткий режим окончательно подорвали его здоровье. 2 февраля 1650 г. философ заболел воспа­лением легких и через неделю скончался. Он был похоронен в Шве­ции, затем в 1667 году его останки были перевезены в Париж и захо­ронены в церкви Сент-Жермен-де-Пре.

Уже в школьные годы у Декарта вызрела цель, которой он посвя­тил всю свою жизнь: коренным образом реформировать философию при помощи нового метода по образцу математики. Эту цель он и реализовал в «Рассуждении о методе». В работе философ решительно дистанцируется от традиционной философии (в ней, по его мнению, нет ничего, что бы не вызывало сомнений).

Особенно остро отвергает он традиционную логику: «Ее силлогизмы и большая часть других правил служат скорее для объяснения другим того, что нам известно, или,... учат тому, чтобы говорить, не задумываясь о том, чего не знаешь, вместо того, чтобы познавать это; и хотя логика действительно содержит много истинного и полезного, однако наряду с этим имеет и столько же вредного и ошибочного, от­делить которое столь же трудно, как извлечь Диану или Минерву из почти необработанного куска мрамора».

Чтобы идти вперед, достигая строгого, ясного и отчетливого знания, нужен метод, новый научный метод. Но почему образец этого метода Декарт видит в математике, точнее даже - в геометрии? Причин несколько. Прежде всего - социокультурные. Как отмечает со­ветский исследователь творчества Р. Декарта Я.А. Ляткер, на форми­рование духовного мира Декарта оказали очевидное воздействие противоречия предшествующего культурного развития.

Как известно, основу античной науки и философии составляли образ, форма, эйдос. Схоластическая мысль средневековья переплавила «образ мира» античности в мир слова, «видение» которого обеспечивалось ушами: «Чтобы видеть ход вещей на свете, - говорил Лир, - не надо глаз. Смотри ушами». «Перед мыслителем, стоящим на грани Нового времени, прежде всего вставала... проблема - как сплавить и переплавить в новом методе познаний два исходных определения мышления, сформировавшихся в истории культуры: античную мысль, отталкивающуюся от образа, «эйдоса», идеализирующего такое теоретическое чувство, как зрение, и средневековый образ мышления, с его развитой культурой слова, речи, идеализирующий такое теоретическое чувство, как слух»[65].

Необходимо было, подчеркивает Я.А. Ляткер, найти новый идеальный образ мира, не тождественный ни эйдосу греков, ни слову схоластов, но снимающий в себе культурные возможности того и другого.

Декарт это понял. Он понял, что в новом быстро развивающемся мире нужен уже другой ум; не созерцающий и спокойный ум античного мыслителя, не застывший, от бога сформированный, ум средневековья, но ум динамичный, способный изменяться, отстраняться от самого себя, ум, способный к критической самопроверке. Важно также иметь в виду, что в XVII в. важным фактором производственной жизни становятся мануфактуры, оттесняющие старые «чистые» ремесла, базирующиеся на индивидуальном труде ремесленника. В мануфактурах же царит жесткое разделение труда; человек в них -«винтик», выполняющий весьма простую функцию; он - лишь орган производственного механизма. В этих условиях появляется возможность на основе математических расчетов устанавливать более или менее точные пропорции общественного труда. Разложение производства на его составные фазы, возможность применения научных расчетов, прежде всего математики, к разрешению производственных задач обусловливают проникновение машин в мануфактуру. Вместе с тем машинный принцип, подчеркивал, в частности, К. Маркс, становится определяющим не только в мануфактуре, но в сущности и повсюду. Декарт, по мнению К. Маркса, «смотрит на дело глазами мануфактурного периода»[66]. Безусловно, эти социокультурные факторы также оказали воздействие на Декарта.

Итак, он пришел к выводу, что с помощью математики можно найти ключи ко всем тайнам природы: «Эти длинные цепочки рассуждений, простых и легких, которыми обычно пользуются геометры при поиске доказательств наиболее трудных проблем, позволили мне понять, что все вещи, которые может познать человек, находятся в одинаковой последовательности, и стоит только соблюдать эту последовательность., а также не признавать в качестве истинных вещей, таковыми не являющиеся, и не будет ничего столь далекого, что нельзя было бы достичь, и столько скрытого, что нельзя выявить».

Метод, его правила, подчеркивает Декарт, - фундамент, на котором сооружается здание науки. «Всю философию можно сравнить с деревом, корни которого - метафизика, ствол - физика, а ветки, растущие из этого ствола, - все остальные науки, которые сводятся к трем основным: медицине, механике и этике - я имею в виду наиболее высокую и совершенную этику, которая при условии цельности знания является самой высокой ступенью мудрости». Конечно, «как плоды не собирают ни с корней, ни со ствола, а лишь с ветвей, так и главная полезность от философии зависит от тех ее частей, постижение которых возможно лишь в самую последнюю очередь». Однако без корней не вырастить дерево, без фундамента (без метода) не построить здание науки.

В чем же суть метода, каковы его правила? В «Правилах для руководства ума» Декарт формулирует 21 правило, в «Рассуждении о методе» - лишь 4. Столь резкое сокращение правил Декарт объясняет следующим образом: «Поскольку большое число законов часто служит лишь предлогом для их незнания и нарушения, то, чем меньше законов имеет народ, тем лучше он управляем, - при условии строгого соблюдения законов; и я подумал, что вместо множества законов логики мне достаточно следующих четырех - при условии твердого и неукоснительного соблюдения их безо всяких исключений».

Итак, правило первое: «Никогда не принимать ничего на веру, в чем с очевидностью не уверен; иными словами, старательно избегать поспешности и предубеждения и включать в свои суждения, только то, что представляется моему уму столь ясно и отчетливо, что некоим образом не сможет дать повод к сомнению».

Как достигается ясное, отчетливое и очевидное знание? С помощью интуиции и дедукции.

Интуиция, по Декарту - прочное понятие ясного и внимательно­го ума, порожденное лишь естественным светом разума. Она отвергает веру в шаткое свидетельство человеческих чувств, обманчивое суждение беспорядочного воображения. Дедукция - также важный способ познания, с помощью которого мы постигаем все то, что с неизбежностью выводится из некоторых других достоверно известных вещей. Но в любом случае интуиция, благодаря своей простоте, при­водит к более ясному и отчетливому знанию, чем дедукция.

В сущности, следующие три правила – дополнение к первому. В частности, второе правило заключается в следующем: «Разделять каждую проблему, избранную для изучения, на столько частей, сколько возможно и необходимо для наилучшего ее разрешения».

Это правило, апеллирующее к анализу, дополняется третьим, синтетическим: «Располагать свои мысли в определенном порядке, начиная с предметов простейших и легкопознаваемых, и восходить, мало-помалу, как по ступеням, до познания наиболее сложных, допуская существование порядка даже среди тех, которые в естественном ходе вещей не предшествуют друг другу».

Четвертое правило: «Делать всюду перечни настолько полные и обзоры столь всеохватывающие, чтобы быть уверенным, что ничего не пропущено».

Но насколько эти правила, вытекающие из математики, универсальны? Что касается чувств, то понятно: они нас весьма часто обманывают: «ничто не является таким, каким оно представляется нашим чувствам». А сама математика? «Ведь я могу предположить, что не праведный Бог владеет суверенным источником истины, а некий злой гений, столь же хитрый и лживый, сколь и сильный, чтобы обмануть меня, изобрел всю эту индустрию лжи». Может быть, все математические формулы (2+2=4), геометрические тела, протяженность, дви­жение и т.д. - лишь изобретение моего ума, не имеющие никакого отношения к объективной истине? - рассуждает Декарт. Все, все нужно подвергнуть сомнению. Сомнение методично. И даже если есть некая сила, которая обманывает меня, все же «...нет никакого сомнения, что я существую; пусть обманывает меня, сколько хочет, -она никогда не сможет превратить меня в ничто до тех пор, пока я буду думать. Следовательно,... необходимо заключить, что суждение «я есть, я существую» абсолютно верно, всякий раз, когда я произношу его, мой дух удостоверяет это». Удостоверяет ясно и отчетливо. Таким образом, подчеркивает он, можно взять за основу правило: все воспринимаемое ясно и отчетливо - одновременно истинно. То есть разум, мысль - первая субстанция, мыслящая субстанция, мыслящая реальность.

Разум, здравый смысл человека - основа и гарантия познания. Человеку присущи три вида идей: врожденные идеи, которые он обнаруживает в себе самом, приобретенные идеи, которые приходят к нему извне и обращают его к вещам, совершенно отличным от него; сотворенные идеи, сконструированные самим человеком.

Самая высшая врожденная идея - это идея Бога. Бог существует, Бог - в высшей степени совершенен, Бог - вечен, Бог - гарант истины и доброты. Однако человек, несмотря на то, что его интеллект вырабатывает ясные и отчетливые идеи, зачастую ошибается. В этом повинна его воля, которая отклоняется от естественного света разума.

Именно в дурном употреблении свободы воли и состоит бездумность, дающая форму ошибке, утверждает Декарт.

Наряду с разумом, мыслящей субстанцией, он признает и другую субстанцию - протяженность.

Способность воображения и чувства, приобретенные идеи побуждают нас признать наличие окружающего нас материального, телесного мира. В окружающем мире есть свойство, которое мы воспринимаем ясно и отчетливо. «Любая вещь, имеющая отношение к телу, предполагает протяженность... Так, например, нельзя представить себе фигуру иначе, чем в пространстве, так же, как и движение... И наоборот, можно представить протяженность без фигуры или без движения, что очевидно любому, кто обратит на это внимание».

Следовательно, по Декарту, существуют две субстанции: духовный мир - вещь мыслящая, материальный мир - вещь протяженная. Что касается других свойств материальных вещей, таких, как цвет, вкус, вес и т.д., то Декарт их считает вторичными, поскольку относи­тельно их невозможно иметь ясное и отчетливое знание.

Отождествляя материю с протяженностью, признавая лишь механическое движение, Декарт основными законами материального мира считает принцип сохранения количества движения и принцип инерции, т.е. фактически унифицирует мир, сводит его к механиче­ской модели. Причем примечательно, что хотя Декарт говорил о He-прекращающемся творении, о непрерывном воздействии Бога на мир, о том, что Бог - источник обеих субстанций (мыслящей и протяжен­ной), он тем не менее в своем труде «Мир» заявлял, что описывает не наш мир, а некий другой - мир, который создал или мог бы создать Бог где-то вдали от нашего. Эта уловка, эта хитрость понадобились Декарту, чтобы избежать критики, ибо этот новый мир, по сути неотличимый от нашего, характеризуется только двумя свойствами: протяженностью и движением. Декарт, в сущности, хочет, не подвергая себя опасности быть обвиненным в безбожии, показать, что законов природы, им открытых, вполне достаточно, чтобы мир функциониро­вал сам по себе, без помощи особого божественного акта.

Как рассуждает Декарт? Бог сотворил мир. Но благодаря закону постоянства, или сохранения, все сотворенное Богом само собой поддерживается в своем бытии, так что нет необходимости искать первопричину движения мира, его перводвигатель; нужно просто допустить, что вещи начали двигаться в тот самый момент, когда был со­творен мир; и поскольку это произошло, движение уже никогда не прекратится, а будет переходить от одного предмета к другому.

В «Началах философии» Декарт снова утверждает, что закон сохранения - фундаментальный закон. И конечно, снова ссылается на Бога, который всегда действует одним и тем же способом, поддержи­вая в мире то же количество движения и покоя, которое он вложил в этот мир при его сотворении: «Ибо хотя это движение - только модус движимой материи, однако его имеется в ней известное количество... не возрастающее и не уменьшающееся, несмотря на то что в некоторых частях материи его может быть то больше, то меньше... Мы понимаем также, что одно из совершенств Бога заключается не только в том, что он неизменен сам по себе, но и в том, что он действует с величайшим постоянством и неизменностью... Отсюда следует, что раз Бог при сотворении материи наделил отдельные ее части различными движениями и сохраняет их все тем же образом и на основании тех самых законов, по каким их создал, то он и далее непрерывно... сохраняет во Вселенной столько же движения и покоя, сколько вложил в нее при творении». По поводу вышеприведенных суждений Декарта о Боге Блез Паскаль в своих «Мыслях» сердито писал: «Я не могу простить Декарту - следующего: во всей философии он охотно обошелся бы без бога, но не мог удержаться, чтобы не дать ему щелчка по носу, заставив его привести мир в движение. После этого он более уже никаких дел с богом не имел».

Рассматривая мир как механизм, Декарт даже в животных и человеке видел не что иное как механизмы. «Я предполагаю, - пишет он в «Трактате о человеке», – что тело не что иное, как статуя, или земельный механизм, созданный Богом, и, следовательно, все функции, какие только можно вообразить, происходят от материи и зависят исключительно от расположения органов. Я прошу вас считать, что эти функции осуществляются в механизме естественным путем, от простого расположения его органов - точно так же, как движение часов или любого другого автомата происходит благодаря противовесам и колесам; так что в этих механизмах нельзя обнаружить никакой души - ни растительной, ни чувствующей, и никакого другого начала движения и жизни, кроме крови и духов».

Однако в человеке как существе мыслящем помимо тела есть и душа. Она расположена в центре мозга, в мозговой железе, взаимодействуя с духами, направляя их движение, а через них управляя и телом. Она управляет и эмоциями (страстями); для этой цели она использует два чувства: печаль и радость. Печаль помогает уяснить то, чего надо избегать, радость, напротив, - то, к чему следует стремить­ся. Но главное, конечно, - разум, только он в конечном счете может дать ясное и отчетливое знание о том, к чему, к какой жизни надо стремиться, а стремиться нужно к мудрости, к ясной и отчетливой мысли. Декарт оказал огромное влияние на последующее развитие философии к науки. Кант писал: «Но свет открылся тому, кто впервые доказал теорему о равнобедренном треугольнике... Он понял, что его задача состоит не в исследовании того, что он усматривал в фигуре или в одном лишь ее понятии, как бы прочитывая в ней ее свойства, а в том, чтобы, создать фигуру посредством того, что он сам a priori, сообразно понятиям мысленно вложил в нее и показал путем построения». И далее. Ясность для всех естествоиспытателей возникла тогда, когда Галилей стал скатывать с наклонной плоскости шары с им самим избранной тяжестью, когда Торричелли заставил воздух под­держивать вес, который, как он заранее предвидел, был равен весу известного ему столба воды, или, когда Шталь в еще более позднее время превращал металлы в известь и известь обратно в металлы, что-то выделяя из них и вновь присоединяя к ним.

«Естествоиспытатели поняли, что разум видит только то, что сам создает по собственному плану, что он с принципами своих суждений должен идти впереди согласно постоянным законам и заставлять природу отвечать на его вопросы, а не тащиться у нее словно на по­воду, так как в противном случае наблюдения, произведенные случайно, без заранее составленного плана, не будут связаны необходимым законом, между тем как разум ищет такой закон и нуждается в нем. Разум должен подходить к природе, с одной стороны, со своими принципами, сообразно лишь с которыми согласующиеся между собой явления и могут иметь силу законов, и, с другой стороны, с экспериментами, придуманными сообразно этим принципам для того, чтобы черпать из природы знания, но не как школьник, которому учитель подсказывает все, что он хочет, а как судья, заставляющий свидетеля отвечать на предлагаемые им вопросы. Поэтому даже фи­зика обязана столь благоприятной для нее революцией в способе мышления исключительно лишь счастливой догадке - сообразно с тем, что сам разум вкладывает в природу, искать (а не придумывать) в ней то, чему он должен научиться у нее и чего он сам по себе не по­знал бы. Тем самым естествознание впервые вступило на верный путь науки после того, как оно в течение многих веков двигалось ощупью».

Все это сказал уже не Декарт, а Кант, но, как совершенно ясно, в духе Декарта. По мнению Декарта, мудрость, разум важны не только в науке, но и в социальной жизни. Так, считал он, первое правило общественной жизни заключается «в подчинении законам и обычаям» своей страны, в уважении умеренных взглядов, далеких от каких-либо крайностей. Второе правило «состоит в твердости, решимости и упорном следовании избранным позициям, даже если они вызывают сомнение, как если бы они были надежнейшими». Третье правило: «Побеждать скорее себя самого, нежели судьбу, и менять скорее свои желания, чем мировой порядок; верить, что нет ничего, что было бы целиком в нашей власти, за исключением наших мыслей». Четвертое правило требует «употребить» всю свою жизнь на «культивирование разума» и насколько возможно продвигаться вперед в познании истины, следуя методу, который человек «сам себе предписал».

Примечательно, что уже современники или почти современники высказывались о философии Декарта весьма противоречиво. Г. Лейбниц писал: «Я считаю сочинения Декарта подступом к истинной философии, поскольку хотя он и не проник в самую ее сердцевину, однако приблизился к ней более, чем кто-либо из его предшественников, за исключением Галилея, которого само небо посвятило в самые разные тайны... Кто познакомится с сочинениями Галилея и Декарта, окажется в гораздо лучших условиях для постижения исти­ны, чем другие».

Наряду с этим Гассенди в своих «Возражениях на «Метафизиче­ские размышления» Декарта» отверг сам тип картезианского знания - априористский и дедуктивный, где опыту нет места. По мнению Гассенди, Декарт не дал достаточного обоснования для перехода от опыта к субстанциональности res cogito. Порочный круг усматривает Гассенди в принципе cogito как основы очевидности не столько математических истин, сколько самого cogito. Он отверг также картезианское разделение человека на душу и тело. Идею наисовершеннейшего существа, полагает Гассенди, также вряд ли можно считать врожденной; она скорее имеет историческое происхождение.

Критикует Декарта, как показано выше, и Б. Паскаль. Декарт апеллирует к точности, но его философия, по сути, - «роман о природе, что-то вроде похождений Дон Кихота: в ней опора не на факты, а на изобретенные им принципы, весьма сомнительные». Жизнь сложна, не поддается рационализации. И чувства, и разум фальшивы, тем более геометрический разум. Геометр редко обладает развитым чувством интуиции, а те, кто обладает интуицией, редко становятся геометрами. И разум, и чувства должны быть подчинены, покорны ценностям христианства. Сердце, а не разум слышит Бога. Только с помощью Христа мы можем обрести себя, постичь свою жизнь, смерть, Бога, подчеркивает Б. Паскаль.

Д. Вико, который, к тому же, сам уделял большое внимание методологии научного исследования, со всей решительностью заявлял, что картезианский метод слишком абстрактен и не дает критерия доказуемости научных гипотез. «Метод достижения их (физических представлений) это геометрический метод, однако физические исти­ны не могут быть доказаны с той же достоверностью, что и аксимы геометрические. Мы в состоянии доказать геометрические положения постольку, поскольку они нами созданы: когда бы то же самое было возможно и с физическими, тогда с таким же правом мы были бы в состоянии творить ex nigilo». Горе-защитники картезианского метода перенесли в физику геометрический метод и, пользуясь, как ариадниной нитью, начали описывать причины, посредством которых этот восхитительный мировой механизм якобы был создан Богом, выступившим в качестве архитектора некоего безмерного со­оружения. Эти ученые мужи уверены, что физика, которой они обучают, - она же и сама природа, и как бы ты не крутнул универсум, вновь окажешься перед той же физикой.

Между тем, утверждает Д. Вико, универсум, материя, жизнь, человек обладают сложной, быстро изменяющейся, противоречивой структурой, которую невозможно выразить в математических формулах.

Наряду с этим, по его мнению, принцип cogito ergo sum отнюдь не преодолевает скептицизм. «Скептик, - отмечает он, - ничуть не сомневается ни в том, что он мыслит, ни в определенности того, что он видит... ни в том, что он существует... Он лишь утверждает, что определенность мысли о присутствии сознания еще не наука: обывательская данность самому себе доступна любому идиоту, но разве это та драгоценная истина, найти которую суждено лишь избранным?». Д. Вико считает, что человека, человеческое общество невозможно познать исключительно с помощью естественных наук, нельзя «оставлять в небрежении законы человеческого поведения, страсти, их преломления в гражданской жизни, свойства пороков и добродетелей, характерные свойства разных возрастов, половых различий, племенных особенностей, типов рациональности, не говоря уже об «искусстве декора», что среди прочего особенно сложно». Здесь нужна другая наука, более высокая, нежели геометрия. И эта наука - история, подчеркивает Д. Вико.

А вот оценка Гегеля: Р. Декарт является героем, еще раз предпринявшим дело философствования, начавшим совершенно заново все с самого начала. С ним мы вступаем, собственно, в самостоятельную философию. Здесь, можно сказать, мы наконец дома и можем, как мореплаватель после долгих блужданий по бурному морю, вос­кликнуть: «Земля»...

Разумеется, Ф. Ницше - критик Декарта. Декарт - отец рационализма, а значит - дед революции; он - поверхностен, поскольку признает только авторитет разума, а разум - не более как только орудие, утверждает Ницше. Более того, по мнению Ф. Ницше, сознание, «дух» - симптом несовершенства организма, «промах», при котором бесполезно тратится много нервной силы. Поэтому, продолжает он: «Мы отрицаем, чтобы что-нибудь могло быть совершенным, раз оно делается сознательно. "Чистый дух" есть чистая глупость: если мы сбросим со счета нервную систему и чувства, "смертную оболочку", то мы обсчитаемся - вот и все»[67].

Русские философы также не оставили Р. Декарта без внимания.

«Декарту было одно великое призвание - начать науку и дать ей начало», - писал А.И. Герцен. Со времени Декарта, продолжал он, наука не теряет своей почвы; она твердо стоит на самопознающем мышлении, на самозаконности разума. «Приступ Декарта к делу - величайшая заслуга его; действительное и вечное начало наукообразного развития он начинает с безусловного сомнения... он сосредоточился в глубине духа своего, сошел внутрь своего мышления, проверил свое сознание, – у него вырвалось из груди знаменитое подтверждение своего бытия: cogito, ergo sum (я мыслю, следовательно, существую)... Мышление - действительное определение моего я». Вместе с тем, предостерегал А.И. Герцен, чистое мышление - схоластика новой науки; строгая, геометрическая диалектика Декарта «беспощадна», качество уступило место количеству, все подчинилось механическим законам и «вселенная сделалась снарядом движущегося протяжения».

Декарт не смог удержать напор схоластики, считал Герцен. «Хотя во Франции уже в то время образовалось особое, практически философское воззрение на вещи, не наукообразное, не покоренное ни одному абстрактному учению, ничьему авторитету, - воззрение свободное, основанное на жизни, на самомышлении и на отчете о прожитых событиях, отчасти на усвоении, на долгом, живом изучении древних писателей; воззрение это стало просто и прямо смотреть на жизнь, из нее брало материалы и совет; оно казалось поверхностным, потому что оно ясно, человечно и светло»[68].

Весьма резко, негативно отзывался о Декарте и его философии Bл.C. Соловьев: «Декарт все содержание внешнего мира сводит к формальным математическим определениям протяженности, к пространственным отношениям; он исключает из природы всякую живую силу (известно, что

даже животных он признавал только за сложные машины без собственной

жизни); единственное движение, признаваемое им, есть механическое, посредством толчка. Точно так же все содержание человеческого духа он сводит к формальной деятельности мышления, под которым разумеет вообще представление. Воля для Декарта есть лишь accidens мышления, в сущности, не что иное, как суждение...»[69].

Оценки современными философами философских воззрений Декарта – еще более острые, еще более противоречивые. Так, Б. Рассел в целом весьма высоко оценивает философию Декарта. Рене Декарта обычно считают, и я думаю правильно, основателем современной философии, пишет Б. Рассел. «Он - первый человек больших фило­софских способностей, на чьи взгляды глубокое влияние оказали но­вая физика и астрономия. Хотя правда, что в его теориях сохраняется многое от схоластики, однако он не придерживается основ, заложенных его предшественниками, а пытается создать заново законченное философское здание. Подобного еще не случалось со времени Аристотеля, и это являлось признаком возродившейся веры в свои силы, вытекающей из прогресса науки. От его работ веет свежестью, которую после Платона нельзя было найти ни у одного знаменитого предшествующего ему философа. Декарт пишет не как учитель, а как исследователь и ученый, и стремится передать то, что он открыл. Его стиль легкий и непедантичный, обращен больше к интеллигентным людям мира, чем к ученикам. А кроме того, это поразительно превос­ходный стиль. Большая удача для современной философии, что ее родоначальник имел такой замечательный литературный талант. Его последователи и на континенте и в Англии вплоть до Канта сохранили непрофессионалистский характер его философии, а некоторые из них, кроме того, кое-что от его стилистических достоинств». Так оценивает Декарта и его философию Б. Рассел в своей книге «История западной философии».

Однако М. Хайдеггер подходит к оценке философии Декарта уже весьма критически. Он признает заслуги Декарта. До науки как исследования дело доходит впервые тогда и только тогда, когда истина превращается в достоверность представления. Впервые сущее определяется как предметность представления, а истина - как достоверность представления в метафизике Декарта. Вся метафизика Нового времени, включая Ницше, держится внутри намеченного Декартом истолкования сущего и истины, пишет М. Хайдеггер. Благодаря Декарту, продолжает он, впервые реализм оказывается в состоянии доказать реальность внешнего мира и спасти сущее в себе. С Декарта, отмечает Хайдеггер, начинается завершение западной метафизики. Декарт подвел метафизическое основание под освобождение человека к свободе как самоудостоверяемому самоопределению. С истолкованием человека как субъекта он создал метафизическую предпосылку для будущей антропологии всех видов и направлений. В восхождении антропологии Декарт празднует свой высший триумф.

Наряду с этим М. Хайдеггер указывает на своеобразную двусмысленность декартовского определения философии. Основной тенденцией Декарта было превращение философии в абсолютное познание. Философствование начинается с сомнения, однако Я под вопрос не ставится... Мы имеем здесь дело в самом лучшем случае с научно-критической, но никак не с философско-критической установкой. Ставится под вопрос всегда только знание, сознание вещей, других субъектов, но само присутствие человека под вопрос не ставится. Картезианская установка не собирается рисковать. Она критична необязывающим и неопасным образом.

Более того, М. Хайдеггер полагает, что декартовское истолкова­ние природы как протяженной вещи, математически постигаемой и достоверно исчислимой, – первый решительный шаг, который сделал метафизически возможными новоевропейскую планетарную машин­ную технику и с ней новый мир и его человечество.

Безусловной «механической экономике» соразмерен, в смысле ницшевской метафизики, только сверхчеловек, и наоборот: такой человек нуждается в машине для утверждения безусловного господства над Землей, подчеркивает М. Хайдеггер[70].

Еще более остро о рационализме и Декарте пишет X. Ортега-и-Гассет. Рационализм отрицает жизнь ради спасения истины. Будучи единой, абсолютной и неизменной, истина не может быть свойством наших индивидуальностей. За всеми различиями между людьми она предполагает наличие абстрактного субъекта, «разум», как назвал его Декарт. Разум отвергает все жизненное и конкретное, всю историче­скую реальность. В системе Декарта нет места истории, точнее, она помещена на лобное место. «Все, что понимает разум, он понимает правильно, и невозможно, чтобы он ошибался. Откуда же рождаются мои заблуждения? Очевидно, только из того, что воля, будучи более обширной, чем ум, не удерживается мною в границах, но распро­страняется также на вещи, которых я не постигаю... Она легко впадает в заблуждение...», - цитирует Декарта X. Ортега-и-Гассет. Итак, не будь греховности воли, уже первый человек открыл бы все доступ­ные ему истины, иронизирует он. Декарт дисквалифицировал окру­жающий нас качественный и непосредственный мир, заменил его иным миром - количественным и геометрическим, исключающим все спонтанное и непосредственное, - продолжает философ. Однако то, что можно сосчитать и измерить, отнюдь необязательно является истиной как таковой. Например, почти все физические законы имеют точное выражение, но так как они получены путем чисто статистических, т.е. вероятностных, подсчетов, они имеют только вероятностное значение. Конечно, если бы наше мышление не прониклось мышлением Декарта, оно было бы примитивным, признает X. Ортега-и-Гассет, мы должны были бы начать заново, а не быть наследни­ками. Декарт прав: человек всемогущ, для него не существует неразрешимых тайн. Он может достичь истины. Для этого надо не пугаться сложности проблем, не позволять страстям затуманивать разум. Доводы геометров натолкнули меня на мысль, пишет Декарт в «Рассуждениях о методе», что все доступное человеческому познанию одинаково вытекает одно из другого. Соблюдая должный порядок в выводах, можно убедиться, что нет ничего ни столь далекого, чего нельзя было бы достичь, ни столь сокровенного, чего нельзя было бы открыть.

X. Ортега-и-Гассет подчеркивает: Декарт, придумав «методическое сомнение», простейшим способом объединил оба понятия, дав нам прекрасный пример интеллектуальной проницательности к элегантности.

Тем не менее сегодня, вместо того, что исходить из сознания, как повелось поступать со времен Декарта, мы должны твердо стоять на том, что исходной реальностью для каждого человека является его жизнь, утверждает X.Ортега-и-Гассет[71]. К. Ясперс также критически оценивает философию.

Декарта: Декарт отождествил философию и науку. Его заблуждение привело к пониманию науки как мнимого тотального знания и испортило философию.

Это - оценки философов. Но интересно, каковы оценки ученых, каковы оценки вклада Декарта непосредственно в науку? Безусловно, Декарт - универсальный ученый. Он создал важную отрасль математического знания - аналитическую геометрию. Ввел в математику понятие переменной величины. Много работал в области физики, механики, оптики, метеорологии. Он открыл механизм безусловного рефлекса и, опираясь на идею Гарвея, создал физическую теорию кровообращения. Впервые после Леонардо изучал движение мускулов, основываясь при этом на принципах физики и механики, как уже упоминалось, Декарт независимо от Галилея пришел к выводу о вращении Земли.

Конечно, многие конкретные выводы картезианской науки устарели, принадлежат прошлому, истории.. Тем не менее научный вклад Декарта очень высоко оценивает известный философ и историк науки А. Койре. Он сопоставляет научные идеи Р. Декарта и И. Ньютона.

Почему Декарт и Ньютон? Потому что, как подтверждает, в свою, очередь, Б. Фонтенель, «...отношения, связывающие этих двух великих людей, противоположность между которыми столь велика, имеют большое значение. Оба они были гениями первого ранга, рожденными для господства над другими умами; оба основали свои физики на геометриях, каждая из которых была почти целиком их собственным творением.

Но один, совершив дерзкий взлёт, захотел поместиться в истоке всего, захотел овладеть первоначалами посредством нескольких ясных и фундаментальных идей, чтобы оттуда лишь нис­ходить к явлениям природы как к необходимым следствиям. Другой, более робкий или скромный, начал свой путь с опоры на явления с тем, чтобы от них подн