Конфликт — освобождение — взаимоотношения

 

«Конфликт между утверждением и противопос­тавлением неизбежен и необходим, он приводит к синтезу, из которого вновь возникает утверждение с соответствующим уму противопоставлением, и так далее. И нет конца противоречию, и только через конфликт может быть любой рост, любое продви­жение вперед».

Разве конфликт дает понимание наших проблем? Неужели он приведет к росту, продвижению? Он может вызвать побочные усовершенствования, но Разве конфликт в самой его сути — не фактор рас­пада? Почему вы упорно утверждаете, что конф­ликт необходим? «Все мы знаем, что противоречия имеются на каждом уровне нашего существования, так зачем же отрицать или закрывать на это глаза?»

Любой не остается слеп по отношению к посто­янной борьбе внутри и снаружи, но позвольте все-таки спросить, почему вы настаиваете, что он необ­ходим?

«Конфликт нельзя отрицать, он — часть чело­веческой структуры. Мы используем его как сред­ство для достижения цели, а целью является пра­вильная окружающая среда для индивидуума. Мы работаем для этой цели и используем любое сред­ство, чтобы достичь ее. Амбиция, конфликт явля­ются способами существования человека, и их мож­но использовать либо против него, либо для него. Благодаря конфликту мы двигаемся к более значи­тельным вещам».

Что вы подразумеваете под конфликтом? Конф­ликт между чем? «Между тем, что было, и тем, что будет». «То, что будет» является последующим от­кликом на то, что было и то, что есть. Под конф­ликтом мы подразумеваем борьбу между двумя про­тивостоящими идеями. Но в самом ли деле оппози­ция в любой ее форме способствует пониманию? Когда наступает понимание любой проблемы?

«Существует классовый, национальный и идео­логический конфликт. Конфликт — это противо­стояние, сопротивление из-за незнания некоторых важных исторических фактов. Через противостоя­ние возникает рост, возникает прогресс, и весь этот процесс является жизнью».

Мы знаем, что существует конфликт на различ­ных уровнях жизни, и было бы глупо отрицать это. Но действительно ли так уж необходим конфликт? Пока мы только предположили, что это так, или оп­равдали его с помощью коварной причины. В природе значение конфликта может быть весьма различно: среди животных конфликт, как мы знаем, вообще может не существовать. Но для нас конфликт стал фактором огромной важности. Почему он стал настоль­ко существенен в наших жизнях? Конкуренция, ам­биция, усилие быть или не быть, воля к достижению и так далее — все это часть конфликта. Почему мы принимаем конфликт как что-то существенно важное для существования? С другой стороны, это не означа­ет, что мы должны принять праздность. Но почему мы допускаем конфликт в пределах себя и вне? Дей­ствительно ли конфликт необходим для понимания, для решения проблемы? Разве нам не лучше исследо­вать, чем утверждать или отрицать? Разве не лучше попытаться найти суть вопроса, чем придерживаться наших умозаключений и мнений?

«Как же может быть тогда переход от одной фор­мы общества к другой без конфликта? Имущие ни­когда добровольно не откажутся от их богатства, их нужно будет заставить, и этот конфликт приводит к новому общественному порядку, новому жизненному пути. Это нельзя сделать мирно. Может, нам и не хотелось применять насилие, но нам приходится стоять лицом к лицу перед фактом».

Вы предполагаете, что знаете, каким должно быть новое общество, а другие товарищи не знают. Вы один обладаете этим уникальным знанием, и вы желаете ликвидировать тех, кто стоит на вашем пути. Этим методом, который вы считаете необходимым, вы только лишь порождаете противостояние и ненависть. То, что вы знаете, — просто другая форма предубеждения, иной вид создания определенных условий. Ваши ис­торические исследования либо таковые ваших лиде­ров интерпретируются согласно специфической скры­той установке, которая определяет ваш отклик, и этот отклик вы называете новым подходом, новой идеоло­гией. Всякий отклик мысли обусловлен, и устроить революцию, основанную на мысли, или идее, означа­ет увековечить видоизмененную форму того, что было. Вы, по существу, реформаторы, а не реальные рево­люционеры. Преобразование и революция, имеющие в своей основе идею, — это регрессирующие факторы в обществе.

Вы ведь говорили, что конфликт между утверж­дением и противопоставлением необходим, и что конфликт противоположностей приводит к синтезу?

«Конфликт между существующим обществом и его противоположностью из-за давления историчес­ких событий и прочего, в конечном счете, вызовет новый социальный порядок».

Разве противоположность отличается или несход­на с тем, что есть! Как возникает противополож­ность? Разве это не видоизмененное проецирование того, что есть! Не имеются ли в противопоставле­нии элементы его собственного утверждения? Одно не полностью непохоже или отличается от другого, а синтез — это все же видоизмененное утверждение. Хотя он периодически окрашивается в различ­ные цвета, хотя видоизмененяется, преобразовыва­ется, меняет форму согласно обстоятельствам и дав­лению, утверждение всегда является утверждени­ем. Конфликт между противоположностями крайне бесполезен и глуп. На мысленном или словесном уровне вы можете доказать или опровергнуть что угодно, но это не сможет изменить некоторые оче­видные факты. Существующее общество основано на индивидуальном стяжательстве, а его противо­положность с полученным в результате синтезом — это то, что вы называете новым обществом. В ва­шем новом обществе индивидуальное стяжательство противопоставлено государственному стяжательству, а государство — это правители. Теперь государство становится наиболее важным, а не индивидуум. Исходя из этого противопоставления, вы говори­те, что в конечном счете возникнет синтез, при котором все индивидуумы станут важны. Такое будущее нереально, это идеал, проекция мысли, а мысль — всегда отклик памяти, создание опреде­ленных условий. Это в действительности пороч­ный круг без какого-нибудь выхода из него. Это конфликт, борьба в пределах клетки мысли, —

вот то, что вы называете прогрессом.

«Вы говорите, что тогда нам надо все оставить вот так, как есть, со всей эксплуатацией и корруп­цией существующего общества?»

Ничего подобного. Но ваша революция — не Революция вовсе, это — только переход власти от одной группы людей к другой, замена одного класса на другой. Ваша революция — просто иная струк­тура, построенная из того же самого материала и согласно тому же самому основному образцу. Су­ществует радикальная революция, которая не явля­ется конфликтом, которая не основана на мысли с ее придуманными эго проекциями, идеалами, дог­мами, утопиями, но пока мы мыслим понятиями изменения этого на то, становления большим или становления меньшим, достижения результата, не может возникнуть фундаментальной революции.

«Такая революция невозможна. Неужели вы се­рьезно предлагаете ее?»

Это единственно настоящая революция, един­ственно фундаментальное преобразование.

«Как вы предлагаете совершить ее?»

Пониманием ложного как ложного, пониманием истины в ложном. Очевидно, должна произойти фун­даментальная революция во взаимоотношениях чело­века с человеком. Все мы знаем, что все существую­щее не может продолжаться так, как оно есть, без усиления горечи и бедствий. Но все реформаторы, по­добно так называемым революционерам, имеют в поле зрения результат, цель, которую нужно достичь, и оба используют человека как средство для достижения их собственных результатов. Использование человека с какой-то целью — вот реальная проблема, а не дос­тижение специфического результата. Нельзя отделить цель от средств, поскольку они — единый, недели­мый процесс. Средства — это цель. Бесклассовое об­щество не может родиться благодаря конфликту клас­сов в качестве средства. Результаты использования неправильного средства ради так называемой правиль­ной цели вполне очевидны. Не может быть никакого мира с помощью войны или благодаря подготовке к войне. Все противоположности самоспроецированы, идеал — это реакция на то, что есть, и конфликт, чтобы достичь идеала, — тщетная и иллюзорная борьба в пределах клетки мысли. Благодаря такому конф­ликту нет никакого освобождения, никакой свободы для человека. Без свободы не может быть никакого счастья, а свобода — это не идеал. Свобода — вот единственное средство для свободы.

Пока человека используют психологически или физически, неважно, от имени ли Бога или госу­дарства, будет существовать общество, основанное на насилии. Использование человека с какой-то це­лью — уловка, применяемая политическим деяте­лем и священником, и не допускает настоящих вза­имоотношений.

«Что вы подразумеваете под сказанным?»

Когда мы используем друг друга ради нашего вза­имного удовлетворения, могут ли между нами быть какие-либо взаимоотношения? Когда вы используе­те кого-то для вашего комфорта, подобно тому как вы используете предмет мебели, вы породняетесь с тем человеком? Вы породняетесь с мебелью? Вы мо­жете называть их вашими собственными, и на этом все, но у вас нет никаких взаимоотношений с ними. Точно так же, когда вы используете другого ради вашей психологической или физиологической выго­ды, вы обычно называете этого человека вашим, вы обладаете им или ею, а разве взаимоотношения — это обладание? Государство использует индивидуу­ма и называет его своим гражданином, но оно не имеет никаких взаимоотношений с индивидуумом, оно просто использует его как инструмент. Инстру­мент — это мертвая вещь, и никаких взаимоотноше­ний не может быть с тем, что является мертвым. Когда мы используем человека с определенной целью, ка­кой бы благородной она ни была, он интересует нас в качестве инструмента, мертвой вещи. Мы не мо­жем использовать живое существо, отсюда наша по­требность в мертвых вещах, и наше общество осно­вано на использовании мертвых вещей. Использова­ние кого-то другого делает того человека мертвым инструментом ради нашего удовлетворения. Взаимо­отношения могут существовать только между живы­ми, и использование — это процесс изоляции. Имен­но процесс изоляции порождает конфликт, антаго­низм между человеком и человеком.

«Почему вы делаете такой большой акцент на взаимоотношениях?»

Существование — это взаимоотношения, быть — значит иметь взаимоотношения. Взаимоотношения — это общество. Структура нашего нынешнего обще­ства, основанная на взаимном использовании, порож­дает насилие, разрушение и нищету, и если так назы­ваемое революционное государство существенно не изменит такое использование, оно сможет только при­вести, опять же, к дальнейшему конфликту, беспо­рядку и антагонизму, возможно, на ином уровне. Пока мы в психологическом отношении нуждаемся и ис­пользуем друг друга, не может возникнуть никаких взаимоотношений. Взаимоотношения — это общность, а как может быть общность, если существует эксплу­атация? Эксплуатация подразумевает страх, а страх неизбежно приводит ко всякого рода иллюзиям и стра­даниям. Конфликт существует только в эксплуата­ции, а не во взаимоотношениях. Конфликт, оппози­ция, вражда существуют между нами, когда есть ис­пользование кого-то другого как средства для удо­вольствия, достижения чего-то. Очевидно, что конф­ликт не может быть разрешен, если его используют в качестве средства для самоспроецированной цели, а все идеалы, все утопии самоспроецированы. Истина в том, что конфликт в любом его проявлении уничто­жает взаимоотношения, уничтожает понимание. По­нимание есть только тогда, когда ум затихает. А ум не спокоен, когда он опутан какой-либо идеологией, догмой или верой или когда он привязан к образу из его собственного опыта, воспоминаний. Ум не споко­ен, когда он приобретает или находится в процессе становления. Всякое приобретение — это конфликт; всякое становление — процесс изоляции. Ум не спо­коен, когда его дисциплинируют, контролируют и проверяют, такой ум — мертвый ум, он изолирует себя через различные формы сопротивления, и, та­ким образом, неизбежно создает несчастья для себя и Для других.

Ум спокоен только тогда, когда он не опутан мыс­лью, которая является ловушкой его собственной Деятельности. Когда ум молчит, а не его заставля­ют замолчать, возникает истинная движущая сила, возникает любовь.

 

 

Преданность и поклонение

Мать кричала и била своего ребенка, а он пла­кал от боли. Когда мы возвратились, она ласкала ребенка, обнимая, как будто бы выжимала из него жизнь. В ее глазах были слезы. Ребенок был расте­рян, но улыбался матери.

Любовь — странная вещь, и как легко мы теря­ем тепло ее огня! Огонь гаснет, и остается дым. Дым заполняет наши сердца и умы, и мы тратим наши дни в слезах и горечи. Песня забыта, и слова поте­ряли свое значение, запах исчез, и наши руки пус­ты. Мы никогда не знаем, как поддерживать огонь без дыма, и дым всегда душит огонь. Но любовь не принадлежит уму, ее не поймать в сети мысли, ее нельзя отыскать, искусственно взрастить, взлеле­ять. Она там, где ум спокоен, а сердце свободно от шаблонов ума.

Комната выходила окнами на реку, и солнце по­блескивало на ее воде.

Он не был глупцом, но полон эмоций, изобилу­ющих чувств, от которых, должно быть, приходил в восторг, поскольку это, казалось, приносило ему огромное удовольствие. Он говорил охотно, и когда ему показали золотисто-зеленую птицу, он вклю­чил свою сентиментальность и излил свои чувства по этому поводу. Затем он заговорил о красоте реки и спел об этом песню. У него был приятный голос. К золотисто-зеленой птице присоединилась еще одна, и они обе сидели рядышком друг с другом, чистя клювом перья. Разве преданность Богу — это не путь к Нему? Разве жертва из-за преданности — это не очище­ние сердца? Разве преданность — это не необходи­мая часть нашей жизни?»

Что вы подразумеваете под преданностью?

«Любовь к самому высокому, возложение цветка перед изображением, образом Бога. Преданность — это полное поглощение, любовь, которая превосхо­дит любовь к плоти. Однажды просидев в течение многих часов, полностью забылся в любви к Богу. В том состоянии я есть ничто, и я ничего не знаю. В том состоянии вся жизнь — это единство, дворник и король едины. Это восхитительное состояние. На­верняка вы знаете его».

Является ли любовь преданностью? Является ли она чем-то отделенным от нашего повседневного су­ществования? Разве это акт жертвы — быть предан­ным объекту, знанию, службе или действию? Являет­ся ли это самопожертвованием, когда вы погружены в преданность? Когда вы полностью отождествили себя с объектом вашей преданности, разве это самопожер­твование? Неужели самоотверженность состоит в том, чтобы забыться в книге, песнопении, идее? Является ли преданность поклонением образу, человеку, сим­волу? Есть ли у окружающей действительности ка­кой-либо символ? Может ли символ когда-либо пере­дать истину? Разве символ не статичен, а может ли статический предмет когда-либо передать то, что жи­вет? Разве ваша фотография — это вы?

Давайте разберемся, что же мы подразумеваем под преданностью. Вы тратите несколько часов в день на то, что вы называете любовью, созерцани­ем Бога. Является ли это преданностью?

Человек, посвятивший свою жизнь социальному улучшению, предан своей работе, и генерал, рабо­той которого является спланировать разгром, также предан своей работе. Является ли это преданнос­тью? Если так можно сказать, вы тратите ваше вре­мя, опьяняясь образом или идеей Бога, а другие де­лают то же самое, но иным способом. Существует ли существенное различие между ими двумя? Явля­ется ли преданностью то, что имеет цель?

«Но поклонение Богу охватывает всю мою жизнь. Я не осознаю ничего, кроме Бога. Он наполняет мое сердце».

И человек, который поклоняется своей работе, сво­ему лидеру, своей идеологии, также охвачен тем, чем он занят. Вы наполняете ваше сердце словом «Бог», а другой — деятельностью, и что, — это предан­ность? Вы счастливы вашим образом, вашим симво­лом, а другой — книгами или музыкой — и это пре­данность? Разве это преданность — забываться в чем-то? Человек предан своей жене по различным удов­летворяющим его причинам, и разве такое удовлет­ворение есть преданность? Отождествление себя со страной опьяняет, и что — такое отождествление — это преданность?

«Но то, что я отдаю себя Богу, не причиняет ни­кому вреда. Напротив, я держусь в стороне от па­губного воздействия и не причиняю вреда другим».

Это, по крайней мере, уже что-то, но хотя внеш­не вы, может, и не причиняете никакого вреда, разве иллюзия не вредна на более глубоком уровне как для вас, так и для общества?

«Меня не интересует общество. Мои потребнос­ти очень малы, я справился со своими страстями, и я провожу свои дни в тени Бога».

Не важно ли выяснить, не скрывается ли за этой тенью какая-либо сущность? Поклоняться иллюзии означает цепляться за собственное удовлетворение, уступать своим аппетитам на любом уровне озна­чает быть похотливым.

«Вы очень тревожите меня, и я совсем не уверен, что хочу продолжать эту беседу. Поймите, я при­шел, чтобы поклониться тому же самому алтарю, что и вы. Но я вижу, что ваше поклонение совер­шенно иное, и то, о чем вы говорите, за пределами моего понимания. Но я хотел бы узнать, в чем же красота вашего поклонения. У вас нет никакого изоб­ражения, никаких образов и никаких ритуалов, но вы, должно быть, поклоняетесь. Каково по характе­ру ваше поклонение?»

Поклоняющийся и есть то, чему он поклоняется. Поклоняться другому — значит поклоняться себе. Образ, символ являются собственными проекция­ми. В конце концов, ваш идол, ваша книга, ваша молитва является отражением вашего внутреннего состояния, это ваше творение, хотя оно может быть создано другим. Вы выбираете согласно вашему удов­летворению от этого, ваш выбор — это ваше преду­беждение. Ваш образ — это ваш наркотик, и он высечен из ваших собственных воспоминаний, вы поклоняетесь себе через этот образ, созданный вашей собственной мыслью. Ваша преданность — это любовь к вам самим, прикрытая песнопением ва­шего ума. Это изображение — вы сами, оно — от­ражение вашего ума. Такая преданность — это фор­ма самообмана, что только ведет к горю и к изоля­ции, что означает смерть. Является ли поиск пре­данностью? Исследовать что-то не означает искать, стремиться к истине не означает найти ее. Мы убе­гаем от самих себя через поиск, который является иллюзией; мы пробуем любым способом обратиться в бегство от того, что мы есть. Внутри себя мы на­столько мелочны, так ничтожны, по существу, и по­клонение чему-то более значимому, чем мы сами, столь же мелочно и глупо, как мы сами. Отождеств­ление с великим — это все еще проекция незначи­тельного. «Больше» — это расширение «меньше». Малое в поисках большого найдет только то, что оно способно обнаружить. Бегств существует мно­жество, и они различны, но, убежав, ум все еще напуган, узок и несведущ.

Понимание бегства — вот освобождение от того, что есть. То, что есть, можно понять только, когда ум уже не в поисках ответа. Поиск ответа —- это бегство от того, что есть. Этому поиску дают раз­личные названия, одно из которых — это предан­ность. Но чтобы понять то, что есть, ум должен успокоиться.

«Что вы подразумеваете под тем, "что есть"»!

То, что есть, это то, что происходит от мгнове­ния до мгновения. Понимание целостного процесса возникновения вашего поклонения, вашей преданности тому, что вы вызываете Богом, и означает осознание того, что есть. Но вы не желаете понять то, что есть, поскольку ваше бегство от того, что есть, который вы зовете преданностью, является источником большего удовольствия, и, таким обра­зом, иллюзия приобретает большее значение, чем действительность. Понимание того, что есть, не зависит от мысли, поскольку сама мысль — это бег­ство. Думать о проблеме — не значит понять ее. Только когда ум затихает, суть того, что есть, рас­крывает себя.

«Я доволен тем, что имею. Я счастлив благодаря моему Господу, благодаря моим молитвам и моей преданности. Преданность Богу — это песнь моего сердца, и мое счастье — в той песне. Ваша песнь может быть более чистой и открытой, но, когда я пою, мое сердце наполняется до краев. Чего боль­шего еще желать человеку, чем иметь полноту в сердце? Мы — братья в моей песне, и ваша песнь меня не тревожит».

Когда песнь настоящая, не существует ни вас, ни меня, а лишь молчание вечности. Песнь — это не звук, а молчание. Не позвольте звукам вашей песни заполнять ваше сердце.

 

 

Интерес

 

Он был директором школы, имел несколько уче­ных степеней и серьезно интересовался образова­нием, упорно трудился на благо разного рода социальных реформ. Но теперь, признался он, хотя и был еще весьма молод, потерял интерес к жизни. Почти механически продолжал выполнять свои ежед­невные рутинные обязанности с утомляющей ску­кой. Больше не чувствовал «изюминки» в работе, и подъем, захвативший его в начле работы, полнос­тью прошел. Он был склонен к религии и надеялся, провести некоторые реформы, но все это также угас­ло. Он не видел абсолютно никакой ценности в сво­их действиях. Почему?

«Всякое действие ведет к беспорядку, создавая большее количество проблем, нанося больше вреда. Я пробовал действовать осмысленно и продуманно, но это неизменно приводит к какой-то неразберихе. Некоторые виды деятельности, которыми я зани­мался, заставили меня чувствовать себя угнетенным, обеспокоенным и утомленным, и все они вели в ни­куда. Теперь я боюсь действовать, и страх причи­нения большего вреда, чем пользы, заставил меня отойти от всего, кроме минимума необходимых дей­ствий».

Что является причиной этого страха? Он из-за причинения вреда? Вы отдаляетесь от жизни из-за страха вызвать больше замешательства? Вы бои­тесь замешательства, которое вы могли бы создать, или оно внутри вас самих? Если бы вы были ясны для самого себя, то возникало бы действие, были бы вы тогда напуганы каким-либо внешним замеша­тельством, которое могло бы создать ваше действие? Вы боитесь замешательства внутри или снаружи? «Я никогда прежде не рассматривал это подоб­ным образом, и мне нужно поразмыслить над тем, что вы говорите».

Вы бы возражали против порождения еще боль­шего количества проблем, если бы были ясны само­му себе? Нам нравится убегать от собственных про­блем любыми путями, но таким образом мы только увеличиваем их количество. Выставлять напоказ наши проблемы может казаться постыдным, но спо­собность встретиться с проблемой зависит от яснос­ти подхода. Если бы вы были ясны самому себе, были бы ваши действия запутывающими?

«Мне не ясно. Я не знаю, что делать. Я мог бы присоединиться к какому-то учению левых или пра­вых, но это не вызовет ясности действий. Можно закрывать глаза на нелепость определенного уче­ния и работать на него, но факт остается фактом: действия разных учений приносят, по существу, больше вреда, чем пользы. Если бы я был понятен сам себе, я бы встречался с проблемами лицом к лицу и пытался бы понять их. Но мне все непонят­но. Я потерял всякий стимул к действию».

Почему вы потеряли стимул? Из-за перерасхода ограниченной энергии? Вы истощили себя выпол­нением определенных дел, которые не имеют для вас никакого особого интереса? Или это оттого, что еще не выяснили, в чем искренне заинтересованы?

«После колледжа я сильно жаждал социальной Реформы, но со временем бросил и взялся за про­блему образования. В течение многих лет я упорно трудился в этой области, не заботясь больше ни о чем. Но в конце концов оставил и ее, потому что все более и более запутывался. Я был амбициозен по отношению к работе, успеху, но люди, с которы­ми я работал, всегда ссорились, были завистливы и амбициозны ради собственной выгоды».

Амбиция — странная вещь. Вы говорите, что не были амбициозны ради собственной выгоды, а ради работы, ради успеха. Есть ли какое-либо различие между личной и так называемой безличной амбици­ей? Вы не считали бы это личным или мелочным — отождествлять себя с идеологией и работать с амби­цией ради нее, вы бы назвали это нужной амбицией, не так ли? Но разве это так? Конечно, вы всего лишь заменили один термин на другой, «безличный» на «личный». Но побуждение, мотив — те же самые. Вы хотите успеха в работе, с которой вы отожде­ствили себя. Термин «я» вы заменили на термин «ра­бота», «система», «страна», «Бог», но на первом мес­те все-таки именно вы. Амбиция все еще работает, безжалостно, ревниво, испуганно. Вы бросили рабо­ту потому что она не была успешной? Вы бы продол­жили ее, если бы она принесла успех?

«Я так не думаю. Работа была довольно успеш­ной, как и любая работа, если уделять ей время, энергию и прилагать к ней свой интеллект. Я отка­зался от нее, потому что она вела в никуда, она вызвала только временное облегчение, но основа­тельного и длительного изменения не возникло».

У вас был задор, когда вы работали, что же слу­чилось с ним? Что случилось с вашим побуждени­ем, огнем? В этом ли проблема? «Да, проблема в этом. Когда-то внутри меня го­рел огонь, а теперь он погас».

Он не горит, или сожжен из-за неправильного использования так, что только пепел остался? Воз­можно, вы просто не нашли свой настоящий инте­рес. Вы расстроены? Вы женаты?

«Нет, я не считаю себя расстроенным и при этом я не чувствую потребности в семье или во взаимо­отношениях с каким-нибудь человеком. В матери­альном плане я довольствуюсь малым. Я всегда тя­нулся к религии в глубоком смысле этого слова, но мне кажется, что мне хотелось быть «успешным» также и на этом поприще».

Если вы не расстроены, почему же вы не доволь­ствуетесь просто жизнью?

«Я не становлюсь моложе, мне не хочется про­сто прозябать».

Давайте подойдем к проблеме по-другому. В чем вы заинтересованы? Фактически, а не чем бы вам следовало бы быть заинтересованным.

«Я действительно не знаю».

Разве вы не заинтересованы в выяснении?

«Но как мне это выяснить?»

Неужели вы на самом деле думаете, что есть ме­тод, способ выяснить то, в чем вы заинтересованы? В действительности важно вам самим обнаружить, в каком направлении находится ваш интерес. Пока вы пробовали некоторые вещи, вы отдали им свою энергию и интеллект, но они не дали вам глубокое Удовлетворение. Или же вы сожгли себя из-за вы­полнения вещей, которые не имели подлинного интереса для вас, или ваш реальный интерес все еще не проявил себя, ожидая, когда его пробудят. Те­перь: который из этих ваш случай?

«Снова — я не знаю. Может, вы поможете мне выяснить?»

Разве вы не хотите сами узнать суть вопроса? Если вы полностью сожгли себя, тогда проблема требует одного подхода. Но если ваш огонь все еще теплится, то важно разжечь его. Ну, теперь, что это? Разве вам самому не хочется обнаружить суть этого, без моей подсказки? Суть того, что есть, находится в его соб­ственном действии. Если вы сожжены, то это вопрос заживления, выздоровления, творческого отдыха от пахоты. Этот творческий отдых от пахоты следует за движением культивирования и сеяния, это бездействие ради полноты будущего действия. Или, может быть, ваш настоящий интерес еще не пробужден. Пожалуй­ста, прислушайтесь и выясните. Если есть намерение выяснить, то выясните, не постоянным вопрошанием, а ясностью и искренностью вашего намерения. Тогда вы увидите, что в течение часов бодрствования есть внимательное наблюдение, при котором вы улавли­ваете каждый намек того скрытого интереса и что сны также играют в этом свою роль. Другими словами, намерение запускает механизм открытия.

«Но как узнать, какой интерес является настоя­щим? У меня было несколько интересов, но все они иссякли. Как я узнаю, что тот настоящий интерес, который я могу обнаружить, также не иссякнет?»

Конечно же, гарантии нет. Но так как вы осоз­наете, что он способен иссякнуть, в вас будет присутствовать внимательная наблюдательность, для того чтобы обнаружить настоящее. Если позволите дам совет: не ищете ваш реальный интерес, но, на­ходясь в пассивно наблюдающем состоянии, насто­ящий интерес проявит себя. Если попытаетесь вы­яснить, каков ваш настоящий интерес, то снова будете выбирать один в сравнении с другим, буде­те взвешивать, вычислять, судить. Этот процесс только взращивает сопротивление, вы тратите свою энергию, задаваясь вопросом, правильно ли выбра­ли, и так далее. Но когда есть пассивное осознание, а не активное усилие с вашей стороны найти, тогда в это осознание проникает движение интереса. По­экспериментируйте с этим и вы поймете.

«Если я не слишком спешу, мне кажется, что начинаю ощущать свой подлинный интерес. Возни­кает жизненно важное оживление, новая стреми­тельность».

 

 

Образование и цельность

 

Был дивный вечер. Солнце садилось за огромны­ми, черными облаками, на фоне которых стояли высокие, стройные пальмы. Река отливала золотом, а отдаленные холмы сияли в лучах заходящего солн­ца. Гремел гром, но ближе к горам небо было ясным и синим. Домашние животные возвращались с паст­бища домой, в сопровождении мальчика, которому на вид было десять или двенадцать лет. Несмотря на то, что он провел целый день на пастбище, был ус-тавшим, но настроение было прекрасным. Он что-то напевал, иногда подгонял животных, которые отби­вались от стада или были медлительны. Он улыб­нулся, и его темное лицо стало красивым. Остано­вившись из любопытства возле учителя, он стал за­давать вопросы. Деревенский мальчишка не полу­чивший никакого образования, который не мог ни читать, ни писать, уже усвоивший, что значит быть наедине с собой, но не осознававший полностью еще этого чувства, поэтому оно его не угнетало. Он был просто один и был доволен. Он был доволен ни чем-то, а был просто доволен. Быть довольным чем-то значит быть недовольным. Искать удовлетворенность через взаимоотношения — значит быть в страхе. Удовлетворенность, которая зависит от взаимоотно­шений, — это всего лишь удовлетворение. Удовлет­воренность — это состояние независимости. Зависи­мость всегда приносит конфликт и неприятие. Дол­жна возникнуть свобода, чтобы быть довольным. Свобода есть и должна всегда быть в начале, это не результат, не цель, которую нужно достичь. Никог­да нельзя быть свободным в будущем. Будущая сво­бода не имеет никакого отношения к настоящему, это всего лишь идея. Настоящее — это то, что есть, а пассивное осознание того, что есть, является удов­летворенностью.

Профессор сказал, что преподавал в течение многих лет, с тех пор, как закончил колледж, у него в подчинении было большое количество парней в одном из правительственных учреждений. Он вы­пускал студентов, которые могли сдать экзамены, что являлось именно тем, чего хотели правитель­ство и родители. Конечно, и исключительные юно­ши попадались, которым предоставлялись особые возможности, давались ученые степени и тому по­добное, но подавляющее большинство были безраз­личны, глупы, ленивы и несколько избалованы. Были и те, кто кое-чего добивался в любой области, чем бы они ни занимались, но только в очень немногих горел огонь творчества. На протяжении всех лет преподавания, талантливые юноши были большой редкостью. Время от времени появлялся тот, кто, возможно, обладал качествами гения, но обычно слу­чалось так, что он тоже вскоре был задушен своим окружением. Как преподаватель он посетил много стран, чтобы изучить вопрос исключительности юношей, и всюду было то же самое. Он теперь от­ходил от профессии преподавателя, поскольку пос­ле стольких лет работы, такое положение дел его очень печалило. Как бы хорошо мальчики ни были образованы, в целом они оказывались глупцами. Не­которые были умными или положительными и за­нимали высокие посты, но за призмой их престижа и влияния они были столь же мелочны и снедаемы беспокойством, как и остальные.

«Современная система образования — это про­вал, поскольку она породила две разрушительные войны и ужасную нищету. Умения читать и писать и приобретения различных навыков, что является тренировкой памяти, явно недостаточно, так как это привело к неслыханному горю. Что вы считаете ко­нечной целью образования?»

Разве оно не должно воспитать цельную натуру, личность? Если это — «цель» образования, то нам должно быть понятно, личность существует для об­щества, или же общество существует для личности. Если общество нуждается и использует индивидуу­ма для его собственных целей, тогда оно не заинте­ресовано в воспитании цельной натуры.

То, что оно хочет, это продуктивную машину, при­спосабливающегося и уважаемого гражданина, и это требует лишь очень поверхностного объединения. Пока индивидуум повинуется и желает полностью соответствовать условиям, общество будет считать его полезным и будет тратить на него время и день­ги. Но если общество существует для индивидуума, то это должно помочь в освобождении его от влия­ния созданных им же, обществом, условий. Оно дол­жно обучить его быть цельной личностью.

«Что вы подразумеваете под цельной личностью?»

Чтобы ответить на этот вопрос, надо приблизить­ся к нему пассивно, косвенно, нельзя рассматри­вать его активно.

«Я не понимаю, что вы имеете в виду».

Активно заявлять, что такое цельная личность, зна­чит только создавать образец, некую форму, пример, которому мы пробуем подражать. И разве имитация образца — это не признак распада? Когда мы пробу­ем копировать пример, разве может возникнуть объе­динение? Несомненно, имитация — это процесс рас­пада, и разве это не то, что происходит в мире? Мы все превращаемся в граммофонные пластинки: мы по­вторяем то, чему нас учили так называемые религии, или то, что сказал самый последний политик, эконо­мист или религиозный лидер. Мы твердо придержи­ваемся идеологий и посещаем политические массо­вые митинги. Существует массовое увлечение спортом, массовое поклонение, массовый гипноз. Разве это признак объединения? Соответствие — это ведь не объединение, не так ли?

«Это ведет к самому фундаментальному вопросу дисциплины. Вы против дисциплины?»

Что вы подразумеваете под дисциплиной?

«Существует много видов дисциплины: в школе, гражданства, партийная, общественная и религиоз­ная и самодисциплина. Дисциплина может быть по внутреннему или внешнему авторитету».

По сути, дисциплина подразумевает некоторое соответствие чему-то, не так ли? Это соответствие идеалу, авторитету, это культивирование сопротив­ления, которое вынужденно порождает неприятие. Сопротивление — это неприятие. Дисциплина — это процесс изолирования, неважно, идет ли речь об изоляции обособленной группы, или изоляции при индивидуальном сопротивлении. Имитация — это форма сопротивления, разве не так?

«Вы имеете в виду, что дисциплина уничтожает объединение в целое? Что случилось бы, если в школе не было бы дисциплины?»

Неужели не важно понять суть значения дис­циплины, а не приходить к умозаключениям или приводить примеры? Мы пробуем увидеть, каковы факторы распада, или что препятствует объедине­нию. Разве дисциплина в смысле соответствия, со противления, противостояния, противоречия, — это не один из факторов распада? Зачем нам соответ­ствовать чему-то? Не только для физической безо­пасности, но также и для психологического комфор­та, безопасности. Сознательно или подсознательно, страх оказаться в опасности приводит к соответ­ствию, и внешне, и внутренне. Нам всем нужна оп­ределенная физическая безопасность, но именно страх психологической опасности делает физичес­кую безопасность невозможной. Страх — вот осно­ва всякой дисциплины: страх не быть успешным, страх наказания, страх не получить что-то и так далее. Дисциплина — это уподобление чему-то, подавление, сопротивление, и либо сознательно, либо подсознательно, она — это результат страха. Разве не страх — один из факторов распада?

«Чем бы вы заменили дисциплину? Без дисцип­лины возник бы даже больший хаос, чем теперь. Разве некая форма дисциплины не необходима для действия?»

Понимание ложного как ложного, видение ис­тинного в ложном и видение истинного как истин­ного — вот начало интеллектуального развития. Это не вопрос замены. Вы не можете чем-то заменить страх. Если вы так поступаете, страх все еще есть. Вы можете успешно прикрывать его или убега<