Глава 1 Cлучайная встреча в отеле «Европа»

 

 

Клэр Фицджеральд снова вернулась в Белфаст. Она сидела в баре отеля «Европа» и только что заказала еще выпить. Всем напиткам она предпочитала белое вино, а в этом отеле был большой выбор вин в порционных бутылочках по 0,375 литра. Нужно попросить, чтобы поскорее принесли меню. Она страшно проголодалась, целый день работала без передышки. Хотите верьте, хотите нет, но выбирать места для фотосъемок и названивать по телефону очень утомительно. Рядом на столе лежала стопка глянцевых журналов, которые ей предстояло изучить на предмет содержания и стиля, и милая сумочка от Лулу Гиннесс. Что еще положено иметь при себе культурной женщине?

Заметив, что на нее посматривает вполне симпатичный бизнесмен, она отвернулась, чтобы не обнадеживать его. Он был хорошо одет и вообще казался весьма приятным, и сама она не раз проводила вечер в компании привлекательных незнакомцев. Но сегодня у нее не было настроения заводить новые знакомства и поддерживать беседу. Она оглянулась на него. Он махал ей рукой. Проклятие.

Этот второй приезд в Белфаст — настоящая ошибка. Глупо было рассчитывать, что ей уже все нипочем. Все точно так же, как и в первый раз, когда она приезжала в начале января навестить тетю, правда, тогда у нее было не столько времени, чтобы предаваться размышлениям и воспоминаниям, потому что она приехала вместе с родителями. До этого она не наведывалась в Белфаст долгие годы, но теперь казалось, будто она никогда и не уезжала. Охваченная внезапным приступом меланхолии, Клэр словно вновь превратилась в потерянного подростка. И уж совсем тошно ей стало после того, как она зашла в чайную «У Малдуна», когда вновь ожили старые воспоминания, которые нужно было бы навсегда похоронить еще двадцать лет назад вместе с ушедшей юностью.

«Перестань сейчас же, — убеждала она себя. — Вернешься в Америку, и все встанет на место. Только в этом дурацком городе вечно чувствуешь себя не в своей тарелке. Завтра же утром улечу в Нью-Йорк, и все будет хорошо».

Не теряющий надежды бизнесмен прислал бармена с бутылкой самого дорогого вина, какое только было в отеле, она кивнула ему в знак благодарности. Работа в издательском деле научила ее держаться предельно вежливо с каждым, пока не выяснишь, кто перед тобой. Она налила немного вина и сделала пробный глоток. Превосходно! Секунду она раздумывала, не пригласить ли его за свой столик. Не будет большого вреда, если они немного побеседуют. Он и вправду казался очень милым. Может, составит ей компанию за ужином.

Нет, ни к чему. Она не в настроении. Он станет интересоваться ее работой, расспрашивать о Нью-Йорке, а потом ей придется ломать голову, как бы поделикатнее дать ему понять, что она не останется с ним на ночь. Ужин превратится в военную операцию, главной целью которой станет забота о том, чтобы ненароком его не обидеть. Она глянула в его сторону. Он все еще смотрел на нее в ожидании сигнала. Надо будет вернуть ему бутылку, поблагодарить, сказать, что у нее раскалывается голова, — что-нибудь в этом духе. Но сейчас даже такой вариант объяснений казался ей слишком обременительным.

Она резко встала, собрала вещи, вышла из бара и быстро направилась в фойе. Дорогое вино осталось на столике. Печальная картина, как и лицо отвергнутого мужчины в баре. Она нажала кнопку лифта. Надо будет заказать ужин в комнату. Она не хотела, чтобы мужчина настиг ее в ресторане. Когда двери лифта закрывались, она увидела на его лице явное разочарование. Быть красивой подчас довольно хлопотно.

Она была красивой и знала это. Какой смысл отрицать очевидное? У нее были большие серые глаза и крошечный ротик. Даже когда она выходила на улицу ненакрашенная, мужчины провожали ее долгими взглядами. Но стоило ей нанести серебристые тени с перламутром на веки и темно-красный блеск на губы, она становилась просто обворожительной и мужчины уже не могли не мечтать о ней. Она была живым воплощением автопортрета Тамары де Лемпики, написанного в 1925 году, — «Тамара в зеленом „бугатти"». Идеальная стрижка, стильная бархатная одежда — все знакомые женщины завидовали ей. Любая другая в точно такой одежде и с таким же макияжем никогда бы не смогла достичь такого же потрясающего эффекта. С такой красавицей дружить нелегко. В подругах у Клэр никто надолго не задерживался. Женщины не могли вынести, что мужчины обращают внимание исключительно на нее. Всем подавай Клэр! Всегда только Клэр.

Клэр пыталась одеваться проще, но это был не ее стиль. Она ненавидела джинсы, спортивные костюмы и неряшливые кроссовки. Любила шарфы с вышивкой, длинные пальто с бахромой. Ей нравились дорогие кремы и духи. Целые ящики в ее солнечной нью-йоркской квартире были забиты серебряными браслетами, стеклянными кольцами и янтарными ожерельями. С неохотой и некоторым чувством вины она оставила у себя эти безделушки и распрощалась с женским обществом.

Бесстрастность и загадочность помогли ей завоевать огромный авторитет в издательских кругах Нью-Йорка. В городе, где у каждого второго талантов хоть отбавляй, огромное значение имеет личность. Спустя всего лишь пять лет работы в этом бизнесе она стала главным редактором глянцевого журнала, посвященного дизайну дорогих художественных интерьеров. Старинные кровати с пологом на четырех столбиках в особняках Новой Англии, собрания бесценной живописи в лондонских квартирах стоимостью миллион фунтов каждая. Парижские чердаки, забитые вещами, которые когда-то принадлежали кинозвездам, и мольбертами художников; незаправленные кровати с белыми простынями и изголовьями из плавника в рыбацких деревушках в Корнуолле. Вот что интересовало Клэр Фицджеральд.

Знаменитости и миллионеры лезли из кожи вон, чтобы фотографии их роскошных домов были напечатаны в журнале, но если Клэр считала, что в них не было ничего особенного, то никакие деньги и связи не могли помочь им попасть в журнал. Вульгарные особняки, столь любимые поп-звездами и модными моделями, даже не рассматривались. Клэр Фицджеральд обладала вкусом, который не купишь за деньги.

Она сидела в своем уютном офисе в Нью-Йорке, отбирала объекты для съемок, посылала помощников за деликатесами, вином и капуччино и иногда мечтала о своей утраченной любви, Питере. Питер был любовью всей ее жизни. Они провели вместе одну ночь в ее маленькой квартирке на Малберри-стрит в Белфасте. Она была знакома с ним всего лишь девятнадцать часов.

Тогда она была студенткой, и эта квартира стала ее первым домом, все в нем было придумано ей самой. Помещение было крошечным, всего шесть квадратных метров, но лучше стать здесь полновластной хозяйкой, чем жить с другими студентами в доме, который славился своей запущенностью. Едва выйдя из детского возраста, Клэр мечтала жить в красивом месте. В тот день, когда она поселилась на Малберри-стрит, она отдраила квартиру снизу доверху, украсила ее цветными покрывалами и подушками и бесплатными открытками из художественной галереи. Она поставила три горшка с цветами, две лампы, подаренные ей на новоселье матерью, букет цветов и постелила дешевые коврики. Купила новый матрас, а старый выбросила. Изголовье кровати в викторианском стиле она украсила индийскими шарфами и нитками стеклянных бус. Она чувствовала себя очень взрослой, покупая продукты в супермаркете, при этом не забывая про средство для чистки ковров, отбеливатель, а также мыло, шампунь и зубную пасту. Она не была типичной студенткой.

Квартира располагалась по соседству с чайной под названием «У Малдуна». Лучшего местоположения для квартиры трудно было придумать. Если ей предстояло усиленно заниматься, по пути из колледжа она заходила купить кофе с булочкой и салат и уже через минуту сидела за столом в своей комнате и с наслаждением ужинала. Рано утром, еще не встав с кровати, она улавливала аромат кофе, просачивающийся сквозь стены, и слушала дождь, барабанящий по застекленному люку прямо над головой.

Питер был бледным, говорил тихо, но в нем чувствовалась внутренняя сила. Ей это нравилось. Длинная черная челка падала на глаза, и ему приходилось постоянно откидывать ее в сторону, чтобы видеть Клэр. На нем была футболка с названием поп-группы — «Хьюман Лиг». Ей эта группа тоже нравилась. Вот так они и познакомились. Благодаря музыке. В ночном клубе у доков. Клэр заметила, что он смотрит на нее, и улыбнулась в ответ, а потом он подошел и заговорил с ней. Вот как все началось. Так просто.

Она спросила, нравится ли ему эта группа, и они оба рассмеялись, потому что на нем была футболка и два значка с ее названием.

Особенно она любила песню «Разве ты меня не хочешь?». Иногда она заливалась румянцем: она все еще помнила название песни. Даже сейчас. (Это была примитивная поп-мелодия, но в то время она казалась ей волшебной.) Он ответил, что конечно же знает эту песню, — хорошая песня.

Они начали танцевать, когда танцпол только заполнялся людьми, а когда дискотека закончилась, он предложил проводить ее домой. Клэр подумала, что идти двадцать минут до дома одной посреди ночи — далеко и страшно. И согласилась. На улице было холодно, дул сильный ветер. Он взял ее за руку.

Ей было только девятнадцать. Он был старше Клэр на три года и скоро должен был закончить учебу. Она поинтересовалась, что он изучает. Он ответил, что английский. И потом он станет учителем? Или попробует себя в журналистике? Он не имел ни малейшего представления — приехал в Белфаст из округа Фермана учиться, потому что в его родном городе трудно устроиться на работу. Скорее всего все кончится тем, что он будет прозябать и сходить с ума на государственной службе, как и многие выпускники-гуманитарии. Не он первый, не он последний.

Она поинтересовалась, не били ли его из- за прически, похожей на женскую, и черной подводки вокруг глаз. Он признался, что раза три за ним гнались футбольные фанаты. Но, казалось, его это мало волновало. Им его не догнать, объяснил он. Вот великое преимущество худых: на бегу не мешает лишняя тяжесть.

Когда они подошли к Малберри-стрит, она знала о нем уже немало. Он старший ребенок в семье. У него шесть сестер. Мать работает медсестрой и ходит к мессе каждый день. Его отец — механик, в свободное от работы время любит реставрировать старые машины. В семье живут дружно и делятся друг с другом всеми радостями и горестями. У него есть гитара, но играет он неважно. Любит шоколадное печенье.

Ключ от квартиры лежал в кармане. Она все время вертела его в руке. Рука, за которую он держал ее, немела. Она решила пригласить его зайти.

 

Клэр не знала, что случится, когда они поднимутся наверх по маленькой лестнице и включат свет. Может быть, он поцелует ее? В те времена мужчины не считали, что приглашение зайти в гости на первом свидании автоматически означает предложение переспать. (Старые добрые времена. Вернутся ли они когда-нибудь?) Она предложила сделать кофе. Они стояли посреди гостиной. Казалось, воздух вокруг

был заряжен предчувствием. От волнения она еле дышала. Он отметил, что квартирка убрана со вкусом, похвалил художественную фантазию Клэр и сказал, что ему очень хочется чая.

Они немного поговорили, в основном о поп-музыке и других невинных вещах. Когда Клэр встала с маленького дивана, чтобы поджарить тосты на стареньком, пятидесятых годов гриле, он пошел за ней на кухню. Она думала, что парень, у которого столько сестер, вряд ли приучен к работе по дому, но он поспешил разуверить ее.

Он присматривал за хлебом, пока она обшаривала шкафы в поисках сухого молока. Когда тосты были намазаны маслом, она заметила, что он поджарил их только с одной стороны, так что с другой хлеб оставался мягким. Раньше она никогда не готовила тосты таким способом; попробовала — и ей понравилось, с тех пор она всегда поджаривала хлеб только с одной стороны.

Он посмотрел на ее губы так, будто хотел ее поцеловать, но не поцеловал, и Клэр почувствовала, как слабость разливается по ее телу. Она рассуждала про себя: он, должно быть, испытывает к ней какие-то чувства, иначе не стал бы провожать ее до дому. Она слишком дорожила этими минутами неясной близости, и ей вовсе не хотелось портить их неловкой попыткой прильнуть к нему. Они немного послушали музыку, сидя на маленьком диване и угощаясь тостами. Оба не проронили ни слова. Клэр очень хотелось дотронуться до его лица и поцеловать, но она словно оцепенела. В четыре утра она поняла, что ему пора уходить, но ей стало не по себе оттого, что он пойдет один по пустым улицам. Он казался таким ранимым в своем легком пальто, а глядя на его худое лицо, нельзя было удержаться от жалости.

— Останься со мной, — неожиданно попросила она, прежде чем сама испугалась собственной смелости. — Я хочу сказать, побудь со мной еще немного.

— С удовольствием, — ответил он нежно.

Они пошли в спальню. И тихо сели на кровать.

— Я только сниму ботинки, если ты не против. — Потребовалось несколько минут, чтобы расшнуровать их: на каждом было по двенадцать пряжек. — Иди сюда, — сказал он. — Здесь холодно. — Он протянул руку, и она села рядом.

Они лежали поверх покрывала, он посмотрел ей в глаза, и в ту секунду она почти поверила, что без ума от него. В кармане брюк у него лежало несколько кассет. На стуле рядом с кроватью стоял маленький магнитофон. Он выбрал кассету, которая особенно нравилась Клэр, вставил ее в магнитофон, нажал кнопку «повтор», а потом накрыл их обоих пледом. В комнате было страшно холодно. С каждым выдохом вырывалось облачко пара.

— Можно поцеловать тебя? — спросил он.

В следующее мгновение она почувствовала прикосновение его горячих, сильных губ. Он осыпал ее долгими, нежными поцелуями. Сказочными. Клэр раньше никогда не была близка с мужчиной и понятия не имела, что делать. Она раздумывала, стоит ли сказать об этом Питеру, но, казалось, он обо всем уже догадался и ни к чему ее не подталкивал.

Они свернулись калачиком под покрывалом и долго целовались. Он обнял ее и сказал, что любит. Она не приняла его слова всерьез. Позже он приготовил еще чая на маленькой кухоньке и вернулся в спальню, осторожно неся поднос с наполненными до краев чашками. Они сидели на кровати, пили чай, слушали музыку, и Клэр мысленно радовалась, что в буфете нашлось сухое молоко. Потом начался ливень, они выключили магнитофон, легли и, прильнув друг к дружке, слушали, как барабанят в окно капли дождя. Свет уличного фонаря проникал в комнату и разукрашивал их лица причудливыми узорами. Он вновь повторил, что любит ее. Потом дождь перестал, и они ненадолго уснули.

В семь утра он сказал, что будет любить ее вечно, и на этот раз она ему поверила. Лежа в объятиях друг друга, они снова погрузились в сон и проснулись только после обеда.

Никогда после ей не доводилось испытывать чувств, хоть сколько-нибудь сравнимых с исступленным восторгом и радостной близостью той ночи. Как будто они были одни на планете. И больше никого. И ничто не имело значения. Потом она старалась не тревожить приятные воспоминания, бережно хранимые в тайниках ее памяти. Но стоило ей захотеть, и его образ оживал — такой четкий, как будто она видела его только вчера, как будто вчера было все то, что случилось в ту ночь, когда она, повинуясь внезапному порыву, решила отправиться на дискотеку.

Они вышли из квартиры только днем, в четыре часа, и заглянули в чайную «У Малдуна» подкрепиться. Питер написал свой адрес и телефон на вкладыше кассеты, которую они слушали, отдал ее Клэр и торжественно попросил ее стать его девушкой. Она согласилась. Положила кассету в маленькую, украшенную бисером сумочку и пообещала позвонить на следующий день. На автобусной остановке он нежно поцеловал ее и помахал на прощание рукой, когда автобус, который должен был отвезти ее домой к родителям на весь уик-энд, тронулся.

Пока голубой ольстерский автобус кружил по улицам города, направляясь в Сентфидд, Клэр лежала, откинувшись на спинку кресла и блаженно закрыв глаза. Счастье переполняло ее настолько, что хотелось поделиться с водителем автобуса, рассказать ему, что она встретила человека, за которого выйдет замуж и которого будет любить до конца жизни. Вдруг ей пришла в голову мысль, что надо было пригласить Питера поехать с ней вместе, познакомить его с родителями. Уже сейчас она начала скучать по нему, сердце сжалось от щемящей тоски. Она боялась, что, пока они разлучены, с ним может что-нибудь случиться: вдруг он попадет под машину или поранится…

Кирпич влетел в автобус через боковое стекло, словно бомба. С диким грохотом. Бабах! И тут же звон армированного стекла, разлетевшегося на тысячи мелких осколков. В одно мгновение весь пол автобуса оказался усыпан ими, сверкающими на свету, как гигантские крупинки сахара. Клэр подумала, как красиво, а потом поняла, что плачет.

Волосы у неё сделались влажными. На щеке кровь. Она поняла, что получила удар в висок, голова закружилась. Водитель затормозил, но, заметив, что к автобусу бегут несколько воинственно настроенных подростков, снова завел двигатель. Кажется, все происходило очень медленно и спокойно.

— Не останавливайся, приятель! — прокричал пожилой пассажир. — Они разнесут автобус!

Остальные пассажиры сидели тихо. Все привыкли к неожиданным вспышкам насилия. И знали, что им позволят выйти из автобуса, прежде чем подожгут его и перегородят им дорогу. Даже в том, что на языке полиции называлось «нарушение общественного порядка», был свой установленный порядок. Клэр вся дрожала. Потом, почувствовав первый приступ боли, она подняла руку и приложила ее к глубокой ране над правым ухом. К ней подошли две женщины: одна поддерживала Клэр, другая прикладывала платок к ране.

Сквозь выбитую оконную раму женщины кричали на малолетних хулиганов:

— Сопливые ублюдки! А ну марш домой!

Им в ответ по стенам автобуса забарабанил град мелких камней. Наконец автобус набрал скорость, и озлобленная шайка осталась позади.

В автобусном парке ей дали обжигающе горячего чая в бумажном стаканчике, но руки ее так дрожали, что она не могла пить.

Приехала полиция. Клэр кого-нибудь видела?

Она не помнила.

Вообще ничего?

— Только кусочки разбитого стекла, они сверкали на полу, — еле прошептала она. — Как гигантские крупинки сахара. Большие стеклянные бусины…

Внезапно она встрепенулась, словно ее ударило током. Сумка! О боже, где же сумка? Маленькая, расшитая бисером сумочка с адресом Питера… Пожалуйста, не мог бы кто- нибудь поискать ее в автобусе? Пожалуйста!

Но ей сказали, что автобус уже проверили. Никакой сумочки найдено не было. Точно? Точно, в автобусе ничего не нашли.

Она огорчилась так, словно понесла невосполнимую утрату.

Машина «скорой помощи» доставила Клэр в больницу, где ее обезумевшие от беспокойства родители провели всю ночь, раздумывая, как жить дальше. По счастью, у дочери не оказалось серьезных повреждений, но это дело случая. Город теперь как раненый зверь, говорили они, в любую минуту может наброситься на человека и впиться зубами ни с того ни с сего. Они уже некоторое время рассматривали возможность переезда. Нынешний случай, чуть было не обернувшийся трагедией, вновь заставил их серьезно задуматься. Решено: они переедут в Англию, в Корнуолл, и будут держать небольшую гостиницу. Они давно мечтали об этом.

Когда Клэр выписали из больницы два дня спустя, подготовка к переезду была в самом разгаре. Родители даже не спросили, хочет ли она остаться в Белфасте и продолжать учебу. Стоило Клэр заикнуться об этом, мать тут же схватилась за сердце. Дом был уже выставлен на продажу.

Клэр позвонила в университет и оставила сообщение для Питера, но ответа так и не получила. Она предположила, что человек, принимавший звонки, забыл записать ее сообщение или, возможно, несчастные влюбленные так допекли сотрудников университета, что те вообще не считали нужным передавать сообщения.

Еще через три дня она целый час прождала за дверью кабинета, в котором у него должны были проходить занятия, но он так и не появился. Краснея от смущения, она подошла к студентам и спросила, не знают ли они, как найти Питера Прендергаста. Ее направили к девушке с длинными косами. Девушка сидела на полу под доской объявлений. Она подтвердила, что знает Питера и сможет передать ему записку. Да, она увидит его совсем скоро, может быть сегодня вечером. У Клэр гора с плеч свалилась. Она передала ей записку в запечатанном конверте. А девушка продиктовала ей адрес Питера, добавив, что не совсем уверена насчет номера телефона.

Полная радужных надежд, Клэр пошла домой ждать. Если их чувства друг к другу не изменились, она останется с ним в Белфасте. Может быть, они даже станут жить вместе.

Но стоило Клэр выйти из университета, девушка с косами вскрыла конверт, внимательно прочитала записку и выбросила ее в мусорное ведро. У нее самой были виды на Питера Прендергаста, и уж во всяком случае она не собиралась доставлять записки какой- то фифы из художественной школы. Она была довольна собой, потому что направила

Клэр Фицджеральд по ложному следу: вместо адреса Питера дала ей адрес жуткой трущобы, где сама квартировала несколько лет назад.

Клэр несколько дней бродила поблизости от предполагаемой квартиры Питера. Потом, испугавшись, что девушка все-таки не передала записку, она написала Питеру в университет. Ответа не последовало.

Она была в недоумении. Разве не он сам сказал, что любит ее? Три раза? Когда пошла вторая неделя, а от Питера по-прежнему ничего не было слышно, она совсем пала духом.

На дом нашли покупателя, вещи отправили в арендованный коттедж в Корнуолле. Клэр все больше сомневалась, не выдумала ли она серьезные отношения там, где их и быть не могло. Шок, пережитый во время происшествия в автобусе, подорвал ее уверенность в чем бы то ни было. На ее мечты о настоящей любви теперь наложились воспоминания, в которых мелькали разбитые окна автобуса; женщины, осыпающие бранью малолетних хулиганов; полицейский и его участливый взгляд… Интересно, какие отношения связывали Питера и ту, с длинными косами? Почему другие студенты так уверенно направили ее именно к ней. Может, это его девушка?

Может, ее подруги правы и Питер просто водил ее за нос, надеясь соблазнить-таки в ту ночь? А теперь решил от нее отвязаться, потому что понял, что она не из тех, с кем можно встречаться по настроению, а когда надоест — бросить. Ни одна из ее подруг не слыхала, чтобы парень на первом же свидании признался в любви. Или удовлетворился бы поцелуями под покрывалом. Странно это все.

Клэр укладывала вещи в своей маленькой квартирке на Малберри-стрит и все время прислушивалась — не постучат ли в дверь.

Питер никак не мог взять в толк, почему Клэр не позвонила ему. Он несколько раз прохаживался мимо ее квартирки в надежде застать, когда она будет выходить из дому. Теперь он стыдился того, что так распинался о своей любви ночью, после дискотеки. Кто его за язык тянул? Повел себя как мальчишка. Неудивительно, если она подумала, что он птенец желторотый или у него не все дома. Шли дни, и его уверенность стремительно таяла. Да наверное, она решила, что он не в себе или врет напропалую. Дважды он стучался в дверь ее квартиры, но Клэр не было дома. На время он даже бросил ходить на лекции — совсем не мог сосредоточиться на учебе. Он подумывал оставить письмо в общем почтовом ящике в ее доме, но не знал, что писать, потому что не был уверен, что она теперь о нем думает. Если бы только увидеть ее — по выражению лица он бы сразу все понял. В конце концов он оставил записку, для которой долго и тщательно подбирал слова, у старика Малдуна, хозяина чайной.

Когда и после этого не последовало ответа, на него навалилась такая безысходность, что он сел на крыльцо перед ее парадной и решил не двигаться с места, пока не увидит Клэр.

К тому времени Клэр уже переехала в Англию и честно старалась забыть его. Когда он узнал, что она съехала, то понял, что больше нельзя скрывать от себя горькую правду: он для нее ничего не значил.

Питер чуть было не провалил выпускные экзамены — вечерами он топил свое горе в студенческом баре, а с утра мучился от похмелья.

Но Клэр ничего об этом не знала. Она хотела быть с Питером, но потеряла его. Вот и вся история. За прошедшие с тех пор годы она отвергла девять предложений выйти замуж. В тридцать шесть она все еще оставалась одна. О таких, как она, говорят: «Принца ждет!»