Глава 8. Вода (во всяком случае, жидкость)

Фома разбудил девочек на ранней заре. В пещере по-прежнему царил мрак, но главный вход ее мутновато светился, и молочные змейки утреннего тумана ползли через порог к остывшему за ночь очагу. Возле него кто-то деловито суетился, и скоро огонь весело затрещал, разгоняя проникшую снаружи сырость и распространяя во все уголки запах готовящейся еды.

Завтракать девочкам не хотелось, но Фома настоял, чтобы они доели остатки вчерашнего лапчатого гуся, – день впереди предстоял трудный. Затем начались сборы. Охая и держась за поясницу, выползла из своей лаборатории Баба Яга. Она протянула сестренкам потрепанную лыжную шапочку и небольшую коробку с красной кнопкой посередине.

 – Это шапочка-невидимка, – пояснила старуха по поводу головного убора. – Правнучка моя вязала, когда в колдовстве тренировалась. Уж лет триста, как за печку завалилась. Лень было и искать ребячью поделку, а теперь, глядишь, пригодится.

 – Чур, я первая мерить! – воскликнула Юля и моментально напялила шапочку. – Ну как, видно меня?

 – Вроде бы немного видно, – неуверенно сказала Саня, – только ты прозрачная, как привидение.

 – Да уж, разве такие настоящие-то невидимки бывают! – согласилась Баба Яга. – Но при случае еще пользоваться можно. Однако без нужды не надевайте, в ней заряду волшебного осталось на полтора часа работы, не больше.

 – А вот это, – она постучала пальцем по коробочке, – электронный глушитель. Мальчик–с–пальчик ночью спаял. Вокруг тропы у нас все вирусами обработано, так что никакая компьютерная нечисть не сунется. В замке же она вольготно плодится. Значит при встрече надо кнопочку нажать. Тогда все электронные мозги в окружности десяти метров становятся набекрень, компьютерные крыши едут далеко-далеко, и можно шагать беспрепятственно. Но тоже аккуратно пользуйтесь, батарейки не вечные.

Шапочку-полуневидимку уложили в изрядно опустошенные Тритонном рюкзаки. Туда же поместили сверток с жареной мокрой курицей, каравай хлеба и воду, укупоренную в тыквы-горлянки. Затем Леший для пущей сохранности увязал рюкзаки в кожаный мешок и затянул его сыромятным ремешком. Баба Яга придирчиво осмотрела девочек.

 – А ну-ка, поди сюда, красавица, – поманила она Юлю. – Дай – ка я тебе косу переплету. Эвон как растрепалась, вылитая ведьмочка.

 – А вы умеете? – опасливо поинтересовалась девочка. – Папа, например...

 – Помню еще кое-что, – Баба Яга сноровисто привела косу в порядок и перехватила ее пучочком разрыв-травы. – Дня три продержится. А теперь, с Богом!

При этих словах проститься с путешественницами явились прочие обитатели пещеры. Многих из них девочки вчера и не видали. Фантастические существа, каким и названия не подберешь, обнимали сестренок, поглаживали, говорили ласковые слова на непонятных наречиях.

 – Чего с земли не поднимешь? – спросила вечная загадчица Сфинкс.

 – Тени, – немедленно ответила Саня.

 – Дороги, – добавила Юля.

 – Ну, с такими заступницами мы не пропадем! – торжественно объявила женщина-львица.

 – Кстати о дороге. Пора, – сказал Леший, взвалил на плечи кожаный мешок и подтолкнул Фому и девочек к выходу.

Медведь и Соловей Разбойник, тоже с огромными, бряцающими железом мешками ждали на поляне перед пещерой. Были они серьезны, молчаливы и даже Соловей, против своего обыкновения, не балагурил. До озера, где ночевал домашний эдафозавр, было не более трехсот метров, но и на этом коротком пути девчки вымокли до нитки в обильной утренней росе. "Что бы Мама сказала, увидь нас в таком виде?" – думали они, заранее зная ответ на свой риторический вопрос. Густой туман стелился по оврагу. Даже вверху, в кронах деревьев, не было видно ни единого солнечного проблеска. Озерцо открылось внезапно за поворотом. Ухмыляющаяся морда эдафозавра торчала в зарослях осоки. По всему было заметно, что он сыт и доволен.

 – Прекрасная погода, не правда ли? – приветствовал Тритонн путешественников.

 – Не то чтобы прекрасная, но для нас вполне подходящая, – ответил Леший. – А ну-ка, давай на берег.

 – Зачем? – удивился эдафозавр. – Мне и тут хорошо. Еще бы невесту сюда! – он сладострастно пошевелил гребнем. – Ведь я-то как-никак жених!

 – Думешь хозяйки тебя женихаться в дорогу прихватили? Вот сослужишь службу, тогда, глядишь, и невесту подыщем. А пока подставляй хребет.

Тритонн нехотя выполз на берег и по-собачьи отряхнулся, чем вызвал большое неудовольствие оказавшегося рядом Соловья.

 – Своей воды нам мало!? – прошипел Разбойник. – Свистнуть бы тебе промеж глаз!

Однако раздражение Соловья улеглось, когда Леший забрал у него тяжелый мешок и водрузил его на холку Тритонну. Туда же последовала и прочая кладь путешественников.

Обойдя озерцо, экспедиция двинулась дальше. Временами из окрестных зарослей слышались замысловатые посвисты. Тогда Леший останавливался, тоже что-то высвистывал в ответ и, удовлетворенно кивнув, давал комаду продолжать движение. Дорога шла под уклон, но мало-помалу девочки стали замечать, что шагать становится все труднее. И запах появился какой-то странный. Так, бывало, пахло дома на кухне, когда Мама, поставив на плиту молоко, глубоко задумывалась об ультраструктурной организации перенхимы некоторых цестод.

Особенно трудно приходилось Фоме. Ноги его, хотя и обмотанные огромными пучками травы, глубоко уходили в вязкую сероватую почву так, что порой кентавренок почти ложился на брюхо. Впрочем, и другие путники скоро стали увязать по колени. При этом сестренки очень опасались оставить в трясине новенькие кроссовки, с большим скрипом выданные Мамой в дорогу.

 – Что это за грязь такая? – спросила Саня у кентавренка, когда экспедиция остановилась передохнуть на небольном островке более или менее твердой почвы.

 – Кисель, – с трудом восстанавливая дыхание, ответил Фома. – Овсяный кисель.

Отношение к овсяному киселю у сестренок было однозначное.

 – Гадость какая! – разом воскликнули они.

А вот домашнему эдафозавру кисельная тропа определенно нравилась. Время от времени он погружал пасть в бледно-серую трясину, а потом долго и со вкусом чавкал. Постепенно кисель становился все жиже и жиже. Когда уровень его достиг девочкам до пояса, путники вошли в густые заросли тростника.

 – Молочная река! – объявил Леший.

И действительно, дальше за тростником лежала ровная белая поверхность, сливающаяся с висящей над ней полосою тумана. Другого берега не было видно. Зато стоять в молоке было гораздо теплее, чем продираться через промозглые заросли оврага.

 – Дальше придется вплавь, – сказал Леший и негромко свистнул.

Из тумана послышался ответный свист, потом всплеск, и через несколько секунд прямо перед путниками вынырнула девичья головка с длинными зелеными волосами.

 – Привет, подруженьки! – сказала Русалка. – Плавать еще не разучились?

 – Нет, – не совсем уверенно ответила Саня. Ведь с прошлого лета купаться сестренкам еще не приходилось.

А Юля честно призналась:

 – Мне такую реку, пожалуй, не переплыть.

 – И не надо, – успокоил девочек Леший, – динозавр вас вывезет. Ведь вывезешь, Тритоша?

 – Да я! Да для хозяюшек! – пробулькал Тритонн, с удовольствием запивая овсяный кисель парным молоком.

 – Вот и славненько! – Леший привлек девочек к себе. – Дайте-ка я вас на прощание поцелую.

 – А вы разве не с нами? – испуганно спросила Юля. Она уже привыкла к ласковой опеке старичка-лесовичка. Расставаться с ним было страшновато.

 – Дальше мне, к сожалению, ходу нет, – печально вздохнул Леший, – но я и отсюда вам чем смогу, помогу.

Он пощекотал девочек своей клочковатой бороденкой, что, вероятно, означало поцелуй, и подсадил их на спину Тритонну. Танька тоже выбралась у хозяйки из-за пазухи, справедливо полагая, что в случае тритоннокрушения, находиться на палубе все-таки безопаснее, чем в трюме.

 – Следуйте за мной! – скомандовала Русалка, и флотилия отчалила от берега.

Держась за скользкий гребень Тритонна, девочки обернулись и помахали Лешему. И он тоже, стоя по пояс в молоке, махал в ответ, пока не скрылся в тумане.

 – Что-то слишком часто нам последнее время приходится прощаться, – грустно заметила Юля.

 – Да уж, – согласилась старшая сестра.

На середине реки туман начал редеть. Мутное солнце замаячило в белесой вышине. И это сильно обеспокоило Русалку.

 – Пошевеливайтесь! – подгоняла она пловцов.

Но и без понуканий всякий старался как мог. Размашистыми саженками плыл Соловей Разбойник. Ходко двигался Медведь, держа над поверхностью одни только уши да кожаную пуговицу носа. Энергично работал хвостом и лапами Тритонн. Хуже всех приходилось Фоме. Лошадиная его часть, к сожалению, плохо была приспособлена для плаванья, но кентавренок старался изо всех сил, помогая себе руками. Туман окончательно истаял, когда другой берег был уже невдалеке. Внезапно Русалка приложила палец к губам. Пловцы замерли и явственно услышали нарастающий комариный писк, тянущийся откуда-то из-за горизонта.

 – Стимфальские птицы, – пояснила Русалка. – А ну-ка, поднажмем! Фома, держись за Тритонна.

Оставив пустую гордость, кентавренок ухватился за протянутые руки сестренок, и пловцы, напрягая последние силы, рванулись вперед. Они уже были совсем близко от спасительных тростниковых зарослей, когда из-за соседнего мыса появилась эскадрилья стимфальских птиц. Она мчалась клином на бреющем полете, так что отчетливо были видны крючковатые хищные клювы, стальное оперение крыльев, безжалостные стеклянные глаза. Последним героическим усилием наши друзья бросились в тростники, и птицы, с режущим уши ревом, пронеслись над их головами.

 – Может быть, не заметили... – с надеждой сказал Фома.

 – Не надейся, – Русалка зачем-то ломала трстник, выбирая стебли потолще, – просто отреагировать не успели.

 – Ничего, у меня для них гостинцы найдутся! – Соловей Разбойник уже стаскивал с Тритонна свой походный ранец.

 – Побереги патроны. Пригодятся еще – не на прогулку идешь, – Русалка заранее припасенной проволокой прочистила перегородки в стеблях тростника и раздала их соратникам. – Вот лучше ныряйте и дышите через них. Сможете?

Аборигенам Страны Сказок такой способ прятаться был не в новинку. Саня с Юлей тоже не раз пробовали его, купаясь в ванной. Тритонн от дыхательной трубки отказался: "И так обойдусь." А вот с Танькой пришлось повозиться, пока до кукольных мозгов дошло, что от нее требуется.

К сожалению, Русалка оказалась права. – Стимфальская стая, по инерции пронесшаяся за соседнюю излучину, перестроилась в боевые порядки и повернула назад. Однако наши друзья уже успели замаскироваться в тростниках, выставив наружу лишь тонкие дыхательные трубки.

Увидев, что желанный и столь близкий враг исчез, птицы пришли в ярость. Они обрушили на поверхность реки сотни смертоносных стальных стрел. К счастью, точного расположения путников они запомнить не успели. К тому же молоко – не вода, оно непрозрачно и не позволяет разглядеть, что там таится на дне. Поэтому обстрелу подверглась вся прибрежная полоса между двумя излучинами реки. Раскаленные стрелы вспенивали молочные волны, ломали тростник, с шипением вонзались в кисельный берег, все гуще наполняя воздух запахом подгорелой молочной каши. А птицы все снова и снова заходили в атаку, очень похожие на американских летчиков, удивительно храбрых в сражениях с беззащитными. Наконец, запас смертоносных зарядов иссяк и, сделав несколько кругов над полем боя, Стимфальская стая развернулась и с победным карканьем потянулась на запад, к своим основным базам.

Когда ее зловещий гул совсем затих за горизонтом, наши друзья вынырнули на поверхность. Кругом плавали коричневые пенки подгоревшего молока, стоял изломанный тростник, но из участников похода никто не пострадал, только в загривке у Медведя торчало несколько стальных оперений, однако молоко погасило их убойную силу, и стрелы просто запутались в густой шерсти. А прожорливому Тритонну ныряние очень понравилось. В придонной сметане он отыскал пару жирных, ленивых карпов и теперь расхваливал спутникам вкус этого непревзойденного блюда – карпа в сметане.

Экспедиция выбралась на берег и укрылась в пещерке под обрывом. Здесь меж корней высохшего дерева сочился небольной родник, нормальный родник – водяной, а не молочный. Все с удовольствием обмылись в нем, а то, на вошедшем в силу солнце, молоко быстро кисло и издавало непрятный запах. Здесь же и подкрепились, запивая пищу ключевой водой. После столь обильной молочной ванны к молоку никто и прикасаться не хотел.

 – Ну, давайте прощаться, –наконец сказала Русалка ("Опять прощаться!" – мелькнуло в голове у девочек.) – Дальше я вам не помощница, да и зверь ваш – тоже. Подохнет он там. Будем здесь дожидаться. Три дня и три ночи, как договаривались. Посвист условный знаете.

Соловей Разбойник согласно кивнул и, освободив Тритонна от груза, без долгих слов принялся распаковывать мешки. Скоро штурмовая группа с головы до пят увешалась всевозможным оружием. Были здесь обыкновенные луки, щиты, мечи, но были и совершенно фантастические базуки и пулеметы – бредовые выдумки голливудских дизайнеров. Разумеется, присутствовала и наша национальная гордость – автоматы Калашникова. Девочки же остались при своих кинжальчиках да с рюкзачками. Хотя они и поглядывали с завистью на блестящие боевые цацки, но Соловей строго сказал:

 – У каждого своя работа.

А Фома добавил:

 – Ваша сила не в этом.

Сестренки расцеловались с Русалкой и Тритонном.

 – А, может быть, возьмем его... – начала было Саня, но Соловей гаркнул во всю глотку:

 – Отставить разговоры! Вперед и вверх, а там... – и первым принялся карабкаться на кручу.

Глава 9. Огонь

Как уже говорилось, берег, к которому причалила наша экспедиция, был крутой, обрывистый, а что там кроется за этой кручей, приходилось только догадываться. "Но уж в киселе, наверное, больше вязнуть не придется", – думали девочки. И совершенно справедливо – почва на склоне была сухая, обугленная. Огромные ломти ее обламывались под руками и с легким шорохом скользили вниз. Когда трудный подъем был преодолен, и Медведь за руки втащил сестренок и Фому на последний уступ, девочки ахнули перед открывшейся их взору картиной. – Впереди тянулась голая выжженая пустыня. Красноватая почва ее была изрезана трещинами. Кое-где торчали обугленные остовы деревьев. Посреди равнины возвышалось исполинское сооружение, похожее на египетскую пирамиду с усеченной вершиной.

 – Это и есть толстомырдинский замок? – шепотом спросила Юля у кентавренка.

 – Нет, это он строительство Вавилонской телебашни затеял. "Вот, – говорит, – закончу ее, тогда всех вас окончательно к ногтю возьму. Такую свободу слова получите, что ни в одной норе от нее не укроетесь." Отчасти поэтому мы вас и поторопились призвать. Кто его знает, вынет душу – и не заметишь, – вздохнул Фома.

 – А почему здесь земля такая... кирпичная?

 – Потому что здесь зона ответственности Змея Горыныча. Он здесь порядок поддерживает. А какие у Змея понятия о порядке могут быть? – Сжечь все дотла, вот тебе и порядок.

 – И где он сейчас? – резонно спросила Саня.

 – Вот это, девонька, очень животрепещущий вопрос! – вмешался в беседу Соловей, до сего момента подправлявший амуницию. – Просто черезвычайно интересно, где эта скотина сейчас обретается. Может быть, дрыхнет, а, может быть, другие районы патрулирует. Не одни мы его линию обороны тревожим. Сегодня мушкетеры обещали вылазку сделать, чтобы отвлечь Змея хоть ненадолго.

 – Значит и мушкетеры за вас? – обрадовалась Юля.

 – А то как же? После того, как Толстомырдин подвески королевы приватизировал, они к нам и присоединились. Отличные, между прочим, ребята! Хотя оружие у них допотопное. И менять не желают. Мол, только шпагой мы должны защищать свою честь! А много ли шпагой да мушкетом против бронированного чудовища навоюешь? У нас же против всякой гадины есть рогатины! – Соловей любовно погладил ствол гранатомета. – Однако, давайте двигаться. Уж и так звездно-полосатое солнышко припекает.

Отряд выстроился в боевой порядок: Соловей с автоматом на взводе – впереди, Медведь обок сестренок, Фома в арьргарде, Танька опять пристроилась на пузе у хозяйки.

 – Запевай! – скомандовал Разбойник. И сам же, повинуясь команде, бодро затянул "Дан приказ ему на запад, ей в другую сторону"... Девочки дружно подхватили знакомый мотив.

Выжженая пустыня казалась совершенно ровной лишь на первый взгляд. Были и на ней свои овраги, лощинки, впадины – следы высохших водоемов. Наши путники двигались по руслу бывшей речки, опасливо поглядывая на маскирующие, но и, одновременно, заслоняющие обзор берега. Однако над их обугленной кромкой не было видно ничего, кроме ярко-синего неба, и даже ни единой малой пташки не трепетало в этой синеве. Солнце стояло высоко, не дозволяя даже крохотному клочку тени упасть на путешественников. Было очень жарко и очень хотелось пить. Однако Соловей, взявший на себя командование, не останавливался сам и подгонял отстающих. Так минул час, другой, пошел третий... И вдруг за очередным поворотом речки небо заслонила темная громада, – тропа вывела путников прямо к подножию Вавилонской телебашни.

 – Привал! – прохрипел Разбойник и, грохоча оружием, повалился в спасительную тень. – Воду берегите...

Все раскупорили тыквы-горлянки и досыта напились. Фома заставил девочек разуться и обтер прохладной водой их распаренные ноги. Есть в такую жару не хотелось.

Четверть часа путники полежали в тени, восстанавливая силы. Вместе с силами восстановилось и любопытство – экспедиция решила обследовать титаническое архитектурное сооружение, ведь никто из ее участников в этих краях еще не бывал. Работы на стройке по каким-то причинам не велись, так что, на первый взгляд, никаких препятствий для познавательной экскурсии не существовало. Только Медведь прорычал что-то неодобрительное по поводу этой затеи, но внимания на него не обратили.

А полюбоваться действительно было чем. Мраморный цоколь телебашни покрывали резные фигуры выдающихся деятелей голубого экрана. Все они представали в виде древнегреческих богов и героев – в туниках и с лавровыми венками на головах. Большинство физиономий было сестренкам совершенно не знакомо (в Дубках действовали всего две программы телевидения), но встречались и лица надоевшие до оскомины. – Вот дядя Леня Якубович катит в гору какое-то колесо. Вот известная телеведущая в парике Горгоны Медузы. Вот отважный телеобозреватель Доренко, почему-то изображенный в виде кентавра. На крупе его, крепко ухватившись ножками, восседает невзрачный лысенький человечек. Вот Макаревич задумчиво перебирает сковородки. А вот и, с пеленок родные, Филя, Степашка, Хрюша и Каркуша! Из последних сил отбиваются они от навалившейся со всех сторон рекламы.

Перед любимыми героями девочки задержались бы подольше, но широкая каменная лестница, спиралью опосывающая башню, неудержимо манила все выше и выше. На поворотах лестницы возвышались величественные изваяния уже совершенно неизвестных типов. Может быть, это были изобретатели телевидения, а, может быть, даже его хозяева, или хозяева хозяев. На усеченной вершине башни располагалась, огороженная баллюстрадой смотровая площадка. Отсюда прекрасно виделась белеющая на востоке лента Молочной реки. Дальний ее болотистый берег таял в мутноватой дымке. Но сестренки все-таки помахали ему, надеясь донести привет , если не до зорких глаз Лешего, то хотя бы до вещего сердца Бабы Яги. И, в самом деле, оттуда что-то то ли блеснуло, то ли аукнулось в ответ. На западе, в противоположной от реки стороне, продолжалась выжженная равнина, зона ответственности Змея Горыныча. Но большая ее часть уже была пройдена. За пустыней курчавился лес, посреди которого Возвышалась то ли скала, то ли холм с уставившимся в небо черным стеклянным пальцем толстомырдинского небоскреба. Дальше – ничего кроме моря и сливающегося с ним неба...

Экскурсия на вершину Вавилонской башни принесла нашим путникам несомненную пользу и, возможно, закончилась бы вполне благополучно, если бы не задиристый характер их командира. Обходя смотровую площадку по кругу, Соловей Разбойник нос к носу столкнулся с господином Толстомырдиным. Разумеется не лично с Толстомырдиным, иначе тут бы тому и каюк, а с одним из рекламных щитов, обильно разбросанных по Стране Сказок. Выдающийся экономист на щите, как всегда обещал невиданные свободы плюс немедленный расстрел за посягновение на священную частную собственность. Морда его нагло лоснилась и просто напрашивалась, чтобы на нее плюнуть. Соловей Разбойник и плюнул... Ох, не надо было ему поддаваться первому, пусть даже и вполне справедливому чувству! И никому не надо этого делать.

Жуткий вой сирены прорезал застоявшийся полуденный воздух и перекатами понесся над выжженной равниной.

 – Сигнализация! – Соловей с досадой стукнул себя кулаком по лбу и скомандовал: – Все вниз!

Стуча сапогами, когтями, копытами и кроссовками по звонким каменным ступеням, отряд понесся вниз. Но было уже поздно. Небо на севере, в дальнем краю пустыни, будто бы потемнело, низкий зловещий гул послышался оттуда, перекрывая истошные вопли сирены. Летные качества Змея Горыныча были конечно не те, что у Стимфальских птиц, слишком он был тяжел и неповоротлив. Однако, судя по всему, бежать через пустыню вперед, прорываться к лесу, было уже невозможно. Поэтому командир решил принять бой у подножия башни, используя ее как естественное укрепление. К тому же разбросанные по стройплощадке бетонные и каменные глыбы, горы строительного мусора, траншеи, котлованы давали множество укрытий и позволяли маневрировать. На открытом же пространстве, любая огненная атака Змея Горыныча могла испепелить штурмовой отряд. Первым делом командир затолкал девочек, Таньку и Фому в каменную нишу у подножия пирамиды и велел сидеть смирно. Кентавренок попробовал протестовать, и Соловью Разбойнику пришлось пригрозить ему трибуналом за неисполнение боевого приказа.

Медведь тем временем готовил оружие: щелкал затворами, досылал патроны в патронники, ставил предохранители в боевое положение... Затем, безмолвно переглянувшись с командиром, он нырнул в глубокую траншею и уставил в небо ствол гранатомета. Соловей Разбойник, взвалив на плечо трубу, с торчащей из нее ракетой, занял позицию среди нагромождения бетонных блоков, подальше от укрытия девочек.

В следующие мгновения тяжелый небесный гул достиг своей наивысшей громкости, и черная туча, очертаниями похожая на американский бомбардировщик Б–1А, только с тремя пилотскими кабинами, застила солнце.

Змей Горыныч летел невысоко, над самой макушкой недостроенной Вавилонской телебашни, так что снизу прекрасно можно бало разглядеть его брюхо, укрытое чешуею стальных пластин. Между двух чешуек, дрожал, покачивался от встречного потока воздуха обломок мушкетерской шпаги.

Именно туда и нацелил Медведь свой гранатомет. Граната взорвалась в воздухе. Сотни смертоносных осколков звонко застучали по металлу, не нанося бронированному чудовищу никакого вреда. Однако в ответ оно страшно зарычало и, изогнув вниз одну из голов, ударило по врагу струею огня. Но слишком далеко вперед пронесло уже Змея Горыныча, – стрелок остался невредим, и только огромное количество пустых бутылок, там и сям разбросанных по стройплощадке, расплавилось в языках змеиного прамени, рассыпалось сотнями блестящих стеклянных катышков.

Да, атаковать из положения, когда противник остался позади, было несомненным промахом. И, воспользовавшись им, Соловей Разбойник нажал на спусковой крючок ракеты типа "Стингер".

Ракета "Стингер", как всякому известно, движется по тепловому лучу, туда где потеплее. И, как бы не изворачивалась цель, "Стингер" поворачивает вслед за нею. В данном случае тепловой луч, то есть пламя, исходил из глотки Змея Горыныча. Туда ракета и влетела. Раздался взрыв, и одна из огнедышащих голов, с грохотом десятка тысяч кастрюль, ударилась о землю.

 – Два – один, пока не в нашу пользу, – прокомментировал боевой эпизод Соловей Разбойник.

А Змей Горыныч, чуть было не утративший равновесие из-за потери части груза, уже разворачивался для новой атаки. Медведь и Соловей Разбойник поливали его пулеметным огнем, стараясь попасть в глаза, единственное уязвимое место летающей крепости. Однако пули щелкали лишь о стальные бока, сплющивались и свинцовым дождем падали вниз. Закончив маневр, теперь уже двухголовый дракон снова устремился на башню.

 – А ну как он сейчас в нашу сторону плюнет? – прошептала Танька, выглядывая из укрытия. – Бедная моя резиновая голова!

Однако разъяренное чудище не заметило ни девочек, ни кентавренка. Оно преследовало своих обидчиков, а те уже покинули прежние позиции и укрылись по другую сторону Вавилонского телецентра. И снова Змею Горынычу пришлось подставлять свое брюхо выстрелам.

Поскольку "Стингер" имелся всего лишь один, в ход теперь пошли противотанковые гранаты. От их взрывов часть змеиного панцыря осыпалась на землю осенним листопадом, но для окончательной победы этого было явно маловато. Да и Змей, как видно, поумнел. Он уже не отваживался на лобовую атаку, а кружил возле башни, стараясь достать врага короткими огненными струями.

Всему хорошему, равно как и плохому, в нашем мире рано или поздно приходит конец. Кончаются праздники и каникулы, пирожные и торты, мороженое и шоколад. Бывает, что кончаются дружба и любовь. Впрочем, вражда и ненависть тоже иногда кончаются... Увы, этот закон правит и в Стране Фантазии, ведь и любое воображение не безгранично. В данном случае кончились противотанковые гранаты, а обыкновенные, противопехотные, были почти бесполезны. И стрелковое оружие не наносило Змею никакого вреда. Обороняющиеся все бегали вокруг башни, отстреливаясь из автоматов. Однако Змей преследовал их по пятам. Все круче и круче закладывал он виражи, крылья его уже почти касались каменных ступеней, алмазные когти сбивали головы мраморным истуканам. Казалось, конец уже предрешен.

Но вдруг Медведь, перекинувшись взглядом с Соловьем Разбойником, перестал прятаться за грудами мусора и бросился по лестнице вверх, прямо на Змея Горыныча. Тот отпрянул от башни, опасаясь какого-нибудь секретного оружия, какой-нибудь атомной минибомбы. Однако Медведь стоял на смотровой площадке совсем безоружный, даже и обыкновенного автомата у него не было. Увидев это, Змей издал торжествующий вопль и ринулся прямо на врага, в намерении проглотить обидчика. И тут в лапах у Медведя сверкнуло лезвие дамасского меча, перед которым любое другое железо все равно, что масло перед столовым ножом.

Набрав от радости слишком большую скорость, Горыныч уже не мог отвернуть, но успел выпустить струю огня навстречу сверкающей опасности. Поле боя окуталось дымом и наполнилось грохотом. Потом из дыма вырвался уже одноголовый дракон и с жалобным карканьем почался подальше от башни, а по склону ее, бряцая и выплевывая последние сгустки пламени, запрыгала предпоследняя голова.

Увы, обожженный и израненый Медведь тоже покатился вниз.

Этого Фома и девочки вытерпеть не могли. Они выскочили из укрытия и бросились к искалеченному телу друга. Медведь лежал у подножия башни рядом с изображением телеобозревателя Сванидзе, неутомимо побеждающего гидру тоталитаризма. Лапы храброго зверя были неестественно раскинуты по сторонам, шкура во многих местах сожжена, так что под ней виднелась голая розовая кожа, покрытая водянистыми волдырями. В боку зияла глубокая рана, из которой пульсирующими толчками вытекала густая темная кровь. Еще несколько ран поменьше покрывали голову и лапы. Глаза Медведя были закрыты.

Фома опустился на колени и прижался ухом к груди друга. А девочки, вспомнив о медикаментах, собранных предусмотрительной Мамой, принялись развязывать рюкзаки.

 – Дышит! – наконец сказал кентавренок.

 – Ура! – шопотом отозвались сестренки и стали промывать раны водой, поливать их йодом, прилеплять пластыри и заматывать бинты. Раньше им никого врачевать не приходилось, можно даже сказать, что крови они боялись. Но одно дело, когда ты можешь позволить себе побояться, а совсем иное, когда на твоих руках умирает раненый друг.

 – Спасибо, – сказал Медведь, открывая глаза. И это было первое человеческое слово, сказанное им за время похода.

 – Один – два! Наша команда вырывается вперед. – Соловей Разбойник подошел к полевому лазарету, вытирая пот подолом рубахи.

 – Теперь Змей на рукопашную не пойдет, – озабоченно сказал Фома, – постарается издали достать.

 – Это мы еще посмотрим – пойдет или не пойдет. Если очень попросить, я думаю, согласится, – Соловей положил руку на плечо кентавренка. –Ну что, Фома, наступает твоя ария.

 – Я готов.

 – А коли готов, скидывай лишнее оружие, хватай девчонок, и по моей команде – вперед! – палец Соловья указал на торчащий вдали замок выдающегося экономиста.

 – А ты?

 – А я тут останусь, надо же партию доиграть. Есть одна заветная песня у Соловушки! – таинственно добавил Разбойник.

Пререкаться было бесполезно. Фома сбросил с себя все, оставив только лук, стрелы да небольшой кинжал. Общими усилиями Медведя оттащили в каменное укрытие и стали готовиться к последней схватке.

Змей Горыныч тем временем кружился на порядочном расстоянии, тоже собираясь с силами. Разумеется, он заметил, что число его недругов увеличилось. Но, с другой стороны, даже невеликим змеиным мозгам было понятно, что две девчонки-малолетки, кентавренок и пластмассовая кукла, скорее помешают, чем погут Соловью вести полноценный бой. Правда, еще с одной стороны, после утраты пары голов, отвага бронированного ящера уменьшилась, самое малое, втрое. Вообще рисковать, имея в запасе несколько жизней, значительно легче, чем располагая одной – единственной, и поэтому особенно любимой.

Наконец Змей решился-таки на атаку. Он повернул к башне и, неторопливо помахивая крыльями, стал набирать скорость. Но что это?! – Ненавистные враги, вместо того, чтобы прятаться в каменных катакомбах, вышли на открытую поверхность и нагло направились к замку Хозяина! Впереди шествовал кентавренок с девчонками на спине, тыл им прикрывал красорубашечный разбойник, вооруженный лишь мечом и щитом.

"Ну нет, больше меня на такие уловки не поймаешь! – злорадно подумал Змей. – Испепелю на расстоянии и полечу в ангар головы отращивать." Он замахал крыльями сильнее и на полной скорости помчася к нашим путникам, таким беззащитным среди чистого поля.

Бронированая громадина летела на них как электричка и, казалось, не было на свете силы остановить ее. Девочки зажмурились от страха, кентавренок изготовился к прыжку, чтобы хоть куда-нибудь унести своих седоков, унести и сохранить. Но тут Соловей обернулся к Змею Горынычу и, сунув два пальца в рот, свистнул. Словно бы невидимый звуковой барьер вырос перед мчащимся на всех парах ящером...Удар! И он с грохотом обрушился на землю. Так всегда бывает, когда быстро летящее тело натыкается на преграду.

 – Давай Фома! – крикнул Соловей, и Фома стрелою пустился к синеющему впереди лесу.

А Соловей Разбойник проверил пальцем остроту меча и еще раз пробормотал строчку классика:

 – Есть одна заветная песня у соловушки... Вернее была. Все силы и талант в нее вложил. Ну да в поле две воли. Еще посмотрим, кто кого...

Прилежные читатели сказок знают, что драконы ужасно живучи, и, не лишив их голов, рано думать о победе. К той же породе принадлежал и Змей Горыныч. Крылья его были поломаны, из ран хлестала смрадная кровь, пахнущая керосином, но все-таки он поднялся на лапы и, не имея иной цели, кроме как отомстить этому человечишке в запрещенной красной рубахе, заковылял вперед. И грянул бой...

Глава 10. Медные трубы

Фома мчался не оборачиваясь. Одажды на его пути возникла канава полная горящей драконьей крови, но кентавренок с ходу перескочил ее, лишь слегка опалив шерсть на брюхе. Позади слышались лязг и грохот, но то было позади. А цель – впереди, ближайшая цель – кудрявая и, с виду, такая безопасная лесная опушка.

Въехав под спасительную сень деревьев, Фома остановился, чтобы восстановить дыхание. Бока его судорожно вздымались. Девочки хотели было слезть на землю, но кентавренок остановил их:

 – Не надо. Так мы быстрее доберемся.

Он сделал еще несколько глубоких вдохов и легкой рысью поскакал по едва приметной тропинке. Цветущие ветки неизвестных деревьев хлестали девочек по плечам, усыпали дорогу белыми лепестками.

 – А у нас еще и черемуха не цветет, – с завистью сказала Саня.

 – Везет некоторым, – согласилась младшая сестра.

Чтобы не расплакаться, девочки старались не думать об ужасе, оставшемся за спиной. А что их ждет впереди они не знали и знать не желали, чтобы не бояться заранее.

Фома все скакал и скакал по бесшумному моховому ковру, перепрыгивал через неглубокие светлые ручейки, рассекал грудью напитанный ароматами воздух и, казалось, этой благоуханной скачке не будет конца. Казалось...

Вдруг передние ноги кентавренка подломились, задняя часть туловища взметнулась в воздух, и девочки, кувыркаясь, полетели в густые заросли папоротника.

Когда они снова выбрались на тропинку, Фома лежал на боку. Лицо его было бледным, а правая передняя нога накрепко схвачена стальными челюстями волчьего капкана. Из под острых зубьев капкана, марая белую шерстку, струйками стекала алая кровь.

 – Кинжал... – чуть слышно прошептал Фома.

Юля подала ему выскочивший из ножен и валявшийся неподалеку кинжал. Кентавренок изогнулся и просунул лезвие в челюсти капкана. Железо заскрежетало по железу, что-то щелкнуло, и кентавренок, облегченно вздохнув, отвалился в сторону.

 – Надо перевязать, – засуетилась Саня.

 – Потом, – Фома с трудом поднялся на ноги. – Уходить надо. Может быть, и тут сигнализация. За мной!

Он на трех ногах заковылял по тропинке, оставляя за собой долгое кровавое многоточие. Дойдя до ближайшего ручейка , Фома вступил в воду, и мутно-бурые завихрения заструились от его копыт.

 – Теперь пойдем по воде, чтобы со следу сбить, если пустят погоню.

Девочки тоже вошли в ручей, и все трое двинулись вверх по течению. Ручей брал начало из родника, бившего в склоне оврага. Кругом густо росла ольха, а, если опуститься на корточки, то высокий ковер папоротника укрывал путников вторым слоем маскировки.

 – Здесь, – сказал Фома и первым скрылся под папоротниковым ковром. Сестренки нырнули вслед за ним.

 – Первым делом перевязка, – напомнила Саня. Однако все бинты и пластыри были истрачены на Медведя.

 – Ничего! – догадалась Юля. Она раскрыла рюкзак и, вытащив пакет с запасным бельишком, быстро распластала на узкие полосы свою майку. За неимением подорожника к ране привязали листья ольхи.

 – А теперь ешьте! – приказал кентавренок.

Есть не хотелось, от вида выступившей сквозь повязку крови мутило, но ослушаться приказа девочки не посмели и подкрепились остатками курицы и хлеба. Фома тоже сжевал маленький кусочек.

 – Не будем терять времени, – сказал он, когда трапеза закончилась. – Мы сейчас совсем рядом с замком. Я останусь здесь. Помочь вам уже не могу, дальше поймете почему. А вы пойдете вверх по этому оврагу. Когда выберетесь из него, увидите расколотую молнией сосну. Около нее по склону к замку поднимаются две трубы. По одной из них Толстомырдину подают живой лесной воздух. По другой из замка идет воздух мертвый. Смотрите, не перепутайте! – можно задохнуться. Трубы забраны решеткой, но наши друзья должны были ее подпилить. По трубе с живым воздухом вы проникните в логово выдающегося экономиста, а дальше действуйте, как сердце подскажет. Что вас там ждет, я и сам не знаю. – Фома немного помолчал и продолжил. – До сих пор вы вели себя молодцом. На пятерку, как у вас в школе говорят. Так и дальше держитесь. И друг с другом попытайтесь не расставаться. В этом ваша сила.

 – Фом<